Алина Менькова
Шоу будет продолжаться
О запойных временах
Адриана отводит глаза, пытаясь рассмотреть кусты сирени у скамейки. Вижу, что ей неприятно это вспоминать.
«Все пошло наперекосяк, когда переехали в город. Отец устроился на стройку. Там обещали квартиру вне очереди дать. Ему чужд был город, новые люди. И работа эта ему не нравилась. Денег не хватало. Видимо, он сломался. Стал выпивать. Страшное время развода родителей пришлось на мой 9-летний возраст, старшему брату было 12, младшей сестре – 7. Отец сначала стал замкнутым, начал грубить, обижать мать. А когда выпивал, распускал руки. В острые моменты опьянения он даже гонялся за мамой с ножом – причины ему не надо было, чтобы им размахивать. Он их без труда находил – то мама невкусно приготовила, то задержалась где-то, то кому-то улыбнулась из мужчин. Он кричал так, что чашки в шкафах звенели… и не щадил маму совсем. Дрался с ней, как с мужчиной. От этого бесконечного кошмара моя сестра начала заикаться. Брат стал ночевать у одноклассников. А я всегда с ужасом ждала прихода отца. Один раз, когда он после очередной надуманной ссоры озверевший схватился за нож, я убежала из дома и спряталась за деревом. Он, как охотник, рыскал по двору в поисках мамы. Помню, как стучали мои зубы, дрожало тело от страха. Я еле стояла на ногах. Я так боялась, что он ее найдет и убьет, а я останусь без нее.
После этого случая мама подала на развод. Долго они расходились, мама не хотела оставаться одна. Тогда бы мы все трое детей остались на ее попечении… да еще я среди этой троицы – инвалид. Наверно, это ее пугало. После побоев всегда повторялось одно и то же – отец просил прощения, вставал на колени, плакал и умолял не обращаться в милицию. Мама его прощала. Систематично прощала. Несмотря на то, что мы от этого страдали. Мы становились невольными свидетелями этого страдания. Тягучего, как жевательная резинка, как кусок грязи на подошве наших судеб, прилипший к детству. Наверно, оправдывала всегда».
Адриана поправляет руками волосы, лежащие и без того идеально, голос ее дрожит.
«Помню: лежит мама, лицо все синее, опухшее, а отец отрезвевший пытается ей услужить – наливает вина. Говорит, дескать, это анестезия. После развода мама стала прикладываться к рюмке. Это папа виноват, он ее напаивал. От этого больнее всего. Потом у нее нашлись такие же подруги пьяницы. Меня сдала в интернат, брата и сестру к бабушке отвезла. Так я потеряла мать навсегда. Но знаете, я все же рада, что оказалась в интернате. Только благодаря этому я и выжила. У бабушки, кроме картошки и капусты, ничего не было. Но зато она меня всегда морально поддерживала. Когда я поехала в Новочеркасск на учебу, потом в Ростов-на-Дону – звонила, писала. А когда маленькой приезжала к ней на каникулы, я сильно худела. Все жили на одну бабушкину пенсию. Бывало, мы с мамой были у бабушки одновременно. Мама навещала ее только по одной причине – заканчивались деньги. Я видела, как мама опускалась все ниже и ниже, как алкоголь убивал ее. Она воровала деньги даже у меня – ребенка. Мои накопления… на конфеты и прочие детские радости. Хорошо, что забирала не все. И я все удивлялась – что как бы хорошо я ни спрятала, она всегда находила. Бабушка ей говорила, что так нельзя, почему ты детьми не занимаешься, кто тебе воды в старости подаст? Мама отвечала в очередном угаре: «Адриана. Она добрая, она меня не оставит».
«О чем ты жалеешь, оглядываясь на то время?»
«Я жалею о том, кем стала мама. У нее ведь все раньше горело в руках – она могла корову надоить, и сметану, творог набить, и пирог испечь, и в огороде все посадить, и дома порядок был… и самогонки нагнать бидонами. Тогда это была деревенская валюта. Из красивой рукодельницы, мягкой, нежной мама превратилась в запойную алкоголичку. Я вижу в себе мамины черты. Я такая же творческая, любознательная, люблю петь и танцевать. Вот вы же говорите, что я выгляжу молодо. Так вот, моя моложавость от нее. Даже алкоголь не до конца убил в ней ее природную красоту».
О тяжелых днях в больнице
«Но ведь много времени до того, как попала в интернат, ты проводила в школе. Как складывались твои отношения там? Тебя поддерживали?»
