Лицо Капеня невозможно было передать словами. Казалось, что скелет сам был в таком шоке и не видил своего брата в подобной смеси гнева и неуверенности никода за всю свою жизнь. Он молчал и не двигался. Словно застыл и превратился в камень. Невозможно узнать, что творилось в его голове, но центурион и сам старался не двигаться, чтобы ничего случайно не сломать и не испортить. Затем он утёр свой нос и сморкнулся в сторону. Гнев его притупился и он ещё так простоял некоторое время. Видя изменения в лице огненного человека, Фавст вспомнил подходящюю историю из своей жизни:
–Я делал большие ошибки в жизни и даже не осознавал насколько неправильно поступаю. Следовал приказам и не задавался вопросами. Однажды мне было дано задание выследить и уничтожить лагерь бандитов, грабивший дороги и нападавший на торговец и караваны. В тот момент я уже был знаком со своей будущей женой, которая меня поменяла. Их предводителем был умный, черезвычайно хитрый военный и искусныый оратор. У него была сеть шпионов по всей северной Италии. Купленные и завербованные солдаты, крестьяне и путешественники. Тот разбойник прекрасно знал месность и ловко избегал всяческих засад и рушил планы местных вигилантов. А на чиновников и мелкие группы солдат он и вовсе нападал с азартом. За два года ни у кого не получалось положить конец его набегам и разростающейся банде среди деревьев. До меня на борьбу с ним был отправлен другой центурион, которого поймали, пленили и обрили часть головы. Хотя за ним гонялось множество людей и даже когда его захватывали, он изварачивался и убегал благодаря деньгам и харизме. Описывать весь многоступенчатый план по его захвату я не буду, но cкажу, что мне удалось загнать его в ловушку и отправить под суд. В итоге после судебного процесса его бросили на растерзание львам. Часть его банды была казнена и порабащена , а часть разбежалась. В самом суде на вопрос префекта «почему ты стал разбойником?» он ответил: «А почему ты стал префектом? О моём успехе я позже сожалел. Со временем я начал смотреть на того парня иначе…Булла вроде его звали. Я смотрел не со стороны своих обязанностей, где разбойник нападающий на богачей являлся лишь простым преступником, который должен был отвечать перед законом. Я научился смотреть глубже, понимать гипотетические причины действий людей. Смотреть не через лупу “сдесь и сейчас”, а так сказать под взглядом вечности, со стороны философа, изучающего без пристрастия людей и события в мире. Тот человек говорил о коррупции и воровсте государственных структур. Местные чиновники и военные набивали кошельки, а простые люди не только беднели, но и без денег лишались прав и защиты, гарантируемых им по закону. Люди видели в Булле символ борьбы с несправедливостью. Позже я узнал, что обритому центуриону он сказал “передай своим господам, пусть они кормят своих рабов, чтобы те не обращались к разбою. Власти своим же бездарным правлением создают беззаконие”. Храбрец грабил не ради наживы, а регулярно раздавал средства, полученные в результате налётов бедным жителям Северной Италии или использовал их для того, чтобы уйти от преследования властей. Я – пример изменения мышления и работы над ошибками прошлого. Я не вычеркнул свои ошибки из прошлого. Не закапал их в земле или закрасил плотными слоями краски, а измненился и принял то зло, что совершил за счёт работы над своими мыслями. Это делает человека намного сильнее, ты же хочешь быть выше тех, кто слаб волей и показать самому Юпитеру насколько ты хорош? Да, Капаней?
Центурион медленно опустил руки и хотел подойти ближе, хотел прикоснуться к нему и сказать что то более тихим, успокаивающим голосом, но затем Капаней быстрым движением схватил и сжал предплечье центуриона, поднял голову и смотря своими стеклянными глазами на Фавста ответил:
–Спасибо…Я не задумывался об этом…Я обязательно вспомню о твоих словах когда Олимп будет моим. Но сначала нам с Ипакосом нужно завершить вторую часть уговора и убить тебя. Смерть и жизнь в сущности одно и тоже и поэтому тебе не стоит переживать!
