Конфабуля́ции (лат. confābulārī – «болтать», «рассказывать») – ложные воспоминания, в которых факты, бывшие в действительности либо видоизменённые, переносятся в иное (часто в ближайшее) время и могут сочетаться с абсолютно вымышленными событиями.
© Потехина А.И., 2024
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2024
Громкое рычание мотора растворило тишину, оглушило, заставило мысли и тело замереть в испуге. Серебристый внедорожник заполнил собой всё пространство узкой дороги, вильнул в сторону двоих людей, которые попытались уклониться от траектории его движения.
Изнутри, из самой сердцевины души, вырвалась сила, дремавшая долгие годы, – необузданная, страшная. Визга тормозов не последовало. Медленный вдох. Протяжный выдох. Стук сердца в ушах. Магия прошила пространство, накатилась на внедорожник как огромная волна, заставила его остановиться перед людьми и, неизрасходованная до конца, откатилась назад. Воздух стал твёрдым, как камень. Сбоку послышался тяжёлый вздох. Магическая сила оттянулась в сторону звука, освободила дыхание. Смяла человеческое тело, как бумагу, переломала кости, высушила вены. Тёмно-карие глаза закатились. Их блеск потух навсегда. Автомобиль медленно развернулся и уехал. Руки вцепились в смятое тело – ещё тёплое, совсем недавно бывшее человеком. Другом.
Почему я снова и снова возвращаюсь к тому, с чего начинала? К ожиданию с чашкой кофе, к потрёпанному чемодану, задвинутому под стол. Как будто жизнь моя несётся по кругу, обнуляясь на каждом витке, а я всё бегу-бегу-бегу и никак не могу осознать, что топчусь на месте.
«Может, стоило предупредить о приезде?» – подумала я, сидя за столом старой кофейни на берегу Фрешерского водохранилища. Я много слышала о ней в далёкие студенческие годы. Это прекрасное во всех отношениях заведение открыл далёкий предок моего университетского приятеля – господин Миляев. Про него ходило множество слухов: кто-то говорил, что Филипп Миляев был крайне эксцентричным мужчиной и устраивал сцены в общественных местах; другие рассказывали, что он довёл до сумасшествия свою жену; третьи полушёпотом травили байки про то, как Миляев убил свою супругу, с которой прожил долгую, но несчастливую жизнь. Подтверждений ни у одной из версий так и не появилось.
Когда в университете Лейла шёпотом поведала мне одну из страшных версий умерщвления жены Миляева, я воспользовалась своей дружбой с его внуком, Павлом, и попросила рассказать, что же было с ними не так. Пашка погрустнел и признался, что ждал, когда я пристану к нему с этими расспросами. Однако удивился, почему я решилась задать вопросы только спустя год после того, как узнала, что знаменитый Филипп Миляев – его дед. Паша показал мне несколько фотографий своего деда с женой – люди как люди. На фотографиях они держались за руки или обнимались, а ещё улыбались тепло и искренне. Что могло заставить людей рассказывать о них всякие гадости?
Пашка сказал, что ничего особенного в них не было. Жили хорошо, открыли кафе с гостиницей на отшибе. Это сейчас рядом с Фрешерским водохранилищем вырос городок, а во время строительства там был настоящий пустырь с деревней неподалёку. Странное местоположение кофейни дало толчок слухам, которые набрали обороты и как снежный ком покатились с пологого склона беспощадной человеческой болтливости.
Дела у Миляевых, как ни странно, пошли в гору, что только подстегнуло болтунов. Даже возник слух о том, что Филипп Миляев был магом, потому как принадлежал к древнему дворянскому роду. Все же знали, что дворяне – практически поголовно волшебники.
– Рысёнок, ну ты же понимаешь, что их успех не давал покоя завистникам, – cказал мне Пашка, опровергая эти слухи. – Даже если они были дворянами, что это меняет? Среди них половина была обычными людьми.
– Понимаю, но ведь не про всех болтают всякие глупости.
