Алина Кускова
Женись, я все прощу!
Вместо предисловия
В начале девятого утра в районной газете «Знамя труда» спали даже мухи. Полусонная уборщица грузно поднималась по лестнице, при каждом шаге жалуясь на радикулит. Кому она рассказывала о своих мучениях, было непонятно, – во всем здании царило безлюдие. Медленно, но верно она дошла до входной металлической двери и загремела связкой ключей. Едва попав одним из них в нужное отверстие, она услыхала доносившиеся изнутри звуки неопределенного характера. Серафима Ильинична вытащила ключ из замочной скважины и сунула туда глаз. Без очков она видела не дальше своего носа, поэтому для наведения резкости сощурила глаз в щелку. Но внутри коридора, не имеющего ни одного окна, была такая темень – хоть коли€ полуслепой глаз, хоть не коли€, разглядеть что-нибудь было совершенно невозможно. Она выпрямилась и прижалась к двери ухом. Но слышала старушка тоже довольно слабо. Немного успокоившись, она причислила неведомые звуки к случающимся в редакционных комнатах проделкам пресловутого привидения Черного Редактора. Повернула-таки ключ и открыла дверь.
Первым делом Серафима Ильинична включила свет, огляделась – никого и ничего. Так и есть, подумалось ей, Черный Редактор забавляется. Она достала из сумки серенький халатик, надела его и направилась к своему кабинету из двух каморок: кладовки с вениками, тряпками и моющими средствами и туалета. Засучив рукава и громко напевая веселую песенку про бравого Мальбрука, собравшегося в поход, женщина взялась за уборку. Но уже на словах «уселся на коня» голос ее дрогнул и тряпка выпала из старческих рук. В туалете горел свет, и оттуда доносилось подозрительное сопение и кряхтение. Мысль о том, что привидение, как обычный человек, справляет там нужду, заставила усомниться в его подлинности. Она подняла с полу тряпку и, дополнительно вооружившись шваброй, с криком «Смерть оккупантам!» решительно толкнула дверь в туалет. Но вместо Черного Редактора ее взору предстал в позе эмбриона журналист Федор Смолкин, мирно сопящий и обнимающий унитаз. От возгласа он проснулся и теперь тер глаза, вглядываясь в резиновые боты у своего носа.
Память возвращалась к Смолкину медленно. Виной тому было выпитое накануне море вина, пива и водки одновременно. Праздновать День радио начали всем коллективом. Закончили… тут Федор напрягся, потому что дальше помнил смутно. Он ушел в туалет, а коллектив закрыл входную дверь, забыв про него. И Федору пришлось ночевать там, где пришлось. Можно было бы устроиться на стульях в коридоре, но вчера это как-то не пришло ему в голову. А сегодня болела спина, ломило поясницу и дергалась правая нога, которую он отлежал. В принципе, Смолкин не злоупотреблял, но праздники отмечал регулярно. Особенно когда было с кем. Вчера было. А сегодня, при этой мысли Смолкин поднял глаза на Серафиму Ильиничну, еще пока не с кем. Разве что… Нет, она явно откажется.
– И чего разлегся?! – возмутилась уборщица. – Ну-ка поднимайся и ступай домой к жене!
Смолкин усмехнулся. Старушка явно что-то путала. У него, закоренелого холостяка и ловеласа, никогда не было и не будет этой обременительной ноши, которая называется женой.
– Люся небось заждалась своего пропитушку, – бормотала Серафима Ильинична, помогая Смолкину подняться.
– Пардон, мадам! – Ее юмор показался Смолкину чересчур неуместным, если не сказать, черным. – О какой Люсе вы говорите?
– Допился, алкаш! – укорила его та. – Имени родной жены не помнит.
– Что вы заладили про какую-то жену?! Перед вами – Федор Смолкин! Отъявленный холостяк и волк-одиночка! Лучший журналист и завидный жених, который никогда не женится!
