Денис Басацкий
Кейдж Харман в волшебном мире пегасов
Глава 2. Загадочное письмо.
Кейдж нащупала фонарик, выскользнувший из рук прямо на землю, и тусклым лучом осветила человека, так неожиданно подобравшегося к ней со спины. И буквально сразу же облегчённо выдохнула. В бежевом плаще до колен и сером шёлковом платке в горох, повязанным на седой голове, стояла Лиэнорри, а её добродушное лицо теперь источало тревогу и особую скорбь. Будто произошло столь ужасное событие, что старушка не могла больше скрывать свои эмоции.
– Ох, Лиэнорри, как же напугала меня. – прошептала девочка, крепко обнимая подругу. – Я боялась, что ты исчезла. И мы больше никогда не встретимся.
– Прости, деточка, мне пришлось срочно отлучиться. Я не успела тебя предупредить.
– Так много всего произошло, пока тебя не было.
Кейдж взахлёб рассказывала, как на стройке увидела энергетический луч, бьющий из лужайки подруги в самое небо, как девочка нашла кусок выжженной земли, а когда вернулась сюда ночью, то кто-то пересадил газон, про амбарный замок в конюшне Цвейга, про розовую спальню, плохие оценки и одноклассников, терроризирующих девочку после занятий. Да и вообще, Кейдж сильно скучала и больше никогда не отпустит свою подружку на столь продолжительное время. Наконец, девочка выговорилась, успокоилась и преданно посмотрела в грустные глаза старушки, не разжимая своих объятий.
– Самое обидное, что до того луча – никому нет дела. Никто и не заметил странного потока света, кроме меня.
– Небесное сияние не должно быть видимым. – вдруг настояла Лиэнорри. – Он появляется исключительно ночью, и то на очень короткое время. И лишь в экстренных случаях его можно заметить днём, но для того должны выступить крайне важные обстоятельства.
Кейдж не поверила своим ушам. Её лицо вытянулось от удивления.
– Так ты тоже знаешь о луче? Значит, он действительно существует, а я не сумасшедшая? Расскажи мне.
Старушка поняла, что безнадёжно проболталась. Хотя энергетический поток заметен лишь узким кругом людей, но тот факт, что Кейдж разглядела странное явление, означал одно – внутри девочки сосредоточена скрытая сила. И, стало быть, Харман суждено круто поменять свою жизнь. Так что у Лиэнорри не может быть никаких секретов от юной подруги.
– Ладно, я расскажу тебе, но обо всём по порядку. Сначала давай навестим старину Цвейга. Ему будет полезным увидеть близкого человека.
Не отпуская руки Лиэнорри и всё ещё боясь, что старушка может опять исчезнуть, Кейдж подошла ко входу в конюшню. Пока подруга копошилась в карманах плаща, стараясь отыскать ржавый ключ от навесного замка, девочка мечтательно рассуждала. «Какой же удивительный мир. В нём столько неизведанного и загадочного, скрытого от посторонних глаз. Но стоит лишь на мгновение отвлечься от текущих проблем, открыть миру свою душу, как непременно произойдёт нечто совершенно необыкновенное. А когда появляется возможность поделиться необычайным с близким тебе человеком, то счастье буквально озаряет твой путь. Разве не в том и есть главный смысл наших жизней?». Кейдж не могла ответить в точности на свой же вопрос, она всё-таки ещё была ребёнком, так рьяно познающим все острые грани жизни. Добра и зла, белого и чёрного, счастья и горя. Но надежда, что нечто хорошее ожидает девочку в будущем, прочно засела в светлой голове.
Ворота конюшни со скрипом отворились, и свежий ночной воздух смешался с приятным запахом скошенного сена и деревянных опилок, усеянных на земле в большом количестве. И, конечно же, в нос ударил особый аромат лошадиной шерсти. Лиэнорри крайне педантично относилась к чистоте, потому естественный парфюм конюшни не отпугивал, наоборот, манил своими необычайными нотками. Кейдж очень любила тот запах и могла сутками находиться в конюшне, помогая старушке в уборке стойла и вычёсывании лошадиной гривы. А когда Цвейг всякий раз так искренне радовался возвращению девочки, то, казалось, что нет в жизни ещё большего счастья, чем водить намыленной губкой по мощному туловищу скакуна. И подкармливать его морковкой, слушая, как конь аппетитно «хрумкает» челюстями. И целого мира мало, когда понимаешь, что кто-то так сильно нуждается в тебе.