– Не про всех. Но тогда время такое было – аристократию лишали титулов и наград, а мой дед умудрился, лишившись практически всего имущества, построить кафе и снова разбогатеть. Естественно, многим неудачливым дворянам это не понравилось. Ему и кофейню-то власти дали открыть только потому, что строил он её в отдалённом от столицы захолустье и никто не верил в успех предприятия. Потом подкопаться ни к чему не смогли. А ведь копали не только власть имущие, но и бывшая аристократия.
– Жалко мне тебя, Пашка. Небось каждый второй предполагает твоё родство со знаменитым Миляевым и пристаёт с расспросами.
– Я привык уже. – Пашка невесело рассмеялся.
Больше мы к этой теме не возвращались. У меня, конечно, было много вопросов о семье Миляевых, но задать их я так и не решилась. Боялась потерять доверие и превратиться в очередную жадную до сплетен и слухов девушку. Пашка как будто ждал от меня расспросов ещё несколько дней, но потом успокоился, и наша дружба вернулась в привычную колею. Это было на третьем курсе университета, то есть семь лет назад. Как же быстро бежит время.
После университета наши с Пашкой дороги разошлись. Я уехала в столицу – покорять и завоёвывать, а Павел вернулся домой – сохранять и приумножать. Кофейня перешла к нему по наследству три года назад, после смерти его папы. Я хотела приехать на похороны, но Паша меня отговорил. Сказал, что делать здесь нечего, народу будет уймища, утешать его есть кому, и вообще, какой смысл переться на другой конец страны, чтобы попрощаться с человеком, которого я никогда не знала? Определённая логика в его словах была, поэтому я, не без облегчения, отказалась от поездки.
Мне хотелось увидеться с Пашкой, но я решила отложить визит до более приятных времён. Помимо всего прочего в связи со смертью Миляева-старшего снова всколыхнулась общественность, подняла с информационного дна старые слухи и в очередной раз принялась их мусолить.
Всё изменилось несколько дней назад, когда ко мне заявился странного вида господин. Ну, в общем-то, выглядел он вполне обычно, но что-то в нём меня насторожило. Он подсел ко мне за столик в кафе и начал издалека расспрашивать о времени, проведённом в университете.
Я тогда как раз уволилась из одной нечистой на руку конторы и пребывала в беспокойном раздрае, не зная, что мне теперь делать и куда податься. Так уж вышло, что врать я никогда не любила, а в моей профессии всегда высоко ценились именно вруны, но не будем об этом.
В тот день я забрала свои вещи из офиса и засела в кафе неподалёку, чтобы разложить по полочкам происходящее и попытаться наметить хоть какой-то план дальнейших действий. Миссия по покорению столицы в краткие сроки оказалась провальной, и я всерьёз задумалась о переезде в город поменьше и попроще. Мысль о том, чтобы вернуться домой, даже не проскользнула в моей голове.
Теперь о господине. Возраст на вид угадать не получилось, он мог быть как сорокалетним, так и шестидесятилетним. Гладко выбритый, в болотно-сером пиджаке и с чёрной кожаной папкой в руках. Он извинился за вторжение и назвал меня по имени. Я встрепенулась. Признаться честно, я испугалась. Подумала, что начальник решил меня подставить напоследок. Он, конечно, хорошо заплатил, но взял с меня обещание никому не рассказывать о его делишках.
Так вот – я испугалась. Но господин улыбнулся и сказал, что он просто хочет со мной пообщаться об одном человеке. Сначала мужчина спрашивал про университет. Хоть я и догадалась, что разговор зайдёт о ком-то из сокурсников, но о ком – так до конца и не понимала. Поэтому, когда он спросил, в каких отношениях я состояла с господином Миляевым, я растерялась. А потом мне пришлось применять на практике тот самый навык, который я применять не любила, а именно – аккуратно врать. То, что господин пришёл ко мне, уже говорило о том, что он в курсе нашей дружбы. Только вот компания у нас была немаленькая, а что нас с Павлом связывали более тесные, чем по-студенчески приятельские отношения, господину знать было необязательно.
