Улбающийся Фавст обнял старушку и она своим тёплым голосом ответила:
–Охохо,каждый в этом городе понимал боль другого и пытался сделать хотя бы несколько дней и ночей в году иными. Понимающие люди рядом и мысли о движении дальше – вот лекарство, что я поняла для себя. Но возможно, мои советы не для всех, и кто то назовёт их даже глупыми.
Когда театр совсем опустел и шум города постепенно затихал, они направлялись к выходу и бабушка вела их к месту прощания. По пути они заводил общение с другими душами, с кем то сразу завязывалось хорошее общение и группа уже в десяток человек между собой болтала, знакомилась и шутила. Хотя центурион не нашёл жену, каждое новое знакомство, каждая улыбка, рукопожатие и комплимент, каждая новая душа в этом городе не снимала с него улыбку до боли в мышцах скул.
Вместе с ними шло большое количество людей разных эпох и люди возвращались в одиночестве, в парах и группах. Души мёртвые возвращались в Дит, а немногие живые спутники объединялись и шли дожидаться рассвета, чтобы затем отправиться по домам. Центральные часы подсказывали, что оставалось около 40 минут до рассвета.
Пока они шли к пещере, бабушка громко вдохнула и хлопнув себя по руке сказала: -ТОЧНО! Я вспомнила, что ещё хотела сказать тебе! Ох, совсем всё забываю… Помнишь Еврепида на спектакле, который был уверен в том, что достойных стихов и прологов у него так много, к которым никто не привяжется со своей бутылочкой?
Центурион угукнул и кивнул головой в знак согласия.
–Так вот, – старушка оттопыривает указательный палец и тыкает в воздух – не подражай такому поведению, cынок! Мы не можем делать всё идеально, даже, то, что очень желаем. Если мы хотим писать стихи, а они выходят кривыми, то лучше сказать: “Да, мои стихи не имеют рифмы и красивых строк. Как же мне подступить к ним так, чтобы совершенствоваться на ошибках, а не ругаться на них и не злиться?”. И второе – она продолжает трясти пальцем по ветру – не говорить попусту! Если в споре ты понимаешь, что твои знания в теме слабы и шатки, как сырая глина, то справедливее к истине будет сказать: Я не хочу вводить кого-либо в заблуждение и не хочу манипулировать за счёт уверенных речей. Это удел софистов и продавцов без этики. Поэтому я, пожалуй, промолчу и подкоплю знаний в данном вопросе, чтобы в следующем общении мы смогли быть чуть ближе к природной истине. А уверенность без истинного знания напоминает красивый цветок, который славиться своей наружностью, но пожирает бабочек, что поверили ему. Таких врунов, что портят жизнь другим в аиде полным полно.
Центурион ещё раз поблагодарил бабушку, заключая её в новые объятия и на последок решил подарить ей своё кольцо, ибо не знал каким ещё способом, кроме слов, отблагодарить старушку. Кольцо вряд ли в Дите представляло большой значимости, но ценность украшения была в символах и истории.
–Такое же кольцо есть у моей жены. Нам сделали его к свадьбе. Оно очень ценно для меня, а как иначе отблагодарить тебя, я не знаю.
– Ох,ох, cпасибо, cынок! Но не будет твоя жена спрашивать, куда оно делось?
–Если с женой мы встретимся и я расскажу о тебе, то она будет только рада, что мы познакомились и сама захочет отыскать Карфагенскую старушку, чтобы как-нибудь отблагодарить, хаха! А вещи всего лишь вещи. Обёртка для идей и смыслов.
–Ох, ты чудесный, но зачем мне мужские кольца, которым меньше лет чем мне?, -бабушка засмеялась, а затем добавила- Просто не забудь старушку Оришу и живи равнодушно!
Затем центурион обнялся с ней, c другими душами, и перед исчезновением в цветах северного сияния врат Оркуса, они обернулись и помахали друг другу в последний раз. У пещеры было два направления: один для духов, возвращающихся в Дит, другой – для приходящих в этот мир. Пещера в которую входили духи была в виде мохнатого лица с открытой и огромной пастью. Его каменные брови были сведены вместе, ноздри расширенны. Его рот закрывали зубы. Словно вертикальная решётка поднимался левый зуб, если душа возвращалась в Дит. А душа из Дита проходила, то поднимающийся правый зуб. Волосы на щеках и голове были искусно выдолблены из камня и окрашены в чёрный цвет.
