Алиса Александровна Дмитриева
Путь
– “Измайловская”. Следующая станция “Первомайская”.
– Дмитрий Алексеевич, вот вам ваша тетрадь, а сейчас мне не до этого. И да. Друг мой, ваши нелестные высказывания обо мне и об помощи моей дочери неуместны ни в каком виде. Вы даже не представляете, сколько я тружусь для того, чтобы обеспечить моей родной девочке счастливый кусочек детства, из-за некоторых очень печальных обстоятельств мне приходится работать одному. У меня всё, а сейчас надо разбираться, что произошло. Какая-то паника.
– И поезд долго не едет, – добавил нахмурившийся Кирилл.
– Кто-то по поезд лёг! – выкрикнул Ярослав, – вот те на! И что остаётся делать?
– Давайте выйдем, и посмотрим, что там, – спокойно предложил Кирилл.
– Вот сам и иди, мне и так нервов предостаточно угробили, – у Ярослава за время сегодняшней произошло много неприятностей. Сначала эта неудачная встреча с давним другом, теперь кто-то аж под поезд бросился.
Решили ждать развития событий. Ярослав обзванивал всех, кого только можно, Кирилл всё в таком же спокойном расположении духа молча крутил кудри на своей голове. Казалось, ему было совсем не до того, что происходило вокруг него. Дмитрий, терзаемый тоже чем-то из вне, решил отвлечься на Кирилла, спросив:
– И тебе абсолютно нет дела до того, что там человека буквально по рельсам размазало? Не понимаю тебя.
– Вот тут я с вами соглашусь, – добавил Лев, – Кира!
Лев звонко пощёлкал пальцами у лица Кирилла.
– Кира! Слышишь меня?
– Уже новость и сводки есть, – ответил мальчик
– О чём?
– Кто умер.
– Так кто?
Лева нетерпеливо затопал на месте вокруг Кирилла.
– Ростислав....какой-то. Погодите…
– Какой-какой? – Слава навострил уши.
– Бурков.
На минуту воцарилась невнятной эмоции пауза. У Славы в мыслях не было ни одной капли сочувствия, лишь ненависть к Диме. Только в данный момент Ярослав осознал всю ту боль и уныние, что Митя причинил ему своими родительскими укоризнами. Он был готов схватить того за шею и тоже бросить его прямиком за борт. Прямиком, без лишних сомнений. Дима похолодел, как кусок льда. Меньше всего он ожидал кинутого под поезд отличника, его лучшего студента. Буквально перед его носом вынашивались мысли кинуться под поезд, а он их не замечал из-за своих мелькающих сверчков, более важных для него дел. Отныне, среди тёмно-синих облаков, испачканных кровью молчаливых рельс, даже не заметивших, что на них закончилась чья-то жизнь, спит спокойным сном Ростислав Бурков, с растрёпанными белоснежными волосами, в порванных колготах и одетых поверх них брюках. А рядышком с его белой рукой лежит изогнутая беспощадными колёсами шпага.
– Урод! Теперь понимаешь, что ты наделал?
Ярослав надулся и покраснел от ярости. Дима, ошарашенный ситуацией глядел в сторону музыкантов, те, тоже не понимающие такую злость Славы на него, как каменные статуи продолжали смотреть на начинающуюся сцену. Дима решил честно признать своё наказание, даже не пытаясь уже отстоять свою позицию этим людям. Они, как какая-то новая сверхраса, новое поколение, которое мыслит совершенно по-другому. Дмитрий лишь не давал бешеному Славе растерзать его тёмно-синий пиджак. Вдруг тихий пианист вскричал:
– Ярослав! Что вы делаете? Отпустите человека, ради бога.
Пианист не успел сказать ещё что-то, как Лев прикрыл ему всё лицо вместе со ртом одной только рукой и увёл подальше от балагана.
– Понимаю, ты у нас новенький, сейчас введу в курс дела: Слава…вряд ли можно сказать “учился”, но был в одном университете вместе с Димой. Вначале его впихнули насильно туда родители, а потом и Митя приказал ему там остаться и доучиться. Теперь он на него зол, не только за те прошлые времена, но и за сегодня. Разочаровался в нём, понимаешь? Поэтому сейчас лучше их наедине оставить.
– Наедине? Да Слава сейчас ему глотку разорвёт! Они не парочка, чтобы их наедине оставлять.
Пианист ещё раз подошёл к Ярославу, во всю уже развлекавшемуся с униженным Дмитрием.
– Что? Теперь стыдно? Кровь не смыть больше, болван. Теперь и не доедешь, поплатишься за свою грязь.
– За что ты с ним так? Ну ошибся человек, не подумал, не понял.
Слава уже себя не сдерживал, он лишь желал отпустить все упущенные чувства, что он в себе стискивал.
– Ты походу всё неправильно понял, друг мой. Перед тобой – психологический маньяк! Убийца! Именно из-за этого узко мыслящего идиота путь моей жизни и жизни этого бедного мальчика растоптан его мерзкими ногами. Я долго не понимал, куда направляться. А этот бедолага вообще сошёл с него, и больше никогда не вернётся. Ярослав опустил взгляд на свои ноги.
– Я всегда буду помнить, как он эгоистично подталкивал меня остаться в этом вонючем заведении, говорил: «Что же ты, Слава, дальше будешь делать? Кем по жизни будешь?». И только не утверждаете мне то, что я сам виноват в том, что ему поверил.
Меня все встречи с тобой косило от твоего наглого командования, от твоего вторгания в чьи-то судьбы. Теперь видишь последствия? Пускай ты и был мне эталоном, пускай и я может был глуп и молод. Но из-за твоих идей, мне навязанных, я сейчас торчу здесь, а не в концертном зале!