Алина Владимировна Кузнецова
Хипстер
Ноздри Марка раздувались прямо в такт его сердцебиению. Ругательства так и просились наружу, да ещё какие – вспомнилась студенческая подработка санитаром в психиатрическом отделении. Там ему приходилось иметь дело с буйными и очень буйными товарищами, так что в ход шли не только успокоительные препараты, но и заломы рук и словечки не для изнеженных.
– Отвали, я тебе сказал, отсюда. А то перееду твою тушку откормленную.
– Сядешь.
На скользкой дороге с хамоватыми автолюбителями он вёл себя паршиво, при этом всё время ожидая, что его начнут бить. Марк сделал вид, будто старательно записывает номер его машины на телефон. Водитель был возмущён до глубины души и обещал выйти и воздать засранцу по заслугам.
– Думаю, у Вас это не первое нарушение. Мой шурин разберётся.
– Ты чего хочешь?
Больше тысячи Марк стрясти не сумел, но это лучше, чем ничего.
7:43
Заскочив в автобус, Марк сел у окна и ,вдыхая запах поеденной молью шубы, в которую укуталась румяная бабуля, Марк размышлял, что в общем-то, умереть от свирепствующего в городе гриппа не самая худшая смерть, если сравнивать, например, ситуацию, в которой ты, меняя лампочку, падаешь с лестницы и ударяешься головой о раковину.
– Ну здравствуй, специалист.
Рослый мужчина неблагополучного вида смотрел в упор на Марка. Их разделяло только сиденье, на котором сидела бабуля в шубе.
– На работу едешь, урод? Будешь лечить, да? Людям помогать?
Голос мужчины становился всё более громким и всё менее терпеливым.
– Послушайте, я не лечу, я не врач…
– Да ты вообще никто! Ты сволота, которому я ребёнка своего доверил. Куда же ты смотрел? Или ты только на деньги смотришь?
Весь автобус с долей страха и нескрываемым любопытством взирал на мини-драму, развернувшуюся рано утром, когда публика желала хоть чьей-нибудь крови. Марк побледнел. Ему хотелось сказать этому человеку о том, что он сожалеет и этот бедный мальчик не выходит у него из головы. О том, что Марк хотел бы попросить прощения, но вот только не у кого уже.
Мужчина стиснул зубы и порывался сказать ещё что-то, но вместо этого только злобно и как-то отчаянно поглядел на Марка, а затем вышел на случайной остановке, оставив молодого человека сидеть у заляпанного окна, как и прежде.
Марк тряхнул головой и неприятное видение, пришедшее ему в полудрёме, пропало. Оглядевшись, чтобы убедиться в нереальности призрака, молодой человек обнаружил мирно сидящих пассажиров , которые давно потеряли всякий интерес к жизни.
8:21
Маленькое трёхэтажное здание мятного цвета встречало своих посетителей рукописной табличкой на двери: «На территории больницы курить строго ЗАПРЕЩЕНО!!!!!» Прямо с порога набежала медсестра.
– Марк Викторович, Вам звонил…– медсестра подсмотрела в клочок бумаги, который держала в руках – Олег Литвинов и просил передать, что больше не придёт.
Снова не придёт. Марк уже сбился считать, который раз этот непростой клиент соскакивает с движущегося поезда, имея совершенно невнятные на то объяснения. Мгновенно загорается, кидает кучу идей, наобещает все сделать, потом пропадает и забывает про все. А чтобы не мучиться совестью, не отвечает на е-мэйлы. Однажды он заявил: «Знаете, дело в Вас. По-моему, Вы бездарность и ничем мне не поможете». И всё же Марк был не так уж плох, учитывая, что Олег Литвинов задержался у него на пять месяцев, сменив предварительно ещё четырёх психотерапевтов, у которых он бывал не более трёх раз. Через пару недель следует ждать звонка, а потом и визита неприкаянного, вернувшегося на то же место, откуда спрыгнул.
В слезах после двухдневного трэша, избитый кем-то, маниакальный Олег прибежит со своей исповедью. Если желание жить измерять деятельностью, то у господина Литвинова это было не просто желание, а жажда. Ему хотелось всего и помногу, очень и очень сильно.
– Хорошо. Не придёт, так и не будем ждать.
В кабинете «психологической разгрузки» было тихо. Зелёные обои имели своей функцией успокоение, но на самом деле каждый раз раздражали Марка своим несимпатичным рисунком. Ещё одним предметом интерьера, призванным скрасить помещение и придать уют, была абсолютно безвкусная ваза золотого цвета с воткнутыми в неё бумажными цветами. Марк много раз представлял, как поджигает всю эту мишуру, опрокидывая огонь прямо на ковёр. Пламя переходит на занавески, обои медленно растворяются…
– Марина Анатольевна, а что это такое?
Марк указал на чудовищные белые покрывала, наброшенные на мягкие кресла цвета беж. Своей чистотой и выглаженностью они передавали ощущение операционной. Кресла, как им и положено для проведения групповой терапии, стояли кругом, но вместе с новым атрибутом это выглядело как собрание Ку-клус-клана.
– Это чтобы не запачкать. Старшая медсестра распорядилась.
Действительно, чтобы не запачкать мебель, когда мозги будут разлетаться в разные стороны. Тогда уж и стены следует покрыть такой тряпкой.
На первом этаже реабилитационного отделения послышались выкрики. Одна из медсестёр выговаривала юную, судя по голосу, особу. Марк решил выбраться из своего рабочего склепа и посмотреть, не устроил ли мятеж кто-нибудь из рядовых. Эта девушка была ему не знакома. Длинные синие волосы и сильный голос – всё, что отличало бы её от остальных таких же девочек в толпе. Медсестра советовала надеть бахилы, потому что в помещении положено носить сменную обувь. Девушка, видимо, бахил при себе не имела. Тогда её попросили снять обувь, и синевласка подняла бучу, заявив, что это неуважение к человеку.