Фавст принял свой дипломатический провал и быстро поняв опасность, со всей силы ударил Капанея в челюсь, от чего тот опустил руку и отшатнулся. Капанея затрясло, губы наполнились кровью, а сам он ощупывал небольшой отпечаток от кольца центуриона на своей щеке. Он застонал и пытался что то сказать, но по видимому прикусил язык, от чего разозлился пуще прежнего. Скелет, казалось испугался и не знал, что ему делать. Фавст понимал, что в такой ситуации сложно предсказать действия скелета и воспользовавшись его растерянностью, толкнул двумя руками. Тот отшатнулся и наступил на пустой бытылёк, сломав его с характерным стеклянным звуком. Единственное, что оставалось квириту – бежать.
–Са ним! – Крикнул в порыве животной ярости Капаней и выпил ещё одну бутылочку. Управлять телом ему становилось труднее в силу захватывающего всю плоть огня. – Малакос44 ебливый!
Скелет откликнулся на команду брата и старался бежать за своим спутником прошлого. Но ни один из живых мертвецов не мог догнать или хоть как то приблизиться к центуриону в силу своих особенностей. Они были достаточно медленными, чтобы центурион успел от них оторваться. Через некоторое время, за лесом и сменившимися пейзажами, он увидел как посередине огромного пустыря с песком и грязью, маленькими травянистыми бугорками, был небольшой скалистый остров с собственной растительностью и скоплением деревьев. На его вершине была дряхлая избушка. В мыслях крутились совещающиеся между собой планы по ловушкам, тактике предстоящего боя, бегу в леса чтобы скрыться от преследователей как можно дальше. Множество иных идей рождалось и отбрасывалось. За неимением никаких других признаков цивилизации Фавст направился к той избушке, чтобы передохнуть и под крышой убежища подумать над планом действий. Взобравшись на вверх и осмотревшись с высоты он видел, как над лесами кружил тонкий силуэт сипухи. Полёт её был кругообразным и вёл в сторону Фавста, словно она указывала кому то дорогу. Однако странно было видеть ночного хищника днём. Из под двери разливалась прекраснейшая игра лиры и неразборчивые голоса мужчин внутри. За порогом был уют и божественное убранство: В прихожей, над дверью, висело деревянное колесо со спицами. На подоконниках стояли глинянные фигурки в виде колесниц с двумя запряжёнными лошадьми, белыми и чёрными. По дому расставлены разукрашенные вазы на манер греческих мифов и божественных персонажей. Стол располагался против окна и ярко освещался солнечном светом. Он был заправлен скатертью с вышитым изображением дуба и заставлен всевозможными фруктами и кубками. Мужчины за столом наслаждались музыкой и её творец был виртуозом, играя с закрытыми глазами. Он плавно, в такт нежной мелодии , вращал головой и извивался всем телом. Казалось, что вот вот и его шляпа с широкими и гибкими полями спадёт с его кудрявой головы. Мужчина постарше и шире в плечах, в эгиде45 из козьей шкуры cидел рядом и тормошил фигурку цвета слоновой кости. На стене у входа, на шести железных гвоздях, вбитых в стену, висел потрёпанный и заворачивающийся по краям свиток. Ничего кроме начального Ζεῦ, или привычно для римского уха – Юпитер, Фавст не понимал :
Ζεῦ πολυτίμητε, Ζεῦ ἄφθιτε, τήνδε τοι ἡμεῖς
μαρτυρίην τιθέμεσθα λυτήριον, ἠδὲ πρόσευξιν.
ὦ βασιλεῦ, διὰ σὴν κεφαλὴν ἐφάνη τάδε πάντα,
γαῖα θεὰ μήτηρ, ὀρέων θ’ ὑψαυχένες ὄχθοι,
καὶ πόντος, καὶ πάνθ’, ὁπόσ’ οὐρανὸς ἐντὸς ἔταξε.
Ζεῦ Κρόνιε, σκηπτοῦχε, καταιβάτα, ὀμβριμόθυμε,
παντογένεθλ’, ἀρχὴ πάντων, πάντων τε τελευτή.
