Alexander Agassiz
Квирит
Часть III
Глава I
Боль и дискомфорт в скором времени прошли и квирит увидел, как у порога дымились две чёрные кучки. В одной из них пепел был смешан с кипящем и булькающим золотом. В нём расплавилась и одна из брошек от хитона, а другая лежала неповреждённой среди пепа. Земля вокруг почернела и Фавст удивлялся, как не загорелась сама избушка. Он уже хотел избавиться от военного панциря с кольчугой, повесить меч у кровати, переодеться в простую тогу, которую он обнаружил свёрнутой у изголовья, а воспоминания о наградных венках, медальных браслетах и разнообразии фалер49 оставить в прошлом. Но квирит увидел, как мужчины на улице держали головы двух скелетов и подошёл к ним. Борода одного сохранилась маленькими нелепыми клочками на кусках оставшейся смуглой кожи. Ни у одного из них не было глаз и хотя головы их по большей части уцелели – скелеты молчали, как бы показывая своим примером истинный облик смерти и удел душ в подземном мире. Это молчанье и безвольность.
–Получается я – это не ты. Cказал Фавст, приблизившись к черепу золотого скелета. Затем он поднял голову и спросил у Юпитера:
– А почему я не слышал грома?
– Пифагор предлагал теорию света, согласно которой лучи, что мы видим, испускаются глазом и щупают местность, давая зрительное ощущение. Не так оно работает, но всё же в чём то был прав он. Молнии мои соприкасаются только с желаемой мной целью и не расширяют воздух вокруг. А простые небесные облака расширяют, что и создаёт гром и звуковые волны. Аристотель писал, что облака сталкиваются и гремят, а сжатый в них воздух выходит на ружу, о чудо. Ты знал ли об этом? Не страшно ошибаться и признаваться, что не знаешь всего. Это не грех на пути в Элизиум и поля философов. Вот, кстати об этом…
Тем временем Меркурий засунул головы в просторный мешок и перекинул его через плечо. В освободившихся руках появилась труба, которую он использовал, чтобы настроить свой голос, который стал разноситься по всем сторонам света. Юпитер же хлопнул Фавста по плечу и протянул бокал со словами:
– Выпей, квирит, кикеон50, что связь улучшает с божественной тайной. В него покрошил я печенье из злаков, что богом любезным был создан.
Явства были кисло сладких оттенков, но не успев их распробовать до конца, Меркурий затрубил во всё горло и вместе с закружившейся головой, в движение пришла и вся земля. Казалась она начинала трястись, как при землетрясении, издавая приблежающийся издалека гул. Он усиливался соразмерно звуку трубы и местность вокруг скалистого холма всё больше наполнялась водой, затапливая равнины внизу плоть до самого леса, где расстался Фавст со скелетами. Прилив окружал остров и единственным переходом между ним и землей стала узкая тропа, поттачиваемая волнами, и грозившая однажды уйти на дно морское. Вместе с этим, из земли перед избушкой, появлялись всё новые и новые декорации. Звук трубы становился громче и играл с перерывами. Загадочное совпадение, но перерывы Меркурия совпадали с морганием, словно Фавст невольно подстраивался под его игру. С каждым новым морганием появлялись глиняные сосуды с вываливающимся за края зерном, ростущие из-под земли и увеличивающиеся в высоту и в своём количестве фаллосы. Между ними появлялись круглые вазы с ромбами из точек. Несколько каменных фаллосов сливались друг с другом, образуя над головой закрытое помещение с грубой треугольной крышей и поддерживающими её колоннами. Солнечный свет попадал внутрь через изогнутый, змееобразный вход, и сквозь многие маленькие дырочки между стыками камней. Внутри ослепительный свет дня сменялся порой таинственной тьмой, отбрасывая блеклые тени фигур грозных чудовищ на стены. Среди мистической