Альфира Федоровна Ткаченко
«Загадка старого зеркала». Историко-психологическая повесть
Зеркало 1: История одной семьи на курорте Усолье
Жизнь каждого человека полна разного рода событий: рождение, первые шаги, любовь родителей, первый класс, первая влюбленность, юность и первые серьезные шаги в жизни, старость и…
Когда это произошло, почти никто не знает. В каком городе или селе. В какое время года. Произошло…
Произошло, именно произошло. Одна не молодая супружеская пара приехала отдохнуть на курорт. Городок Усолье их встретил солнечным блеском в не больших магазинчиках и салонах. Шумными улицами и колокольным звоном. Где-то на окраине раздавался голос муэдзина, на старой мечете и, распевая песни на заборах, веселились воробьи, потряхивая перьями и разгребая кучки пыли возле дороги.
Половые трактирчиков стояли перед входом и приглашали местных посетителей и завсегдатаев. Зазывалы лавчонок юркали между людьми и предлагали посетить тот или иной магазинчик или салун. На Храме раздавался звон колоколов и местный поп раскланиваясь с прихожанами, прошел во внутрь к вечерни.
Татьяна Дормидонтовна прошла к фотографии и спросила:
– Я сегодня могу сфотографироваться? Сколько будет стоить мое фото?
Фотограф, не молодой мужчина в черном сюртуке, в белой рубашке и с карими глазами улыбнулся и, наклоняя голову на манер купца, ответил:
– Прошу барышня. Самые лучшие фото от Лисовских. С вас-с всего 3 копейки. Вам сейчас-с предоставить наш этикет?
– Пожалуйста, но не сегодня.
Дама отошла в сторону, к мужчине статного возраста, в широкополой шляпе и с трубкой в руке.
– Пойдем, любезнейший, я позже зайду сюда. Я слышала, что жители городка постоянно приходят к нему: и семьями, и по одному, и с детьми. Его вежливость привлекает посетителей. – Татьяна Дормидонтовна взяла под руку Аполлинария Кузьмича, и они прошли дальше вдоль улицы по расположению к курорту. Солнце закатывалось за крыши домов, клены развивались под ветерком и вездесущие воробьи и голуби слетались на деревья для вечерней трапезы и, чтобы найти место для ночлега перед темной ночью. Когда супружеская пара проходила около Храма, раздался колокольный звон. Вечерня уже закончилась, и прихожане высыпали на улицу. Приятный ветерок покачивал ветви деревьев. Где-то замяукала кошка, потягиваясь после солнечного припека и растягивая лапки. Маленькая собачонка прошмыгнула между ног людей и промчалась вдоль по улице, поднимая за собой не большую пыль. Громко залаяв, она остановилась у лавчонки и, искренне поглядывая на торговку, высунула язык и просительно посмотрела: "Мол, ну, что жалко тебе одного кренделька?"
– Кыш, проклятая, – грозно бросила женщина, потирая руки о фартук, с масляными пятнами. Она посмотрела на собачонку и еще раз цыкнула: Кыш. Ишь, какая хитрая, а где я потом деньги брать буду себе. Тебе дай, другим дай, а мне, что останется тогда?
Собачонка повиляла хвостом и бросилась к трактиру. Она знала, что многие подвыпившие посетители иногда дают сладкую косточку или часть пирога. Уж, они то не обидят ее. Да и кто может знать, как живет ее собачья душа. Откуда она сама и кто ее хозяева.
Аполлинарий Кузьмич наклонился к плечу жены и прошептал: Любезнейшая Татьяна Дормидонтовна, посмотри на этот грязный и пьяный городок. Может мы зря согласились отдыхать именно здесь? Столько событий в один только день?!
И мужчина зажмурил глаза, чтобы не видеть того, что они увидели возле Храма и трактира.
Подвыпивший мужчина выскочил из трактира и побежал к концу улицы через большую площадь. Он еще издали начал кричать на ездока лошади, запрягшей в телегу с товаром.