– Эхма, лучший журналист! Ступай домой, к жене. Адрес помнишь? Или скажешь, что никогда не жил в Энске? Я-то точно знаю, что твои апартаменты в соседнем доме. Если что, доведу.
Смолкин поморщился и решительно отверг помощь старой дамы, подозревая ее в чрезмерном принятии снотворных таблеток на ночь. Видимо, та до сих пор не очухалась и перепутала его с кем-то. Впрочем, в единственном она была права: Федор жил неподалеку от редакции. Странно, что вчера он не осилил путь домой. Спускаясь по темной лестнице, он нащупал в кармане ключи от квартиры и улыбнулся. Жена?! Еще чего! Да никогда! Да ни за что! Уж ладно бы Настасья, с которой он вроде как крутил очередной роман. Но какая-то Люська?! Да у него никогда не было Люсек. Или были? Смолкин наморщил лоб и принялся вспоминать свои случайные связи. Но их оказалось слишком много. Среди его пассий могла быть и какая-то Людмила.
– Это ты?! – Федор обомлел, когда дверь его квартиры открыла коллега по работе.
– С добрым утром, муженек, – заявила она и за галстук втянула его в жилище.
Глава 1
Нет предела этому беспределу
Весна трепетала молодой листвой на прохладном ветру. Людмила Селиванова шла на работу в редакцию, сбежав от Смолкина, который требовал немедленных разборок в связи со своей скоропостижной женитьбой. Сейчас ей этого не хотелось, к тому же Федор был пьян и не вполне адекватен. Пусть проспится, а она тем временем поднакопит силенок для дальнейших объяснений. Разговаривать по поводу того, каким образом Смолкин оказался ее законным мужем, все равно придется. Этот донжуан и бывший завидный холостяк не оставит ее в покое. Ее, его собственную жену, симпатичную двадцатисемилетнюю особу со стройной фигуркой и выпирающими откуда надо частями тела. Вполне соблазнительную и обворожительную для того, чтобы окрутить нормального мужчину.
Как она не хотела связываться с этим ненормальным! Но девчонки так уговаривали, что пришлось пойти им навстречу. Хотя если бы Настасья Белкина не разрыдалась, то она бы еще подумала. Теперь уже поздно отступать, нужно готовиться к решающему сражению. Пусть оно пройдет в родных стенах редакции, где Людмилу поддержит весь женский коллектив районки. А мужской останется в неведении. Она запахнула куртку и уверенно зашагала по ступенькам.
– Ну, как он? – поинтересовалась Серафима Ильинична. – Добрался без приключений?
– Все приключения у него еще впереди, – подмигнула ей Люся и прошла в кабинет.
Небольшую комнатку она делила с Настасьей и двумя навороченными компьютерами, на которых девушки занимались газетной версткой. За пять лет совместной отсидки они успели подружиться и втянуться в жизненные перипетии друг друга. Впрочем, эти самые перипетии чаще случались у Настасьи, ей катастрофически не везло в любви. Пухлую привлекательную блондинку как магнитом тянуло к сомнительным мужским личностям, одной из которых и оказался Федор Смолкин.
– Ну, как? – круглые голубые глаза Настасьи уставились на Людмилу в ожидании чуда.
– Отлично, – пробурчала она, оправдывая ее надежду. – Проспится и придет меня убивать.
– Мы этого не допустим! – с жаром заявила Настя. – Мы его сами… ой…
– Вот именно что ой, – Людмила села на рабочее место. – Главное – выдержать первый натиск врага.
– Я сбегаю, еще раз всем напомню, – предложила Белкина и помчалась по кабинетам.
Люся с тоской поглядела ей вслед и подумала: великие умники, утверждающие, что женской дружбы не бывает, глубоко заблуждаются. Если бы они только знали, на что решилась Селиванова ради подруги, то съели бы свои вонючие стельки. И за чем только она на это согласилась?! Вдруг Смолкин ее действительно убьет, чтобы вновь стать свободным?!