тишины, приходившей с сумерками, вдруг раздавались различные страшные звуки, пугающие без явной угрозы до глубины души. Звуки пробирающие до мурашек сменялись пением птиц и умиротворяющими мелодиями флейт. Вращаясь внутри созданного святилища, по стенам бегали символы стихий, передвигающиеся рисунки грозовых туч, стада животных, огромные волны и новорождённые младенцы, которые, казалось, истошно кричать во тьме, у самих ног. Словно театральные, механические приспособления, производившие гром и молнию машины создавали спецэффекты неотличимые от реальных. Страшные и пугающие сцены сменялись вновь светлыми и успокаивающими, пока внезапно, по углам помещения не загорелись ровным огнём факелы и настенному взору представились украшенные роскошными одеждами статуи богов. В зал, c танцами, ворвались двое женщин в масках, а за ними фавны, принеся радостную музыку флейты. Прекрасно одетые женщины в белом, бешено танцевали друг с другом, и в установленный по центру таз вливали мёд из амфор. От них пахло сладостью и цветами. Одна из девушек взяла квирита за руку и повела на улицу, к высокой статуе из разукрашенного камня. Около неё стояла ограда из белого мрамора, высотой в несколько локтей, а вокруг медные шесты. За оградой и статуей было отверстие в земле, вылаженное каменной кладкой и ступеньками. Внешний вид напоминал большую печь для хлеба и диаметер её был примерно в четыре локтя. Пряный запах лавра узнавался ещё у входа. Внутри, облакатившись на широкий пьедестал с тяжёлой книгой по центру, сидела жрица. Располагалась она на треножнике из жёлтой меди. Закутана в роскошное платье, покрывавшее голову с утончённым лавровым веноком в волосах. Жрица прочистила горло и положила на язык лавровый лист взятый из чаши позади. Голова Фавста ещё кружилась и по помещению плавали слабые галлюцинации. Он облакотился на стул, а затем устало плюхнулся в него. Женщина некоторое время перелистывала страницы толстой книги, поглядывала, украшенными сурьмой глазами, на Фавста, а затем громким и чистым голосом, достойным талантливого оратора и не переставая жевать лист священного лавра, начала говорить:
-Здравствуй, троянская кровь! Это третья твоя жизнь, где ты приблизился к мудрости и любви к философии. На пути ты менялся и сохранил любознательность. Не стал жестоким и твёрдым. Ни как камень, который не двигается, зарастает мхом и сидит на месте, в стабильности. Ни как матёрый солдат, который забыл любой язык, кроме силы и слишком сильно поверил в свою богоизбранность и команды начальства. Но и сами изменения не должны происходить лишь по тому, что новый взгляд кажется более легким, приятным, сулит славу или одобряется большинством. В любви и жизни ты также ценил красоту Афродиты и не стеснялся быть человеком и проявлять чувства. Рациональное начало Аполлона пытается жить в согласии, вместе с Дионисийским буйством эмоций. Гармоничная душа, что совмещает в себе разум и познание, вместе с идеями о важности раскрытия человеческого потенциала. Вместе с желанием узнать, как и по каким причинам формируется поведение человека. Вдобавок, ты не смущаешься танцевать и праздновать, украшая цветами себя и близких.
Фавст растрогался и не мог сдерживать улыбку, от которой в мышцах скул появлялось приятное напряжение. Человеку полезно смотреть на свою жизнь и свои поступки под взглядом времени. Таким способом можно увидеть все острые углы, контролировать изменения и направлять себя, подобно строителям акведуков, на плечах которых, лежит огромная ответственность за проведение чистой воды от источников, что могут находиться в немыслимых далях от города. Он хотел встать и поблагодарить жрицу, но молчал и продолжал слушать её чарующий голос.
