alex lynx
Navium Tirocinium
– Предчувствие не обмануло меня, ваша светлость, – торжественно заявил герцогский паладин. – На внутренней стороне кольца искусным ювелиром выгравирована надпись, и столь мелкими буквами, что мои старые глаза еле их разобрали… Maria Regina {королева Мария (лат.)}!
При последних словах по побледневшему лицу сановника пробежало облако страха и ненависти.
– Дьявол! Она ещё не королева и надеюсь, никогда ей не будет. Ну что ж, теперь всё ясно как божий день! Я хорошо сделал, что приблизил к себе этого Джона Ди: он помог избежать мне великой опасности.
Во время этого диалога Ронан стоял посреди комнаты, тщетно силясь понять происходящее здесь действо. Но когда он услышал имя учёного, то непроизвольно рванулся, однако хватка державших его рук была железной.
– Глядите, ваша светлость, – заметил сэр Реджинальд, – коршун трепыхается, потому как знает свою вину.
– Это не коршун, – презрительно бросил герцог Нортумберленд. – Это всего лишь перепёлка, которая попала в ловко расставленные тобой силки. Но с её помощью мы поймаем и орлицу. Какое счастье, что такой преданный мне рыцарь руководит моей стражей и оберегает меня и мою семью. Что ж, охота оказалась весьма удачной, и дичь стоит приготовить таким образом, чтобы блюдо вышло как можно более вкусным. Ты меня понимаешь, Реджинальд?
– Хоть я и далёк от поварского искусства, – ответил сей доблестный палладин, – но полагаю, что блюдо будет не столь аппетитным без сочной приправы в виде показаний этой птахи.
– Ну, пусть твои молодцы и займутся приготовлением сего смачного соуса, – велел сановник. – Уберите с моих глаз этого мерзавца и позовите Джона Ди.
– Но, сэр! – вскричал Ронан, осознавая, что попал в какую-то смертельную переделку. – Скажите, в чём моя вина?
– Он ещё спрашивает, лживый притворщик! – негодующе воскликнул герцог, отвернулся прочь и нетерпеливо махнул рукой.
Выполняя повеление Нортумберленда, Ронана с ещё меньшими церемониями быстро выволокли из комнаты через хитро скрытую в стене дверь. Снова был долгий путь по запутанным подземным переходам, и наконец, юношу втолкнули в какой-то каземат, погружённый в пугающую темноту. Стражники зажгли факелы на стенах, и оказалось, что ужасная темнота была менее страшна, нежели вид освещённого узилища.
Вдоль стен расположились разнообразные хитроумные приспособления, главной целью которых было заставить имевшего несчастье попасть сюда пленника сказать то, что от него ждали, и неважно насколько эти слова соответствовали действительности. Посреди помещения стоял большой стол с устроенными по его краям вращавшимися деревянными блоками, на которые были намотаны крепкие верёвки, свободные концы которых лежали на столе и, казалось, кровожадно приглашали в свои объятиях руки и ноги пленника, чтобы растягивать его тело до тех пор, пока суставы и сухожилия несчастной жертвы не начнут разрываться. Около жаровни на решётке во всей своей зловещей красе, словно вертела для жарки дичи, располагались всякой формы пруты и стержни для пыток раскалённым железом. Были здесь и другие не менее ужасающие орудия для терзания человеческой плоти, описание которых, впрочем, мы оставим воображению читателя.
Пленнику намеренно дали вдоволь насмотреться на ожидающие его ужасные предметы, с целью, что он поймёт напрасность скрывать свои злодейские намерения. Затем в комнату пыток вошёл сэр Реджинальд, с грустью взглянул на Ронана, вздохнул и молвил:
– Как жаль старому солдату, с честью прошедшему через горнило войн, видеть молодое тело, обречённое на позорные мучения! На протяжении веков в этой комнате пыток истязали еретиков, врагов церкви и государства, добиваясь от них признаний в ереси и злонамеренности. Её долго не использовали по назначению, хотя все инструменты выглядят как и сотню лет тому назад. Клянусь душой! мне ненавистны столь жестокие меры в отношении несчастных пленников. Я всем сердцем желал бы, чтоб ты, юноша, избежал ожидающих тебя страшных мучений. Но для этого ты должен как на духу поведать мне все подробности намечавшегося злодейства, после чего поставить свою подпись под показаниями.