«Ничего у него не получится, – мстительно улыбнулась Людмила, – после моей смерти он станет вдовцом. Вдовцом, а не закоренелым холостяком!» Разница была существенной. Смолкин уже не сможет кичиться своей брачной неприкосновенностью. Уже ради одного этого стоило повесить на себя такое ярмо.
Ярмо проспалось через пару часов и ввалилось в редакцию с такими же круглыми глазами, как у Белкиной. Федор тут же кинулся к «верстке», пряча в кармане какой-то сверток.
– Ты у меня забыла, – шепнул он и сунул его Люсе.
– Что это? – спросила та недоуменно.
– Твое нижнее белье, висело в ванной, – опять шепотом, чтобы его не услышала Настасья, объяснил Смолкин. – И зубная щетка не моя, и гель, пардон, для интимных мест…
– Федя, – Люся встала и подошла к нему поближе, – это теперь не мои, а наши вещи!
– Наши? – прохрипел Смолкин. – Зачем мне твой гель для… хм. Зубная щетка у меня своя есть. Я же не акула с двумя рядами зубов.
– Ха-ха! – Люся прижала Смолкина своим бюстом к холодной стене. – Феденька, ты что, забыл, что мы вчера поженились и ты потребовал, чтобы я перевезла к тебе вещи?!
– Мы поженились?! – Смолкин побледнел и безжизненно опустил руки. – Я потребовал?!
– Да, – кивнула белокурой головой Настасья, – вы женились, и ты требовал!
– Не может быть, – прошептал Федор, недоверчиво глядя на девиц. – Кто свидетели?
– В загсе сказали, что на сегодняшний момент они уже не актуальны, – ответила Люся, пожимая плечами, – мы обошлись без них.
– Значит, – подозрительно сощурился Смолкин, – свидетелей нет?
– Если ты так ставишь вопрос, – возразила Люся, – то у нас в свидетелях вся редакция. Мы отмечали регистрацию в журналистской.
– Не может быть! – воскликнул Федор, оттолкнул Селиванову и бросился к журналистам.
– Может быть, все может быть, – проворчала Люся и направилась за ним.
– Поздравляю с законным браком, – расплылась в довольной улыбке перед дверью в кабинет Гортензия Степановна, серьезная дама, занимавшаяся корректурой.
– Радость-то какая, поздравляю! – прыгала еще одна случайно оказавшаяся поблизости коллега. Это была Эллочка, секретарь организации, в которой доблестно трудился Федор.
– Бред какой-то, – все еще не верил Смолкин, хватаясь за ручку двери, – массовые галлюцинации!
– Горько молодоженам! – прокричали ему товарищи по перу, как только он ступил на порог.
Федор озадаченно сел за свой рабочий стол. Люся демонстративно подошла к нему и чмокнула в щеку. Народ зааплодировал. Потом разошелся по кабинетам, увлекая за собой невесту, пообещавшую поделиться подробностями начавшейся вчера семейной жизни.
– Как это произошло? – прохрипел Смолкин, оглядывая сотоварищей-корреспондентов – хмурого Василия и веселого Константина.
– Прикольно! – радовался Константин. – Ты был в полной отключке и висел на Люське, как родной.
– Занимательно, – согласился с ним Василий, – я бы даже сказал, что довольно храбро. Женился, как отрезал, не примеряясь семь раз.
– Итак, – вздохнул Федор, уставившись на дверь, – я все-таки женился. А когда оформляют развод?
Людмила обняла Настю, и обе немного всплакнули. Первый тайм прошел со счетом один—ноль в их пользу. Осталась еще парочка с небольшими перерывами, за время которых следовало провести тщательную подготовку. Впрочем, подготовка была проведена заранее, следовало только еще раз убедиться в том, что все идет по плану. Люся набрала номер своей приятельницы, начальника местного загса, и поинтересовалась ходом строительных работ. Та обнадежила ее, что помещение загса из-за протекающей крыши будет закрыто минимум на три дня. Заявления о расторжении брака в это время принимать никто не станет. Какое расторжение, если у загса от течи поехала крыша?