«С 1 по 4 класс я училась в обычной школе. Меня не обижали. До сих пор помню первую учительницу – Розу Николаевну. Красивую, ласковую, добрую. В первый же день после уроков она спросила у класса: «Кто живет рядом со школой, помогите Адриане донести до дома портфель!» До сих пор помню, как он волочился по полу от тяжести учебников. Вызвалась девочка, с которой у нас началась большая дружба и продолжается по сей день».
В 10 лет Адриану положили в больницу, чтобы оперировать врожденный вывих коленного сустава.
«Целый год промучилась с несколькими операциями, гипсами с груди до самых пяток. Было очень больно и плохо… и мучительно. Родители в это время разводились. У них – суды, разборки. А я в больнице. Покинутость, разбитость, тогда я в полной мере ощутила свою беспомощность. Я долго держала обиду на маму. Мне она была нужна в больнице, очень нужна. Я сейчас это говорю и вспоминаю снова то чувство обиды, и становится также больно – и физически, и морально. Я часто плакала, когда лежала в палате, загипсованная по самое горло. Бабушка иногда приходила, пару раз ей даже получилось привести за руку маму… но я не получила от матери тогда ни сочувствия, ни тепла. Один месяц в больнице, потом еще несколько… также в гипсе, в детском послеоперационном санатории. Потом операция на другой ноге, и все снова. Боль, гипс, окно, сочувствующие взгляды медсестер и одиночество… Я спрашивала потом мать: «Почему ты не навещала меня?», она говорила: «Ну, я знала, что за тобой присмотрят, накормят». Я ей: «Но я же скучала, я плакала каждую ночь». Она только отшучивалась: «Я делами занималась, ну, все же хорошо уже с тобой!»
Мать Адрианы умерла в 64 года.
«В пьяных ссорах не раз ее избивали по полусмерти сожители с белой горячкой. Как-то зимним вечером она по обыкновению выпивала с соседкой. Случился конфликт, та изрезала ее ножом и бросила тело подальше от своего дома. Потом в милиции признали, что она умерла от переохлаждения».
Плохого о матери Адриана не говорит. Не оценивает ее жизнь, ее смерть, ее поступки. Просто сожалеет о том, что та не стала для нее поддержкой.
О напрасных страданиях
Я смотрю на эту маленькую симпатичную женщину и понимаю, что операции не принесли результатов. Она словно прочитывает в глазах мой немой вопрос и говорит:
«Все было бесполезным, мучения оказались напрасными. После больницы меня отдали в интернат для детей-инвалидов. Опять тоска по дому, душевное одиночество. Через год я освоилась, появились друзья. Влюбилась в самого красивого мальчика – конечно, в тайне».
«Влюбленность – это прекрасно!», – перебиваю я.
«Да! Но тут я особо ощутила неконкурентоспособность своего внешнего вида, своего тела. Полюбить его до сих пор не получается. Пришлось просто принять – как данность, как ношу. Жалею, что не было у меня поддержки, наставника или взрослого теплого человека, который просто бы погладил меня по голове, приободрил, чтобы отпустить мою зажатость, стеснительность, неуверенность.
Может, тогда бы я в полной мере полюбила себя. Всю – с головы до пят. Только теперь я понимаю, что, даже находясь в таком теле, имея другие качества – смелость, решительность, можно прийти к хорошему результату. Кстати, о том, о чем я еще жалею… Я жалею, что не реализовала свои способности к рисованию, к математике. Боялась быть выскочкой, стеснялась, когда меня хвалили, краснела. Я была послушная тихая девочка, которая хорошо училась и давала всем списывать. Надо было не стесняться петь со сцены, ходить во все кружки, не быть скромной. Я даже наряжаться стеснялась, стеснялась быть яркой и привлекательной. Хотя я ведь и так привлекала внимание своей инвалидностью. Слишком много внимания».
«И профессию пришлось выбрать, чтобы больше сидеть…»
«Верно, я экономист. Окончила экономический вуз, совсем не соответствующий своим природным наклонностям. Однако честно отработала экономистом в банке 17 лет, обустроила свой быт».
О цветочных мечтах
«Но ведь в школе ты грезила стать кем-то другим?»
«Да, я мечтала о работе, связанной с цветами – с выведением новых сортов. Буквально на днях закончила обучение флористике. Так что я осуществила свою маленькую мечту. Я получила столько живой энергии и блаженства от красоты. Недавно я стала создавать куклы, сейчас готовлю коллекцию и хочу участвовать на творческих выставках. Теперь можно и для души пожить».
«Расскажи, что было с тобой после окончания школы? Как ты встретила первого мужа?».