–Раз в 10 000 лет даётся духу возможность переродится и выбрать кем он будут, и прожить новую жизнь со всеми последствиями своего выбора. Твой дух проходит третью жизнь с перерывом в 3 тысячи лет и третий раз идёт по пути философии и любви к мудрости. Поэтому у тебя есть шанс отправиться в вечную жизнь, к вечным богам. Давай пройдёмся по некоторым моментам твоей жизни и вспомним поэтов, Фавст, любимцев Аполлона, что видят красоту во всех вещах и рождают муз трагедий. В смерти твоей жены тоже есть эта красота. В утрате стабильной почвы под ногами. Такие события придают нашей жизни красок. Они подобны огромному пожару, который может уничтожить постройки и погубить людей, но если совладать с ним, то может и научить людей огню, а наученные люди, совладав с ним, станут непревздойдёнными поварами, гоначарами, кузнецами, или приспособять зло в добро иным способом. Юношество в плену у пиратов, если не сломит человека, то может сделать его амбициозным политиком, который увидит зло изнутри и захочит искоренить его. Иными словами, если боль не сломит душу, не превратит в монстра, то к человеку прийдёт муза и воодушевит на создание стихов или чего нибудь нового. Это естественный ход вещей, как смерть и рождение. А теперь представь, если не научишься спрашивать : “как не бояться смерти жены”, “как научиться жить без неё”, а продолжишь стонать, как другие : “хорошо бы было сохранить её в живых”– дух твой не попадёт в вечную жизнь, к вечным богам. Он будет вечно связан с прошлым и желание изменить то, что уже произошло. Позволь процитирую твоего соотечестенника, Марка Аврелия, что писал : “…Душевно здоровый человек должен быть готов ко всякого рода событиям. Тот же, кто говорит, что дети должны всегда оставаться в живых, а люди всегда должны хвалить меня – подобен глазу, что видит лишь один цвет или зубы, предпочитающие только мягкую пищу”. Такой человек ограничен телом и вероятно, живёт в собственном мире рамок и страхов. Однако большего могущества над собой можно приобрести, если уподобиться кулачному бойцу, который всегда имеет при себе руки и ему нужно лишь сжать их в кулак. В отличие от гладиатора, которого настигнет конец, если он лишиться меча, которым сражается. Я знаю, что ты уже слышал и возможно, услышишь ещё.
Немого передохнув, выпив воды и зажевав новый лист лавра, она облакотилась на медный треножника и жестикулируя кистью, продолжила рассказывать:
– Это и есть красота перерождения, разрушения и создания нового. Даже пеплом можно рисовать. При этом ты можешь спросить, а как так случилось, что боги, устроившие все, просмотрели ту несообразность, что люди вполне достойные, даже посвятившие себя благочестиям, после смерти не вознаграждаются обществом тех бессмертных богов? Но в таком случае, боги, не могли, не противореча разуму и справедливости, отнестись с пренебреженинем к какому либо недосмотру в миропорядке. Поэтому будь уверен, что если бы должен был иметь место другой порядок, то боги бы его установили. Филемон и Бавкида были людьми благочестивыми и достойнешими. Единственные в городе открыли Зевсу с сыном двери. Однако мало быть достойнейшим и благонравственными, чтобы попасть в Елисейские поля к философам и созидателям. Лишь истинные философы по духу, доказавшие это не одной жизнью, способные мыслить глобально и открыто – будут полезны за пределами известных тебе миров и найдут себе место в планах бога – облаков собирателя.
Жрица причмокивая жевала лавр и делала в книге пометки красными чернилами. Фавст хотел подойти к ней поближе, но девушка замахала рукой и указывала тростниковым пером на пол:
–Но но но! Оставайся за чертой, будь любезен!
Квирит опустил голову и увидел под ногами ровную линию, выложенную мозаикой бело-жёлтого цвета.