σεισίχθων, αὐξητά, καθάρσιε, παντοτινάκτα,
ἀστράπιε, βρονταῖε, κεραύνιε, φυτάλιε Ζεῦ·
κλῦθί μευ, αἰολόμορφε, δίδου δ’ ὑγίειαν ἀμεμφῆ
εἰρήνην τε θεὰν, καὶ πλούτου δόξαν ἄμεμπτον.
-Счастливый случай! – крикнул музыкант, певчим голосом прекрасного юноши- явился гиацинт наш, нераспущенный!
–Что что?
–Ай-ай, Зевсу отцу – я слово даю!
–Attata! Не будете представляться другими именами и проверять меня? Перед тем как открыться?
Высокий мужчина с пышной бородой в золотистой ленте, которая обвивала голову и держала тёмные волосы, хохоча сказал:
–Хохо,нет, о квирит, империи житель! Тест будет пройдён тобою иной, когда мёртвые в Тартар вернуться домой.
Фавста измотало приключение и весь объём увиденного. Словно старик на заре жизни, повидавший немалое, устаёт от неё и желает лишь отдохнуть. Присесть на заправленную кровать, уткнуться в мягкую обивку и закрыть глаза.
–Мне всё еще сложно поверить, что теперь я разговариваю с…Зевсом…Юпитером? Я всю сознательную жизнь видел вас как образы…человеческих черт и символов природы. Хотя далеко не раз посещал празднества в честь богов, учавствовал в военных ритуалах и мистериях посвящённых Митре и Марсу. Как и многие римляне, подходил ко всей религии исключительно с практической точки зрения. Do ut des46. Думал, лучше уж перестраховаться и провести ритуал, молитву, чем проста сидеть сложа руки. Но после всего безумия, что я насмотрелся и испытал, мне,наверное, глупо сомневаться в том, что внезапная и чистая избушка лишь совпадение. А двое мужчин в ней простые лесорубы, которые говорят стихами.
–ХАХАХА! Я водами Cтикса клянусь, что имя и Зевс, и Юпитер дано мне! Окликов больше, чем листьев священного дуба. О девы cудьбы, о Фортуна ,о Тюхе47, их связь неразрывный закон.
–И вы знали, что я прийду?
–Старухи судьбы не подвластны богам. Однако ответили знаком согласья, когда Зевс вопрашал о тебе.
–Тогда из предыдущих слов Зевса я могу не сомневаться, что тех двух скелетов, следующих по моим следам ждёт Тартар?
–Скорее всего! -пожимая плечами ответил высокий мужчина в эгиде.
–А за что их туда?
–Мудрости нет в них. Нет гармонии духа.
–Но не все же без гармонии духа попадают в бездну.
–Год их падение в Тартар составит. Богохульные души свой пыл усмирят, когда в наказание их головы тьмой бесконечной окутаны будут. Капаней превратится в подземный маяк одинокий, на свет чей все мухи преисподней слетяться. Немедленно пламя страданий сожжёт и всех мух с ним жужжащих. Символичный момент бытия. Он противник богов, и с речью своей богомерзкой, пусть в вечном мраке отныне живёт. А свет же огня богохульного – кровному брату скелета пусть выжжет глаза, а язык приклеется к нёбу! Нечего делать им даже в аиде.
Досадно помотав головой Фавст ответил:
–Жестоко. Однако если вы правда боги, то я бы хотел помочь тем грекам. Они не виноваты в своих неумеренностях. Обстоятельства и отсутствие достойных учителей сделало их такими. Я уверен, что жестокость и несправедливость жизни, в которой они могли цепляться только друг за друга выковала их. А шрамы не были добротно вылечены и загноились. Скажу ради справедливости, что если слова Капанея о сестре правдивы, то именно ты, Юпитер, был одним из тех, кто вызвал небеспричинную ненависть к себе.
Юпитер, скрестив на груди руки, cлушал центуриона, а тот, после небольшой паузы раздумья, продолжил свои мысли, рассказывая их под приятную мелодию лиры.