Небо постепенно наполнялось солнечным светом. Хотя римлянин не спал сутки и должен быть усталым до смерти – он ощущал лишь лёгкую сонливость. Он так же не понимал, почему операция и полное выздоровление заняло всего лишь несколько часов. Фавст укладывал в голове и встречу с бабушкой, её слова, до сих пор слышал смех зрителей и чувствовал тепло. Возможно именно этого и не хватало Фавсту. Он долго перебирал множество способов по выходу из того состояния, что ощущал со смертью жены. Все его попытки не были напрасными, они накапливались и рано или поздно должны были прорваться и помочь Фавсту. Во время стресса и неординарных событый люди особенно чувствительны. Слова и правильная атмосфера творят чудеса, особенно, если люди не теряют духа, чтобы сквозь трудности идти вперёд и побеждать внутренные невзгоды. А справившись с самими собой мы можем эффективнее помогать другим.
Пока центурион согревался у костра, перекусывал фруктами и молоком из призрачного города и размышлял над всеми вопросами, он услышал грубый и хриплый мужской крик, который продолжался несколько минут с перерывами, а затем стих. Словно из ниоткуда появился скелет и пытаясь бежать максимально быстро не смотря на свою хротому и круша всё на своём пути, звал центуриона:
–ВОТ ТЫ ГДЕ! БЫСТРЕЕ! ЭТО ОН!
К этому моменту центурион завершил завтрак и быстрым шагом присоединился к скелету, которого не составляло труда догнать
–Он в той стороне! Это точно он! – направляя костлявую руку с указательным пальцем вдаль- А ты где был? Сорвался с места и испарился. Я искал тебя по всему, долбаному городу! Я обошёл все здания и улицы, чтобы найти тебя и поскорее отправиться дальше и завершить дела! Я даже в лес возвращался, чтобы искать тебя там!– Вспалил скелет, переходя несколько раз на крик, который срывался и заставлял его перейти на полушопот, а затем снова в крик.
Фавст осадил скелета и остановился перед ним:
–Эй! Зачем так кричать, я был в театре, прости, что резко исчез.
–Ты испарился ни сказав ни слова! А я не знал, где искать тебя и из-за этого мы потеряли целую ночь, а могли бы уже встретиться с братом!
– Я понимаю, но… если ты торопишься найти брата, то почему ты искал всю ночь меня?
–Ну, мы же вместе должны его усмирить. Если уж мы встретились, то твоя помощь мне понадобиться. Так лучше, чем идти одному.
–Но мы могли и не встретиться. А если Юпитер сказал, что только брат сможет остановить брата, то я тут далеко не главный герой. Из-за чего же ты тогда действительно злишься?
Скелет недовольно вздохнул и расставив кости в боки остановился:
– Ох…Потому что мне тяжело с этой грудой золота и если нас будет двое, то больше и шансов. Ещё я не знаю, что будет со мной, если я оставлю свидетеля многих тайн одного.
– Ладно, но что же потом? Я же всё равно останусь один, без тебя, но с тайнами.
–Я не знаю,– пожимал плечами скелет- может быть тебе явиться сам Зевс и заставит испить из реки, чтобы забыть все тайны. Но сейчас мне не терпиться встретиться с братом. И…спасти мир от гнева богов. Ты всё таки со мной?
– Или Юпитер может просто убить меня?
Покачав головой скелет ответил:
–Ну, или убить тебя, хех. Особых выходов у тебя нет…поэтому…
Ейфория Фавста после ночного праздника угасла и вновь перед ним опустился занавес неизвестности и неопределённости. Выбор был действительно не велик, но если не продолжать путешествие, то какой тогда смысл был соглашаться со скелетом в первоначальном лесу? Ведь неизвестность преследовала Фавста и там.
