Алиса Антонова
Длинные зимние выходные

Я понимала всю мерзость своих мыслей… И понимала, откуда они взялись, – сработала непроизвольная защита… Я просто физически ощущала, что со стороны этой женщины на меня понимается волна тоскливой неизбежности… «Не сдавайся! Не сдавайся!» – твердила я себе… После своего приключения двухгодичной давности мне казалось, что дух мой окреп, я стала жестче, увереннее; мои чувства и совесть стали более прагматичными, и я научилась не поддаваться плаксивым блажным мольбам и чувствам…

Я не осознавала, что уже некоторое время стою неподвижно, обнимая чашку ладонями и уставившись невидящими глазами в огромное черное окно гостиной, в котором отражался акт ненаписанной трагикомедии…

Данилова же всегда замечала все:

– Антонова! Даже не ду-умай! – возмущенно зашептала она мне в ухо, подойдя ко мне и геройски заслонив меня собой, как щитом, от Изольды Альбертовны.

– А если с Игорем Сергеевичем что-то случится… всю оставшуюся жизнь к психотерапевтам ходить или… жить с этим? – я еле выдавила из себя вялый ответ.

– Не сходи с ума! – лихорадочно шептала Рита. – Все беды ты своим чахлым телом не прикроешь!

– Все меня и не просят…

– Тьфу, дура! – в сердцах заключила подруга. – Ну тогда и я с тобой!

– Давай! – промямлила я. – На пару веселее к психотерапевтам ходить, если и с твоей мамой что-нибудь случится! Оптом, пожалуй, и дешевле будет…

– Ну, может, мы обернемся быстро… – неуверенно произнесла Рита…

Подвисло молчание. Наше бестактное перешептывание в присутствии Изольды Альбертовны, похоже, ее не задело. Она застыла в каком-то ожидании и только с удивлением переводила взгляд с меня на Данилову.

И вдруг, словно почувствовав что-то неясное, но обнадеживающее, она вскочила с кресла и бросилась к нам, молитвенно сложив ладони:

– Умоляю! Умоляю! Не откажите! Не ради меня, не ради меня! Ради Игоря Сергеевича! Я отблагодарю! – неприятно молила она.

С нее станется пасть на колени… Я уже не могла это вынести:

– Я поеду только на один день! На один день! – затараторила я, испуганно отмахиваясь и отстраняясь от нее. – Утром туда – вечером обратно! Если мне удастся что-то выяснить – хорошо, если нет – не обессудьте, Изольда Альбертовна!

– Вы найдете, вы найдете, – она обмякла и расплакалась совершенно как сопливая девчонка…

– Если билеты найдутся, – Рита зрила в корень.

– По любой цене, Риточка Павловна, прошу вас…

Изольда Альбертовна окончательно разрыдалась… События этого вечера дались ей нелегко, и сейчас вся ее светскость выливалась в этих еле сдерживаемых всхлипываниях, превращая ее живую страдающую женщину. Со второго этажа в испуге сбежала Маша; Вадим, перекинувшись через перила, взирал на нас сверху.

– Все в порядке, все в порядке! – Рита жестом прогнала мужа обратно, – Машка, ну что ты уставилась – капельки нам приготовь!

Через некоторое время худо-бедно Альбертовну успокоили, и Маша повела ее домой.

– Ну, что, подруга! – Данилова злилась. – Устроила себе головную боль! Она бы промаялась ночь и наутро, поздно – через день, обратилась бы в полицию! – потом уже мягче добавила: – Ладно, иди, мне еще билеты покупать, такси тебе заказывать… Есть у меня кое-кто в Сочи, кому ночью можно звонить… А ты марш спать! Я разбужу, если рейс ранний… В конце концов, ты никому ничего не обязана, а там все-таки субтропики, море, тепло… Хоть денек на морском воздухе…

Последнее она пробормотала, уже уткнувшись в экран монитора.