– Серафим, стой. Мать твою. Сейчас же отвози товар к магазину. – глаза Фрола залитые водкой, блестели, словно солнце снизошло до него и светило только ему одному. Он так и сверкал глазницами на Серафима, желая забрать весь товар к себе. Что у них происходило дальше, Аполлинарий Кузьмич с женой уже не видели. Но зато слышали, как раздались кулачные щелчки, и кто-то повалился на землю.
Так прохаживаясь по главной площади Усолья, они дошли до курорта.
– Фу, как неприятно … – проговорила Татьяна Дормидонтовна, привыкшая к тишине своего сада в Иркутске и зелени города. – И зачем вы, драгоценнейший, согласились поехать сюда и по причине не знания взять и меня? Я здесь вся покроюсь запахами пьяных холопов. И какие купцы могут быть в такой глухомани? Вы сами посмотрите на них, Аполлинарий Кузьмич, что это за народ? В Храм ходят только бедный люд. Дети не чесанные, сопливые. Старушки откланялись батюшке и целуют его руку грязным замшелым ртом. Как же мне после них благодарить батюшку?
– Ничего, потерпи немного, матушка Татьяна Дормидонтовна. Мы ведь только на несколько дней сюда. В Иркутске вам-с станет намного лучше. Пройдемте-с к курорту? Я вполне согласен с вами-с…
Татьяна Дормидонтовна, женщина полных сорока четырех лет от рождения, имела фигуру, которая могла еще нравиться весьма богатым господам, с пронзительным взглядом ярко-голубых глаз, светлые волосы, уложенные на макушке пучком и теплым, слегка властным голосом, прошла за ворота курорта и остановилась. Дым от печей кочегарки развивался над Ангарой. Вдалеке прозвучал длинный гудок парохода, плавно покачивающегося на волнах и проследовавшего на восток в сторону Иркутска. Женщина вдохнула воздух, и мечтательно зажмурив глаза, проговорила:
– Как здесь-с хорошо. Так бы и не выходила в этот шумный городок. Невозможные зазывалы и пьяный люд только портят все настроение. А здесь… Ох, прекрасно! Пойдемте-с, любезнейший Аполлинарий Кузьмич к ресторанчику, нас уже пригласили трапезничать перед вечером-с.
Посетителей в столовой было немного и поэтому супружеская пара из Иркутска, приехавшая недавно на курорт, прошли к столику и расположились в довольно-таки прекрасном настроении от прогулки по тропинкам курорта и, насладившись прекрасным видом реки и закатом, отужинать.
– Татьяна Дормидонтовна, голубушка, я вчера заходил в магазинчик, где продают шляпы, но мне показалось, что в Иркутске они более прекрасны.
– А что, Аполлинарий Кузьмич, эта уже не удостаивает вашего приличия? Может мы позже, у нас купим ее. Парфюм в салунах здесь не так уж прекрасен. Я разглядела зеркальце для себя. Чем же этот городок нас еще удивит?
– Подай мне чашечку чая.
****
… Когда женщина посмотрела в зеркало, она немного испугалась. Она отпрянула от своего изображения. Что ее так напугало? Зеркало, старое, с обшарпанной задней обшивкой с потрескавшимися на уголкам стеклах, выглядело обычно. Не молодая женщина, а ее звали Татьяна Дормидонтовна, ещё раз взглянула на свое отражение и опять отпрянула. Она увидела несколько таких же зеркал с потрескавшимися стеклами, и словно кто-то потянул ее за рукав, как бы уговаривая пройти вовнутрь, в царство загадочных зеркал, в которых отражались чьи-то лица. Улыбка очаровательной молодой женщины, строгий взгляд мужчины с трубкой в руке, милое личико девочки и палуба белого корабля, всадники в будёновках, старый Храм, колдунья. Татьяна Дормидонтовна попыталась сбросить видение, встряхнув головой, но оно осталось прежним, словно манило ее пройти по ковру, которого она, засмотревшись на зеркала, сразу не увидела.