«Я окончила экономический факультет в Ростове-на-Дону и уехала по распределению в Армавир на работу. Там через 4 с половиной года работы в госбанке получила однокомнатную квартиру, познакомилась с обаятельным парнем – красивым, веселым, широкоплечим. Тоже инвалид, с перенесенным полиомиелитом».
О радости материнства и горести развода
«Ты была в то время счастлива?»
«Конечно, меня любили, заботились. Когда забеременела, муж и его родители были рады. Но врачи постоянно уговаривали на аборт. Говорили, «Куда рожать тебе? Будет инвалид!» Муж тогда меня поддержал. Местные врачи направили нас в институт акушерства и гинекологии в Москве. Там мне сделали кесарево. Родился мальчик весом 3 килограмма 300 граммов и ростом 50 сантиметров. Я была счастлива, как никогда. Свекр плакал от счастья. «Держите пять рублей за внука!» – говорил он медсестре, когда забирал нас из роддома. Так было принято, за мальчика давали пять рублей, за девочку – три».
«После родов как ты себя чувствовала?»
«Суставы сильно пострадали от набранного веса. Мне становилось все тяжелее ходить и делать привычную работу по дому. Ребенок был беспокойный, ночи бессонные. Когда сыну исполнилось 7 месяцев, он отказался брать грудь. Муж каждый день ездил на молочную кухню за смесями, баюкал малыша, пеленал. Потом, видно, муж устал. Стал все больше отдаляться от нас, раздражаться по любому поводу. Теперь я старалась угодить ему. Я разрывалась между домом и работой. Родители не помогали, придут – посюсюкаются и все. После выхода из декрета банки стали коммерческими, повысилась зарплата госслужащих. За 5 лет я накопила на трехкомнатную квартиру. С мужем к тому времени в конец все разладилось, и через время мы развелись. Морально я снова была надломлена. Муж меня выгонял из моей же квартиры, на которую я заработала. Мы судились полтора года… в итоге разделили ее пополам».
Вот это поворот. И это не бразильский сериал, это жизнь маленькой, но сильной женщины. Которая одна проживает свою жизнь в бесконечной борьбе. За любовь и признание. В детстве – за любовь матери, в зрелости – за любовь других людей.
«На деньги половины стоимости квартиры я купила однокомнатную квартиру в Краснодаре. А на время судов убежала, ему легче было меня прибить, чем делиться».
О страхах, которые сбылись
«Ты боялась, что сын тоже болен?»
«О, да. Беспокойство росло внутри меня. После рождения сына врачи говорили, что нам выпали счастливые 50 процентов и ахондроплазия не передалась. Но я не могла поверить до конца. Я волновалась. До трех лет я тоже ничем не отличалась от сверстников, но после стала отставать в росте и чаще сидеть. И да, мои опасения подтвердились. С моим сыном все повторилось в точности, как со мной. Он тоже стал отставать в росте после трех лет. Помню, как я переживала на каждом приеме у врача, когда заветные сантиметры не прибавлялись… но в отличие от меня сын много бегал. В семь лет его карликовость стала очевидной. И я решила – раз мне себя не получилось вылечить, то сына я точно постараюсь».
«Разве можно вылечить это заболевание?», – вопрошаю я.
«Нет никакой чудо-таблетки. Только такое многолетнее болезненное лечение. Медицина не предлагает ничего, кроме как вытягивание костей на аппарате Илизарова. Мы взялись за ноги сына, как только нам разрешили врачи. Оперировались и вытянули ноги на 15 сантиметров. Это был такой же ад, какой я переживала в своем детстве. Каждую кость пронизывали спицами в двух местах, ее просто ломали и затем постепенно, по миллиметру оттягивали, чтобы на месте пустого пространства образовалась костная ткань. После вытяжки надо выдержать полгода, чтобы костная ткань затвердела. Теперь ему легче в бытовых вопросах – он водит машину. Так мы пролежали почти 7 лет в больнице. Потом сама слегла от усталости. Как тогда выжила – сама не знаю… С самого детства я старалась разговаривать с сыном по душам, без нравоучений и наставлений. Я как хотела уберечь его от закомплексованности, водила по кружкам – информатика, английский, шахматы».
Адриана улыбается:
«Сейчас с сыном мы друзья. Он мой первый друг и поддержка!»
Об активной жизни сегодня
«Твой быт отличается от быта обычного человека?»
«Мой быт ничем специально не обустроен, только в некоторых местах я ставлю ступеньки – под кухней, в ванне. Не обустроен заезд в подъезд, установлены две параллели под крутым углом, в результате чего невозможно ни спуститься, ни подняться. В квартире передвигаюсь на костылях. На улице на коляске».
Адриана говорит, что сейчас ее суставы полностью разрушены.