– Но мне невдомёк, сэр Реджинальд, в чём меня обвиняют, – испуганным голосом сказал Ронан, ибо он не настолько был храбр и безрассуден, чтобы не ужаснуться ожидавшей его участи.
– Как, юноша! Ужель ты столь несмышлён, что не ещё сего не уразумел?! Нам доподлинно ведомо, что ты подослан высокородной леди – да простит её Господь! – чьё имя было начертано на кольце. Шотландский акцент, спрятанный кинжал! Какие ещё улики требуются для доказательства злого умысла? Ты можешь облегчить свою участь и избежать ужасных пыток, лишь если честно поведаешь нам об этом деле, и потом подтвердишь свои слова перед лицом Тайного Совета. Хотя я и не в силах обещать, что судьи пощадят твою жизнь, ибо твой проступок иначе как государственной изменой не назовёшь, зато ты избежишь страшных мук, которые в противном случае ожидают тебя в этой комнате, и если умрёшь, то быстро и достойным твоего преступления образом.
– Но я ничего не знаю про это ваше Дело! – воскликнул до смерти перепуганный Ронан. – Я пришёл сюда с одной целью – дабы встретиться с доктором Ди и понаблюдать за его научными опытами. А вместо этого меня хватают, словно величайшего злодея и страшат ужасными пытками.
– Что ж, это была хорошая уловка с твоей стороны, чтоб проникнуть во дворец Элай, – заметил сэр Реджинальд. – Но не говори, якобы ты и вправду пришёл к Ди, потому как именно сей учёный муж и предупредил герцога о грозящей ему опасности. К тому же у тебя на пальце было кольцо с выгравированными на нём словами «Королева Мария», что полностью тебя изобличает.
– Этот перстень подарила мне одна юная леди, в жилах которой течёт королевская кровь Тюдоров, – попытался объяснить Ронан. – Я имел честь общаться с ней около часа, и это было давно, ещё до Рождества.
– Юная леди? Ну ты и шутник, приятель! Кажется, ты забываешь, в каком положении находишься, и что тебя ожидает, ежели ты будешь упорствовать и отрицать, что не подослан во дворец Элай с целью убийства герцога Нортумберленда.
– Клянусь честью, я не заслужил этого ложного обвинения! – с жаром воскликнул Ронан.
– Честью? – усмехнулся Реджинальд. – Да откуда она у такого злодея, как ты, которому к тому же не достаёт духу признаться в коварных замыслах своей госпожи и который трусливо отрицает очевидное!
– Но это какая-то нелепая ошибка, сэр! – не сдавался Ронан. – У меня нет никакой госпожи, и вы, видимо, меня с кем-то путаете. Я осмелюсь снова повторить и сказать это с чистой совестью, что пришёл в это злосчастное место с единственной целью встретиться с доктором Ди.
– Видит бог, не хотел я напрасных человеческих страданий, – молвил старый воин. – Честному солдату пытки ненавистны, равно как и человеческая трусость. Но, увы, твоё упрямство не оставляет мне иного выбора.
– Господи! Да вы все с ума посходили! Позовите хотя бы Джона Ди, и он сразу же подтвердит ошибочность вашего суждения обо мне, – взмолился юноша.
– Я так разумею, что сейчас учёный муж выслушивает благодарности от герцога за своевременное предостережение, и он может быть только рад, что удалось предотвратить злодеяние и схватить посягателя, – ответил старый воин, и на его лицо опустилась туча неумолимой суровости. – А ты, несчастный упрямец, готовься к страшному испытанию на прочность твоего юного тела.
Сказав так, сэр Реджинальд отвернулся и велел стражникам приступать. У Ронана не осталось ни малейшей надежды на благоразумие своего инквизитора, фанатичность которого в служении Нортумберленду затмевала всякий здравый смысл. А когда исчезает надежда на людей, остаётся лишь, как правило, уповать лишь на Бога. Так и Ронан, не будучи чересчур набожным, в минуту тяжкого испытания принялся про себя воссылать молитвы всевышнему.