Кейдж и Лиэнорри вошли в конюшню, аккуратно закрывая за собой дверь на засов. Девочка тут же почувствовала неладное. Среди ночной тиши она отчётливо услышала сдавленные хрипы и кроткие протяжные стоны, где-то в углу самого дальнего стойла. То обрываясь, то наращивая громкость, шумы источали такую нестерпимую боль, что по телу невольно забегали мурашки. Пройдя вглубь помещения, девочка увидела Цвейга. Конь лежал на сухом сене, облокотившись на деревянную стенку стойла, и болезненно сопел, надрывая распухшее брюхо. Каждый вдох давался ему настолько тяжело, что, казалось, дыхание могло оборваться в любую секунду, а на его большущих добрых глазах выступили белые слёзы, словно молочные ручейки из разбитого графина. Иногда скакун вздрагивал, неуклюже болтая ногами, а то и вовсе, резко замирал, запрокидывая морду набок. И даже встреча с Кейдж не смогла принести ему хоть сколько-нибудь ощутимой радости. Девочка обратилась к старушке:
– Что с ним? Почему Цвейг не реагирует? – она была готова разрыдаться.
– Деточка, ему очень тяжело и больно. Наш бедный конь умирает.
Кейдж не верила словам, сорвавшимся с губ старушки. Как возможно представить, что здоровый и пылающий силой конь, каким девочка видела его ещё вчера, теперь мучительно болен, неспособный даже подняться с настила.
– Нет, того не может быть. Он не имеет права меня бросить. О, бедный Цвейг. Ему лишь надо чуточку полежать, чтобы я погладила его по загривку. И вот увидишь, всякая болезнь тут же отступит.
Девочка обхватила шею лошади и принялась успокаивать животное, гладя нежной ручонкой бежевую шерсть, пока с разноцветных ресниц градом сыпались горючие слёзы. Кейдж не могла остановиться, истерично глотая воздух дрожащими губами, но кислорода не хватало даже на полвдоха, отчего лицо девочки мгновенно забелело. И лишь красный нос, распухший от продолжительной истерики, выдавал истинные эмоции. Цвейг – самое дорогое, что есть в её жизни. Даже мать, Шон и все остальные братья не могли дать той близости, с которой верный скакун делился без остатка. И прямо сейчас лошадь умирала. Наконец, Кейдж смогла совладать с собой, обращаясь к старушке Лиэнорри:
– Отчего он заболел? Как теперь ему помочь? – наспех тараторила девочка, глотая слоги, прерываясь и начиная заново. В её юном сердечке буквально бушевало сострадание к животному.
– К сожалению, мы не в силах помочь ему. Уж больно много Цвейгу досталось овса. – тихо произнесла старушка.
– Я не понимаю, при чём здесь корм? И как он мог съесть больше положенного?
– А вот в этом и придётся разобраться мне в ближайшее время. Нашего бедного коня отравили. Кто-то проник в стены конюшни и отвязал Цвейга сразу же после тренировки, предварительно насыпав ему полное корыто.
Кейдж прекрасно помнила наставления Лиэнорри о том, как опасно кормить лошадей после тренировки. Чрезмерное переедание вместе с физическими нагрузками могли вызвать сильнейшие колики в брюхе, тем самым умертвить всякую здоровую лошадь. И что более важно, девочка всегда проверяла надёжность верёвки, чтобы Цвейг случайно не дотянулся до корма, ведь скакун тот ещё обжора. Но представить, что кто-то пробрался в конюшню и специально отвязал коня, дабы причинить страдание животному. Нет, в такое невозможно поверить, да и на всём белом свете не найдётся человека, готового на подобную губительную подлость. «Может, в силу своего почтенного возраста, Лиэнорри сама не скрепила чембу́р? Но ведь она не могла ещё и пополнить запасы корма, не убедившись в исправности крепежей. Нет, старушка попросту не могла так ошибиться, уж слишком опытным бере́йтором она являлась. К тому же в Янкрасе не сыскать человека, кто бы также блестяще разбирался в психологии, физиологии и анатомии лошадок. Значит, слова Лиэнорри правдивы и в происшествии с Цвейгом замешаны третьи лица. Но кто бы это мог быть?».
