– Может, останешься на ночь, сынок? – вдруг спросила старушка. – Оставайся, – не дожидаясь ответа, повторила она.
– Да, верно, куда тебе на ночь глядя уходить, – крякнул старик. – Оставайся, коли так вышло. Да и погода сегодня, – он взглянул в окно, за которым развернулся белый шторм.
Действие алкоголя ослабло, оставив после себя только кислый привкус во рту и чугунную голову, которая с каждой минутой становясь все тяжелее. Слова этой старушки обладали каким-то убаюкивающим эффектом. А надо ли мне и впрямь куда-то ехать? Мне тут тепло, хорошо, в руках чай, еще и одеяло дали. Ватное одеяло пахло пылью, уютом и почему-то костром. Мысль о возвращении в холодную зимнюю метель казалась невыносимой.
Телефон в кармане продолжал разрываться от уведомлений из чата с пацанами, но я не шевелился. Шевелиться не хотелось. За окном завывал недружелюбный ветер, а мое тело откисало в тепле. Ноги как будто врастали в пол, а руки казались неподъемными. Мысли шершавыми валунами с трудом перекатывались внутри черепа.
– Ну, решено, сынок, я тебе постелю в бывшей комнате дочки нашей, – донесся до меня как сквозь толстую подушку голос старушки. Она добродушно улыбалась, ее большие серебряные серьги мерно посверкивали в свете лампы.
Вибрация телефона с кратких подергиваний перешла в упорную нескончаемую дрожь. Кто-то мне звонил. Я зевнул, все же выуживая мобильник из кармана.
– И кто в такое время названивает? – поджал губы старик, неодобрительно глядя на телефон. Мой взгляд упал на тяжелую черную цепь на его шее под рубахой, когда он пошевелился.
– И правда, – машинально согласился я, тупо глядя на экран. Мне потребовалось несколько секунд – долгих, тягучих мгновений – чтобы понять, что звонит мать. Страх вдруг вцепился в затылок, пробежался по шее, поднял волосы дыбом и сжал желудок. Че она мне звонит так поздно?
– Звони мне ночью, я бы не брал, – сказал старик, косясь на мобильник. Я взглянул на него и кивнул. Не буду брать, пусть думает, что я спокойно сплю у Шкета. Мать у меня беспокойная, любит переживать по пустякам. Я положил мобильник на стол перед собой.
Но он все звонил и звонил, а старики молчали. Я тоже молчал. Вибрировал стол, и с каждой его трелью уютная атмосфера вокруг рушилась, распадалась на фрагменты. Загудела голова с новой силой, до этого убаюканная теплом и чаем. Заболела спина от неудобной позы, скрутило живот. Одеяло стало давить на плечи, как будто весило тонну. Во рту усилился кислый привкус.
Вибрация будто заставляла виски разрываться от боли. В глазах темнело, и кухонька как будто стала мрачнее. Старики молчали, в каком-то оцепенении глядя на дрожащий мобильник на столе. Контакт «Мама» все звонил и звонил, не сдаваясь. Засосало под ложечкой от необъяснимой тревоги. Мама редко звонит так долго. Еще и ночью. Знает же, что я у Шкета. Зачем звонит? И… что я здесь вообще делаю? Эта мысль острым концом впилась в мозг, заставляя пошевелиться. Ватное одеяло упало с плеч на стул. Ослабла тяжесть, придавливающая меня к полу.
– Я, наверное, все же пойду, – нетвердо сказал я. Затем, чтобы не передумать, резко встал и чуть не плюхнулся обратно от того, что закружилась голова.
– Ну, как знаешь, сынок, – старушка бросила косой взгляд на деда и кивнула. Серьги закачались, посылая легкие всполохи света. – Как знаешь.
Сграбастав мобильник со стола, я быстро, чтобы не передумать, направился в предбанник. Всунул ноги в мокрые кроссовки, натянул куртку, чуть не промахнувшись мимо рукава. Зашаркали шаги – старики вышли со мной прощаться.