Я нацепила поводок Мартину, которого мне предстояло опять бросить в одиночестве, и прогулялась с ним, одновременно пытаясь смириться с потерей еще одного вожделенного ленивого дня. Бедный пес вопреки обыкновению еле плелся, как будто загодя чувствовал разлуку… Я присела и обняла его:

– Ты уж прости меня, дружочек мой… ну что теперь поделать, видимо судьбища моя такая – вляпываться в ненужные мне приключения… Ты уж потерпи… Вадим с тобой погуляет, а я быстро обернусь.

Мартин сделал ответственную морду и лизнул меня в нос. Мне стало легче. Принятое решение, хоть и постылое, всегда лучше дамоклова меча неизбежности…

В конце концов останется еще целых шесть выходных дней! А Гревские либо там есть – либо нет! Поэтому, думаю, разберусь быстро, еще и время останется… Может, успею еще и осмотреть там что-нибудь до самолета! Так что… на юг, в субтропики, на солнышко! В Приморск!

На юге

Субтропики встретили меня шквалистым ветром, косым рваным дождем пополам с мокрым снегом и грохочущем морем… Разозленные ветром водяные валы как молотами вбивали воду в берег и, натолкнувшись на бетон набережной, взрывались огромными протуберанцами…

Я стояла ошеломленная и испуганная этим зрелищем, которое тем не менее вызывало у меня неизъяснимый восторг! Так захватывает дух мощная гроза или извержение – любая разбушевавшаяся стихия… особенно, если ты сам находишься в уверенной безопасности.

Завороженная, я стояла довольно далеко от края набережной, кутаясь в просторный пуховик Даниловой, которая, предусмотрев все, сунула мне его с собой. Подруга действительно провела почти всю ночь в сети, заказывая билеты, такси с водителем, который должен был максимально хорошо знать местность; подняв с теплых постелей свои связи, она искала опытного гида по этому побережью – уж не знаю, что Рита имела в виду, когда требовала для меня такого сопровождающего, – Гревских, которые жили где-то здесь очень давно, и, возможно, уже и не живут вовсе, ни один гид знать не обязан…

Как бы в подтверждение этому предположению молодой человек с табличкой «Алиса Аркадьевна» в руках, который встретил меня в аэропорту темным еще утром, мало походил на опытного – хоть гида, хоть водителя. При этом его внешний вид был впечатляющим: широкоплечий, чуть выше среднего роста, одетый в кожу и обвешанный всевозможными железяками… Да простит меня случайно затесавшийся сюда продвинутый читатель за такое определение…

Он заметно выделялся среди таких же бедолаг с табличками в руках, вынужденных ни свет ни заря, в выходной день, в жуткую непогодь, торчать в аэропорту, встречая незнакомых людей, чтобы затем возиться с ними какое-то количество времени.

Я подошла на призыв таблички. Лицо молодого человека составляло интересный контраст с остальным его образом: круглое, улыбчивое, даже милое… светло-серые глаза, ямочки на щеках, намеренно оставленная рыжеватая щетина… Он производил бы впечатление простецкого, хоть и симпатичного парня, если бы не подчеркнутая брутальность его облика ниже подбородка.

– Михаил, но все зовут меня Миша, – славно улыбнувшись, представился он после приветствия. – Я очень рад, что самолет не задержали, а ведь был большой риск – видите, что у нас тут творится!

– Да уж, субтропики… – недовольно взглянув на него исподлобья, неприветливо буркнула я, чувствуя себя совершенно разбитой после практически бессонной ночи, раннего подъема и перелета. И тут же спохватилась: – Не принимайте на свой счет… Уж больно эта поездка некстати… И ночью почти не спала… Да и что делать пока не знаю…

Последнее я проговорила уже сама себе под нос, но Миша уловил и уверенно ответил:

– Зато я знаю!

Он схватил чемоданчик, упакованный и выданный мне Ритой, где основное место занимал ее пуховик, – изучившая сводку Данилова засунула его в последний момент – и бодро двинулся из зала прилета.