–Вечный Тартар и пытки это желание слепого наказания. Тело, насколько я понял за свою жизнь, не может без страсти и эмоций, в порыве которых мы можем желать мести или кары. Оно дико. С ним очень трудно управляться. Однако… я думаю, чтобы душа училась давать телу правильные ответы и сочетать мудрость и любознательность с активностью и бесстрашием – нужно обращаться в первую очередь к самой душе. Найти общение, построить мосты даже с теми, кто кажется, совсем далёк от твоего понимания, а ты от его. Дикому животному с его порывами необузданности нужен учитель и хозяин. Даже больше. Люди, что с детства живут без других людей, растут в дикости – такие же животные. В целом, мы не сильно отличаемся от обезьян, привезённых из индии, или собак. В человеке этим хозяином и воспитателем является душа или разум. Он сам, в первую очередь, должен быть для себя добрым хозяином. Но чтобы душа или разум стали достойными учителями и добрыми хозяевами своего тела, им самим нужны добрые наставники.
Юпитер поглаживал свою бороду и ходил в разные стороны по избушке .
–Мы не всесильные боги. Всех нитей судьбы мы не зрим. Меж собой часто спорим и злимся как люди. Разум людской не под властью божественных чар. Между тем понимаю тебя, о квирит! Выражай свои мысли и дальше! Признаюсь, что видели братья не сладкую жизнь под солнцем полящим, и ночью холодной из звёзд. Боги творцы, и я, облоков повелитель , ни каплю медового сока в их трудный век не вмешали, но малую жизнь человека ни раз усложняли. Неполноценности чувсто брало Капанея и часть колоссальную жизни беспомощность крыла. Набожной сильно я помню семью их, но мать, не смотря на молитвы, cлегла от болезни, покинув живых. Рассудок отца канул в лету, и вскоре, под сплином тяжёлой потери, который не в силах был разум людской обуздать, он отраков сделал виновными. Он в смерти жены и болезни любимой, двух малых детей упрекал, что страдальным рождением своим – ослабили мать. Насиловал отче, без жалости мальчиков, к повиноваению их подчиняя. От отпрысков собственных требовал больше, чем мальчик – подросток способен понять и осилить. Они же без опыта должного, часто работу к провалу вели, за что безустанно отец их карал. Сезоны и луны спустя, отправилась, также к Аиду сестра, бледноликая. Другую, безмерно красивую деву, гигантская птица стащила. За годы страданий они потянулись друг к другу всё ближе. Один брат послушный, который боиться богов, что текст мой бобриный не смел изменить ни на звук. Иной брат не терпит указки. Контроль ненавидит и помнит, должно быть, о власти отца. Старший пытался забыть о беспомощной юности, когда силу над младшем почуял. А младший, покорный дитина, и рад, что стабильность и щит в бороде Капанея увидел. Но доброй гармонии нет в них…Но верю в тебя…
Тут Юпитер замолчал, обернулся на центуриона, и с противоположного конца хижины приблизился к нему с раскинутыми руками
– О, Квирит! Я верю и знаю, что вместе с умами другими ты будешь полезен. Идеи, о Фавст, что мыслишь о братьях из греции – слышу! И приму ко вниманию. О! Имею я планы великие, о которых я с радостью позже тебе расскажу. Но пока не пришли мертвецы – вопрашай, что угодно, я готов отвечать!
–Хм…как эти мертвецы связаны со мной? Их заданием было убийство меня и они оба об этом знали изначально?
–Те двое лишь пешки в идеи великой. Сперва разлучили, пираты, влюблённых, оставив мужчину в живых. Но после устроили бунт, негодяи, за что понесли наказание. А год, когда ровный часы отсчитали со смерти прекрасной невесты, стал римлянин целью желанной. Но ты показал, как можно философом быть нерушимым, что прошлое ценит и помнит, и в новое путь пробивает сквозь слёзы. Так встретились мы.