Подручным Реджинальда, похоже, ещё ни разу не приходилось пользоваться этой комнатой по назначению, и они долго обсуждали между собой предназначение каждого приспособления и решали с чего лучше начать. Ронан тем временем лежал связанный на кипе соломы в углу и вскоре, решив, что уже достаточно помолился для того, чтобы быть услышанным вседержителем, дабы отвлечься от ужасных дум он вознамерился занять свой пытливый разум перемножением чисел друг на друга. Сначала это были двухзначные числа, потом трёхзначные. Юноша так увлёкся этим занятием, что не заметил как оказался распростёртым на дыбе, том самом страшном столе посреди комнаты; и лишь когда почувствовал боль от натянувшихся мышц и суставов, он пришёл в себя.
––
Примерно через полчаса после того как увели Ронана в комнату герцога Нортумберленда вошёл Джон Ди. Он поклонился и просил извинить его за медлительность с приходом, сославшись на невозможность прервать опыт.
– Скажите, любезный Джон, как продвигаются дела с манускриптом про знаки зодиака, коих происхождение и толкование для судеб человека просила вас описать моя благоверная Джейн? – спросил Нортумберленд. – Моя дорогая супруга желает преподнести мне подарок на Сретение; голубка и не догадывается, что мне всё ведомо об её благом намерении.
– Видимо, леди заметила склонность вашей светлости к астрологическим прогнозам и вознамерилась преподнести достойный подарок любящему супругу, – ответил Ди. – Работа почти готова, и мне осталось лишь описать двенадцатый знак – Рыбы. Хотя, надо признать, я испытываю некие трудности с отождествлением Северной и Западной рыб этого созвездия Афродите и Эроту, но надеюсь за оставшиеся дни найти логическое решение этой задачи. Однако, я прошу вашу светлость, не подавайте и виду, что вам известно над чем я работаю; зная вашу любознательность, я не мог не уведомить вашу светлость о поручении герцогини.
– Само собой разумеется! – сказал герцог. – Я вовсе не собираюсь огорчать мою жену и к тому же ставить в неловкое положение вас, человека, которому я, можно сказать, обязан жизнью.
– Жизнью? Вот как! – подивился учёный. – И чем же я заслужил такую благодарность вашей светлости?
– Скоро узнаете, Ди, – с довольной ухмылкой сказал Нортумберленд. – Мне сегодня как никогда нужна благосклонность планет. Верно ли я понял в прошлый ваш визит, что исходя из карты моей судьбы и неблагоприятного расположения светил, мне угрожает несчастье посредством некоего молодого человека?
– Это так же верно, как и то, что одна из ярчайших звёзд небосвода Sirius находится в созвездии Canis Major {Большой пёс (лат.)}, подтвердил учёный. – Вот рисунок, из которого явствует, что покуда Юпитер, эта звезда Зевса вновь не войдёт в Дом жизни и сочетается с Солнцем, над вашей судьбой будет довлеть Венера, которая сегодня находится в Доме смерти и собирается в ближайшие дни покинуть его, но снова вернётся туда через шесть месяцев.
– О! Я знаю, кто эта Венера! – воскликнул герцог, и ненависть исказила черты его благородного лица. – Но почему вы полагаете, что угроза мне исходит именно от юноши?
– Простите, ваша светлость, но я не могу раскрывать тайны моей науки непосвящённым, иначе законы звёзд могут быть превратно истолкованы и их использование приведёт к ложным результатам, что опорочит великую науку астрологию. Поверьте мне, таковые заключения я делаю на основе долгих наблюдений за ночным небом и скрупулёзным поиском сочетаний небесных светил.
– Что ж, похоже, сия наука не обманывает, ибо одно из ваших предвидений уже сбылось! – торжественно заявил герцог.
