«Что они играют?» – жестами спросила она у девятиклассницы Проши, сидевшей на инвалидной коляске. Та хоть и могла говорить и слышать, но за годы жизни в приюте научилась худо-бедно понимать этот язык. Она повернулась к Ниночке так, чтобы та видела её рот, и выразительно сказала:
– Вальс Чайковского.
– Уа… сь… – Ниночка попыталась произнести только что услышанное название, но её рот пока не знал, как воспроизводить звуки, кроме плача и крика. Но какая, в сущности, разница? Ведь сейчас в её голове происходило настоящее чудо! Впервые в её короткой жизни Ниночка слышала Музыку! Звуки вальса окружили малышку со всех сторон, укутали с ног до головы в тёплое одеяло из разноцветных лепестков, которые, казалось, хотели в своём кружении унести девочку с собой в чудесный мир музыки, танца и настоящих чувств. Малышка была настолько потрясена, что даже не заметила, как её ножки сами начали танцевать в такт чудесной музыке.
Зато её танец заметили другие дети, которые, забыв про скуку, стали с огромным интересом смотреть на Ниночку.
– Ты разве слышишь? – недоверчиво глядя, спросила у неё Проша.
«Слышать! Это называется слышать!» – закричала про себя Ниночка, но, разумеется, вслух не сказала, а лишь быстро покивала головой. А пару мгновений спустя она бросилась к выходу на улицу. Дети, подивившись такому чуду, последовали за ней.
Выбежав на улицу, она побежала к пристройке, где у входа в мастерскую на скамеечке, любуясь чудесным закатом, сидел плотник. Ниночка подбежала к нему и встала как вкопанная, не зная, что делать дальше. Эмоции настолько переполняли её, что даже на языке жестов она не могла подобрать нужные слова, чтобы выразить всё, что творилось сейчас внутри неё. Но Рейкин всё понял и так.
– Я знаю, ты теперь слышишь, – широко улыбнувшись, сказал он девочке и крепко обнял её. – На пути к твоей мечте больше не осталось непреодолимых препятствий. А сейчас ты можешь сесть рядом и послушать новую сказку.
Подошедшие вслед за Ниночкой дети, пообсуждав её чудесное исцеление, вновь с удовольствием начали слушать сказку доброго плотника. Когда же он закончил, дети вопросительно смотрели на него, не спеша расходиться. Плотник молча улыбнулся, подозвал к себе безрукого Ваню и достал из-за пазухи круглый деревянный медальон на верёвочке. На лакированном медальоне тончайшей резьбой по дереву был изображён мальчик, обнимающий земной шар. Рейкин надел его Ване на шею, и у того, как и вчера у Ниночки, проступила слеза непонимания. Но Ваня знал, что мужчины не плачут, поэтому просто молча стёр слезу плечом.
– Дядя Игнат, – робко позвала плотника Тося. – А у Генки пряжка на ремне сломалась. Ты не мог бы починить?
– Отчего же не мог бы, – улыбнулся Рейкин, глядя на сидевшего в коляске шестиклассника Гену, ноги которого с рождения были парализованы. – Снимай ремень, завтра будет готово.
На следующий вечер Генка, получивший утром ремень с новой деревянной пряжкой, пришёл к мастерской плотника пешком. Конечно, ноги пока слушались его довольно плохо, и пришлось вооружиться костылями, но тем не менее, он шёл!
– Дядя Игнат! – крикнул он, не доходя до лавочки.
– Вижу! – весело ответил ему Рейкин. – Не спешил бы ты с ходьбой, ведь твоим ногам нужно окрепнуть. Подождал бы дня три…
– Да я хотел сказать, что Ваня…
– А что с Ваней?
– У него весь день болят плечи!
– А, ну это нормально, – довольно сказал плотник. – Так бывает…
– …и с тех пор лесные духи, дети Древа Жизни, приходят на помощь тем, кто чист душой и любит природу матушки-Земли, – закончил рассказывать Рейкин. Затем оглядел притихших ребят и поинтересовался: – А чего это Вани уже два дня не видно?
– Как? – удивились дети. – Разве ты не знаешь? Его вчера утром увезли в больницу. У него так болели плечи, что он всю ночь плакал. Ему сделали рентген и сказали, что там растут руки!
– Да… – вздохнул плотник. – К сожалению, иногда это бывает больно.
Надо ли говорить, что уже через неделю после Ниночкиного танца в красном уголке о волшебных исцеляющих подарках Рейкина знал весь приют? Для каждого ребёнка у плотника был свой сувенир, навсегда избавлявший от хвори, что делала человека немощным инвалидом, для которых в той стране не имелось никаких прав, кроме как на койку в казённом доме, а после – на могилку с безликим номером.