– Тише-тише, слезами горю не поможешь. – шептала Лиэнорри, стараясь успокоить юную девочку. Старушка сама еле сдерживалась, чтобы не разреветься, постоянно вытирая платком уголки морщинистых век. Ей тоже безумно обидно за своего питомца, что лежит на настиле, не в силах справиться с муками. Но более всего, старушка желала разобраться в происшествии, понять умысел и найти виновных. И что-то ей подсказывало, что в отравлении коня нет роковой случайности, значит, грядут куда более страшные события, чем смерть одного, пусть и самого крепкого жеребца. Подобные случаи уже происходили много лет назад. И ещё одного тёмного периода привычный мир может и не пережить. Посему Лиэнорри выглядела жутко обеспокоенной, сопоставляя факты в голове и теряясь в самых страшных догадках. Ей требовалось срочно обсудить свои домыслы с более опытными коллегами. А также посоветоваться с ними о судьбе Кейдж, ведь девочка видела вспышку света, незаметную для прочих людей. И если кандидатуру Харман утвердят, то старушке придётся изрядно повозиться, чтобы собрать все необходимые документы в разгар учебного процесса. «Ох, уж слишком много дел и так мало времени».
Трудно сказать, сколько часов провели подруги вместе, лёжа возле Цвейга, но с первыми лучами рассвета коня не стало. Лиэнорри и Кейдж не могли больше плакать, лишь молча смотрели друг на друга, обнимаясь и тихонько всхлипывая в полном опустошении. Для Кейдж смерть любимого коня стала самым жутким потрясением и болезненной утратой. «Как я теперь без тебя? Зачем мне возвращаться домой, когда тебя больше нет в моей жизни?». Только Лиэнорри знала, что для всякого конца – есть новое начало, более красочное, волшебное и счастливое, но не имела права поделиться той информацией с девочкой, пока не решится вопрос о зачислении Харман в ряды избранных. Потому и неумело скорбила, мучаясь от более глобальных опасений по сохранности всего человечества. Наконец, настала пора прощаться.
– Деточка, мне ещё столько всего предстоит сделать, да и тебе нужно возвращаться в постель, пока семья не проснулась. Сегодня нас всех ожидает крайне тяжёлый день.
– Лиэнорри, можешь пообещать мне? – с особой надеждой обратилась Кейдж.
– Что ты хочешь услышать, моя дорогая?
– Обещай мне, что никогда не бросишь меня. И совсем скоро мы снова увидимся.
– Ты даже не представляешь, насколько быстро произойдёт наша будущая встреча. Она обязательно удивит тебя. – заинтриговала Лиэнорри, провожая девочку до её дома. На прощание она поцеловала Кейдж в лоб и нежно обхватила её щёки, и не ушла, пока девочка не взобралась по канату в окно своей спальни. Как только стеклянная створка затворилась, старушка суетливо побежала обратно в конюшню, причитая и ворча о нехватке времени. Оставался лишь час до наступления светового дня – самый опасный период, когда душа особо уязвима, оставаясь на распутье между светлой и тёмной стороной. И Лиэнорри следовало охранять тело Цвейга, чтобы никто не смог посягнуть на его душу. Если всё произойдёт так, как того требуют правила, и не появится чужак, на чьих руках смерть скакуна, то старушка сможет завершить священный обряд.
– Кейдж, если то, что мне сказали – правда, тогда в ближайшие годы ты не выйдешь из спальни. – вопила мать, поднимаясь по ступенькам на второй этаж. Сэйла кричала так гневно, что прохудившиеся стенки деревянного дома дребезжали от страха, норовя рассыпаться в труху. Девочка вскочила с кровати, еле разлепляя уставшие глаза – после возвращения домой ей удалось выкроить лишь несколько часов для беспокойного сна. В руках Кейдж крепко сжимала фоторамку, где грациозно восседала на Цвейге летним солнечным утром. Вновь, как и прошлой ночью, к горлу подступил тошнотворный комок. В спальню зашла мать.