Зеркало 2:
Колдунья – Девочка Аглая
Девочка пробежала еще раз по дорожке возле дома, где жила старая бабка, которую все в деревне называли колдуньей и боялись ее. Яркое солнышко освещало все вокруг, и скользнула по окну дома. И только сейчас Аглашка увидела, что из окна на нее смотрит злая колдунья и зовет ее к себе. Испугавшись и озираясь по сторонам, девочка посмотрела еще раз на окно и осторожными шажками подошла к воротам, из потрескавшихся досок. Она открыла их и вошла во двор. Аглашка еще ни разу не была у колдуньи, да и какие девчоночьи игры могли ее занести в этот конец деревни. Двор, с местами пожухлой, местами яркой зеленой травой, показался девочки страшным. Она прошла по вытоптанной тропинке к дому и ступила на первую ступеньку, которая, как ей показалась, что вот-вот рассыплется, когда на нее наступишь. Доски на ступеньке были старые, потрескавшиеся, с обшарпанными углами и сквозными дырами. Девочка поднялась на вторую ступеньку и затаила дыхание, как ей было тяжело подниматься на крыльце старой бабки, которую все жители деревни обходили стороной. А когда проезжали или проходили возле ее дома, крестились и, чертыхаясь, старались быстрее преодолеть его, посылая проклятья.
Аглая, осмелившись, протянула руку к ручке двери, и ей показалось, что дверь почти невесомая. Так легко она открылась, словно было сделана совсем из досок. Потрескавшиеся, с длинными ворсинками древесины, местами зияющие дырами, доски на двери были легкими. Девочка открыла дверь и очутилась в темной комнате. Широко открыв глаза, быстро моргая, она смотрела на старую бабку. Та, сидевшая на табуретке, такой старой и обшарпанной, попросила не приятным скрипучим голосом ее:
– Девочка, помоги мне. Мне надо проветрить траву, которой я лечу людей.
– А-а-а, вы лечи-и-те людей? – глаза у Аглашки открылись еще больше, и она рассматривала жилище и бабку.
Старый черный сундук стоял у печи, давно не беленой и с черными тараканами, бегающими нагло по всей комнате. Возле окна стоял давно не мытый стол. Бабка, старая и грязная, с нечесаными волосами и крючковатым носом, смотревшая на девочку белесыми белками глазниц, сидела на табурете. Она еще раз вздохнула, издавая противный запах из ее рта и попросила:
– Помоги мне проветрить вот эту траву, которой я буду лечить людей.
– Хоро- о- о-шо, – прошептала девочка и стремглав выскочила за дверь. Немного отдышавшись, она задумалась, ей сразу выкинуть вонючую траву, от которой разило не только давно не мытым жилищем, но каким-то запахом, гниющего и мертвого тела.
Зажав нос и промчавшись по крыльцу, она бросила пучок травы на поручень и умчалась за ворота.
Зеркало 3: Гражданская война – Путевка
В этот день супруги проснулись рано, с восходом солнца, которое никогда не просыпается само по себе, а будит засонь, пуская свои лучи через окна прямо в глаза. Обычно они спали в разных кроватях, но иногда оказывались в одной.
Утром недвусмысленно улыбались друг другу, глядя влюбленными, такими родными глазами, словно впервые встретившись. И хотя это случилось давным-давно, каждое такое возвращение в реальную жизнь радовало их более, чем сновидения, которые по причине некоторой греховности каждого в юности были порой не очень приятны. Женились-то поздненько, когда обоим было за тридцать, и каждый успел попробовать начало взрослой жизни, не обременяя себя супружескими обязательствами и клятвами верности.
Открыв створку окна, Аполлинарий произнес:
– Красота невиданная! Редко такие зори бывают над Ангарой. Таня, подойди, полюбуйся этой красотой.
Супруга, все еще лежа в кровати, произнесла:
– Налюбовалась уже за эти дни. Ничего особенного нет. У нас в Иркутске такие же, ничем не хуже.
– Нет, Танюша, здесь особенные. И воздух совсем иной, не то, что у нас. Погода обещает быть солнечной, теплой. Что мы с тобой планировали на сегодняшний день? Я что-то запамятовал.
Но супруга никогда и ничего не забывала.
– Идём в город. Надобно посетить церковь. А то скоро домой возвращаться, а мы так и не побывали в ней.
– Да-да, – подтвердил Аполлинарий, – вспомнил.