–О Ю…Так это всё же ты и твой больной план?!-центурион яростно сжал рукоятку меча так, что на коже остались отметины, но понимал, что боги усмирят его быстрее, чем он обножит меч
–Не важно как видишь ты план мой, о Фавст, важно, что правильно он завершился! Стало убийсто любимой жены той причиной, что проверило душу твою в третьей жизни. Ты явил себя достойным другом мудрости.
Центуриона накатывал гнев, но сжимая губы, вдыхая глубже и закрывая глаза, он старался усмирить его, чтобы встречать слова Юпитера без эмоций
–Мудрость в страданиях и убийствах?!
–В том, Фавст, как ты с ними справился. Ты мог бы тома философии грзыть и сидеть за научными книгами, но видеть хотел я тот шанс уникальный, когда муж, потомок из Трои великой, в стрессе сильнейшем и будущем тёмном, ведёт свою жизнь. Ты не сдавался и нёс память и наследие мыслей жены, пытаясь меняться. Жена бы гордилась тобой!
–А ты не думал, что после такого я не прощю тебя и однажды сам стану подобен Капанею?
–Значит…Татрара тьмой насладишься и ты,– Зевс замолчал, сщюрив глаза, а затем в хохоте продолжил- но ты не станешь подобен ему! Хаха, скоро всё будет иначе. Даже лучше, чем было.
–А если бы они убили меня? Если бы всё пошло не по твоему больному плану?
– Слово “больной” – забудь. Иначе лучше не станет и я разозлюсь на тебя. На счёт братьев… я знал, что те двое не могут жить в мире и каждый друг другу костыль. А костыль – хромота, хоть и делает жизнь поприятней. Между ними всегда напряжение и убить бы тебя, о квирит, не смогли бы те души. Вот, послушай, наказал Ипакосу я, что править братцем он должен, хотя вечно привык подчиняться. Капанею же нужно спеть гимн в мою честь, хоть богов этот грек ненавидит. В твоём образе мыслей возможно представить, как пассивная роль помыкает, а дух – доминант, без стеснения внемлит и темем кивает? Они не учились менять свои роли. А пока бы бранились , ты бы смог и сбежать.
– Кхм…а что за третья жизнь?
–Узнаешь всё позже от жрицы
–Жрицы? Я увижу жену, если говоришь, что всё станет даже лучше прежнего? Или ты про что то другое?
–Жрица расскажет о том, что ты и не чаял. Имей терпение. Качество это не менее ценно иных, если хочешь гулять по полям философским. Станет же лучше, когда тест вековый ты пройдёшь и родишься опять, доказав плодовитость и ценность ума.
–Что…?где?Полям?Серьезно?
–ХАХАХА! Давай я лучше расскажу о бобрах? Ты должно быть не знаешь, зачем им твой глаз?
–О Юпитер…бобры…глаз, это тоже часть твоего плана? Получается и глаз ты вернёшь вместе с женой?
–Честно признаюсь, я тоже не знаю…нужно спросить у Мойр неподвластных. Я лишь написал постыдные строки, чтобы скелет золотой прочитал, доказав свою верность указу. И тогда, я заверил его, он получит Зевса поддержку, чтобы брата найти и проклятие снять. Он слово в слово читал, хотя малоберцовую кость его грызли бобры. Вскоре ты появился. Тут потомок, могучий, Энея, доказал свою храбрость не в битве с людьми, а в невиданном месте мистической силы. Тут же придумал стихи, что бобров усмирили.
–Они как то сами в голову пришли… А что ты будешь делать с бобрами? Насколько они разумны?
–Я ещё не решил их судьбу. О причине триумфа бобров в медицине и архитектуре искусной – узнешь от жрицы.
–Хм…ладно. Если так много тебе известно, тогда какова причина моего быстрого выздоровления после операции? Я присутствовал при нескольких операциях, но никто так быстро не шёл на поправку. Даже при самых опытных врачах.
– Mundus patet лишь несколько дней в году длиться, нельзя было ждать пока сам исцелишься, ибо Мойры, за пряжей, обмолвились речью, что в городе призрачном встречу сулит судьбоносную. Капаней же, с иной стороны, мог уйти далеко, и Зевс, добрый демон, чтобы время сберечь, отправил к тебе Асклепия, бога здоровья. По нужде инструменты с собой взял и отдал скелету. Операцию кончили здраво и чтобы проправился ты поскорее, сын Аполлона, бог врачеватель, прильнул к недвижимому телу и несколько капель нектара дал выпить, покапав на римские, тёплые губы. Так стремительно быстро пошёл на поправку.