«Я получила первую группу инвалидности. У меня стандартная пенсия».
«А в личном как дела?»
«Я вышла замуж во второй раз, уже когда сын был взрослым. Муж мои интересы и хобби не поддерживает. Он склонен, как многие мужчины, видеть женщину босой на кухне. Однако, когда я достигаю успехов, он мной хвастается».
«Сколько ты уже на коляске? И почему оказалась в ней?»
«Несколько лет. Существуют разные степени пораженности ахондроплазией. Например, у Данилы Плужникова, победителя конкурса «Голос-дети», сильная степень. У меня чуть слабее: в молодом возрасте ходила без костылей. С возрастом суставы разрушились окончательно. После 45 лет стала пользоваться тростью. И ещё через лет 5 и с тростью стало трудно ходить. И выйти в город даже на прогулку я уже не могла. Спасение пришло в виде электрической инвалидной коляски. Теперь могу на ней преодолевать большие расстояния, лишь бы дорога была ровная. Конечно, всегда для инвалидов находятся помощники и в общественном транспорте, и на пешеходном переходе. Мир полон отзывчивых и добрых людей. Хотя это не они должны помогать нам, а соответствующие организации обустраивать доступную среду. При ремонте дорог и тротуаров часто власти не задумываются над тем, как проехать там инвалидам. Я думала, как решить эту проблему, не хотела бездействовать. И два года назад я создала коллектив инвалидов-колясочников под названием «Живинка». Теперь там я провожу мероприятия, где мы делимся опытом, советами. Участников становится все больше. Мы ставим перед собой важные задачи – мы хотим сделать доступной среду для инвалидов, помочь им в приобретении профессиональных навыков».
«С кем тебе проще общаться – с инвалидами или здоровыми людьми?»
«Разницы для меня нет. Когда я разговариваю с инвалидами, я во многом узнаю себя – они такие же закомплексованные, зажатые, несмелые. Я хочу быть для некоторых из них, для молодых в особенности, тем умным взрослым человеком, которого не было у меня в свое время. Помочь каждому открыть свои способности, пробудить радость к жизни. Пару раз на улице меня останавливали женщины – матери детей с таким же диагнозом, они в недоумении и обращаются ко мне за советом, как помочь их детям принять себя, как лучше это сделать. Я говорю им всегда одно и то же – просто любите и развивайте их духовно. Самореализация – одна из составляющих счастья».
«Что уже сделано в «Живинке» и что планируется?»
«Весной этого года я прошла обучение по обеспечению безбарьерной среды для колясочников и стала сертифицированным экспертом. Я также являюсь членом правления благотворительного фонда «Главное дело» Екатеринодарской Епархии, которая занимается помощью нуждающимся. Вступила во всероссийское волонтерское движение и уже 1,5 года я серебряный волонтер. Так я могу делать больше полезного и доброго. Участвовала в масштабном событии страны – в составе всероссийского общественного корпуса волонтеров. Мы организовывали подготовку к проведению голосования по поправкам в Конституцию РФ. Совместно с благотворительным фондом «Добрый юг» мы планируем открыть курсы по швейному делу для колясочников. Впереди – много планов. Инвалидов становится больше, люди к ним относятся толерантнее, потому что понимают, что по ту сторону может оказаться любой из нас. Жизнь – очень непредсказуемая штука!»
«Если бы у тебя была возможность вернуться назад в детство, что бы ты сказала себе – той маленькой беззащитной девочке в больнице? От чего бы предостерегла? Чего бы пожелала?»
«Не жди, не надейся, никто тебе не поможет. Родные живут своими интересами. Некоторые, вообще особо не напрягаясь по жизни, как твоя мама, например. Им не до тебя. Не плачь. Крепись. В этой жизни тебе придется идти одной. Будь сильной, тебе нужно быть сильной в этой жизни, чтобы выжить».
О надежде, которая умерла последней
Нельзя царствовать и быть невинным. Антуан Сен-Жюст
Это еще одно анонимное интервью. Беседовала с жителем Крымска через несколько лет после трагедии. Этот человек чудом спасся в ночь с 6 на 7 июля 2012 года. Факты он озвучил давно известные, но все же слушать их было очень тяжело, а еще тяжелее принимать.
«Вы что серьезно? 170 человек… думаете, столько людей в действительности утонуло в Крымске? Ну, да – вы так напишите. СМИ заставляют так писать. Хорошо, что сейчас есть интернет – можно узнать правду»
«А в чем правда?»