В общем, я убедила этого странного человека, что мы, конечно, дружили, но чего-то особенного я о Пашке не знала. Обычный парень, усердный студент, но не более того. А после университета наши пути и вовсе разошлись, остались лишь воспоминания о юности и дежурные поздравления по праздникам. Господин, как мне показалось, огорчился и вскользь обронил, что другие советовали обратиться именно ко мне. На моё любопытство по этому поводу он не ответил, после чего извинился и откланялся.
Как только он вышел из кафе, я, не раздумывая, забронировала билет на ближайший рейс в Мадан и отправилась собирать вещи.
Сейчас, сидя в кофейне «Над Фрешерским водохранилищем», принадлежащей Павлу, я раздумывала, что сказать и зачем вообще я сюда приехала. Мы не виделись уже два года, и, признаться, я была смущена предстоящей встречей. Это даже навевало ностальгические чувства.
Когда мы познакомились на первом курсе университета, я стеснялась его на протяжении первых полутора месяцев. Познакомились мы так: я в очередной раз снесла его учебник сумкой, когда проходила мимо, и, в попытке поднять книгу быстрее, чем Павел заметит пропажу, стукнулась лбом об стол. Шишка вылезла знатная. В итоге Паша поднимал с пола сначала хохочущую до слёз меня, а потом и свой многострадальный учебник. Во время пары он несколько раз спрашивал, как я себя чувствую, а я жутко нервничала. Потом мы разговорились и на следующей паре снова сели вместе. Через две недели мы уже стабильно сидели на всех совместных занятиях за одним столом, ездили до общаги и обратно и помогали друг другу с домашкой. Это не мешало мне смущаться из-за его невозмутимости, особенно когда он устранял последствия моей неуклюжести.
Если быть откровенной, то у меня были неприятные подозрения о причине интереса к Павлу того странного господина. Я не могла отделаться от ощущения, что в этой истории замешаны магические искусства.
– Даша? – знакомый голос выдернул меня из тягостных дум.
– Пашка?! – я почти прыгнула к нему на шею, но сдержалась. Мало ли – вдруг его пассия поблизости ошивается, если она есть, конечно, а тут я на нём повисла.
– Что ты здесь делаешь? – Пашка со счастливой улыбкой сел за мой столик.
Я невольно засмотрелась. Мой друг повзрослел – вокруг тёмно-карих глаз разбежались морщинки, лицо потяжелело, стало резче, тёмные волосы отросли и стали торчать в разные стороны.
– Тебя ищу. Паш, у тебя проблемы? – выпалила я, прежде чем подумала, как помягче подойти к теме.
– То есть? – Взгляд Паши стал колким, как два шила.
– Меня расспрашивали о тебе. Очень странный господин. Мне стало тревожно, и я приехала. – Я смутилась, но, переборов желание сбежать, встретилась с ним взглядом.
– Он не представился?
– Не-а.
– А что-нибудь говорил? Вопросы конкретные задавал? – Павел посмотрел мне в глаза с такой серьёзностью, что у меня душа наизнанку вывернулась.
Я задумалась, прокручивая в памяти разговор с господином, и покачала головой.
– Он спрашивал о странностях в твоём поведении, слухах, хобби. Упомянул, что другие рекомендовали обратиться ко мне.
– Значит, общался он не только с тобой. – Павел потёр переносицу.
– Спасибо, кэп, – я не удержалась от смешка.
– Может, это и к лучшему, – прошептал Паша, глядя в пустоту за окном.
– Паш. Что происходит?
– У меня проблемы.
– Это я уже поняла. Насколько всё серьёзно, Пашк?
– Очень. – Он посмотрел на меня долгим, тяжёлым взглядом. – Меня подозревают в применении магии.
– Что? Ты серьёзно?
– Более чем. Погиб человек. Посетитель кафе. Все думают, что это я убил его. Магией.
– Соболезную, – наконец смогла выговорить я.