Не спрашивая меня ни о чем, Миша уверенно вел машину по незнакомому мне городу, совершенно пустому по случаю еще только-только светлеющего дня и не располагающей к прогулкам погоде. Я, радуясь покою в теплой машине, пребывала в усталой полудреме и не очень-то замечала и интересовалась куда меня, собственно, везут. Припарковавшись на узкой улице, он зачем-то взял из машины мой чемодан и теперь тащил и меня, и чемодан через сквер со сгибающимися от ветра тощими пальмами; потом мы завернули за какой-то угол – и вдруг перед нами открылся безбрежный необузданный водный простор… Ветер и так сбивал с ног, но здесь, на широкой набережной, не зажатый домами, он вырвался на свободу и распоясался вовсю… Следуя за Михаилом, я с трудом преодолела несколько метров, оставшихся до какого-то кафе, которое, впрочем, было закрыто. Это не смутило моего проводника, и он, требовательно надавив на звонок, вскоре уже вводил меня в уютный и совершенно пустой зал.

– Куда вы меня привели, Миша?! – оглохнув от шума моря и ветра, здесь, в относительной тишине, я наконец-то включилась и с удивлением оглядывала пустые столики.

– Мне даны четкие инструкции относительно вас, – деловито ответил водитель, раздеваясь и помогая мне снять куртку. – Сейчас еще очень рано, город спит… Вам надо позавтракать, отдохнуть, а потом мы решим, что будем делать дальше.

– Кто же это вам дал такие инструкции?! – изумилась я. – Начальство?

– И начальство тоже…

– А кто еще? – настаивала я.

– Я имел очень серьезную получасовую видеоконференцию по телефону с Маргаритой Павловной, пока ждал вас в аэропорту, – Миша хитро улыбнулся. – С такой подругой не пропадете!

– Н-да… В Даниловой погиб великий управитель…

– С чего это вдруг погиб! – возразил Михаил. – Величие управителя определяется не масштабом управления, а талантом все предусмотреть… И прежде всего мне велено накормить вас сытным завтраком – он будет готов через двадцать минут. А вам нужно сидеть и отдыхать…

Он подвел меня к мягким уютным диванам, на один из которых складировал наши куртки и мой чемодан.

– А можно я пока на набережной постою? – попросила я.

Он нахмурился:

– Здесь тоже все видно, Алиса Аркадьевна, уже почти рассвело! – запротестовал он, указывая на стеклянные стены кафе, сквозь которые открывался изумительный вид на набережную и бушующее море.

– Нет-нет, мне надо проветрить голову…

Теперь я поняла, зачем он тащил мой чемодан… Неужели Данилова проинструктировала его на все случаи жизни?..

Без тени смущения он вынул из чемодана объемный пуховик Даниловой и протянул его мне с видом, не допускающим возражений… И в самом деле, что бы я делала сейчас в своей пусть и утепленной, но в такую погоду пригодной только для автомобиля куртки.

– Только не подходите близко к краю набережной, – уже выходя, расслышала я сквозь громыхание шторма строгое требование…

О! Какое блаженство, когда на тебя накидывают теплое пальто в ветреную погоду, кормят завтраками, предупреждают об осторожности, сами знают, куда нужно везти, и говорят, что нужно делать… Когда не нужно принимать решений, обеспечивать безопасность, проходить техосмотры и менять резину, искать рабочих, проверять сметы, находить деньги, обдумывать маршруты, дела, задачи, цели, отдых, цены, покупки… и далее по списку длиной в километр… А ведь когда-то я жила такой жизнью! Ну почти… «Коня на скаку…» – как же это все не про меня! И хотя я вынужденно закалилась, приземлилась и – увы – возмужала, но отголоски той закончившейся жизни вдруг зазвучали вновь, и я огромной охотой нырнула туда с головой, отчаянно понимая быстротечность и призрачность этого состояния…

Я правильно сделала, что вышла на воздух: ошеломительное возбуждающее зрелище, крепкий ветер, сильный запах моря вышиб из головы сонливость, размытость сознания, тоскливую досаду от вынужденной поездки. И хотя погода исключительно напоминала только что покинутый родной край, тем не менее каждая жилочка моего организма распознавала новую реальность, сбрасывала с себя питерскую хандру и радовалась каждому порыву свежего ветра… Воздух здесь пах по-другому, ветер не изматывал своим стоном, а бушевал ликующим восторгом, – все дышало необузданной жизнью, и весь этот край вливал в тебя здоровье с каждым вздохом!