«Страшная правда в том, что власти сами убили своих людей. Убили их молчанием. Той ночью до трагедии никто из мчс-ников не проехал на машинах с мегафоном…с сиренами, не предупредил спящих людей… Услышали бы голоса в рупор – люди бы проснулись, включили бы сирены – люди бы проснулись! Не было бегущих строк по телевизору, как говорили… это ложь! У нас построили храм на холме, звенели бы во все колокола – люди бы проснулись! Но даже тут – колокола молчали. Когда моя знакомая спросила почему не оповестили, батюшка ей ответил: «Как-то мы били в колокола, но наводнения не случилось и нас потом администрация наказала!»
Крымчанин молчит, потом переводит дыхание и продолжает:
«Кошмар не в воде… Своих же людей, свои же чиновники… Люди ночью тонули в собственных домах. Всплывали, как дохлые рыбки… Отец слышал, как две его девочки плачут в доме, просят помощи. Пытался доплыть, но не смог. Он стоял на ветке дерева и ревел белугой. Когда крики детей умолкли… была смертельная тишина… она еще больше ужасала. Вы можете себе представить, что он чувствовал в тот момент? Люди тонули… В ледяной, заметьте, воде. 450 трупов было найдено волонтерами в одной бригаде. А таких бригад было пять… Считаете? Но, это те цифры, за которые люди ручаются, понимаете. А есть еще факт. В первую неделю было зарегистрировано только 2000 заявлений на помощь пострадавшим. А домов было разрушено 8000. Почему заявлений так мало? Где остальные домовладельцы? 11 июля к нам в Крымск приехала женщина из краснодарской администрации и рассказала, что трупов уже 5100. И тогда еще не всех нашли. Несколько дней после катастрофы они всплывали в Варнавинском водохранилище. Понимаете, во сколько раз было властями преуменьшено количество погибших. Это же просто тошнотворная ложь».
«Что было самым страшном во всем произошедшем?»
«Страшно видеть, как умирают. Смерть безобразна и очень пугает даже самых смелых. Может бойцов на границе и не пугает. Но я не воевал, поэтому я не привык к смерти. Я простой столяр. На моих глазах утонула женщина с полугодовалым ребенком…он вцепился в нее, как кенгуренок… она же не успела даже проснуться. Самое обидное, что мы ждали помощи – мчс-ников на вертолетах. А в итоге не дождались, потому что они сами застряли. Машины пытались выехать на дорогу, но их смыло, и сотрудники МЧС чудом спаслись сами. Где те миллиарды, выделяемые на МЧС? Где самая сильная армия в мире? Где, скажите, где».
Зато власти, ничего не сделавшие вовремя для предотвращения гибели стольких людей, проявили невиданную изворотливость для сокрытия правды о том, что в Крымске действительности произошло.
Крымчанин едва сдерживает слезы и продолжает:
«Власти запугивали народ, угрожали. Просили молчать. Они «глушители» поставили, чтобы не могли позвонить родственникам. А вы знаете какой беспредельный наш край. «Кущевку» вспомните. С 6 на 7 июля была чудовищная ночь. Просто адовая. Крики, стоны, плач детей и абсолютное бессилие перед свирепым потоком. Ожидание помощи и надежда, которая умирает последней. Вот здесь очень применимо это выражение. Люди умирали с надеждой, понимаете?»
Крымчанин говорит, что до сих пор не может забыть слова Ткачева: «А вы что думаете, дорогие мои, что, нужно было каждого обойти? Это невозможно. Какими силами? Это раз. Во-вторых – и вы бы что, встали и ушли бы из дома?»
«Да, мы бы встали и вышли из дома, если бы хотя бы в 10 вечера нас предупредили. В любом случае у людей появился бы шанс на спасение. Предупрежден значит вооружен. Нам стало известно, что некоторые чиновники покинули в эту ночь свои дома. Каким образом? Были предупреждены, конечно. И даже баранов своих забрали. А простой люд захлебнулся. Мне рассказывали, как сидящие на вершине дерева обессилившие родители просили взять в проплывавшую мимо лодку маленького ребенка. Люди в лодке отказались это сделать. Знаете, что они сказали? Что они спасают имущество одного из чиновников. Детей погибло много. А трупы… их складывали в магнитовские рефрижераторы. Да, было жарко, да, не было иного выхода… главное, чтобы потом там еду не перевозили… но это или не факт, что трупов было в разы больше? Спросите – вам каждый крымчанин это скажет. Морг отстроили – самый большой в Краснодарском крае, но даже он тогда не помог. В нескольких километрах от Крымска есть аэродром и войсковая часть. Там есть большой парк грузовиков «Урал». Они способны преодолевать водные преграды. Эти машины могли бы помочь. Я уверен, что в этой части есть и резиновые лодки и другая техника. Но кто ответит, кто?»