– Мне мало проблем с тобой? Теперь ещё и носить в тюрьму передачки? Ни девочка, а сущая катастрофа.
– О чём ты говоришь, мама? – недоумевала Кейдж.
– Мне только что звонили из полицейского участка. Окружной шериф вызывает нас на беседу. Что ты опять натворила?
Кейдж судорожно перебирала свои провинности, которые могли стать причиной визита в полицейский участок. «Неужели пропуск уроков теперь уголовно наказуемое деяние? А может, кто-то заметил дырку в заборе возле торгового центра и теперь мне светит нарушение общественного порядка? Или журналисты всё-таки прознали о покушении на Цвейга и загадочном свечении на заднем дворе? Нет, что-то здесь совершенно не клеится». Потому девочка встала в глухую оборону.
– Мама, я не виновата.
– Ты всегда ни в чём не виновата, прям как твой отец. Собирайся, у нас мало времени, тебе ещё нужно успеть в школу. Так что сегодня остаёшься без завтрака.
«Больно надо. Терпеть не могу твою молочную кашу, где нет молока». Кейдж побросала книги в портфель, наспех умылась, влезла в любимую кофту и покорно спустилась на первый этаж, ожидая, пока Сэйла разложит водянистую овсяную кашу с комьями по чашкам братьев.
Мать не переставала сыпать нравоучения, пока шла вместе с дочкой до полицейского участка. Благо, что здание находилось в пяти минутах ходьбы от их дома, да и вообще, все объекты в Янкрасе стояли рядом и в тесном соседстве. Так что порции праведного материнского гнева не оказались столь бесконечно невыносимыми. По большому счёту, Кейдж было плевать на истерики матери, как и на причину их вызова в полицию, ведь теперь в жизни больше нет озорного и преданного Цвейга. И девочка безумно тосковала, ощущая себя самым одиноким человеком на земле. Даже фонарный столб у здания участка полиции, унылый и бездушный, клонился к цветочной клумбе, желая дотронуться пластиковой обшивкой плафона до прекрасных стебельков. А Кейдж даже не хотелось взглянуть в их сторону.
– Семейство Харман, пройдите в кабинет к окружному шерифу. – прозвучал гнусавый женский голосок, доносившийся со стойки регистрации. Сэйла толкнула дочку локтем вбок, чтобы та скорее поднималась со стула и следовала за ней, но девочка продолжала уныло рассматривать экоавтомат с морковными палочками и сельдереем в вакуумных упаковках. «Вот бы выклянчить у мамы парочку десятицентовых монет да купить что-нибудь вкусное для моего друга. Цвейг обожал такие лакомства. Эх, почему жизнь так несправедлива».
В кабинете семейство Харман ожидал офицер полиции, мистер Крейг Синклер – тучный мужчина с пухлыми щеками и лысой головой, маскированной тремя пучками жидких волос, зачёсанных набок. На его переносице восседали коричневые очки с толстыми линзами, потому его глаза выглядели раза в три больше человеческих, как у совы. Полицейский сидел в кресле, пристально вглядываясь в Кейдж и протирая выступивший пот со лба, а включённый кондиционер дул ему прямо в затылок, заставляя комично вздрагивать редкие волосы. Девочка невольно улыбнулась.
– Миссис Харман, я вызвал вас на очень серьёзный разговор. – полицейский сделал паузу, тяжело ёрзая на стуле, ведь пластмассовые подлокотники больно вгрызались мужчине в жирные бока, а огромный живот-пузырь норовил вывалиться из рубашки.
– Что натворила моя дочь? – Сэйла не скрывала своей озабоченности, злобно посматривая на Кейдж, пока девочка вжималась в спинку кресла.
– Мы не имеем права выдвигать обвинений, если досконально не разберёмся в ситуации, но некоторые факты указывают на причастность вашей дочери в преступлении.
– О чём вы говорите? – возмутилась Сэйла. – Да, Кейдж точно не подарок, но не преступница. Мои дети воспитывались в строгих правилах. И никто не может сказать, что они хотя бы единожды нарушили закон. Ни города, ни штата, ни всей Америки в целом.