Вот бы бросить все… продать дом, переехать сюда и блаженствовать до конца дней… Любоваться розами, которые не надо укрывать на зиму; не более месяца в году носить одежду тяжелее легкой куртки; не устраивать танцев с бубнами за каждую горсть ягод, зреющих в саду; а только наслаждаться солнцем, теплом и бессмертным морем!

Беспредметные мечты… Я ведь точно знаю, что стоит здесь поселиться, – и все изменится… Бесконечное солнце начнет раздражать; розы, за которыми не надо ухаживать, перестанут вызывать нежный восторг; привычная северная меланхолия сменится изматывающей тоской; друзья будут далеко, а новых уже и не успеть нажить… Не-ет… приезжаем, отдыхаем – потом едем домой и смакуем воспоминания.

– Алиса Аркадьевна, – я с трудом услышала голос Михаила, пытающегося перекричать шум моря, – все готово, подходите.

Увидев накрытый стол, я ахнула про себя. Скворчащая на маленькой сковородке глазунья, румяные сырники, овсянка, обсыпанная свежими ягодами, сырная тарелка, какие-то мясные штучки, несколько видов чая в стеклянных чайниках, апельсиновый сок, сливки в маленьком кувшинчике, булочки, тосты…

– Кофе принесут отдельно, – добавил Миша и требовательно указал рукой на диван, торопя меня к столу.

Я, ясное дело, сдержалась и не прокомментировала сие недешевое изобилие, только как могла равнодушно спросила:

– А карты здесь принимают?

– Финансовые вопросы я решаю с Маргаритой Павловной! – Михаил просто пригвоздил свой ответ. – У меня есть определенный лимит, превышение которого я обязан согласовывать. Но уверен, этого не потребуется, еще и останется.

«Данилова разорит Альбертовну окончательно», – подумала я.

– Да вы не переживайте, Алиса Аркадьевна, половину всего этого мы заберем с собой! Вот коробочки уже стоят, – он указал на соседний стол, где и в самом деле были приготовлены пустые пластиковые контейнеры. – Ни вы, ни я пока не представляем, где нам придется побывать сегодня, и далеко не везде есть кафе Рафика. Так что завтракайте, отдыхайте… О делах поговорим за кофе.

Этот мальчишка видит меня насквозь! Какая досада! Я нахмурилась и подсела к столу.

Однако уже через пару минут, совершенно покоренная, я требовала познакомить меня с невидимым Рафиком, который умеет из заурядной овсянки делать шедевр, сырникам придавать королевский вкус и так необычно жарить тосты… Мне немедленно нужно было узнать рецепт дивных маленьких колбасок, тающего во рту суфле из малины – или как это у них называется, – где не чувствовалось сахара, а только сорванная с ветки ягода; отчего у сливочного масла, которое завитыми стружками клубилось на стеклянном подносе, такой утонченный привкус…

Пожалуй, я никогда в жизни не употребляла на завтрак такое количество еды… Но – удивительно – мои давнишние пищеварительные хрони не выказывали ни малейшего недовольства, а приветствовали каждый кусочек и глоток; обжорство не вызвало ни тяжести, ни сонливости – только умиротворение и прилив сил.

Я вбивала в телефон рецепты и советы, которые диктовал мне подошедший удивительный Рафик – невысокий, щуплый армянин, который, как мне казалось, спустился с королевского пьедестала… Я легко болтала с ним, уверяя, что на «Золотом Бокюзе» он, без сомнения, положит всех на лопатки, выспрашивала рецепты, выпытывала, кому он передает свой талант…

Я перестала чувствовать обиду за потерянный выходной, ибо давно не чувствовала себя окутанной заботой и оттого счастливой.

Но вот стол убран, коробки наполнены и сложены в Мишин рюкзак, Рафик незаметно исчез и… принесли кофе.

Я сокрушенно вздохнула, вытащила телефон и открыла карту.

– Уберите ваш телефон, Алиса Аркадьевна, давайте-ка по-взрослому! – Миша несколько бесцеремонно взял инициативу в свои руки.