– Возможно…Фавст, ты ещё не до конца приобрел равнодушие как к благому, так и к дурному, но я знаю, что в правильном обществе, ты раскроешься ещё больше. Но пойми правильно, равнодушие не синоним безразличию. Равнодушие есть равность души. Равнодушие это равенство двух противоположных. Если побеждает какая-то одна, то человек не в состоянии вернуться в нормальное положение. Равнодушие это позиция, которая позволяет определить реальное состояние и принять правильное, взевешнное решение. Равнодушие также не противоречит любви, оно наоборот ,помогает любви проявлять себя там и тогда, где она больше всего необходима. Это гармония, иными словами. Если ты не до конца понимаешь мою мысль, то представь, что равнодушие это горизонтальная платфора на треугольном основании в виде пирамидки. На неё кладут шар и платфора наклоняется влево или направо. Так вот управление собой, это сравни управлению этой платформе. Не горевать излишни и не опускать руки, когда стоит бороться. Или принять неизбежное, если ты ужё всё испробовал и ничего не осталось. А шар это твоё физическое тело, которым познав себя, можно тоже научиться управлять. Равенство и баланс двух противоположностей. Быть равным душой означает быть любящим. Который ценит. Это спокойный, уверенный и честный, а не тот, кто отвернулся от жизни. Поэтому он и любящий.
Во время очередного перерыва, он попросил у жрицы испить воды, затем уселся на свой стул и своеобразный симпозиум продолжился
– Вернёмся к воплащениям души, Фавст. – медленно и несколько раз она хлопнула по пъедесталу ладонью – Столь важные вещи нуждаются в больших комментариях, без которых некоторые нюансы будут не вполне ясны. Итак, Зевс уже рассказывал тебе о Пифагоре, которому сохранили память о прошлых воплащениях, чтобы он смог рассказать о том, что видел. Таким образом привлекать достойных. Тебе же Зевс не разрешил восстановить память о прошлых жизнях, но позволит записать всё, что с тобой произошло за последнее время. Хотя Пифагор был не единственным, кому было разрешено поведать об этом. Но под влиянием его откровения были другие, что дополняли и изменяли идеи мужа, рождённого на Самосе, но, что неизменно, навеки вписали божественную истину в историю философии. Давай возьмём же, для примера, фрагмент из «Федра»:
«Но туда, откуда душа пришла, никакая душа не возвращается в продолжение десяти тысяч лет – ведь она не окрылится раньше этого срока, за исключением души человека, искренне возлюбившего мудрость или сочетавшего любовь к ней с влюбленностью в юношей: эти души окрыляются за три тысячелетних круговорота, если три раза подряд изберут для себя такой образ жизни, и на трехтысячный год отходят…Однажды и те, и другие являются, чтобы получить себе новый удел и выбрать себе вторую жизнь – кто какую захочет. Тут человеческая душа может получить и жизнь животного, а из того животного, что было когда-то человеком, душа может снова вселиться в человека; но душа, никогда не видавшая истины, не примет такого образа, ведь человек должен постигать ее в соответствии с идеей, исходящей от многих чувственных восприятий…”
Жрица уселать поудобнее, ещё раз смочила горло водой и выдохнула, готовясь к более детальному объяснению.
–Перескажу тебе историю ещё одного мёртвого солдата, которую ты уже мог слышать от жены, его звали Эр. Ты, кстати читал с ней вместе то, о чём я тебе рассказывала?
–Я что то припоминаю, но я не брал написанное за истину, а многие детали уже забылись.