– Миссис Харман, спокойней, мы лишь хотим докопаться до истины. Посмотрите видео. Вы кого-нибудь узнаёте?
Офицер Синклер протянул планшет, откидываясь в кресло и расстёгивая верхнюю пуговицу рубашки. Мужчине уже невыносимо тяжело дышать, а рабочий день только начался, обрекая шерифа на ещё большие душевные терзания. Мать взяла планшет в руки, внимательно разглядывая стоп кадр. Продуктовые полки супермаркета, вымытый до блеска кафель, ничего необычного. Женщина нажала кнопку воспроизведения. На видео группа подростков дурачилась в стенах магазина, шумно бегая среди рядов с продуктами и задевая покупателей. Два мальчика и юная девочка в чёрной кофте с капюшоном. Они бросались стеблями зелёного лука, играли в «догонялки» и переворачивали коробки со свежими фруктами, а когда охранник погнался за детьми, устремились к выходу. Детские шалости, с кем не бывает. Но уже с другой камеры видеонаблюдения стало ясным, почему шериф Синклер выглядел столь суровым и мрачным. Пока мальчики привлекали к себе внимание, девочка в чёрной кофте подошла вплотную к покупательнице. И тайком стащила кошелёк из кармана пальто у зазевавшейся женщины. После чего, девочка в кофте незаметно покинула супермаркет. На том моменте видео оборвалось.
– Так почему вызвали нас в участок? Я не понимаю. – встревожилась Сэйла.
– Миссис Харман, тех мальчишек задержали на выходе из супермаркета. Подозреваемыми оказались одноклассниками вашей дочери – Джуэл и Ирвин. И при первичном допросе дети точно указали, что та девочка в чёрной кофте – Кейдж Харман.
Кейдж чуть не навернулась со стула. «Вот же мерзкие лгуны. Да они никогда в жизни не общались со мной на равных, не говоря уже о том, чтобы вместе проводить время. А здесь – целое ограбление». Девочка уловила осуждающие взгляды матери и шерифа, закрывая руками протёртые дырки в чёрной кофте с капюшоном. Крайне похожей на тёмное худи, представленное на видео. «Дело принимает фатальный поворот». Кейдж не ходила в ближайшие дни в тот супермаркет, предпочитая сразу после издевательств одноклассников, ошиваться на заброшенной стройке. Девочку кто угодно мог видеть на высоте двадцать первого этажа. Потому у Кейдж находилось спасительное алиби, которое никто не мог подтвердить.
– Кейдж. – оборвала девичьи раздумья Сэйла. – Как прокомментируешь обвинения в свой адрес? Ты украла кошелёк?
– Нет, на видео – не я. Ирвин и Джуэл со мной даже не общаются. Я не знаю, почему ребята назвали моё имя.
– А кто может скрываться под толстовкой, идентичной твоей? – не унимался шериф, подёргивая пухлыми кулачками. Казалось, что в правдивость объяснений девочки ему верилось с трудом.
– Я не знаю, честно. Одноклассники постоянно издеваются надо мной, задевают и не дают прохода. Всё потому, что у нас в семье мало денег, а я не выгляжу так, как им хочется. У меня совсем нет друзей в школе и не существует компании, где бы я оказалась своей. Но поверьте, я в жизни не украла ни цента, более того, мальчишки ни за что бы не взяли меня с собой. Ведь для них – я странная уродина с разноцветными глазами, а с такими никто не дружит.
Девочка разревелась от хлынувшей обиды, натягивая капюшон до самых бровей. Кейдж вновь не понимала, какое одноклассникам дело до того, как она выглядит или во что одевается. Почему никто не желает узнать её внутренние качества, разделить с ней её подростковые переживания. По какой причине школьники столь суровы и беспощадны к хрупкой девочке, мечтающей о человеческом к ней отношении. Неужели она заслужила к себе столько внимания лишь потому, что отличается от остальных своим глубоким и чувственным сердцем? И никто не мог ответить на вопросы Кейдж, разрывающие её девичью душу. Ни мать, ни суровый шериф, обильно потеющий под кондиционером, ни кто-либо ещё. Девочка настолько погрузилась в собственные мысли, что даже позабыла спросить у шерифа про вспышку света и пронзительный луч, бьющий прямиком в небо. Ей хотелось скорее убраться из офиса шерифа, где её настиг вынужденный избыток чувств.