– Маргарита Павловна сказала мне, что нам нужно найти кого-нибудь, кто остался из семьи академика Сергея Ильича Гревского, который еще до войны обосновался где-то здесь, в населенном пункте, в названии которого фигурирует слово Приморск, – четко сформулировал он и поднял на меня вопросительный взгляд.

– Именно так, Миша! Мы сами нашли целых три населенных пункта с похожим названием. И все в этой части побережья.

– А есть еще те, которые вы не нашли – их просто нет на карте, – но они были, когда ваш ученый здесь поселился… Одни слились с городами или более крупными населенными пунктами, а другие были просто переименованы в девяностые – им были возвращены старые названия. Поэтому электронной карте доверять не будем.

Из одного из своих многочисленных карманов он достал аккуратно сложенную в пластиковый файлик бумажную карту и бережно развернул ее на столе, отодвинув чашку с кофе на безопасное расстояние.

– О! Конечно переименования! – я схватилась за голову. – Как же мы не додумали с Даниловой! Тогда, возможно, это вообще не здесь! Нужно заново искать! И за день уж точно не успеть! – я сокрушенно вздохнула… – Впрочем, можно ли вообще что-то искать в такую погоду… Все по домам сидят, в норках прячутся…

– Паниковать не будем! Может повезет! А погода… ну, море еще пошумит, а ветер, согласно сводке, стихнет через пару часов, – заметил Миша. – Вот только в поселках нас сейчас действительно никто не ждет: начало девятого… народ спит еще.

Мое утро вместило столько и тягостных сожалений, и возбуждающих впечатлений, с лихвой хвативших бы на полный день, что я только сейчас недоуменно осознала: ведь и в самом деле еще очень рано…

– Итак, – продолжил Миша, – самый близкий от нас населенный пункт, который когда-то назывался Приморский, находится всего в семи километрах от нас – в сторону Хосты и немного вверх; хотя на самом деле это уже не самостоятельный населенный пункт – его съел город. Но в моем детстве это место имело именно такое название – там когда-то жила моя тетя, и меня в каникулы часто отправляли туда на лето. Мы с двоюродным братом знали его вдоль и поперек, но что-то я не припомню никаких Гревских или там… каких-нибудь ученых…

– Может ваша тетя помнит? – с робкой надеждой спросила я.

– Тети Гали давно нет… Брат служит… Там никого из родных не осталось… – спокойно ответил Миша и, предупреждая мои извинения, тут же продолжил: – Все нормально… Но я надеюсь остался Вовка!

– Вовка?

– У нас целая команда была… сосланных на каникулы. Вовка, как и брат, был местным, и еще год назад он точно жил здесь. Или он, или его матушка могут что-то знать. Телефона у меня нет, но дом я точно помню. Так что предлагаю начать с бывшего Приморского.

Миша замолчал, уткнувшись в карту.

– Если здесь следов не найдем, то следующий уже в другой стороне – и далеко… Так что начнем все-таки с ближайшего; да и к Вовке-то я могу заявиться рано – сэкономим время. Ну что, Алиса Аркадьевна, вперед на поиски!

Поиски

Мы тепло попрощались с вышедшем проводить нас Рафиком и нырнули в бурю. Может ветер и стихнет через пару часов, но пока таких намерений он не выказывал. Добравшись до машины, я плюхнулась на заднее сиденье, побоявшись огромным пуховиком заполонить все пространство впереди и мешать Мише управлять машиной.

Некоторое время мы выбирались из паутины узких переулков пока не выехали на более или менее широкую улицу, которая, как пояснил Михаил, через пару минут выведет нас на трассу, идущую вдоль побережья.

Поняв, что наше с Даниловой представление о широте поисков оказалось совершенно дилетантским, и взлетела верх вероятность того, что одним днем это постылое приключение не закончится, я опять впала в уныние… Ну, что за комиссия, создатель, честное слово! – вляпываться в подобные приключения в моем возрасте… в свои уверенные «далеко за пятьдесят», когда настораживающий юбилей уже маячит своими соболезнованиями… А я опять куда-то мчусь, и опять не очень понятно зачем мне все это надо…

Ворочая в голове вредными для здоровья мыслями, я угрюмо разглядывала пейзаж за окном. И вдруг увидело нечто, что взорвалось в голове отличной, как мне показалось, идеей…

– Ой, Миша, стойте! Остановите машину! – воскликнула я, навалившись на переднее сиденье всем своим пуховиком.