–Кхм, продолжаем… Он говорил, что душа его помнит, как вышла из тела и вместе со многими другими они пришли к какому-то божественному месту, где в земле были две расселины, одна подле другой, а напротив, наверху в небе, тоже две. Посреди между ними восседали судьи. После вынесения приговора они приказывали справедливым людям идти по дороге направо, и привешивали им спереди знак приговора, а несправедливым – идти по дороге налево, вниз, причём и эти имели – позади – обозначение всех своих проступков. Он видел там, как души после суда над ними уходили по двум расселинам, а по двум другим приходили: по одной подымались с земли души, полные грязи и пыли, а по другой спускались с неба чистые души. И все, кто бы ни приходил, казалось, вернулись из долгого странствия. они с радостью располагались на лугу, как это бывает при всенародных празднествах. Они приветствовали друг друга, если кто с кем был знаком, и расспрашивали пришедших с земли, как там дела, а спустившихся с неба – о том, что там у них. Одни, если вспоминали, рассказывали друг другу, со скорбью и слезами, сколько они чего натерпелись и насмотрелись в своём странствии под землёй, а другие, те, что с неба, о блаженстве и о поразительном по своей красоте зрелище. За всякую нанесённую кому-либо обиду и за любого обиженного все обидчики подвергаются наказанию в десятикратном размере. Например, если кто стал виновником смерти многих людей, предав государство и войско, и многие из-за него попали в рабство или же если он был соучастником в каком-нибудь другом злодеянии, за всё это, за каждое преступление, он должен терпеть десятикратно большие муки. С другой стороны, кто оказывал благодеяния, был справедлив и благочестив, тот вознаграждался согласно заслугам. Недалеко от устья собирались души войти, как вдруг там заметили россыпь разговорившихся тиранов, а из простых людей лишь величайшие преступники. Как только они уже думали войти – устье издало рёв. Послушные этому рёву, страшные люди в огненном обличье схватили некоторых и увели, других связали по рукам и ногам, накинули им петлю на шею, повалили наземь, содрали с них кожу и поволокли по бездорожью, по вонзающимся колючкам, причём всем встречным объясняли, за что такая казнь, и говорили, что сбросят этих преступников в Тартар. Эр добавлял, что всех сильнее тогда был страх, как бы не раздался рёв, когда будешь у входа. Поэтому величайшей радостью было, что рёв этот умолкал, пересекая границу.
–Прошу прощения, что перебиваю, но почему я не видел ничего подобного, когда был в дите? Вернее…да, я слышал рёв и видел несколько душ без плоти, наблюдал с возвышенности за судом, но всё немного отличалось от сказанного вами.
– Ничто не может вечно повторяться дословно, а скелет просто вёл тебя по тропам закрытым от большинства душ.
–Да…точно…У меня всё ещё мутиться от напитка рассудок
– Кхм. Эр, после суда, с несколькими другими душами провёл в божественных лугах семь дней, а на восьмой день отправился в путь. Они пришли в такое место, откуда сверху был виден луч света, протянувшийся через всё небо и землю, словно столп, очень похожий на радугу, только ярче и чище. Там же висело веретено Ананки. Она – божество необходимости, неизбежности, придающее всему миру движение. Сверху, на каждом из кругов веретена восседало по Сирене; вращаясь вместе с ними, каждая из них издавала только один звук, всегда той же высоты. Из всех восьми звуков получалось стройное созвучие. Интервалы между восемью сферами составляют октаву, или гармонию, так что весь космос звучит, как хорошо настроенный инструмент. Около Сирен, на равном от них расстоянии, сидели трое других женщин, каждая на своём престоле, – это Мойры, дочери Ананки: Лахесис, Клото и Атропос; они – во всём белом и с венками на головах. В лад, с голосами Сирен Лахесис воспевает прошлое, Клото – настоящее, Атропос – будущее. Время от времени Клото касается своей правой рукой наружного обода веретена, помогая его вращению, тогда как Атропос своей левой рукой делает то же самое с внутренними кругами, а Лахесис поочерёдно касается рукой того и другого. Таким образом, первая Мойра вынимает жребий для человека в прошлом, вторая прядёт его настоящее, а третья неотвратимо приближает будущее. Соответственно, Клото – настоящее – ведает внешним кругом неподвижных звёзд, Атропос – будущее – ведает подвижными планетами внутренних сфер, Лахесис, объединяет всех других. Так вот, квирит, чуть только они пришли туда, сразу же должны были подойти к Лахесис. Некий прорицатель расставил их в шеренгу, затем взял с колен Лахесис жребии и написанные на табличках примеры разных жизней, взошёл на высокий помост и сказал:
«Слово дочери Ананки, девы Лахесис. Однодневные души! Вот начало другого оборота, смертоносного для смертного рода, смертью которого будет новая жизнь. Не вас получит по жребию гений, а вы его сами себе изберёте. Чей жребий будет первым, тот первым пусть выберет себе жизнь, неизбежно ему предстоящую. Добродетель не есть достояние кого-либо одного: почитая или не почитая её, каждый всё равно приобщится к ней в большей, или меньше степени. Это – ответственность избирающего: боги невиновны». После этого прорицатель разложил перед ними, на земле, образчики жизней в количестве значительно большем, чем число присутствующих. Эти образчики были весьма различны между собой. Жизни максимально разных животных и все виды человеческой жизни. Среди них были и управленцы тираний, пожизненные, либо приходящие в упадок посреди жизни и кончающиеся бедностью, изгнанием, нищетой и смертью от народного бунта. Были там и жизни людей, прославившихся своей наружностью, красотой, харизмой, речью, силой в состязаниях спортивных, а также простой родовитостью и доблестью своих предков. Соответственно была и жизнь людей неприметных, а также жизнь женщин без прав и бедняков. Но это не определяло душевного склада, потому что душа непременно изменится, стоит лишь избрать другой образ жизни. Впрочем, тут были вперемежку богатство и бедность, болезнь и здоровье, а также промежуточные состояния. Для человека, дорогой Фавст, вся опасность заключена как раз в этом выборе, и потому следует, по возможности, внимательно заботиться о своей душе, чтобы каждый, тянущийся к более возвышенному и приближенному к истинне миропонимаю, стал бы исследователем и учеником в области разума, если его можно откуда-либо почерпнуть. Следует искать и тех, кто дал бы способность и умение распознавать порядочный и дурной образ жизни, который в первейшую очередь, влияет на самого искателя, а из представляющихся возможностей всегда и везде выбирать лучшее. Учитывая, какое отношение к добродетельной жизни имеет всё то, о чём шла сейчас речь, и сопоставляя это все между собой, человек должен понимать, что такое красота, если она соединена с бедностью или богатством, как она меняется от глаза к глазу, как влияет на восприятие других людей, в сочетании с каким состоянием души она творит зло или благо, как используют красоту во имя доброго и дурного, а также, что значит частная жизнь, государственные должности, мощь и слабость, восприимчивость и неспособность к учению. Cвойства души в сочетании друг с другом, и с некоторыми благоприобретенными качествами делают то, что из всех возможностей, человек достойнеший способен, по размышлению, произвести выбор: худшим он будет считать образ жизни, который ведёт к тому, что душа становится несправедливее, а лучшим, когда она делается справедливее. Худшим такая душа будет считать ограниченность и грубость. При жизни, и после смерти это самый важный выбор для человека. Однако, важно не забывать, что и земная жизнь формирует и достраивает душу. Сама душа может иметь склонности к истинности и человеколюбию, но без правильных условий, на Земле, душа попросту не сможет открыться в полной мере.
–Получается…мои неприятные, на протяжении жизни, ощущения о фразе “личный состав” или скука при попойках и пьяных вечеринках, отвращение от грубых людей и даже то, что проведя в армии большую часть жизни, имея награды и уважение, я не свыкся с ней и были сигналами со стороны души, для которых просто не нашлось места? Как качество железа не сможет себя показать в полной мере без хорошего кузнеца....
–Или вкусный фрукт не сможет вырости из семени, если для него не будет подходящей почвы.
–А потом, значит, повстречав Элизию, я и обрёл плодородную почву для своих изменений?