–Ох…Пойдём спасть мир.
Они пошли вперёд, за орлом в небе и Фавст поинтерисовался на счёт второго задания
–А ты знаешь какое второе задание вам нужно выполнить?
– Эм…нет. Но возможно о нём знает брат. Да и не я это решаю, а Зевс. Я просто иду по его указаниям
Они вышли к бурному потоку, где пена воды, шумно бьющаяся о гладкие камни походила на белую вату. Дальше течение превращалось в пороги и в далеке горизонт реки резко обрывался и сливался с торочащими повсюду стволами деревьев. Там начинался водопад неизвестной высоты. Единственный дугообразный мост на противоположную часть берега был полусгнившим. Его опоры потрескались, доски кривились, а перила по большей части моста и вовсе отсутствовали.
–Хм…Этот мост точно рухнет под нами. -почёсывая щетину и осматриваясь вокруг сказал центурион
–Эх…И если смотреть по сторонам, то и обходного пути нет. А нам бы потарапливаться…не хочу, чтобы боги гневались…
– У тебя есть какие нибудь идеи?
–Нет. Пока что нет
Почёсвая щеку и прикидывая в голове разные варианты, он осматривал свою экипировку и ближайшее окружение. В какой то момент римлянин щёлкнул пальцами и обадряюще сказал:
–У нас нет никаких инструментов, чтобы соорудить новый мост или придумать инженерное чудо, но у меня есть прочные клинки. Нам повезло, что это дерево у моста достаточное длинное, чтобы свалиться на другой берег и надеюсь оно настолько же прочное.
Грубая переправа из большого бревна казалась единственным выходом, когда под рукой были только кинжал и меч. Такие мосты иногдла экстренно сооружали во время поисков потерявшихся людей, когда времени было мало а территория малолюдна. В таких условниях нет причин тратить ресурсы, время и деньги на строительство приличных мостов.
Римлянин поместил лезвие под углом вниз к стволу дерева, а скелет стучал по тыльной стороне клинка крупной и увесистой палкой. Затем под углом вверх и завершал клиновидными разрезами. Опрокинутое дерево должно было упасть между двумя берегами и поэтому к здоровью дерева и его длине был очень внимательный подход. Однако как оказалось, дерево было несколько сухим и не внушало серьёзной безопастности. Но выбирать не приходилось.
–Вот и как бы я без тебя справился,хех?
Фавст улыбнулся и сказал:
–Я пойду первым и проверю насколько оно хорошее.
Центурион несколько раз толкнул бревно ногой, чтобы проверить его устойчивость. Он залез на бревно и аккуратно пытался его раскачать. Оно не шаталось и затем центурион спустился на четвереньки и пополз вперед, ломая ветви и расчищая путь. Под импровизированным мостом с бешеной скоростью и оглушающим шумом бурлила холодная вода, обволакивающая огромные камни. Добравшись до другого берега он кричал скелету, махая рукой:
–ПОЛУЧИЛОСЬ! ДАВАЙ! ПОЛЗИ НА КОЛЕНЯХ И ОНО ТЕБЯ ВЫДЕРЖИТ!
Было заметно как скелет боялся и тёр костяшки пальцев друг об друга. Ходил около бревна и кричал в ответ: – ДА! ДА! СЕЙЧАС!
– У ТЕБЯ ПОЛУЧИТСЯ! ПРОСТО ПЕРЕДВИГАЙСЯ МЕДЛЕННО!
Спустя несколько кругов вокруг бревна скелет решился и заполз по бревну на коленях, как кричал Фавст. К середине стало слышно, как бревно трескается, но никто не подавал виду и не говорил ни слова.
–СМОТРИ ВПЕРЁД! НА МЕНЯ! ТЫ СПРАВИШЬСЯ! – продолжал кричать Фавст.
Скелет громко вздыхал и когдла бревно стало заметно трещать и ломаться на глазах, он лихарадочно стал предвигать конечностями быстрее и вставать на две ноги, как едва успел упасть на землю, перед тем, как сломавшееся на две половины дерево унесло течением.
–АААХГХ!