Михаил даже не вздрогнул от моего резкого призыва, ничего не переспросил, а невозмутимо припарковался около тротуара.

– Смотрите! – показала я рукой на здание на другой стороне улицы.

– И что у нас там? – он опустил стекло и рассматривал здание.

– Видите? Краеведческий музей!

– Ну и что?

– Миша, Сергей Ильич Гревский – большой ученый, лауреат Сталинской премии… И если о таких людях – знаменитых людях района – не знают в краеведческом музее, то зачем он тогда вообще нужен? Они могут не знать точного адреса, но в каком поселке он жил, они должны знать!

Миша развернулся и внимательно посмотрел на меня:

– Алиса Аркадьевна, вы – гений! – тихо произнес он.

– А то! – засмеялась я.

– Я ведь, еще ожидая вас, попробовал навести справки в разных официальных органах… А до краеведческого музея и не додумался!

– Ну-у, не расстраивайтесь, что и у кого вы могли узнать в шестом часу утра… только дежурные на месте в это время… в этих самых органах… официальных… и то сонные… Ну, пошли! – нетерпеливо призвала я Михаила и стала вылезать из машины.

– Стойте, Алиса Аркадьевна, – остановил меня Миша, – ну куда вы помчались! Музей закрыт еще!

Уф… не успев вылезти, я с виноватым видом брякнулась обратно на сиденье.

– Так обрадовалась, что не сообразила…

– Да и не нужно нам туда! – загадочно произнес Миша.

В ответ на мой немой вопрос последовали разъяснения:

– В краеведческий музей всегда водят школьников, водят целыми классами – знай и люби свой край! Вот и нас водили. И там тогда работала Тамара Марковна Кацман. Вот уж кто знал и любил! А как она рассказывала! Даже нас, пустоголовых самоутверждающихся подростков, увлекали ее экскурсии. Еще она читала лекции в школах и в нашей, конечно, тоже. Короче, ее многие знали, а я и подавно, – Тамара Марковна давнишний пациент моей мамы: матушка моя окулист, а у Тамары Марковны уже давно плохо со зрением. Я иногда бываю у нее – передаю какие-то препараты, просто заглядываю… Но, признаться, редко. Без зрения она жить не сможет: книги ее отдушина и радость… да и исследовательскую работу она до сих пор ведет. Вот матушка и старается… Тамара Марковна уже очень старенькая, в музее давно не работает, но до сих пор консультирует – у нее огромный опыт. Если и она не знает, где жил ваш ученый, то я начну сомневаться на том ли побережье мы ищем.

– И мы можем ее повидать? – робко предположила я.

– Конечно! К тому же она очень ранняя пташка, и мы могли бы поехать к ней прямо сейчас, но нужно, чтобы матушка договорилась о нашем приезде.

Он достал телефон и стал набирать номер… А я вдруг смущенно сообразила, что занятая своей досадой на невольное приключение, не удосужилась обратить более пристальное внимание на своего гида-водителя, Мишу, который открывался со все более интересных сторон. В моих убогих представлениях брутальность его облика и профессия таксиста как-то не соответствовала его грамотно поставленной речи, предусмотрительности, искренней заинтересованности в поисках и… той трогательной опеки надо мной, которую он возложил на себя… пусть даже с небольшим оттенком фамильярности, которая по большому счету неотделима от принятых им забот.

Довольный голос Миши прервал мои размышления:

– Ну, Алиса Аркадьевна, Тамара Марковна нас ждет! Едем! Здесь недалеко, минут десять…

– А подарок, Миша! Подарок! Мы же не можем заявиться к пожилой женщине без гостинца!