Смолкин бросил трубку на рычаг. Ему показалось, что крыша поехала у него. Какие строительные работы? Ему придется жить с Люськой в одной квартире минимум три дня! Она будет вести себя как его законная жена: готовить, стирать, убирать. С ней придется спать в одной постели? Нет, в браке определенно есть свои преимущества. Жалко, что его не заключают на год! Пожили, надоели друг другу и разошлись. Женился на очередной Люське. Та снова готовит, стирает, убирает. А он с ней… хм.
Федор мечтательно улыбнулся.
– Радуется, – кивнул на него Константин, – такую девку отхватил!
– Остальные-то теперь побоку, – позлорадствовал Василий, не пользовавшийся вниманием у женщин.
Федор сник. Вот что худшая сторона брака! Остальные побоку. Поэтому он и не собирался жениться минимум лет десять. Как же получилось, что он передумал?! Смолкин потер виски, напряг память, но так ничего и не вспомнил, кроме того, как утром обнимал унитаз. Значит, у них не было первой брачной ночи? А Люська даже не закатила скандал по этому поводу?! Закатит. Бабы все такие. Оттягивает удовольствие до вечера, а перед ужином начнет ему припоминать. Что же выходит? Федору придется ужинать с Люськой? А как же Лариса?
– А кто его спрашивает? – интересовался по телефону Василий. – Верочка? Ах, это вы, Верочка! Конечно, он рад. Да и вы обрадуетесь, когда узнаете, что Федор вчера женился и у вас есть отличная возможность поздравить его с законным браком. Бросила трубку, – развел он руками.
– Выпьем, Федя, где же кружка?! – продекламировал Константин и пошел к холодильнику за остатками вчерашнего пиршества.
– Почему Люська? – страдал Смолкин, наблюдая за тем, как Константин разливает по пластиковым стаканчикам водку, боязливо поглядывая на дверь в ожидании появления главреда. Тот утренние возлияния не поощрял и требовал трудовой активности, которая после застолий превращалась в трудовой подвиг.
– Я же говорю, – поднимая стакан, повторил Костя, – она висела на тебе, как родная!
– За мужскую солидарность, мужики! – провозгласил тост Василий, и все залпом опрокинули стаканы.
– Лариса, – стонал Смолкин, – Верочка, Соня Огурцова! Почему Люська?!
– Вот так, брат, бывает, – похлопал его по плечу Василий. – Верочка, Верочка, а потом – бац! И Люська! Лариса, Лариса, а потом – бац и…
– Федор! – Дверь резко распахнулась, и на пороге показался главред. – Поздравляю!
Он подбежал к столу, с которого не успели убрать початый алкоголь, и тоже потребовал наполнить ему стакан. Смахивая скупую мужскую слезу, главред сказал тост и выпил. А потом еще.
– Федька, сволочь, – расчувствовался Сан Саныч после опустошенной бутылки, – как ты мог? Вот и я когда-то напился и женился. Сколько лет-то прошло? Девчонки уже выросли…
Смолкин молча поглядел на седоватого главреда. Если уж и он в свое время напился и женился, значит, такая у них судьба, у журналистов. Нет предела этому беспределу. Все бабы одинаковы: так и норовят ухватить подвыпившего мужика, нацепить на его одурманенное сознание брачные оковы и повесить на свободолюбивую шею хомут. Как он мог столько выпить, что согласился жениться?! Нужно меньше пить. И спать. Особенно с разными бабами. Но отныне ему придется менять всю свою налаженную жизнь. Вряд ли Люська потерпит его бывших пассий. Рыжая ведьма! Как она смогла его окрутить?