– Неужели? О, я никогда не сомневался в правильности астрологии! Нужно лишь научиться верно истолковывать посылаемые ею знамения. И вот сегодня эта наука и моё искусство целиком и полностью повинуются моему покровителю герцогу Нортумберлендскому и приносят свои благодатные плоды. Позвольте же полюбопытствовать, ваша светлость, какое именно из моих предсказаний сбылось?
– Как раз то, дорогой Ди, о подтверждении коего я вас только что спрашивал – о смертельной опасности от юношеской руки. Мой старый военный товарищ сэр Реджинальд, который управляет дворцовой стражей и моими телохранителями, после разговора со мной велел всем и особенно привратникам быть начеку. Они-то вот ныне и задержали молодого душегуба, замышлявшего моё убиение. Ах, каков злодей!
– На основание чего вы заключили, что он намеревался убить вашу светлость? – спросил Ди. – Ибо для подобного conclusio нужные веские argumenta.
– Как же! Во-первых, злоумышленник совсем ещё безбородый юнец. Потом, под одеждой у него нашли припрятанный кинжал. Судя по речи, он принадлежит к шотландцам, а кто как ни я помогал несчастному Сомерсету в последней войне между Англией и Шотландией; и немало среди этой кровожадной нации найдётся желающих отомстить мне. Вдобавок, у этого малого на пальце было вот это кольцо с надписью Maria Regina. А вам должно быть известно, что молва называет нас с леди Марией Тюдор, заклятыми врагами, и хотя я отношусь к ней с дружеским участием как к старшей сестре юного короля, но не могу ручаться в таких же чувствах с её стороны – скорее наоборот. Слава богу, что парламент признал их с леди Екатериной незаконнорожденными. Но ручаюсь, что она все равно лелеет мечты о престоле и, чтобы попытаться вскарабкаться на него, страстно жаждет смерти моего подопечного, короля Эдварда. Разумеется, ей хотелось бы устранить со своей дороги главного защитника его величества и оплот протестантской веры – герцога Нортумберлендского. Видите, даже сторонники этой леди чтят её уже как королеву, судя по надписям на своих кольцах. Такому проницательному уму как ваш, дорогой Ди, должно быть ясно, что мои доказательства против злодея более чем убедительны, и к тому же они подкреплены составленным вами гороскопом. Впрочем, это мне только на руку. Сей юный приверженец папства и леди Марии, которого фанатизм довёл до посягательства на жизнь первого министра английского королевства, уже, по всей вероятности даёт признательные показания в комнате пыток, а коли ещё нет, то там предостаточно всяческих инструментов, которые могут заставить говорить даже немого.
– Следовательно, вас можно поздравить, – сказал Ди, – ибо подобно нам, учёным, выдвигающим гипотезы, доказывающим теоремы и таким образом шаг за шагом продвигающимся к разгадке тайн вселенной, и вы, ваша светлость, также делаете успешные шаги по достижению ваших политических целей, которые бесспорно направлены на благо великой Англии.
– И всё благодаря вам, учёнейший Джон Ди, – не уставал расточать благодарности герцог, который находился в очень хорошем настроение в предвкушении того, как представит в Тайном Совете, а затем и в парламенте улики против Марии Тюдор, что даст основание взять её под стражу и не допустить восхождения на престол королевы-католички, когда не станет Эдварда. – Ежели бы не ваш точный астрологический прогноз, могло бы случиться непоправимое, – продолжил Нортумберленд, – ибо меня не столько пугает собственная судьба, сколь волнует будущее нашего королевства… Кстати, знаете ли, каким презабавным образом злоумышленник намеревался проникнуть во дворец? Ручаюсь, вы не догадаетесь даже при помощи всех ваших звёзд, какие только есть на небосводе.
– Осмелюсь заметить, ваша светлость, что Звёзды предназначены не для разгадывания злых помыслов, а для предсказывания человеческих судеб, – произнёс Ди, сверкнув глазами.
– Разумеется, доктор Ди, разумеется, – благожелательно продолжил Нортумберленд. – И всё же смеха ради я скажу вам: видите ли, молодчик пытался миновать стражей на воротах, придумав байку, что якобы … идёт к вам, дорогой Ди. Да-да, не удивляйтесь! Но откуда же невежественному шотландцу было знать, что великий Джон Ди благодаря небесным светилам и великой науке астрологии всё это предвидел!