– Спасибо. – Паша смотрел на гладь озера.
– А ты правда мог применить магию? – мне с трудом удалось выговорить эти страшные слова.
– Я пытался его спасти. Он был волшебником. Отдача пошла не туда, – ответил мне Пашка, продолжая смотреть в пустоту над озером.
– Подожди, так ты маг, что ли? – я прикрыла рот рукой. – И ты так спокойно об этом говоришь? А если нас услышат?
– Не услышат. – Павел даже не оглянулся на работников зала. – Сотрудники знают, они надёжные.
– Уверен?
– Да. Тут место такое. Особое. Оно проверяет людей.
– Как это?
Павел пожал плечами:
– Всех по-разному.
Мы замолчали. Глубоко внутри я догадывалась о том, что слухи вокруг Миляевых ходят не просто так, но осознать, что мой близкий друг, самый надёжный и родной человек (помимо родителей, конечно), окажется волшебником, было невероятно трудно.
– Я помогу тебе! – выпалила я, так до конца и не разобравшись в своих ощущениях.
Пашка, казалось, не удивился, только уголки губ дёрнулись в спокойной улыбке.
– Тебе есть где остановиться?
– Не-а. Я ещё не успела озаботиться.
– Останешься здесь?
– Конечно, – я украдкой выдохнула.
Павел подозвал официанта и попросил два комплексных обеда. Пока несли еду, мы заговорили о студенчестве. Вспомнили Людку Макееву, которая погибла год назад – утонула во время отдыха, поговорили про Игоря Панина, который успел за эти два года стать многодетным папой, про Катю Синюю и Эльку Матвееву, про Диму и Сашу Михеевых, которые не были братьями, и про всех остальных понемножку.
После еды Паша повёл меня наверх.
– Пашк, а что значит «отдача пошла не туда»? – решилась я на вопрос.
– Ты никогда не слышала про отдачу от магии?
– Не-а. Это как у автомата?
– Да. Только магическую отдачу может воспринимать не только тот, кто творит волшебство, но и тот, на кого он эту отдачу перенаправляет. Ещё она может уйти в воздух, но это чревато разрушительными последствиями.
– Насколько разрушительными?
– Помнишь взрыв в столичном метро два года назад?
– Конечно, я там неподалёку работала. – Горло схватилось сухим спазмом, а в голове появилась навязчивая мысль, будто я что-то упускаю.
– Опытные маги умеют перенаправлять отдачу в землю, но это сложно. – Павел замолчал, а потом продолжил несвязно: – На нас летела машина – серебристый внедорожник. Он остановился из-за магии. – Паша побледнел.
– Прости.
– Не надо. Просто теперь мне надо как-то выпутаться из этой истории, а я не знаю как. Вот и сижу здесь, как в конуре.
– А почему комитетские сюда не приходят?
– Здесь место такое. Особенное. Деду как-то удалось добиться запрета для Комитета на вход в здание без приглашения.
– Серьёзный он был человек.
– Ты даже не представляешь насколько – Пашка в ответ хихикнул, совсем как в универе.
Мы поднялись на третий этаж, и Павел поставил мой чемодан возле массивной двери из тёмного дерева.
– Я рад, что ты здесь, – сказал он с улыбкой на повзрослевшем лице и пошёл обратно.
– Я тоже, – ответила я ему в спину.
Кофейня семьи Миляевых занимала весь первый этаж красивого трёхэтажного здания. На втором этаже был офис, а также комнаты для работников и постояльцев. На третьем жил Павел и его гости. Для меня он выделил гостевую комнату с отдельным санузлом, большой террасой и кабинетом.
Невероятно. Никогда не жила в такой роскоши. И это не про обстановку в комнате. Я зашла в комнату и замерла перед окном, беззвучно открывая и закрывая рот. Вид из окна вышиб из меня весь воздух и наполнил мои сморщенные внутренности отсветами разгорающегося заката. Он растекался по зеркальной глади водохранилища и тенями спускался с холмистого противоположного берега. Я вцепилась пальцами в оконную раму и открыла её, впустила в комнату золотистый свет и ясное небо. Снизу послышалась музыка.