– Хорошо, Кейдж. Мы обязательно проверим факты и вернёмся к диалогу. Ещё раз переговорим с мальчишками, опросим свидетелей и найдём потерпевшую женщину. А пока, можете быть свободными.
Мать и дочка молча шли по осенней улице, долго не решаясь оборвать ту неприятную тишину, свербевшую в их головах. Кейдж понуро уткнулась в асфальт – ей совсем не хотелось возвращаться в школьный класс, где в очередной раз над ней будут насмехаться. К тому же, девочке жутко стыдно за откровения, что вырвались с её тонких губ. И Сэйла, как делают все матери, крайне сопереживала своему ребёнку, как могла. И винила во всех бедах исключительно себя. Так что женщина не обронила ни слова, пока вдалеке не показалась кирпичная стена школьной столовой. Наконец, мать заговорила:
– То, что ты сказала в участке, правда? О том, как тебя задирают одноклассники и что совсем нет друзей?
– Всё в порядке, мам. Ничего страшного, я разберусь. Но я не крала тех денег, клянусь всем, что у меня есть.
– Я тебе верю, доченька моя.
Сэйла обняла дочку столь крепко, насколько позволяло любящее материнское сердце. Так они и простояли минут десять, греясь в объятиях под дождиком, падающим с печальных серых туч.
– Может тебя забрать после школы? Никто не имеет права обижать моего ребёнка. Уж им я спуску не дам, не дождутся.
– Нет, мам, занимайся своими делами. А после школы я сразу домой, помогу тебе с уборкой.
– Договорились. Будь сильной, моя юная и храбрая Кейдж Харман.
– Обязательно, моя единственная и любимая мама.
Попрощавшись, дочка направилась в школу. В учебном классе, как обычно, стоял извечный хаус. Близился звонок об окончании перемены, потому дети взбудоражено наслаждались последними свободными минутами. Кто-то списывал домашнюю работу прям на коленках, девочки шушукались о мальчиках, а мальчишки мерились силой в армрестлинге. И лишь когда Кейдж вступила на порог класса, галдёж на миг прекратился. Но тут же обрёл привычные укорительные нотки.
– Второй день пришла в одном и том же.
– Кейдж Харман – нищенка в дырявой кофте. Как и свора её голодных братьев.
– У них совсем нет денег, потому что Кейдж бросил папочка, когда увидел её страшные глаза.
Дети звучно смеялись, ссыпая колкости в спину одноклассницы. Задира Лукас бросил в девочку скомканным листком бумаги, а детина Том поставил её стул на самую верхушку книжного шкафа, да так высоко, что Харман никак не допрыгнуть. Им всем казалось, что шутка выдалась классной. Лишь только Ирвин и Джуэл почему-то не участвовали в весёлых унижениях, не поворачивая головы и даже боясь посмотреть в сторону Кейдж. Проходя мимо Сэмми – заводилы и главной креативщицы среди прочих одноклассников, девочка заметила хитрую улыбку на её лице. Сэмми упивалась очередной безнаказанной выходкой, выказывая своё неоспоримое превосходство. «Нет Сэмми, что-то здесь не так. Мне известно, что ты подговорила ребят, чтобы они меня оболгали. Тебе больше не сойдут с рук все те издевательства. Я обязательно докопаюсь до правды».
Прозвенел звонок и учитель вошёл в класс, разрешая школьникам сесть на места. И лишь Кейдж одиноко стояла на задних рядах класса, будто на военном параде, пока любимые одноклассники изнемогали от хохота. Стул продолжал находиться вне зоны досягаемости.