–Именно так. У кого то это учителя, достойная семья, меценаты, любовь, друзья детства,случайности и работа, богатство или наследство, на которое они могут отправиться в путешествие, общаясь со многими людьми, а кто то не такой счастливый и на протяжении долгой или короткой жизни, не находит этой плодородной почвы. Но в аид надо отойти с твёрдым, как адамант, убеждением о благе, чтобы не стать тираном, такой и подобной ей деятельностью не причинить бы много непоправимого зла, и не испытать бы ещё большего зла сам. В жизни часто надо уметь выбирать средний путь, избегая крайностей – как, по возможности, в здешней, так и во всей последующей жизни: в этом – высшее счастье для человека. Да и вестник из того мира передавал, что прорицатель сказал тогда ещё вот что: «Даже для того, кто приступит последним к выбору, имеется здесь приятная жизнь, совсем не плохая, если произвести выбор с умом. Кто выбирает вначале, не будь невнимательным, а кто в конце, не отчаивайся!» После этих слов прорицателя, сразу же подошёл тот, кому достался первый жребий: он взял себе жизнь могущественнейшего тирана. Из‑за своего неразумия и ненасытности он произвёл выбор, не поразмыслив, а там таилась роковая для него участь – пожирание собственных детей и другие всевозможные беды. Когда он потом, не торопясь, поразмыслил, он начал бить себя в грудь, горевать, что, делая свой выбор, не посчитался с предупреждением прорицателя, винил в этих бедах не себя, а судьбу, божества – всё, что угодно, кроме себя самого. Между тем он был из числа тех, кто прожил свою предшествовавшую жизнь при хорошо организованном государственном строе. Павда, эта его добродетель была всего лишь делом привычки, а не плодом философского размышления. Вообщем говоря, немало тех, кто пришёл с неба, попалось на этом, потому что они не были закалены в трудностях и не знали зла. А те, кто приходил с земли, производили выбор, не торопясь: ведь они и сами испытали всякие трудности, да и видели их на примере других людей. Поэтому, а также из-за случайностей жеребьёвки для большинства душ наблюдается смена плохого и хорошего. Если же, приходя в новую жизнь, человек здраво философствовал и при выборе ему выпал жребий не из последних, тогда, согласно вестям из того мира, он, скорее всего, будет счастлив не только здесь, но и путь его отсюда туда и обратно будет не подземным, тернистым, но ровным и небесным. Как раз Эр говорил и о привычках земных, что так же отражаются и на душе. Например, он видел, как душа бывшего Орфея выбрала жизнь лебедя из‑за ненависти к женскому полу, так как от них он претерпел смерть и его душа не пожелала родиться от человеческой женщины. Видел он и лебедя в предидушей жизни, который в этот раз предпочёл выбрать жизнь человеческую. Душа, имевшая двадцатый жребий, выбрала жизнь льва: это была душа Аякса – она избегала вновь стать человеком, памятуя об истории с присуждением доспехов, что после гибели Ахилла его оружие присудили не храбрейшему греку Аяксу, а хитроумному Одиссею. Между тем выпал жребий душе Аталанты, девы – охотницы из Аркадии, которая участвовала в Калидонской охоте и получила из рук Мелеагра, сына царя, ценную голову и шкуру убитого вепря. Она заметила, каким великим почётом пользуется победитель на состязаниях и не смогла устоять, и вновь выбрала себе эту участь. Случайно, самой последней из всех выпал жребий идти выбирать душе Одиссея. Она помнила прежние тяготы и, отбросив всякое честолюбие, долго бродила, разыскивая жизнь обыкновенного человека, которая лежала затоптанная и никому не нужная. Наконец, душа Одиссея нашла её, где-то валявшуюся: все ведь ею пренебрегли, но душа Одиссея, чуть её увидела, сразу же избрала себе, сказав, что то же самое она сделала бы и в том случае, если бы ей выпал первый жребий, которому открывается куда более широкий выбор. Души разных зверей точно так же переходили в людей и друг в друга, несправедливые – в диких, а справедливые – в кротких; словом, происходили всевозможные смешения. Наверняка, ты сейчас думаешь и о тех бобрах, что встречал? И задаёшься вопросом, какие души могли выбрать жизнь таким удивительных зверей.