И треснул мир напополам, дымит разлом,
И льётся кровь, идёт война добра со злом.
И меркнет свет, в углах паук плетёт узор,
По тёмным улицам летит «ночной дозор» 1.
Я медленно разложила вещи и снова замерла перед окном. Закат выгорел и отступил за горизонт – уступил пространство для звёзд. Холмы почернели, справа огнями ответил на призыв звёздного неба город. Оторваться от этого пейзажа было сложно. Стоя здесь и упиваясь прохладой весенней ночи, я позавидовала будущей Пашиной жене. Она будет смотреть в эти окна. Будет просыпаться и засыпать с этим чудесным видом. Тут же обожгла мысль: чтобы жена у Пашки появилась, надо для начала Пашу спасти.
За один наш разговор о магии мы могли оказаться в тюрьме. После революции, произошедшей сорок лет назад, даже косвенные подозрения в применении магии могли привести к пожизненному заключению, а за доказанное применение магии наказание было одно – смерть. Жестоко, но, наверное, люди, которые проводили «смену», знали, что делали. «Хорошо, если знали, а не просто меняли миропорядок, добиваясь власти», – тут же съязвил внутренний голос.
Бюрократическая машина неповоротлива, но это не значит, что она не найдёт способ выкурить Павла из кафе. Даже если удастся доказать Пашкину непричастность, он навсегда останется под бдительным присмотром Комитета. «А если он причастен?» – скрутила непрошеная мысль. Значит…
– И с какой это стати она решила, что сможет обыграть Магический Комитет? – спросил кто-то.
– Ха! Решила она… Да она просто сохнет по нему, так бы и…
– Да ладно тебе – сохнет! Смотри, как ей здесь нравится. О жене его будущей думает – да она же охомутать его хочет, чтобы стать хозяйкой и этого дома, и кофейни.
– А вот это похоже на правду, да только ведь мотивации-то не хватит, чтоб до конца бороться с Комитетом. Свалит же в конце концов…
– Только денег поимеет от него. Ха-ха!
– Нет, ну надо же, какая наглость!
Я резко обернулась. В комнате никого не было. Я зашла в ванную, осмотрела туалет. Медленно вернулась в комнату, проверила шкаф и пространство под кроватью. Затем выбежала в коридор, но тут же вернулась обратно – пустота была очевидной. Что за ерунда? Голоса звучали чётко и близко. И они… Они говорили обо мне так, словно знали, о чём бы я могла думать. Что за бред?
Я села на кровать и обхватила голову руками, а голоса между тем продолжали свой разговор, будто меня и не было рядом.
– Ой да ладно! Деньги. Да она на него прямо сейчас бы бросилась. Вы разве не помните, как она по нему в универе сохла? Всё мечтала его соблазнить.
– Ну скажешь тоже! Прям только соблазнить и хотела. Она же всё выясняла про его семью. Почву прощупывала – насколько он богат и стоит ли…
– А победила-то я! Она же потом уехала! И даже три года не показывалась ему на глаза.
– Покорить столицу решила. Вот умора-то!
– Кто вы? – заорала я. – Почему я вас не вижу? – Я вскочила и начала метаться по комнате, размахивая руками.
– Ой, она что, заметила нас?
– Смотри, как интересненько получается.
– То есть она нас слышит?
– Да кто вы такие! – закричала я, уже не стесняясь.
Голоса замолчали, зато в дверях появился Павел. Он взглянул на меня и тут же выскочил из комнаты. Я помчалась за ним, но успела увидеть только краешек рубашки на нижнем пролёте. Топот не успел затихнуть, как начал возвращаться, а затем появился раскрасневшийся Павел и протянул мне небольшой серый камень.
– Что это? – спросила я.
– Это от голосов. – Он замялся. – Тебя же голоса обсуждали?
– Откуда ты знаешь?