–У тебя получилось! Ты в безопасности -Фавст с улыбкой распростёр свои объятия скелету и обнял его.
–Я…Я…Я…признаться…думал, что если упаду, то косточки мои золотые потом так и не получиться найти, может они и вовсе не всплывут…
–Не думай больше об этом, всё прошло. Лучше вспомни, что на этом берегу твой брат!
–С…спасибо…– с опущенным взором ответил скелет.– В ином случае, боги бы так во мне разачаровались, что оставили бы мою говорящюю голову на дне…
–Да ладно тебе! – центурион по дружески хлопнул скелета по плечу и принялся идти дальше, как заметил, что не может нащюпать кинжал на поясе. Он обернулся чтобы отыскать его глазами на противоположном берегу, но там его не было.
–Проклятье…мой кинжал теперь у нимф реки!-пытаясь ободрить скелета он продолжил шутку-Если будешь прогуливаться с братом по здешним рекам, то будь осторожен. У одной из них мой кинжал, и она может впасть в безумие и взять вас в рабство как бессмертных охранников её ручья!
–А у дриад, нимф леса, твой шлем и щит. Теперь они легионеры?-Ответил скелет, пытаясь подыграть центуриону и продолжить его шутку.
–Ахах, Зелёный легион!
В дали напротив, под круглыми, позеленевшими волунами горел огонь и языки пламены танцевали под прохладными дунавениями ветра. Небольшой холм не позволял увидеть его причину. Эффект горячего воздуха размазывался по горизонту холма и искажал каменую арку, выступающую из-за него. Когда грек и римлянин приблизились, ветер усилился и принес с собой влажный и солёный запах океана. По преодолению холма они увидели истинную причину огня. Это был коренастый человек ростом чуть выше среднего и охваченный по ключицы пламенем. Он не катался по полу, не бегал в ужасе и не кричал. Он тихо сидел на земле, облакотившись на камни.
Скелет не сдерживая чувств кинулся обнимать огненного человека. Тот выглядел очень удивлённым этой встрече, но обнимал скелета в ответ. Скелет, боясь расплавиться от долгих прикосновений вскоре сделал шаг в сторону и завёл беседу наполненную эмоциями и движениями тела. Они, казалось, совсем не замечали центуриона. Фавст же впал на некоторое время в ступор от увиденного и практически не воспринимал о чём говорят мёртвые. Но причиной был не страх, а всё то же любопытство. Очарование перед загадочным и непостижимым для живущего человека. Перед ним открывались всё новые законы, cобытия, грани этого мира и всего космоса.
Витки огня были сначала холодные и черные, но чем выше поднималась температура и чем больше огонь завоёвывал тело, тем ярче появлялся красный и оранжево-красный цвет. Существо горело по уровням. Сперва полыхала голову, а остальное тело дальше ключиц было нетронутым. Большинство волос сгорело, а оставшиеся порыжели. Белый хитон с плащом прилипал к коже и постепенно обугливался вместей с ней. Открытые части тела покрывалась копотью и шелушились. Огонь медленно спускался вниз, уничтожая плоть обёрнутую в белые тряпки и оставляя за собой угольки. К паху скорость горения увеличивалась. Копоть приображалась разрывами и трещенами напоминающие резаные раны. Когда огонь дошёл до колен – всё тело выше живота уже было чёрным. Пряжка-фибула, скрепляющая плащь, к тому моменту уже упала на землю и ждала своего часа. Тёмные кости незнакомца оголялись. В результате обгорания грудной клетки происходило медленное смещение позвоночника и сгорбившаяся спина брата скелета выпремлялась и слегка возвышала его в росте. Сам череп лишился глазных яблок, а кровь выступила через глазные, ушные и носовые отверстия. Борода вместе с другими волосами к этому моменту испепелилась, а зубы изменили свой цвет и трескались по время разговоров. Обрывки фраз доносились до ушей центуриона и оставались в памяти, но внимания к их речам так и не было:
”…что с тобой сделали…”, “…скоро освободимся…”, “…а как ты…”
Центурион продолжал наблюдать метморфозы живого факела. Обнажались кости, сгорали выступившие наружу внутренности, вскрывались суставы и крупные полости черепа и рёбер. Огонь охватил нижние конечности и пожирал пальцы на ступнях. Тем временем в ходе жестикуляций существа отпала левая кисть. Под долгим огнём кости из чёрных оттенков плавно перетекали в светло-серые. Кости черепа растрескивались оставляли неповторимые узоры напоминающие конторную карту. Когда целиком обугленное тело стало распадаться, процесс очень медленно повернулся вспять. Огонь с верхних частей тела исчез. Начиная с головы, его скелет наростал скальпом, весь уголь и чернота опадали на землю, подобно змеиной чешуе, появлялись сосуды окружавшие кости, наростал жир, ткани, мышцы окрашивали тело в красный и белый. Волосы и тон кожы постепенно возвращались к изначальному виду и как только голова и шея вернули себе былую славу – живой мертвец закричал и упал, корчясь на четвереньках от боли, и ещё костлявой рукой искал полную бутылочку из тех пустых, что окружали его. Нащюпав нужную, он выпил её целиком, хлюпая содержимое как при сильнейшей жажде. Очевидно, что это было сильное болеутоляющее. Процесс восстановления шёл от головы до пят регенерируя сгоревшее тело вместе со всеми ощущениями и нервными рецепторами. После восстановления пальцев ног его волосы на голове вновь загорались и цикл повторялся.
Трудно передать ураган эмоций центуриона от подобного зрелища. Время потеряло всякое привычное ощущение и казалось, что весь процесс закончился за несколько десятков минут. Хотя вспоминая положение солнца до встречи скелета с его братом, и сравнивая его с нынешним – он прикинул, что могло пройти около двух часов. Придя в себя Фавст обнаружил, что сидел на земле, в кругу из потусторонних гостей, а рука всё это время была на готове оголить оружие. Костяная рукоять меча была потной и мокрой. Речь и движения бородатого мужчины слегка напоминали пьяного или одурманеного человека:
–Как ты вовремя очнулся и завилял головой, ха! Я думал ты так и будешь сидеть пока от голода не сдохнешь. Но мои поздравления, – он раскинул руки как крылья и пристально смотрел на центуриона- тебе посчастливиться узнать о том, каковы порядки аида и как я, самостоятельно, бежал из тех серых земель и ни Зевс, никакие другие боги мне не были помехой!
Cкелет в этот момент хотел что то сказать, но не решился.
–Так вот…вся история тебя не касется, но в определённый день, нас с Ипакосом забрали Эринии, а после них наступил мрак, затем завывания подземных ветров и редкий лай собак.
Между словами брат поднял отпавшую кисть, поднёс её к предплечью и она начала срастаться с телом. В этот момент центурион спросил:
–Ипакос? Это имя твоего брата? Золотого скелета?– центурион завершил вопрос наклоном головы и быстрым взглядом в сторону объекта разговора
–А он тебе не сказал?– повернув голову в сторону скелета, а затем обратно на центуриона, он продолжил- Зассал поди чего то, но так его зовут.
–Я не зассал,мне…– брат громко хлопнул в лодоши перед черепом скелета и перебил повышенным тоном, отчего скелет дёрнулся -Я тут рассказываю историю! Оправдываться будешь потом.
Фавст опешил от подобного мужлана, но не стал его перебивать. Внутри себя он готовился к вероятному столкновению с ним в будущем. С первых минут его речи и поведения была понятно, что такие существа непоколебимы и никакие дискусии не будет успешными. Для них важны только их слова и их собственный мир представлений и илюзий в котором они живут.