Хотя и много лет вместе, а два государства так и не стали полностью единым. Отношения между супругами то портились, то налаживались, порой переходя в идиллию. А пограничные столбы то сдвигались вглубь одного государства, то наоборот. Иногда они, словно призраки, вообще исчезали, и пересекать границу становилось возможным безо всякого на то позволения и визы.
Сегодня день воскресный и большая часть лечебных процедур на курорте отменена. Многие курортники отдыхали в корпусах. Супругам повезло, и они получили отдельный номер на двоих в спальном корпусе курорта. Конечно, за серьезные деньги. Но были счастливы, несмотря на траты.
Аполлинарий надеялся расстаться с тростью. Очень уж болел коленный сустав. Позавтракав в столовой курорта, супруги не спеша направились в город.
Татьяна Дормидонтовна, дама бальзаковского возраста, не скупилась на наряды и была в красивом темном платье. Но, зная, что необходимо посетить церковь, на голову надела скромный, черный платок. Муж в темном костюме и шляпе, при трости, придаваемой особый шарм, выглядел настоящим Аполлоном. Как и положено супругам бывать на людях. Татьяна держит мужа под руку.
Отойдя от ворот курорта «Усолье» метров на двести и увидев купола церкви, Аполлинарий попросил супругу:
– Танюша, давай остановимся. Что-то нога разболелась. Постоим немножко.
Нога, конечно, немного побаливала, но его остановили внезапно нахлынувшие воспоминания о том, как он впервые оказался в селе Усолье, как раз на том месте, где они сейчас находились, на улице Большой базарной. Она тогда так называлась. И это врезалось в память навсегда.
Картина давно минувших дней почти мгновенно вспыхнула и пронеслась в сознании, словно это случилось совсем недавно…
… Гражданская война шла к окончанию. Стояла морозная зима 1920 года. Бойцам мало помогала их форменная одежда – будёновка и шинель. Трещавшие морозы и пронизывающий ветер доставали до самой последней клеточки тела. Спасали от этого только молодость с оптимизмом. Да еще вера в победу и лучшую жизнь в будущем.
Он служил во взводе разведки 5-й Армии красных войск под командованием Блюхера. Шли буквально по пятам отступающей Белой армии под командованием адмирала Колчака в сторону Иркутска.
В тот день стояла яркая солнечная погода. Обильные снегопады и трещавшие морозы приостановились. Миновав по льду замерзающую реку Белую, он в составе головного взвода втянулся в село Усолье. Шли к нему быстро, то галопом, то наметом по Бадайской дороге. Да и улица называлась также, что и деревня Бадай, оставшаяся далеко позади. От быстрой езды у Аполлинария закололо в животе, а от взмыленных лошадей шел пар. Человек двадцать взвода конной разведки, миновав низину, поднялись на пригорок и двинулись далее, отдыхая от бешеной скачки.
Вот и улица Полицейская. Ее название настораживало бойцов, и ребята, часто и внимательно осматриваясь по сторонам, держали карабины наготове. Миновали ворота с большой и красивой вывеской «Курорт «Усолье»» и, круто свернув в правую сторону, двинулись далее по наезженной дороге улицы Большой базарной. Уже видны шатровые купола церкви с крестами на их вершинах, блестевшие от лучей яркого солнечного света. На этом благодатная, мирная идиллия закончилась.
Неожиданно раздался рой, просвистев, а затем и треск длинной пулеметной очереди, накрывшей выехавших всадников, находившихся уже поблизости от церкви. Вскрикнули люди, дико заржали лошади.
Пули следующей очереди вздыбили снежные фонтанчики на дороге, шлепались и впивались в стены домов. Привыкшие к таким ситуациям бойцы кинулись под защиту домов и заборов, где пули не смогут их достать.
Двое бойцов были срезаны мгновенно и свалились с лошадей в снег. Раненые лошади понеслись вдаль улицы, вынося под огонь пулемета своих седоков. Командир взвода быстро сориентировался и скомандовал:
– Спешиться! Укрыться и дальше не продвигаться!
Оглядев своих бойцов, приказал:
– Аполлинарий, за мной! Пулемет бьет с колокольни церкви.