– Живу здесь.
– А они где?
– Это кафе. Само здание.
– Паш, ты издеваешься?
– Нет, Рысёнок. Я же говорил, что здесь место особенное. – Он протяжно выдохнул. – Это тебя кафе проверяет.
– В смысле «кафе проверяет»? Мне что теперь, с этим булыжником в кармане ходить и на ночь под подушку класть? – я надулась.
– Это ненадолго. На день, может, два. Сейчас кафе специально тебя выводит.
– А работников оно тоже обсуждает?
– Н-у-у-у… По-разному, Дашк. В основном – нет.
– Паш, а твои работники – обычные люди?
– По большей части – да. – Пашка почесал переносицу кончиком мизинца. – Среди проживающих гостей только маги. Сейчас тут один живёт.
– Они здесь прячутся от Комитета? – выпалила я.
Павел нахмурился:
– Тебе не нужно этого знать.
На меня навалилась усталость. Злость, возникшая во время разговора, отступила.
– Паш, я ничего не понимаю, – протянула я.
– Я тебе потом расскажу, сейчас мне надо идти – дела. – Паша спиной попятился из комнаты, добрался до лестницы, развернулся и сбежал.
Пффф. Тоже мне. А чего я, собственно, хотела? Чтобы он мне всё объяснил, разжевал и по плечу похлопал? Маг. Надо же! Значит, слухи не врали. Интересно, что ещё из россказней болтунов окажется правдой? Теперь я точно знала, что столько слухов и разговоров из ниоткуда не появляется.
Я встала в центре комнаты и задумалась, разглядывая камень. И всё-таки кто тут был? Или есть? И почему они меня обсуждали? Если верить тому, что я услышала, то они обо мне знают слишком много, но не понимают того, что знают. Или Павел прав и они специально меня выводили на эмоции? Если это кафе, тогда почему оно говорило разными голосами?
Я села на кровать и начала детально осматривать камень. Обыкновенный серый камешек. Выкинь его на улицу – никто и не заметит, что с ним что-то не так – будут наступать на него или пинать. Я покрутила его в руках и лизнула. Ну да, не очень гигиенично. Камень как камень. Я пожала плечами и положила его на тумбочку. Ничего не произошло. Тогда я отошла от него подальше – тишина. Вздохнула, вышла в коридор и услышала:
– Не, ну ты видела? Как она на…
Я забежала обратно в комнату и громко хлопнула дверью. Так! Значит, они здесь. И радиус действия булыжника мне понятен – плюс-минус десять метров.
Почему этот гавнюк Пашка мне ничего не объяснил? Я тут помогать ему вызвалась, а он даже рассказать толком ничего не хочет! Я встала с кровати и начала нервно мерить шагами комнату. Желудок жалобно пискнул, и я решила заглушить своё раздражение едой. То есть запланировала заказать самое дорогое блюдо и потребовать, чтобы оно было за счёт заведения.
В кафе, днём пустующем, сейчас стало людно. Свободным был только один столик в углу, за колонной. Официант пододвинул мне стул и сказал, что этот столик всегда остаётся свободным для господина Миляева, но тот распорядился, чтобы меня сажали тут.
– А где он?
– Вышел в город, – ответил официант и подал мне меню.
Я погрузилась в изучение. «А почему, собственно, он должен мне что-то объяснять?» – закралась непрошеная мысль. Я засмотрелась на красивые блюда и погрузилась в себя. Технически помощи Павел не просил. Я сама напросилась к нему в помощники – так почему он должен был обо мне думать, объяснять что-то?
Никто в этом мире не думал обо мне постоянно. Все мы так или иначе преследовали свои цели. Просто кто-то старался не мешать другим, а кто-то был готов идти по головам. Даже в борьбу с Комитетом я сейчас ввязалась из-за своего синдрома спасателя и безответной юношеской влюблённости, переросшей в прекрасную дружбу. Ну и ещё чтобы увести себя от мыслей о дальнейшем существовании и неудавшемся покорении столицы.