Учёный муж побледнел и спросил:
– Как же звали этого юношу?
– Хм… Не припомню, чтобы при мне произносили его имя. Да и стоит ли, право, забивать голову такими мелочами? – ответил герцог.
Чело Ди покрыла грозовая туча, которая, казалось, вот-вот разразиться неистовым штормом с ураганным ветром и страшными молниями. Но учёный муж лишь мрачно сказал:
– Боюсь, что вы могли допустить огромную ошибку, которая тяжким камнем ляжет на мою совесть, ибо вероятно, что это – тот самый молодой человек, которого я пригласил в свою лабораторию и который должен был прийти именно сегодня. Ах, как я забыл об этом и позволил ему угодить в лапы ваших сбиров! Но, быть может, ещё не поздно спасти его от мучений! Заклинаю вас, герцог, пусть меня немедленно отведут в эту страшную комнату.
Нортумберленд недоуменно пожал плечами, серебряным свистком призвал телохранителя из-за двери и отдал соответствующие приказания. Он был явно раздосадован.
– Проклятье! – только и произнёс герцог, когда Джон Ди в сопровождении одного из телохранителей Нортумберленда покинул его комнату. Ещё бы! Ведь единым мигом рушился такой изумительный замысел, в одночасье возникший и обратившийся во прах. Эх, почему бы этому юнцу и в самом деле не быть подосланным убийцей! Тогда Марию можно было бы обвинить в государственной измене! И одному Богу известно, как она выкрутилась бы из этой ситуации.
Таковы были мысли Джона Дадли, герцога Нортумберлендского.
––
Когда боль стала почти невыносима – а может быть даже чуть раньше, – Ронан, не имея причин изображать из себя страстотерпца, заорал благим матом и таким страшным голосом, что натягивавшие верёвки стражники опешили и остановились.
– Не хочешь ли ты что-нибудь сказать? – спросил сэр Реджинальд, не оборачиваясь, ибо зрелище пыток было само по себе ему весьма противно, равно как и возложенное на него герцогом поручение.
– Одумайтесь, сэр! – взмолился юноша. – Вы мучаете невиновного человека! Неужели у вас нет сына или дочери, которые также могли бы стать жертвой наговора? По виду вы честный человек, так неужели вас не будут мучить угрызения совести, когда вы узнаете – надеюсь рано или поздно это случиться – о моей непричастности к этому ужасному обвинению?
Старый рыцарь задумался, видимо, впечатлённый увещеваниями мученика. Однако, верность своему долгу и преданность Нортумберленду в конце концов возобладали, и он глухим голосом сказал стражникам:
– Продолжайте!
Те вновь нажали на рукоятки воротов по обеим сторонам дыбы. И опять раздался вопль страдальца. Но на этот раз мучители не ослабили своей хватки.
В этот страшный момент дверь каземата распахнулась и в комнату вошла, нет – чёрной птицей влетела, будто призрак высокая фигура человека в тёмном одеянии.
– Остановитесь, заклинаю вас Гекатой! – прозвучал грозный окрик.
Скованные ужасом, оторопевшие стражники прекратили своё занятие, а сэр Реджинальд с негодованием обернулся к прервавшему допрос и рука его потянулась к рукояти меча. Лишь Ронан испытал несравненное чувство облегчения, ибо узнал голос доктора Ди.
Учёный муж бросился к дыбе с возгласом:
– О, Ронан! Что эти гнусные истязатели сделали с тобой?
– Пока что ничего непоправимого, доктор Ди, – ответил Ронан сквозь зубы и даже попытался изобразить улыбку. – Но если они немедленно не ослабят верёвки, то, ей богу, мои конечности разорвутся как перетянутая тетива лука.
Ди именем герцога приказал немедленно освободить юношу, которого тотчас же отвязали, аккуратно сняли с дыбы и положили на солому в углу. Пока Ронан приходил в себя, Ди объяснил сэру Реджинальду, что произошла страшная ошибка, и что герцог велел освободить юношу и доставить к нему.