– Капаней в основном сидел в одинокой норе с раздражающе капающим потолком и собирал ветки деревьев. Сажей и углём рисовал и записывал свои мысли о том, как невыносимо тупо поведение большинства людей и их пляски перед богами. Вместо прогулок по подземным пляжам на манер лентяев, смирившихся с судьбой, я создавал гениальные планы побега. Накануне бегства, благодаря своей яркой харизме, Капаней узнал от духов старожилов, что вот вот намечался тот самый день, когда группы подземных полубогов, осевших и относительно свободных душ, собираются идти в мир живых! Это было идеальное время чтобы воспользоваться всеобщей тякучкой и затеряться в потоке душ. Однако потом, благодаря своей наблюдательности, за колоссальным троном я нашёл шляпу невидимости. Возможно, шапка была забыта на радостях от столь долгого ожидания праздников, или по пьянству некоторых обитателей, может приплыла по стиксу, слетев с одного из несчастных, но не моё дело тыкать носом неряшек-потеряшек. Я даже благодарен тому, кто потерял такую драгоценность. Пусть это будет хоть сам Аид! – закончил своё введение брат громких хохотом.
Фавст, скрестив руки на груди внимательно слушал брата и кивал :
Ага, mundus patet…и шляпа, которую у нас в Риме называют шлемом Плутона и в переносном смысле является притчей для тех, кто скрывает свою истинную природу с помощью хитрого устройства. Скрытые намеренья политиков, например.
Брат скелета надменно посмотрел на центуриона, cвёл вместе губы и брови, а затем продолжил:
–Кхм…кхм…в такие дни аид пустел и многие поднимались на небо и выходили в живой мир, но из-за моей склонности к бунту и побегам я не мог выходить за пределы аида и дальше правого берега стикса. Проклятые законы…однако с шапкой, Капаней мог делать что угодно! Натянув её, он становился абсолютно невидимым для всех сверъестественных существ и почивших душ. Конечно, учитывая свои…кхм…огненныне особенности, я думал о том, как находить укромные места чтобы переждать свой приступ возгорания и как заткнуться чтобы никто не слышал моих криков. К счастью шапка оставалсь на мне невредимой, даже при голове, полностью охваченной огнём. В такие моменты исчезает зрение и слух, а восстанавливаются они только к новой регенерации. Но да ладно, это не так интересно. Входы в другой мир обычно перекрывают и заваливают, но в некоторые дни выбраться к потолку настолько же легко, как и попасть вниз. Сначала я думал, что просто пойду за сотнями души и вскоре буду уже далеко от места заключения, но потом Капаней увидел, что для выхода придется испить настойку неизвестного содержания из кубка, украшенного портертом Аида и Персефоны. Затем каждый пролезал в очень узкую щель, которая светилась несколько секунд, а затем гасла. Тогда я понял, что легких путей не будет и спасать себя придется своей же гениальностью, Капаней. Так говорил я себе. Одновремено втиснуться с кем нибудь вдвоём в сияющий выход даже шапка не поможет.
Самовозгорающийся человек притворно дрогнул, словно вспоминая что то очень неприятное и продолжил дальше:
– От главной реки, в направлении восточных болот были бескрайние поля с ужаснейшей грязью и бездонным навозом. В нём бултыхались души в таком количестве, что, буквально сидели на головах друг друга. Завсегдатые аида с тележками разбирали этот навоз и удобряли им подземные растения и сады. Этот вид открывался прибывшим сразу жу после пересечении Стикса в лодке Харона и был моим ориентиром в какую сторону точно не нужно шагать. В противоположном направлении был Аскалаф, садовник Персефоны. Говорят его рождение как то связано с рекой Ахерон, но самое главное, что в тех угодьях, среди множества кустов и деревьев можно было найти всё, что требовалось! Сад этот совмещал множество жилых построек и тропинок. Трудящиеся души носили треугольную шляпу, а на её конце, вместе с линзой для фокусировки и усиления светы, был прикреплён светящийся камень с неба. Вдоль основной дороги росли тополя, а вокруг журачащего источника с водой были громадные поля, засеянные серым асфоделем и разнообразные фермы. Деревья не имели той величавости и красоты как в мире живых, но урожайность их никогдла не умирала и не уменьшалась. Признаюсь…что было не совсем просто собрать всё, что требовалаось для моего плана ибо душ здесь было прилично и кто нибудь точно бы заметил летающий в воздухе предмет и затем внезапно исчезающий с виду. Одолжив с его полей всё нужное и завернув в импровизированный мешок из собственного плаща, Капаней пересёк Стикс, тихо забравшись в лодку к кучеру, придерживая шапку и проплывая сквозь холодный туман и сумрак. На том берегу забирал Харон новых прибывших, а я вовремя выпрыгнул из пустой лодки, пока её не заполнили новые мёртвые. У множества входов я нашёл наименее людное место и вырыл мечом глубокую яму. Налил в неё вино, воду, мёд и муку взятые с тихого сада и не успел перемешать, как великой толпой слетались к яме души умерших и подняли спор о том, кому первому напиться. Здесь были души невест, юношей, старцев и мужей в доспехах. Во время суеты я пытался воспользоваться лодкой и уплыть по течение Ахерона, свернуть со Стикса и плыть к выходу, но сам Харон был абсолютно спокоен. Лодка была не пуста и все равно находились те, кто спешил усесться в неё. Грязный Харон не повёлся на трюки, не оставил свою лодку, а мне пришлось искать иную слабость в том проклятом месте! – завершаюше зарычал брат.