– Как непривычно слышать непрекращающиеся стихи…А что на счёт появления мертвецов? Скелет, например, сам вылез на землю благодаря празднику?
–Скелет с золотыми костями – прекрасное средство, чтобы проверить тебя и ко мне привести. Он послушный. А праздник, удобный предлог для того, чтобы душу любую забрать из аида и без трудностей лишних отправить к живым.
–О Геркулес…невероятный цинизм. “Он послушный”. Я знаю, что в глобальных стратегиях простые солдаты, новобранцы часто разменная монета, приманка, небольшая жертва ради спасения остальной армии, генералов или целой страны. Мутнеют образы человека как личности, когда стоят глобальные задачи, но мне всегда было до боли дискомфортно слышать “личный состав” вместо имён. Враг вместо человека. За всю свою карьеру я так к этому и не привык, хотя и сам использовал эти слова. Но старался сильно не думать об этом и отстраняться, что бы самому себе не задавать лишних вопросов. А после многих бесед с Элизией и книгами я ещё больше ощутил всю мерзость замены слов и обесчеловечивания других…Одновременно с этим я понимаю, что если бы не было тебя и твоего плана – я бы понёс наказание за добровольный уход из армии без всякого согласования с генералами. В любом случае я шёл в царство Фавна без всяких мыслей, что смогу возвратиться оттуда прежним. Возможно в том лесу, я бы навеки и остался лежать у какого нибудь камня, проткнув себя мечом.
–Не проткнул бы. Ты бы искал новые пути, стараясь проникнуть в слегка приоткрытые двери. За тысячу лет мы, бессмертные боги, привыкли, что первого счастье – горе другого. Каждый невидимо связан с другим, чтобы все находились во благе взаимном. Но не думай, что я лишь играюсь людьми. Я так же, как ты, хочу изменений! По разным причинам. Ведь без них власть держать невозможно в веках. А люди и боги, что к изменениям склонны и их не бояться, и власть могут взять, и скинуть с престола, живущего прошлым, отца.
–Не удивительно, что боги и политики видят людей похоже…но во имя Венеры, я хочу изменений для грустной участи человечества. Сделать его более прекрасным! Я заметил, что многие мудрые умы очень часто говорят о прекрасных, глобальных изменениях. Хотя не все идеи, которые предлагают, являются и правда красивыми, побуждающими людей к развитию и гармонии, но я вижу, что те, кто пытаются думать широко и свободно- куда ближе к мудрости.
–Хохо, обязательно жажду я встречи с тобой после жрицы мудрейшей! Кстати вспомни, на сцене, когда горем объят персонаж, охотнее зрители плачут, смеются и чувства свои выражают. Для него это плохо, а история только цветёт и становится зрителю ближе. Когда позже случается счастье с героем, то с радостью зритель вдыхает, внимание всё направляя на пьесу, а автор приходит в восторг. Дурного и доброго перепетия. Любые боги-натуры творческие. Но и сам космос и развитие любой жизни – дело драматурга неизвестного, что даже стоит над богами. Вот и судьбы людские и история рода людского такая. О Фавст, имеешь вопросы иные?
–Ах, Юпитер…интересные у тебя мысли. Но если ты и так знал о моей судьбе и ждал встречи со мной, то зачем все эти испытания?
–Судьба, узнанная заранее подобна картинке идеального предмета, что застрял в голове. Она размыта и не всегда понятна. Но явью становится только из-за усилий предпринятых. Тогда то ты и сможешь увидеть, какая она поистинне, без мутного стекла.
–А их могили всегда были в том лесу?
–Нет труда для бессмертных богов сделать ямы в земле и почившие кости собрать, чтобы ночью, в лесу, ты споткнулся о них. О твоём же желании в лес, в годовщину прийти, я также от Мойр узнал. Прежнего места, погибшие кости, не помнят, ибо испили, после смерти, воды, отбирающей память.