– Детей-то когда рожать начнете? – интересовался главред. – Не затягивай с этим делом, Федя.
– Ага, – поддерживал того Константин, – в стране с рождаемостью напряженка.
– Как только, так сразу, – пробурчал Смолкин, лишь бы его оставили в покое. Детей ему только не хватало. Еще чего! Он ни за что не станет матерью-героиней. То есть Люська его не станет, конечно же. Его? Он уже думает о ней как о своей собственности?
– Пухлик, – в кабинет заглянула Людмила, – ты обедать с нами пойдешь? – И она кивнула на стоявшую рядом с ней Настасью. Опешивший от «Пухлика» Смолкин застыл с соленым огурцом во рту и едва нашел в себе силы промычать «нет». – Тогда мы двинули в сторону «Макдоналдса». У тебя сотни не найдется, а то я кошелек дома забыла?
Смолкин дрожащей от напряжения рукой полез в карман и выудил деньги. Вертихвостка! Она уже начинает опустошать его карманы! Он кисло улыбнулся сослуживцам и протянул ей купюры.
– Спасибки, – восхитилась его щедростью Люся и послала Смолкину воздушный поцелуй, от которого его физиономию перекосило.
– Пу-х-лик, – мечтательно повторил Костя, когда Люська закрыла за собой дверь. – Как она тебя ласково! Жениться, что ли?
– Моя меня тоже когда-то, – махнул рукой главред, предлагая тем самым наполнить емкости до краев. И Константин полез в холодильник за оставшейся водкой.
Люся выбрала «Макдоналдс» не случайно. Отсюда открывался отличный вид на вход в редакцию. Она решила контролировать Смолкина каждую минуту. Его нельзя было отпускать в самостоятельное плавание, из которого его только что прибило к семейному берегу. Ведь в холостяцком море осталось полным– полно плотоядных русалок, мечтающих затянуть его обратно в пучину разврата. Мечтать о Смолкине должна была каждая романтичная особа слабого пола. Он был местным мачо, если уж не по внешности (рост средний, комплекция полноватая, очки), то уж по умению убалтывать женщин – точно. Случись ему встретиться с Казановой, тот бы ему позавидовал!
Люсю он никогда не привлекал как мужчина. Ей нравились высокие, крепкие брюнеты с глубокими карими глазами, в которых можно было утонуть безвозвратно. Вернее, нравились бы. До этого момента ни один брюнет ее мечты еще не встречался. Возможно, они и были, но Люсе не попадались. Зато Федор Смолкин маячил перед глазами каждый день. Маячил, разбивал шутя женские сердца, одаривая всех обаятельной улыбкой закоренелого холостяка. И вот теперь он уже не холостяк!
– Тебе придется ему готовить еду? – трагическим шепотом поинтересовалась Настя, прихлебывая молочный коктейль с клубникой.
– Придется, – шумно вздыхала Люська, вливая в себя прохладу ванильного напитка.
– Тебе нужно будет ему стирать? – продолжала подруга.
– Нужно, – соглашалась та.
– И спать в одной постели?! – Настя испуганно закрыла рот рукой и огляделась по сторонам, как будто под одним из столов прятался Смолкин и слушал их откровения.
– Ни за что! – заявила Люся и вцепилась зубами в гамбургер.
– Тогда он догадается о том, что ты его не любишь, – трагически прошептала Настя.
– Подумаешь, – процедила Люся, – где ты видела, что люди женятся по любви? Только в кинокомедиях! А жизнь – это прежде всего драма. Шекспировская трагедия, если хочешь!
– Не хочу, – призналась Настя, – я не хочу, чтобы в моей жизни были трагедии. Ты уж как-нибудь…
– Ладно, – согласилась та, тряхнув своей длинной рыжей шевелюрой, – я постараюсь. Я устрою ему такую трагедию с драмой! Он пожалеет, что родился на свет.
– У него мама очень хорошая, – вздохнула Настя, – ее жалко.