Учебный процесс тянулся невыносимо долго. Преподаватель геометрии Дармиан Пейдж выкладывался на максимум возможностей, тыча указкой в электронную доску и пытаясь вбить крупицы знаний в нерадивые детские головы, на что школьники всячески сопротивлялись его стремлениям. Кейдж хоть и прилежно записывала лекцию, всё же находилась в расстроенных чувствах, всякий раз теряя нить повествования. Девочка снова и снова прокручивала в голове видео с кражей кошелька и подозрительной особой, которая выглядела точно так же, как Кейдж, словно под копирку. Ещё и глупые мальчишки подставили Харман, назвав её главным соучастником преступления, а теперь, несвойственно притихли, уткнувшись в конспекты. Все обстоятельства выглядели странно и пока для Кейдж не находилось чётких причинно-следственных связей. Но обелить своё честное имя девочка обязана, чего бы ей это ни стоило. Её размышления прервал тоненький голосок одноклассника:
– Мистер Пейдж, можно мне выйти? – послышалось с первой парты.
– До конца урока осталось всего-то тридцать минут, неужели так срочно?
– Я больше не могу.
Мелкий Ирвин картинно схватился за живот, изображая острую боль из-за съеденных в столовой котлет. Детское лицо источало всю скорбь мира, а выступившая белена только усиливала трагичность его положения. С минуты на минуту мальчик мог не совладать с естественным процессом его тщедушного организма. Потому и волнительно дрожал, боясь опозориться у всех на виду. Войдя в положение, учитель разрешил мальчику отлучиться, и Ирвин незамедлительно засеменил из класса. Кейдж осенило. «Вот мой шанс – заполучить недостающие фрагменты пазла. Пока враг находится один, обезоружен и подвержен страданиям». Харман уверенно подняла руку.
– Слушаю тебя, Кейдж. Ты хочешь ответить по теме урока?
– Мистер Пейдж, мне тоже нужно выйти.
По классу пробежались едкие смешки, пока учитель удивлённо поправлял топорщившийся карман жилетки. Мужчина вообще не терпел всякие вольности в учебном процессе, а к дисциплине, как и к точным наукам, питал особый трепет. Потому и мог отпустить ученика посередине урока только в случае чрезвычайного происшествия. И единственную поблажку для всего класса преподаватель использовал минутой ранее.
– С тобой то, что приключилось? Тоже не совладала с обедом? Если так, то я вынужден незамедлительно сообщить в санитарно-эпидемиологическую службу. Вдруг всех нас поразил новый страшный вирус и всему человечеству грозит опасность.
– Нет, мистер Пейдж. Мне лишь нужно чуть подышать. У меня проблема, эм, по-женски, в общем.
Кейдж соврала, прекрасно понимая, как сказанная причина может перевернуть игру в её пользу. И та маленькая ложь действительно сыграла во благо, ведь учитель тут же покраснел от своей бестактности, виновато лепеча и болтая руками.
– Конечно, Харман. Ты можешь быть свободна. Ровно столько, сколько тебе необходимо.
– Спасибо. – смутилась она в ответ.
Девочка собрала тетрадки в портфель, закинула его за плечи и вышла из класса, победоносно натягивая улыбочку на розовые щёки. Операция «возмездие» – началась. Месть обязательно настигнет виновного, порой в самых неожиданных местах. И Кейдж уверенно шла по коридору, воодушевлённая и храбрая, как наставляла её мать, прямиком к туалетным комнатам. Не имея чёткого представления, что нужно сделать в первую очередь или продумать запасной план, если что-то пойдёт не так, но вместе с тем, какая-то незримая уверенность поглотила её сознание. Будто у девочки выросли необъятные крылья, как у белоголового орлана со школьного герба. И теперь, Кейдж Харман буквально порхала над полом коридора, мчась на огромной скорости и растопыривая когтистые лапы, чтобы сцапать свою добычу. Пока Ирвин – лживый и слабый, случайно отбился от шайки подлых гиен, вечно хихикающих без повода.