Затем он сделал паузу чтобы немножко размяться, осмотреть регенерацию тела и прогладив бороду рукой, продолжил:
–Так, вернувшись обратно на берег, куда привозил извозчик души, одним из планов было бежать через холлы и холодные залы Эреба. Там, тени умерших, пересекая реку, ждут распоряжений для распределения в царстве Аида. Для некоторых, были особые направления, где они сами не знали чего ждут, их не выпускали бродить по округе, а очередь их постоянно менялась на более дальную. К ним подходили огненные девушки с ослиными ногами, что то выписывали на папирусе и меняли души очередями. Так несколько раз пока каждый не окажется на новом месте. В итоге ожидание было практически вечным и номер в очереди был абсолютно случайным. Однако эти сопляки, хотя и не помнили своего прошлого и теряли память после смерти, должны были сохранить хоть какое нибудь достоинство. Но они даже не думали сопротивляться! – Брат был так поглащён своей речью, что глухим ударом кулака о своды арки сломал правую кисть и не замечал, как она вывернувшись в неествественном направлении держалась на нескольких, всё ещё нарастающих мышцах и сухожилиях, оголённых миру. – Они просто стояли и покорно ждали… Может они были одурачены призрачным шансом перепрыгнуть с тысячного места на первое за счёт фортуны, не знаю. Знаю, что даже смерть и их многочисленность не родила искры бунта и не разожгла в них огонь. Эреб сливающийся с тёмными скалами и тенью каменных улиц присутствовал в каждом закоулке. Вся ночь царства Аида в лице Эреба следовала за мной куда бы я не шёл, но моё желание выбраться было сильнее любого бога. Знал ли кто нибудь он о моих планах или нет – мне не важно. Капаней точно был более проворным, чем кто нибудь мог бы предполагать.
–А почему же ты не повёл их на восстание? – С тонким намерением приструнить грубияна и горделивца, центурион перебил его абсолютно спокойным и ровным голосом.
Казалось, что вот вот вспыхнет искра открытого конфликта, но брат слегка покашлил, скорее чтобы разбавить молчание, прочистив горло, громко хлопнул перед собой в ладони и с закрытыми глазами ответил, пытаясь пародировать голос центуриона:
–Потому что сражаться при чужих правилах, с солдатами без желания и без подготовки это самоубийство.
–Но при этом ты назвал их сопляками из-за отсутствия бунта.