– А он кого пожалел?! – Люся запихнула в себя гамбургер и принялась сосредоточенно жевать.
– Ну да, ну да, – закивала Настасья, – только с мамой аккуратней, у нее может быть больное сердце.
– Я хочу познакомиться с ней в самое ближайшее время, чтобы у Федора не было путей к отступлению. И познакомлю его со своей, уж она направит его на истинный путь.
– Твоя мама тоже очень хорошая, – сказала Настя.
– У тебя все хорошие люди! – горячо высказалась Люся. – И Смолкин, который обманул тебя и бросил, тоже замечательный.
– Как человек он действительно очень хороший, – неуверенно ответила подруга.
– Такими хорошими людьми все тюрьмы переполнены, – заявила Люся и замерла. – Вышел! Куда направился? – Она пригляделась. – Нет, это не Смолкин. Это Константин.
– В магазин побежал, – предположила Настасья, – Сан Санычу не хватило.
– Значит, вечером Смолкин снова будет пьян! – обрадовалась Люська. – Я устрою ему скандал. А ты во время представления посидишь в стенном шкафу в коридоре. Когда он начнет меня душить, выскочишь оттуда и вызовешь милицию.
– Выскочу, – торжественно, как новобранец на присяге, пообещала Белкина. – Но тебе не кажется, что Федя не сможет поднять на женщину руку?
– Не сможет? Ха! Я его заставлю это сделать! – Людмила сверкнула глазами так, что за соседним столиком мужчина, поймавший ее взгляд, подавился жареной картошкой.
День был невыпускным, потому работники редакции улизнули домой раньше обычного. Но Смолкин задержался, домой ему не хотелось. Он никогда не любил возвращаться в пустую квартиру. Каждый вечер он навещал приятелей и приятельниц, которые ждали его с нетерпением. Сегодня же его с нетерпением ждала жена. Федору это обстоятельство жутко не нравилось. Люсю он знал давно, уважал как профессионала. Но такой профессиональной хватки от нее никак не ожидал!
Сан Саныч рассказал, что на мероприятии, посвященном Дню радио, устроители затеяли бал новобрачных, среди которых затесался Смолкин, привлеченный красотой оголенных частей женских тел в белых платьях. Он, как одуревший, бегал за невестами и обещал на них жениться, пока один из женихов не съездил ему по морде лица, отключив его от восприятия действительности. Видимо, в этот момент профессионалка Селиванова и воспользовалась его уроненным авторитетом. Но он, по крайней мере, должен был сказать «да». И говорил, как подтвердил Сан Саныч. Селиванова показывала ему подвязку от своих чулок, а он гладил ее ногу и орал «да!». «Что это, как не любовь?» – предположил главред и сказал тост.
Она заманила его в ловушку! Наивного, доверчивого Смолкина обманули самым бесстыжим образом. Говоря «да!», он имел в виду совершенно другое. Ему нужно пойти домой и разобраться с обманщицей. Наверняка сейчас она сидит в его квартире и дрожит как осиновый лист, предчувствуя, что добрые люди ему обо всем рассказали. Как она его окрутила, наколола, объегорила…
– Явился не запылился, – Люська по примеру своей бабушки-казачки уперла руки в бока и выставила вперед правую ногу в домашней тапочке с кроличьим помпоном. – Где шлялся? Сколько времени, видел? – Помпон грозно заколыхался на тапке. – Чтоб после работы всегда бежал домой! – продолжала орать на весь подъезд Люська. – Ишь ты, Казанова хренов!
– Ты чего? – обомлел Смолкин, опешив от подобного приема. – Мы же с главредом…
– И ему достанется, – Люся погрозила в сторону редакции кулаком. – Ишь, гад, спаивает мужа!
У Федора на нервной почве задергался левый глаз, которым тем не менее он отчетливо увидел, как открылась дверь напротив и показалась седая голова соседки, украшенная бигуди.