–Годовщина убийства в канун праздника…умно…и жестоко
– Так и есть. Многие люди ведутся на даты и видят в цикличности дней красоту. Пойми меня, Фавст, боги смотрят на мир по иному,иначе, чем многие люди и даже политики ваши. Сложно бывает понять скоротечные вещи, как жизнь человеческая, когда ты бессмертен и силу небес над другими богами и смертными держись. Фавст, я знаю, что больно ровнять с муравьями людей, хотя сын Мирмидон не стеснялся влезать в этот облик. Но их миллиарды, а вас в скором времени будет не меньше. Но часто ли люди – гиганты свой шаг замедляют, чтобы взгляд опустить и подумать о судьбах букашек? А если подходят для планов глобальных, то всем всё ранво на их жизни. Боги и люди ведут себя схоже. Помнишь, что было у предков твоих? Пришедших из Илиона48? Считал я , что на Земле слишком много людей развелось и задумал войну троянскую, которая должна была сократить население и особенно, потомков-полубогов истрибить. Не первый раз я думал о массовых чистках… Замышлял я дела, даже чтобы наслать бурю ужасную и шторм на бескрайнюю землю, и спешил покончить с расой смертных людей, объявив, что жизни закончу людей и полубогов, чтобы дети богов не совокуплялись с жалкими смертными. Хотел я, чтобы благословенные боги отныне, как прежде, жили отдельно людской суеты. На тех, кто рождён был от бессмертных и человечества, воистину, возложил тяжкий труд и горе на горе. Но вижу спустя сотни лет, что глупы подобные действия. После падения Трои, рушили храмы и грабили греки всю землю. Мало кто из них вернулся домой, из-за варварского своего поведения. Одни боги помогали людям, другие пытались убить. Афродита пыталась богов усмирить, что озверели друга против друга во время Троянской войны. Супружеские отношения совсем они позабыли и пытались друг другу лишь насадить и людей убивать. Она же пыталась вернуть всех на ложе супружеское и усмирить. Или возьмём Прометея. Как только я занял Олимпа престол и между богами поделил полномочия, раздав должности им, принебрёг человеческим племем несчастным. Боги аристократами мнили себя, а людское – рабским ярмом. Лишь Прометей воспротивился грубости против людей. Как итог, спустя много веков говорю, что в железном диктате, облаков собирателя бога, я смысла не вижу. Мне нужны изменения. Чтобы не думали боги и люди о бунтах и власти Олимпа свержения. А то будут бояться и слабости дальше искать, чтобы в мягкое место ударить. Нет в страхе в развитие. Хотя стоит признать людские слова, что не было бы цены добра, не будь оно оттеняно злом… В любом случае, есть угроза богам и иная. Я думаю, как бы остаться в умах Олимпийцам, чтобы не канули все мы в пучину забвения, когда бог Иудейский из азии мир покорит. Хотя бог тот лишь простая мутация и совмещение вер и традиций религих иных, но для народа становится более истинным, чем все боги Олимпа и подземного мира. Если хотим мы остаться в умах поколений и о будущем думать, то стоит принять изменения. Придуманный бог им дороже и люди уходят к нему, покидая отца своего, что дал им законы и совесть. Возможно устали они от диктата богов и жестокости Зевса, и других обитателей неба. Поэтому....Гениальный план я имею, о, Фавст! Я водами Стикса клянусь, что знаю, как в веках нашу культуру нести и в мрамор богов заключить, чтобы люди во веки веков не забыли о нас!
На финальных словах, прозвучали раскаты грома, создав удивительную атмосферу всему происходящему. Юпитер был так воодушевлён собственной речью, что казалось он репетировал её днями напролёт, оттачивал каждое слово и движение. Отчего Фавст чувствовал гордость, в каком то смысле, что сам громовержец выступал перед ним подготовившись.
Затем Юпитер добавил:
–Но об этом всё так же попозже. У тебя ещё остались какие нибудь вопросы?