Хотя старый воин и чувствовал себя смущённым за допущенную оплошность, но с другой стороны он был доволен тем, что с юноши пало такое страшное обвинение. Пусть это было и не на пользу Нортумберленду, думал сэр Реджинальд, зато Господь не допустил неправедных дел. К тому же упорство, с каким молодой человек отстаивал свою правоту, изначально породило сомнения в душе честного солдата и вызывало искреннее уважение к страдальцу.
Примерно ещё через полчаса юноша наконец-то смог подняться и, поддерживаемый с обеих сторон доктором Ди и сэром Реджинальдом и превозмогая боль в конечностях, он покинул страшную комнату.
Когда Ронана ввели в кабинет герцога, тот как ни в чём не бывало улыбнулся и произнёс:
– Судя по тому, что ты вернулся на своих ногах, либо людям сэра Реджинальда не хватило усердия, либо наш любезный мэтр Ди ещё более всемогущ, чем я предполагал. В любом случае я весьма рад, что тебе не причинили большого вреда. Увы, доктор Ди не удосужился предупредить охрану дворца о твоём приходе, а стражники оказались чересчур бдительными и переусердствовали в выполнении своего долга.
Ди и Реджинальд стояли, молча потупив головы, прекрасно осознавая несправедливость слов герцога – как, впрочем, и он сам, – но разумно предпочли принять вину на себя. Ронан тоже молчал, не понимая, зачем его снова сюда привели.
– Мне хотелось бы, молодой человек, – продолжил Джон Дадли, – чтобы это маленькое недоразумение осталось между нами, и всё здесь тобой услышанное погрузилось бы в омут забвениея, как только ты покинешь эту комнату. – Герцог вопросительно взглянул на Ронана. – Разумеется, двери этого дворца открыты для ученика доктора Ди, как впрочем, и для других школяров и учёных мужей, которые пользуются моим покровительством.
– Благодарю вашу светлость, – ответил Ронан, у которого на уме было лишь одно: поскорее выбраться из этого страшного дома. – Клянусь честью, я не поведаю никому и слова о произошедшем нынче недоразумении.
– Вот и хорошо, – удовлетворённо молвил герцог. – И последнее. Поскольку я обязан вернуть тебе твою собственность, а именно, вот этот перстенёк, то не мог бы ты удовлетворить моё любопытство: откуда он у тебя? Надеюсь, ты благоразумно не будешь делать из этого тайну?
– В этом нет никакого секрета, – простодушно ответил Ронан. – Я уже говорил сэру Реджинальду при допросе … то есть, я хотел сказать, при нашей с ним любезной беседе, что мне его подарила юная леди, в жилах которой течёт королевская кровь. Она приходится правнучкой королю Генриху Седьмому и её зовут леди Джейн Грей.
– Джейн Грей… – повторил Нортумберленд, после чего вдруг впал в глубокую задумчивость, которую никто не осмеливался прервать.
Вдруг лицо герцога озарила торжественная улыбка, смысл которой был понятен лишь ему одному. Джон Дадли принялся мерить шагами комнату, видимо, обдумывая новую, осенившую его блестящую идею, и иногда повторяя имя девушки. Он так увлёкся выстраиванием в голове своих политических планов, что не скоро вспомнил, что не один в комнате. Затем вдруг увидев неожиданно перед собой Ронана, герцог махнул рукой, давая понять, чтобы его оставили одного…
Ронан с доктором Ди вышли на свежий воздух, который тут же наполнил лёгкие юноши зимней прохладой. Учёный муж счёл необходимым проводить ослабшего Ронана до самого Саутворка. Пока они плыли в лодке, Ди выразил надежду, что нынешнее злоключение не охладит рвение его ученика к науке. На это молодой шотландец честно признался, что уже вдоволь насмотрелся за последние пару часов, и у него нет никакого намерения вновь встречаться с герцогом, а уж тем паче с комнатой пыток.