– Здравствуйте! – заорала Селиванова. – Мы тут с мужем разговариваем. Я, между прочим, вчера за него замуж вышла!
– Примите мои искренние соболезнования, – прошамкала та беззубым ртом и исчезла из поля зрения молодоженов.
– Видел, что о тебе люди говорят? Алкоголик! – Люська посторонилась и пропустила Смолкина в его же собственную квартиру.
– Что ты сделала? – выдохнул тот, оседая на телефонной тумбочке. – Теперь она позвонит маме.
– А! Испугался мамочки! То-то. Если и завтра придешь в таком виде, то я сама ей позвоню, – пообещала Люська. – Кстати, ты обещал меня с ней познакомить. Нехорошо как-то получается. Женился, а с мамой не знакомишь.
– Я обещал? – схватился за хмельную голову Смолкин, припоминая, что же еще он наобещал этой дуре. Ничего вспомнить так и не получилось. Он прикрыл глаза и окунулся в сладостную пелену сна.
– А! – заорала Люська, тряся его за грудки и пытаясь привести в чувство. – Подлец и негодяй!
– Не трогай Федечку! – пискнула Настасья и выпрыгнула из стенного шкафа. – Не нужно его душить. Он хороший.
– Настька? – очнулся тот и обрадовался. – Ты откуда? Или я и на тебе женился? У меня что, гарем?
– Падишах нашелся, – буркнула та, увидев, что убивать Смолкина никто не собирается.
– Давай дотащим его до спальни, – сказала Люся подруге, резонно предположив, что одна с нетрезвым Смолкиным не справится.
– Ни за что! – заорал тот, прикрывая ширинку брюк. – Только не в одной постели!
– Девственник нашелся, – хмыкнула Люська и схватила Смолкина под мышки. Настя взялась за ноги, и они потащили упирающегося Федора в спальню. – Сейчас мы его разденем, – грозно нахмурилась Люська, – и отхлестаем тем березовым веником, что висит у него в ванной… Имею право как законная супруга!
– Царь небесный, – прошептал убитый унижением Смолкин, – завтра же брошу пить. Только огради от этого исчадия ада!
Бить его не стали, ограничились устным предупреждением. Федор клятвенно пообещал приходить вовремя домой, не интересоваться другими женщинами и бросить пить. Люся ему не поверила. Она догадывалась, что завтра Смолкин побежит в загс разводиться. Но не тут-то было! Мало того, что там ремонтировали крышу, так еще и следующий день был выходным. И до него нужно было дожить.
– Оставайся, – предложила Люся подруге. – Он проснется и меня убьет. Моя смерть будет на твоей совести, Белкина.
– Федя не такой, – твердила Настасья, прикрывая дверь в спальню. – И я рада, что у вас не было брачной ночи.
– А я-то как рада, – усмехнулась Люся, раскрывая все шкафчики в комнате мужа в поисках спиртного. – Ни брачной, ни послебрачной. Я же сказала, что не стану с ним заниматься любовью.
– Может быть, тебе признаться, что ты беременна? – предложила Настя.
– Может быть, – согласилась с ней Люся, разглядывая найденную бутылку с початым чинзано. – Вздрогнем по капле? Мне необходимо расслабиться.
Девушки прошли на кухню и закрылись. Люся нашла в холодильнике Смолкина «Докторскую» колбасу, заботливо припасенную для сына его мамой, и открыла первые попавшиеся консервы – кильки в томате. Закуска вышла так себе, холостяцкая. У Смолкина не было ни конфет, ни шоколада, который так любила Люся. Пить вино с кильками и колбасой ей не хотелось. Но не идти же на ночь глядя в магазин. Или к соседке в бигуди. Впрочем, та могла бы ее пожалеть: бедняжка, вышла замуж за такого идиота. Но сегодня Людмиле жалость была не нужна. Ей следовало настроиться на утреннюю встречу с «любимым» супругом.