– У нас есть превосходный чай! Рафик сам закупает нужные сорта и сам делает смесь – вы же пробовали! Я попросил приготовить нам с собой несколько красивых упаковок – именно с этой целью. Нам же придется встречаться с людьми, может пригодиться!

– Миша! Вы поражаете меня все больше! – изумилась я.

В ответ он улыбнулся и посчитал нужным меня предупредить:

– Тамара Марковна большая любительница поговорить, повспоминать все события от царя гороха, поэтому нужно держать ухо востро, а то вы можете, даже узнав адрес Гревских, опоздать на самолет… А вообще она очень милая старушка…

Он опять мечтательно улыбнулся… я же решила удовлетворить тлеющее во мне любопытство:

– Миша, вы хорошо водите машину… Впрочем, понятно, вы же таксист. Но я слышала, что любители мотоциклов считают неприличным для себя пользоваться любым другим транспортом… Судя по вашему костюму, вы ведь байкер?

Миша расхохотался:

– Да что вы! И не управлял никогда… Я – рокер! – последовал горделивый ответ, – у нас группа и довольно известная на побережье.

– А такси? Почему вы пошли работать в такси? У вас мама врач, вы не захотели пойти по ее стопам? – я с некоторой печалью полагала, что уже достигла возраста, когда проявлять некоторое любопытство по отношению к годящемуся мне в сыновья молодому человеку уже позволительно… если в меру. Слава Богу, Миша не принял мои вопросы за бестактность:

– O нет! Медицина – это совсем не мое, хотя мама и в самом деле очень настаивала… Но меня всегда тянуло в другую сторону… – ответил Миша и, немного поколебавшись, добавил: – Я год назад МАРХИ закончил.

– В Москве?! А почему тогда такси?! – изумилась я.

– Ну-у, пока в поисках… Ищу место приложения своих сил и идей… Меня увлекают малые архитектурные формы. Подал на рассмотрения свои эскизы и в архитектурный отдел при муниципалитете, и в частные архитектурные бюро. Но дело это не быстрое… Поэтому пока – вот такси… и рок! Впрочем, мы приехали уже, – Миша прервал поток моих вопросов и припарковал машину около небольшого дома.

Город, растянутый вдоль побережья, мы пересекли поперек и оказались в районе с частными домами и узкими улочками, который с удивительной точностью напоминал мне мою деревню на окраине города, где располагался мой собственный дом. Тот же винегрет из современных стильных домов, кирпичных коробок девяностых и небольших деревянных хибарок, как давно требующих ремонта, так и немного облагороженных сайдингом и пластиковыми окнами; тот же лай псов за высокими заборами; те же кроны плодовых деревьев… разве что непременные у нас ели и сосны заменили гнущиеся от ветра пальмы и незнакомые мне вечнозеленые лохматые кусты, да и – повсеместно – шпалеры, оплетенные голыми виноградными лозами, прикрывающие все свободное пространство дворов.

Дом, который мы собирались посетить, относился к числу старых, но облагороженных. Калитка была приоткрыта, и поскольку звонка нигде не наблюдалось, мы вошли, пересекли двор под виноградным прикрытием и только на крыльце обнаружили звонок, припрятанный от проникновения дождя под трогательным резиновым поросенком – детской игрушкой – негуманно рассеченной вдоль и прибитой гвоздем за хвостик к дверному откосу аккурат над звонком.

Дверь, впрочем, также была приоткрыта, но Миша честно нажал на кнопку звонка. Ни звука… Я подошла к окошку и робко постучала. Тут же послышались торопливые шаги, и молодая цветущая женщина – так и хочется сказать молодуха – с ребенком на руках, радостно что-то щебеча, – ни одного слова, впрочем, я пока не понимала – распахнула дверь.

Миша показал на звонок и хотел что-то сказать, но ему не дали:

– Так вин жеж не працюэ! – радостно проинформировали нас, – проходьтэ, проходьтэ в залу…

В тесной прихожей я сняла свой необъятный уютный пуховик, Миша же оставил куртку в машине и в полном блеске своего кожаного образа, в ореол которого, смею надеяться, попадала и я, мы вошли в чистенькую комнату, основной достопримечательностью которой был, подпираемый диваном, огромный ковер на стене; рядом располагались пара уютных старых кресел и журнальный столик. В простенке между окнами стоял круглый стол с четырьмя стульями, справа от дивана тумба с телевизором, а больше в комнате ничего бы и не поместилось.