– О, дорогой Ронан! Мне будет очень жаль, ежели ты не увидишь perpetum mobile, который создал при помощи синьора Кардано, и не глянешь в чудесный камень, в коем при определённых условиях можно узреть… грядущее. Приходи завтра, и – клянусь великой наукой! – никто не посмеет коснуться тебя. А Нортумберленд про тебя должно быть и вовсе уже забыл, уж поверь мне, ибо голова у него забита государственными заботами, политическими интригами и всяческими честолюбивыми помыслами. Приходи непременно, и обещаю, что стража при воротах встретит тебя с почтительным трепетом подобно тому, как смертные встречают полнолуние…
И на следующий день Ронан снова предстал перед высокими вратами дворца Элай.
Глава XXXIX
Именитые учёные
Душу юного шотландца ещё не покинуло сомнение в правильности своего вторичного прихода в место, в первый же день оказавшееся таким негостеприимным.
Накануне Алиса очень удивилась его быстрому возвращению и сразу засыпала вопросами. Ей явно было любопытно, каков он, этот таинственный учёный и не оборотил ли, ежели не тело, то душу Ронана в какую-нибудь неведомую ипостась. Наслышавшись разговоров от своих невежественных подруг по приходу святого Олафа про всяческих магов и чернокнижников, девушка очень беспокоилась за Ронана; к тому же давеча она ненароком подслушала тираду Гудинафа о мрачном дворце. К своему вящему ужасу она поняла, что её опасения оказались небезосновательными, ибо Ронан, сославшись на недомогание (едва ли кто после тесного знакомства с дыбой мог похвастаться отменным самочувствием), отправился в свою комнату и даже не вышел к ужину, попросив принести его наверх. Заглянувшему к нему сэру Хью он также пояснил, что ему несколько нездоровится и должно сегодня отлежаться. Впрочем, от Уилаби не укрылась затаённое беспокойство Ронана, но командор счёл это за увлечённость юноши науками, не стал досаждать ему лишними расспросами и оставил в покое…
И вот теперь юноша снова вступил в мрачные чертоги Элай. Стражники, предупреждённые на сей раз о его приходе, пропустили Ронана через небольшую калитку в воротах, сразу за которой его встретил сам сэр Реджинальд. Он приветливо улыбнулся и сказал:
– Добро пожаловать в Элай, Ронан Лангдэйл! Доктор Ди мне кое-что поведал о тебе, и я всемерно благодарю Бога, что не причинил давеча большого вреда такому отважному юноше и к тому же даровитому школяру. Надеюсь, ты не в обиде на старого воина, который всего лишь обязан выполнять приказы своего повелителя. Впрочем, я по твоему лицу вижу, что ты ещё не забыл минувший день. Ну-ну, не держи зла на старика. Дабы возместить нанесённую тебе вчера обиду я самолично провожу тебя к Мастеру Ди.
Ронан, смущённый такой помпезной, как ему показалось, встречей, поблагодарил в мыслях доктора Ди и также простил в сердце сэра Реджинальда за вчерашнее.
Они пересекли несколько длинных анфилад, извилистых коридоров и внутренних двориков. Никогда ещё Ронан не видал столь странного дворца, запутанного словно лабиринт: видимо всевластные английские епископы строили и достраивали его здания на протяжении не одного века, в результате чего он принял столь замысловатые очертания. Далее сэр Реджинальд с Ронаном прошли мимо небольшой старинной церкви, служившей, по всей вероятности, фамильной часовней для хозяев дворца, затем углубились в раскинувшийся позади парк или сад, выглядевший в это время года пустынным и невзрачным, и, наконец, у дальнего его конца остановились перед одиноко высившейся башней. Было совершенно непостижимо, с какой целью строители воздвигли её в этом месте, столь обособленно от других зданий дворца, и эта непонятность придавала башенке ещё более таинственный вид.
Сэр Реджинальд попробовал открыть дверь, но она не поддалась, тогда он постучал большим прибитым к двери массивным железным кольцом, наполовину уже изъеденным ржавчиной. Звук ударов отозвался глухим эхом позади двери, которая через некоторое время открылась, и на пороге появился сам Джон Ди.