– Чтоб у вас все было замечательно! – пылко произнесла Настасья, закрыла глаза и выпила.
– Ты это о чем? – удивилась Люся, которую вовсе не устраивала замечательная жизнь с Федором.
– О вас, – всхлипнула подруга. – Вы такая интересная пара.
– Так, – отодвинула ее бокал Люся, – тебе больше не наливать. Ешь кильку.
Из спальни раздался храп Смолкина. Девушки притихли.
– Я, пожалуй, останусь, – сказала Настя, втянув голову в плечи. – Вдруг ты его покалечишь.
Рассуждать о том, кто кого покалечит в начале семейной жизни, с Белкиной было бесполезно. Такая беззаветная любовь, которую она испытывала к Смолкину, не искоренялась ни каленым железом, ни другими душевными процедурами. Пришлось хлестать чинзано одной и выслушивать замечания подруги о том, какая они хорошая пара и как прекрасно смотрятся вместе. Люся вспомнила лоснящееся лицо супруга, его пухлые губы, ошарашенный вид… Как можно любить Смолкина? Она не представляла. И догадывалась, что он никогда ей этого не простит. Ну и что? Зато запомнит на всю жизнь.
А жизнь до нее у Федора была красочной и изобиловала фактами измен. Девицы менялись у Смолкина, как перчатки у светской модницы. Среди них попадались изношенные, дешевые рукавички, но в большинстве случаев Смолкин встречался с привлекательными женщинами. Вот и Настасье голову кружил. И что она в нем нашла? Обратила бы лучше внимание на Константина. Приятный веселый парень, жаль, что блондин. Для Селивановой блондины как мужчины не существовали. Они могли быть хорошими друзьями, приятными коллегами, но только не любовниками. Смолкин блондином не был. Его пепельный цвет волос давал смутную надежду на Люськино внимание, но он им не воспользовался самостоятельно. За что и поплатился. И за остальное тоже.
– Нужно переставить мебель, – внезапно озарило молодую жену.
– Зачем? – в губах Насти застыла недоеденная килька.
– Чтобы он проснулся и понял, кто в его доме хозяин! – отчеканила Люська и прикинула, насколько тяжело будет переставлять холодильник из одного угла в другой.
– Ты думаешь, это поможет? – заинтересовалась подруга.
– Еще как, – усмехнулась та, – мужчины по натуре собственники. Он привык к холодильнику, что тот все время стоит в одном углу. А мы возьмем и передвинем его! Для Смолкина перестановка будет равносильна тому, что холодильник выкинули с балкона.
– Может, поменяем местами микроволновку с тостером? – неуверенно предложила Настя, поглядывая на холодильник с нескрываемым ужасом.
– Настена, мы все поменяем, – сказала Селиванова, – ничего из прошлой жизни Смолкина ему не останется. Начнем с кухни. В комнате сделаем перестановку позже, когда он куда-нибудь уйдет.
– И ты его отпустишь? – трагически произнесла Настя.
– Да, ты права. Отпускать нельзя. Если только к маме…
– Не забывай, что она милая, добрая женщина, – напомнила Настя.
– Пока мы имеем дело с вредным и неприятным типом, – заявила Люся и попыталась сдвинуть холодильник. – Нелегко, – призналась она, – придется переставлять микроволновку. Но тогда открутим у раковины трубу!
– Зачем? – Настя в изумлении забыла про кильку, зафиксировав ее, как сигару, в уголке рта.
– Пусть сидит дома и чинит водопровод, – подмигнула ей Люся.
– Чинит водопровод! – восхищенно всплеснула руками Настя и проглотила кильку. Она чуть не подавилась. Пришлось запивать кильку тем, что оказалось под рукой.
Под утро подруги задремали на диванчике, нежно прижавшись друг к другу. К этому времени кухня преобразилась полностью, только холодильник, как оплот холостяцкой неприкосновенности Смолкина, остался стоять на месте.