Меж домов, оградами с высокими заборами, они вышли на следующую улицу и, укрываясь за строениями базарной площади, проникли за церковную ограду.
Догадливые бойцы понимали, что необходимо отвлечь внимание стрелявших с колокольни, чтобы те не заметили подкрадывающихся бойцов и, рискуя жизнями, по очереди вели огонь по этой огневой точке.
Прячась за строениями в ограде церкви, Аполлинарий с командиром оказались у входа, который, на их счастье, оказался не запертым. У колокольни три этажа – приличная высота, позволяющая хорошо просматривать местность. Пытаясь не шуметь, они двинулись по винтовой лестнице. Вот и дверь, ведущая на самый верх. Она приоткрывается, и высунувшаяся рука бросает гранату. Аполлинарий и взводный успевают выстрелить в сторону врага. Граната, стукнув о ступеньку, полетела вниз.
Раздался взрыв, не причинивший никому вреда. Лишь Аполлинарию, словно иглой, ужалило в ногу.
Их выстрелы были точны, и они, войдя на площадку, увидели всю картину произошедшего. Неподалеку от входа лежал человек с большим крестом на шее, в меховой шубе и зажатым в руке маузером. Шапка рядом с прострелянной головой, лицо окаймлено большой седой бородой.
Тут же, среди стреляных гильз, находился пулемет «Гочкис», французского образца, узнаваемый по большому стволу.
– Мертв, – произнес взводный, – захвати пулемет, уходим.
… Всё это пронеслось одним мгновением и отошло куда-то в глубины памяти. Аполлинарий взглянул на Татьяну, и тут же память, словно зеркало, вернула его вновь к тем давним событиям…
Его взвод вместе с иными бойцами разместился на ночевку в одном из помещений курорта. Усталые, промерзшие ребята, найдя силы напоить и накормить своих верных помощников лошадей, разместились в столовой, ожидая, что их хоть чем-нибудь накормят. Взводный ушел ходатайствовать, а они сидели за столами, поглядывая по сторонам. Отвыкли от благ цивилизации. Все делалось бегом, на ходу. А тут так тепло и уютно!
Вошел командир с тремя молодыми девушками. Они принесли долгожданный ужин в бачке. Молодые поварихи расставили чашки, ложки, разложили по тарелкам хлеб.
Но взгляд Аполлона устремился не на вкусно пахнущую щами чашку, а на ту, которая ему ее наполняла черпаком из бачка. Он увидел ее, Татьяну. Конечно, имени он еще не знал, но что влюбился в это ангельского вида существо, понял сразу, с первого взгляда на нее. Что происходило с ним в эту минуту, он помнит слабо. Чары любви охватили его полностью, лишив возможности соображать и говорить. Он механически вместе со всеми ел щи, пил горячий чай с сахаром и всё норовил вновь увидеть свою избранницу, обслуживающую вместе с другими девушками красноармейцев.
Утром необходимо идти дальше. Покормив бойцов, девушки намеревались отправиться на кухню. Не выдержал Аполлинарий такой несправедливости.
"Не могу я ее потерять. Иначе, зачем жить?!"
Он решительно направился за девушками и вошел на их рабочее место. Ту самую увидел сразу и предстал перед ней во всей своей красе, в будёновке со звездой, с шашкой на поясе и карабином за плечом.
Девушка видит перед собой молодого рослого парня с розовыми щеками и серыми глазами, почти бездумно смотрящими на нее. Она все поняла и приветливо улыбнулась ему, дав понять, что его намерения не напрасны. Растаяло прибитое Амуром девичье сердце при встрече такого красавца. Но надо выходить из создавшегося положения.
– Вы что, Аника-воин, на кухне патроны забыли? – разрядила обстановку девушка.
Нашелся, что ответить Аполлинарий, хотя и с трудом.
– Нет, чуть сердце свое здесь не оставил.
Он неотрывно смотрит на нее, ища хоть какого-нибудь ответа.
– Вот отвоюетесь, приезжайте к нам на курорт, подлечим.
– Обязательно приеду. А как ваше имя?
– Татьяна. Можно просто Таня.
– А я Аполлинарий.