–Ого! Буду ждать раскрытия планов. Мне приятно, что всё же я вижу бога, который не окаменел, подобно жертвам Горгон, а хочет меняться сам и быть причиной благих изменений вокруг. Пускай даже за счёт собственного самоутверждения и сохранения власти. Вопросы же… мне было интересно, сам ли Капаней сбежал из аида?
–Пусть он так думает хаха! В действительности он не имел ни шанса сбежать в одиночку. С Аидом имел уговор я, ибо жаден мой брат до каждой души в своём царстве и не отпустил был по воле доброй он сам Капанея. Однако напомнил безвидному, о минувших дней долге. Сперва упирался он просьбе моей, не желая свой шлем оставлять и невидимость греку давать. Не хотел отпускать Капанея и сбежавшую душу позже, проблемно, искать, чтобы в царство аида, в счёте конечном, вернуть. Но в конце согласился и шапку оставить, и подземный указ всем раздал, чтобы каждый в аиде, кто слышал и видел мужчину – молчал. Так мрачный мир и покинул мужчина в огне. Если долг передо мной подземного брата тебе интересен, то он в Асклепие, божестве медицины. Когда врачевателем стал Асклепий совершенным и начал людей оживлять, отнимая подданых новых, уязвлённый Аид попросил погубить Асклепия, молнией страшной. Так и остался он должен мне. Ипакоса же в таинства мира загробного мы посвятили и начуили ориентирам и скрытым дорожкам. Он выучил гимны, по которым врата путешествий открывать мог в мир без замыслов, смыслов и воплощений. В царстве Аида нет воли и полон он многих образов человеческих, безтелесных. Но Капанея и Ипакоса попросил не лишать я сознания,чтобы план мой сработал. К Капанею я сам не ходил , но попросил, чтобы души другие и полубоги болтали с ним рядом, чтобы слышал о выходе, через который он сможет попасть в нужное место в мире живых.
–То есть все души забывают земную жизнь? Я видел в том призрачном городе души давно умершие. Они прекрасно помнили себя, своё прошлое и что происходило в Дите.
–Души,конечно, первое время, по приходу в царство подземное помнят, что на земле испытали. Однако в мир тлена прийдя, память теряют, воду глатая из подземной реки. Память уходит у душ постепенно и поэтому есть у них время, чтобы общаться сознательно в мире Аида. А выходя на подобные праздники, души у выхода, пьют из реки Мнемозины, что преподноситься в чашах. Тем самым, они вспоминают себя. Излагая иначе, все души, в степени поздней или ранней, забывают своё прошлое состояние и только умам очень редким, как Пифагор, возможность дана помнить даже о прошлых жизнях, чтобы об этом потом рассказать и привлечь гениальных в философский чертог.
–О прошлых жизнях?
–Да, но об этом позже, у жрицы.
–А тот щенок которого встретил Капаней то же был подброшен тобой.? Чтобы усыпить его бдительность?
–Нет, это простая случайность. Но может быть Мойры и знали что то об этом, но мне не сказали.
Общение прервали несколько стуков в дверь, отдающихся эхом по всему помещению. За ней стояли двое братьев. Капаней выглядел как уже обгоревший скелет и с трудом держал в руке небольшую дубину. Последние растрескившиеся куски кожи сваливались с его лица. Тяжёлое дыхание поднимало и опускало грудь с обгоревшей и прилипшей к остатком плоти тканью. Золотой Ипакос обхватывал дубину побольше и переглядывался с братом, ожидая указа. Рык донёсся из пасти Капанея и не супев они сделать и несколько полных шагов – испепилились в прах. Внезапный свет, неописуемой силы, дезориентировал и ослепил Фавста, оставив на некоторое время ярко белое пятно вместо зрения. Резкая вспышка без последующего грома. Затем было отчётливо слышно как мужчины вышли на улицу. Кудрявый бог всё не переставал играть на своей лире. Затем с улицы послышался грубый и громкий голос:
– Начинать мы вольны, о Гермес!
–Гермес…Меркурий!– прошептал Фавст