Напряжение росло. Они нервно перегляделись между собой и брат цокнув языком громко выдохнул и продолжил рассказ:
– За год заточения Капаней выяснил, что по пути к одному из мифических выходов лежит река Лета, а по берегам растёт тополь и тростник. Она течёт через пещеру Гипноса, бога сна, где её журчание вызывает сонливость. Чтобы сохранилась память по выходу на землю, я не упустил возможности испить из неё два раза. Души, покидающее аид, пьют воду из этой реки чтобы по выходу вспомнить себя, а души прибывающие в него должны сделать один глоток и забыть всё прошлое. Крыша и своды каменного жилища Гипноса были завалены искрящейся белой пылью. Его безмятежное жилище разделялось на левую и правую сторону, где по середине, извилистыми тунелями, под мостом из камней текла река, в которой томились банки с наполнениями разных цветов. Огромная прихожая на каменных сваях соединяла берега. Порог дома охраняла тенистая Исихия с длинными, как сама река, серыми волосами. Она тихо сидела в прихожей и пройдя мимо неё пропадал любой звук. Шум и журчание реки, завывания ветров и даже те редкие вои собак. Из баек героев, живших во времена незадолго после создания мира я узнал, что порог этот распространяется на весь аид и за этой девушкой существует черта безмолвия, перейдя которую наступает молчание. Рядом с ней ходила Лета с несколькими разноцветными баночками в рукахи и расставляла их по стеллажам и пересчитывала. Потом отходила к полуспящей сестре, резко разворачивалась и возвращалась обратно пересчитывала баночки по новой. В покачивающемся кресле, наблюдая за сёстрами и зевая растекалась Аэргия, c вечно сонным выражением лица. В жилище вместе с ними было много и сыновей, которые помогали отцу. Они были в другой части пещеры, огароженной полупрозрачной ватой. Морфей вместе с Фантасом и Фобетором собирали мак и добовляли в бутылочки, которые укладывали по схронам, а пустые бутыли на поясе и стеллажах меняли на новые. Они сохраняли все зеленые части растения, а белый сок отливали в отдельные колбочки. Дальняя часть дома вся была заставлена разного рода растениями и цветами. Вьющиеся по холодным стенам плющи, гардении в волосах сыновей, а у закрытых комнат с эмблемами спален стояли горшки с маками. Над выходом из противоположной от сестёр части дома, была была картина трёх сыновей. Под буквами “Фа” был изображен круг, а части его разукрашены и поделены на символы камней, земли, воды и деревьев. Под буквой “М” – человек, а под буквами “Фо” – зверь. По выходу был прямой склон, где одна часть склона была отделена тьмой, а вторая светом. На полу, под светлой стороной лежали друг на друге ряды колбочек с соком. На тёмной части были закрашены мелом множество имён, а на светлой стороны имена были незакрашенные. Между ними висела таблица с числами, а в самом низу гимн на греческом языке, украшенный виньетками:
Ὕπνε, ἄναξ μακάρων πάντων, θνητῶν τ’ ἀνθρώπων,
καὶ πάντων ζώων, ὁπόσα τρέφει εὐρεῖα χθών·
πάντων γὰρ κρατέεις μοῦνος, καὶ πᾶσι προσέρχῃ,
σώματα δεσμεύων ἐν ἀχαλκεύτοισι πέδῃσιν.
λυσιμέριμνε, κόπων ἡδεῖαν ἔχων ἀνάπαυσιν,
καὶ πάσης λύπης ἱερὸν παραμύθιον ἔρδων....
Вспоминая текст на греческом языке он в какой то момент затормозил свой ход повествования и спросил римлянина :
–Аааа… ты поди греческий и не знаешь? Брат сказал, что с тобой только на латыни можно общаться. Нам пришлось учить её уже после смерти. Влияние рима велико и даже аид приспосабливается. А если я хочу дать бой богам, то в мире живых нужно балакать на вашем, чтобы добиться широко успеха… Когдла я последний раз был тут, слышал, что гречишками и презренными греками нас называете? – он произнёс скрипом и ещё большим раздражением, принебрижительно цокая языком о зубы и осматривая центуриона
–Подобные оскорбления ни один образованный римлянин терпеть не может! Греческая поэзия, культура и мысль за долкие века стали частью римского общества, а греческие учителя до сих пор у нас в приоритете.
– Как и греческие рабы?
Скелет сидел рядом с братом, подперев череп руками и наблюдал за общением. Сам он молчал, но часто задерживал свой взгляд на брате и рассматривал его сверху до низу.
–К сожалению…но рабы имеют возможности стать свободными и все люди должны быть равны. Вне зависимости от сословия. А само рабство…это та тема, от которой нужно постепенно отказываться и надеяться на гениев империи, которые смогут освободить людей и поставить на их место машины и технологии!