Несмотря на понятное стеснение, Кейдж всё-таки приоткрыла дверь мужского туалета. «Никого». Оглядевшись по сторонам коридора, чтобы не попасться на глаза случайным свидетелям, девочка осторожно прошмыгнула внутрь. Пройдя вдоль пустых кабинок, она оказалась возле самой последней с плотно закрытой дверью. Через щель между полом Кейдж заприметила две пары худощавых ног, обутых в летние кроссовки. «Вот ты и попался, мелкий лгунишка». Буквально сразу же из кабинки донеслось тихое вошканье, сопровождаемое журчанием воды. «Либо сейчас, либо никогда». Кейдж вдохнула полной грудью, и как только шпингалет вылез из углубления, с силой ударила ногой по двери. Да так мощно, что чуть не сломала пополам школьное имущество. Ирвин опешил. От удара мальчишка отлетел в стену и срикошетил от кафеля вниз, как шарик от пинг-понга, приземляясь прямо в унитаз. Подросток не мог вымолвить ни слова, лишь глупо таращился на Кейдж, потирая ушибленный лоб, пока детские цветастые брючки медленно напитывались холодной водой. «Враг дезориентирован. Самое время для допроса».
Девочка быстро зашла в кабинку, заперла за собой дверь и, хватая Ирвина за горло, очень спокойно спросила:
– Почему вы назвали моё имя в супермаркете?
– Она заставила нас. – взмолился Ирвин, пытаясь вырваться, но тонкая женская ручка намертво сжимала его горло.
– Кто? – продолжала наседать Кейдж.
– Эмми. – всхлипывал испуганный мальчик.
– Кто украл кошелёк?
– Эмми.
– Где мне найти доказательства?
– В её шкафчике. Отпусти, умоляю, мне нечем больше дышать.
Кейдж ликовала. Первый раз в жизни она дала отпор своим мучителям, пусть даже самому мелкому из них, но зато настолько изящно, что буквально захватывало дух. Девочка чувствовала, как по всему телу бьют разряды адреналиновых искр, как после самого приятного события. «Почему я раньше так не потупила? Зачем так долго терпела унижения?». Она подошла к школьным шкафчикам. Найдя нужный номер с табличкой «Эмми Роуз», Кейдж несколько раз дёрнула за ручку. Естественно, шкафчик оказался закрытым. Тогда девочка достала из кармана рюкзака складной нож-бабочку, которым чистила овощи от кожуры для старины Цвейга, и ловким движением руки подцепила пе́тельку замка, открывая железную створку. Среди кучи девичьего хлама, исписанных тетрадных листов и глянцевых журналов, висела неприметная тёмная худи с капюшоном, совершенно похожая на кофту Кейдж. А на средней полке, прямо на самом видном месте, лежал бирюзовый кошелёк в клетку на позолоченных застёжках. Внутри девочка нашла банковские карты, несколько мятых купюр в двадцать долларов и водительское удостоверение. С документа на Кейдж смотрела милая женщина с ярким макияжем и пурпурными серёжками в ушах, достающих до самой шеи. Дело о пропаже кошелька – раскрыто.
Почти до позднего вечера длилось разбирательство, пока все виновные не получили по заслугам. Джуэл и Ирвин отделались строгим выговором и общественными работами, а вот Эмми влетело больше остальных. Её даже хотели отчислить из школы, но чуть поразмыслив, сжалились над её родителями, предлагая по собственному желанию забрать документы и перевестись в другое учебное заведение. А так как в Янкрасе находилась всего одна школа, то семейству Роуз пришлось задуматься о переезде в другой город. К тому же в сети всплыло видео с издевательствами над Кейдж и другими школьниками, так что общественность требовала немедленного изгнания семьи, порочащей славное имя города. От лица всей полиции шериф Крейг Синклер поблагодарил Кейдж за помощь в раскрытии преступления, наградив девочку памятным дипломом и сувенирным значком детектива. А школьные преподаватели обещались подтянуть её по всем предметам, дабы она смогла сносно закончить итоговый учебный год. Так что все обстоятельства сложились для Кейдж Харман как нельзя лучше. Наконец, девочку оставят в покое.
Сэйла буквально сияла от счастья, безумно восхищаясь дочерью. Шутка ли, теперь в доме висел настоящий диплом с благодарностями от окружного шерифа. По такому случаю мама испекла праздничный пирог из рыбы с кунжутом и водорослями, ставя своё творение кулинарии в самый центр белоснежной скатерти. Разрезав угощение на семь равных кусков, женщина принялась раскладывать порции по тарелкам. Кейдж удивилась.