Учёный поблагодарил великодушного Реджинальда за оказанную любезность в препровождении юноши в сию обитель науки, пропустил Ронана внутрь, вежливо поклонился воину, пытавшемуся глянуть через его плечо, и затем бесцеремонно захлопнул дверь перед его носом. Сэр Реджинальд иронично ухмыльнулся и пошёл прочь, бормоча вслух:
– Вот уж верно говорят, что все эти учёные, астрологи и чудодеи – с превеликими странностями. Взять хоть этого старого итальянца, надутого как петух, да и голос у него кукареканье напоминает. А доктор Ди с его вечными тайнами и тёмными одеждами! Говорят, на валлийском наречии «ди» и значит что «чёрный»…
Ронан тем временем оглядывался внутри башни. На первом её этаже было темно, ибо окон здесь не было вовсе, и лишь слабый свет фонаря позволял заметить несколько узких дверей по сторонам и поднимающуюся вдоль стены деревянную лестницу. Откуда-то сверху доносилось мерное еле слышное постукивание, будто гном-кузнец колотил по наковальне в своей маленькой кузне, или же сверчок выбрал одинокую башню местом своего житья.
Ди стал подниматься по лестнице и пригласил юношу следовать за ним. На следующем ярусе было гораздо светлее из-за открытых оконных ставен, горевших шандалов и тлеющих в камине углей. Посреди комнаты за столом, напряжённо углубившись в чтение, сидел человек.
– Синьор Кардано, – сказал Ди по-французски, – вот юноша, про которого я давеча вам толковал.
Человек нехотя поднял голову, как бы недовольный, что его оторвали от дела, и действительно, беспокойный и сердитый взгляд на его смуглом лице выдавал раздражительный характер. Что касается внешности, то в наше время сказали бы, что облик его напоминал Мефистофеля: короткие волосы, от природы чёрные, но сейчас уже седые, оставляли открытым большой покатый лоб; из-под тонких длинных бровей глядели тёмные глаза с горящим в них злым огоньком; орлиный нос, острые скулы, испанская бородка ещё более подчеркивали сходство с вышеупомянутым персонажем. Необычности этого человека добавляла одежда иностранного покроя.
– Надеюсь, что сей жалкий юнец не будет мешать нашим занятиям, – бросил Кардано также на французском языке. – Но более всего меня волнует, Ди, как бы он не разболтал кому ни попади все наши секреты.
– Я ручаюсь за него, Hieronimus.
– Фи! Мне недостаточно вашего ручательства, синьор Ди, – раздражённо заявил Кардано и воскликнул капризным тоном: – Пусть молодчик сам поклянётся кровью Христовой, что ни слова, здесь услышанного, не вынесет из этих круглых стен!
Поначалу Ронана возмутил презрительный тон вздорного итальянца, но почувствовав лёгкое прикосновение руки доктора Ди, юноша овладел собой и смиренно произнёс требовавшуюся от него клятву. Надо заметить, что юный шотландец, сам по себе простой и доверчивый, начинал уже тяготиться атмосферой чрезвычайной таинственности, которой в этом дворце была окутана, казалось, каждая фраза и каждый уголок. Однако, любопытство перевесило всё и даже бестактность и необузданность нрава синьора Кардано.
Удовлетворённый клятвой, итальянец вновь склонился над лежавшей перед ним бумагой и принялся водить по ней пальцем.
– Удалось ли вам обнаружить ущербность сей perpetuum mobile, или же мой рисунок не совсем понятен? – спросил подошедший к нему Ди.
– Чертёж ваш вполне ясен, Ди, – сказал итальянец. – Однако, почему вы разумеете, что число молоточков должно быть нечётным?
– О, Hieronimus, я исхожу из простого рассуждения, что одно опрокидывание молоточка создаёт парное ему движение противоположной дуги окружности маховика; ежели число грузил вдоль окружности будет парное, то движение вниз и движение вверх будут компенсировать друг друга, и мы не получим прироста прибавочной силы; а без новой силы движение рано или поздно закончится. Подобно и планеты, коих число нечётное, движутся вечно вокруг нашей Земли.