Фавст молча покачал головой и поправлял глазную повязку.
–На счёт твоего глаза – я тоже не осведомлена, извини. Но в телах бобров могут быть те души, которые в прошлых жизнях тоже разачаровались в людском обществе и устали от него. Они готовы пожертвовать продолжительностью жизни и высшим познанием человека. Тела бобров могут выбрать те, кто хотят отдохнуть от человеческой жестокости, войн и раздоров, но при этом страстно желающие создавать и жить в крепких, заботящихся друг о друге группах и парах. Такие души – творцы сохраняют и продолжают своё стремление заниматься архитектурой и менять природу под свои нужды. Это могут быть души, что отказались от потребления мяса и скорее будут есть кору деревьев. Это души, желающие приглашать в построенные ими запруды новую жизнь и делить место с рыбой, лосями, ондатрами, выдрой. Вместо войн за территории. В конце концов это могут быть души, что хотят не просто создавать, но и жить вдали от человечества, одновременно с этим, имея некоторую власть над ними. Например, возможность затопить поселение или осушить местность с помощью плотин. Всё это стало особенно ярким, когда кровь гневных дев, Эриний, попала в еду и в воду тех бобров. Они обрели больше сознания, недоступного обычно животным. Души частично вспоминали свои предыдущие жизни и создали целую библиотеку знаний, которую ты, должно быть видел. К архитектуре плотин, нор и хаток добавились храмы и статуи, места для общения на манер человеческих форумов, дома, заборы со рвом и фермы. Они изучают язык человека и лишь Мойры знают, к чему эти души смогут прийти. Они впитали кровь богинь мести и безумия. Действительно стали безумными, выйдя за пределы обычного сознания бобра. Их гениальность и умелость тоже можно принять за безумие, не так ли? А будет ли проявляться месть и гнев? Ведь с одной стороны эти души выбрали жизнь бобров, помня о глупостях и жестокостях человечества, а с другой стороны даже в теле бобра, человек их продолжает донимать....
Немножко постучав по пьедесталу ногтями они продолжила:
– Так вот, когда все души выбрали себе ту или иную жизнь, они в порядке жребия стали подходить к Лахесис. Какого кто избрал себе гения, спутника, получаемого при выборе следующей жизни, того она с ним и посылает, как исполнителя сделанного выбора. Прежде всего этот страж ведёт душу к Клото, под её руку и под кругообороты вращающегося веретена: этим он утверждает участь, какую кто себе выбрал по жребию. После прикосновения к Клото он ведёт душу к пряже Атропос, чем делает нити судьбы жизни уже неизменными. Отсюда душа, не оборачиваясь, идёт к престолу Ананки и сквозь него проникает. Когда и другие души проходят его насквозь, они все вместе в жару и страшный зной отправляются на равнину с рекой Летой. Там нет ни деревьев, ни другой растительности. Вечером они расположились у реки Мнемосины, вода которой не может удержаться ни в каком сосуде. В меру все должны были выпить этой воды, но, кто не соблюдал благоразумия, те пили без меры, а кто её пьёт таким образом, тот всё забывает. Когда они легли спать, то в самую полночь раздался гром и разразилось землетрясение. Внезапно их понесло оттуда вверх в разные стороны, к местам, где им суждено было родиться, и они рассыпались по небу, как звёзды. Эру же не было дозволено испить этой воды. Как и тебе, которого предостерег скелет. Он не знает, где и каким образом душа его вернулась в тело. Внезапно очнувшись на рассвете, он увидел себя на погребальном костре, c которого спрыгнул и всё рассказал. Таким вот образом, рассказ может уберечь каждую душу от неправильного выбора, если ему поверят, и она может отправиться спустя три философских жизни в Елисейские поля. Нужно стараться держаться среднего пути и всячески соблюдать справедливость вместе с разумностью, чтобы, пока мы здесь, быть друзьями самим себе и богам.