Навстречу нам уже спешила хозяйка дома – очень пожилая, очень маленькая женщина в опрятном стеганом халатике и накинутом на плечи пушистом пуховом платке. Седые короткие волосы были зачесаны назад и прижаты гребешком, глаза за толстыми стеклами очков казались огромными и светились искренней радостью.

– Мишенька, дорогой, вот сподобил случай, проходите, проходите, – трогательно суетилась она.

Миша, склонившись чуть ли не пополам, тепло обнял ее, стараясь ненароком ничего не повредить старушке и, распрямившись, представил меня:

– Познакомьтесь, Тамара Марковна – это Алиса Аркадьевна, наша гостья из Петербурга.

– О, из Петербурга! – с заметным уважением, как будто слава этого города касалась и меня недостойной, проговорила она, подходя и протягивая обе руки.

– Очень рада познакомиться! – я пожала сухонькие теплые ладошки. – Уж простите, что мы так рано вас потревожили…

– Да что вы, что вы, – замахала руками Тамара Марковна, – я так рада, так рада!

Она усадила нас на диван, сама уселась на кресло и тут же позвала:

– Катенька, голубушка, чайку нам приготовь, пожалуйста…

Исчезнувшая сразу же после того, как впустила нас в дом, молодуха радостно отозвалась из глубины дома:

– Та я жеж мигом!

– Что вы, что вы, не беспокойтесь, Тамара Марковна, – стал отказываться Миша, – мы ведь только от Рафика! Сами понимаете… А это вам от него, – Миша протянул хозяйке нарядный пакет с чаем.

– Неужели…

– Да-да, фирменный бленд Рафика – давно вас не баловал, каюсь…

Хозяйка все-таки настояла на чаепитии, попросив Катеньку приготовить чай из подаренного пакетика.

Еще некоторое время Миша расспрашивал ее о здоровье, нуждах… Но Тамара Марковна жила с семьей внука, жену которого – Катерину, уроженку Полтавы – мы уже видели, и уверяла нас, что ни в чем не нуждается. Сын Тамары Марковны – в немалых военных чинах – еще служил, и она очень наделась, что ей еще достанется возможности пожить с ним вместе, когда он наконец выйдет в отставку.

Она сама прервала задушевную беседу и вернула Михаила к цели нашего визита:

– Что же мы Мишенька все обо мне… Наша гостья совсем заскучает… У вас же дело было важное?

Миша посмотрел на меня, призывая вступить в разговор. Я немного помолчала, собираясь с мыслями. Мой проводник не интересовался, зачем мы с подругой разыскиваем родственников академика. Хотя я почти забыла об этом, но Миша все-таки человек нанятый, и разъяснения причин поначалу казались лишними, по крайней мере необязательными. Сейчас же я понимала, что мне необходимо указать мотив наших розысков, и я пыталась сообразить до какой степени.

– Тамара Марковна, – начала я, – моя подруга, очень близка к семье Игоря Сергеевича Гревского. У него есть сын и дочь, но в основном она общается с его женой, Изольдой Альбертовной.

Реакция Тамары Марковны на начало моей речи была неожиданной: она резко выпрямилась в кресле, прижала зажатые кулачки к груди и не отводила от меня взгляда. Из-под толстых стекол по бугоркам морщин покатились крупные капли…

Я немного растерялась… Миша вскочил со своего места:

– Тамара Марковна, все в порядке? Что с вами?

Тамара Марковна не отреагировала на его тревогу. Оцепенев, она продолжала в упор смотреть на меня.

– Сын Игоря, – наконец произнесла она. – У Игоря есть сын! – она улыбнулась, и от этой улыбки на мокром от слез лице у меня сдавило что-то в груди.

– Да, сын, Вениамин и еще дочка, Валерия – напомнила я. – Вениамин офицер, Лера еще учится в театральном.