alex lynx
Navium Tirocinium
– А ты что же, молодец, думал рай здесь встретить? – спросил Овадия. – Всё одно везде: вельможи и сановники пируют и развлекаются, а бедняки горб гнут и если с того пиршества кусок не урвут, то так и будут всю жизнь едва концы с концами сводить… Вы уж простите меня, ваша милость, что я так откровенно говорю.
– В чём-то ты прав, приятель, – сказал Ронан, – но некоторые твои суждения просто наивны и нелогичны. Мне не пришлось ещё повидать столько краёв и людей, как тебе, бродячему артисту, однако же, у меня были отличные наставники – учителя и книги, в коих собрана вся людская мудрость. Полагаю, однако, что если начну тебе приводить доводы, высказывания мудрецов, строить логические выводы, то ты в них начисто запутаешься, как рыба в сетях рыбака.
– Вы, благородный юноша, видать, образованный человек и лучше знаете, как мир обустроен, ну а мне главное, чтоб вечером ждал сытный ужин и тёплая постель, а в кармане всегда денежки звенели. Бряцанье монет в кошельке согревает мою душу гораздо лучше, чем чтение мудрёных книг или же проповеди попов с их витиеватыми фразами и обещаниями загробного рая.
– И всё же и в тебе, Овадия Гокроджер, живёт любопытство к новым познаниям, – рассудил Ронан, – иначе ты бы не забрёл в наши северные края, пусть и с печальными для тебя последствиями… А я вот сегодня настоящее сокровище обнаружил! – восторженно заявил юноша. – И всего лишь за монету в полкроны, которую я в здешнем соборе на пожертвования отдал.
– Ух, ты! – изумился мальчишка с нескрываемым любопытством.
– Полкроны! На пожертвование! – воскликнул артист не без зависти. – Впрочем, откуда здесь сокровища-то? – протянул он. – Разве что вы нашли клад, закопанный последним аббатом. В таком случае я готов помочь вашей милости выкопать его целиком и полностью и перенести в безопасное место, – за некоторое вознагражденьице, разумеется. Вам же известно, что я человек бедный, особенно после моего злопамятного визита в шотландские земли.
– Я поинтересовался у приходского священника историей этого замечательного собора, – продолжал Ронан, не обращая внимания на реплики Овадии. – Он мне любезно намекнул, что ежели я во славу божью пожертвую его храму некоторую сумму денег, то смогу узнать некие тайны, кои хранят в себе стены сего древнего святилища. Это меня весьма заинтриговало и я, недолго думая, выложил полкроны. И не пожалел!
– Ну, верно, вы большие ценности нашли! – завистливо пробормотал артист.
– И огромные! Оказывается, под храмом находятся несколько мрачных склепов, о существовании которых изначально не знал даже священник. Вот что он мне поведал. Несколько месяцев назад к нему пришёл дряхлый старик, и сказал, что когда-то был ризничим в этом аббатстве, до того ещё, как всех монахов разогнали, и что он забыл здесь одну вещицу. Священник был не падок на чужое добро и позволил старику забрать то, что ему якобы принадлежало, хотя и предупредил, что в церкви едва ли сохранились какие-либо вещи от прежних августинцев. Но старик повёл священника в один из трансептов, нагнулся и с превеликим трудом отодвинул одну из плит на полу. Открылся ход в подземелье, о существовании которого в соборе никто и не подозревал. Старик попросил у священника лампу и смело спустился в подземелье. Прошло не менее получаса, прежде чем он снова ублаготворенный появился в проёме пола. В руках у него была маленькая ладанка, которая по его словам, содержала частичку мощей какого-то святого, привезённых в стародавние времена из святой земли. Старик поблагодарил священника и осчастливленный ушёл своей дорогой… Священник поведал об этом открытии местным властям, но их мало заинтересовало обнаружение какого-то старого подвала в бывшем монастырском здании. Очарованный этим рассказом, я попросил у священника дозволения осмотреть это подземелье. Он ответил, что не имеет ничего против. Таким образом, я был первым человеком, кто проник в это подземелье со времён монахов, ну и, конечно, старого ризничего. Я зажёг лампу и отодвинул указанную плиту. Из открывшегося проёма на меня повеяло холодом и дыхнуло затхлостью. Мне сразу же пришло на память моё недавнее укрытие в Крейдоке, но здесь было другое. Там я прятался от преследователей, здесь же я чувствовал себя первооткрывателем…
– Ей-ей, Мастер Ронан, и у меня чувство подобное было, когда я за орлиными яйцами на отвесные утесы вскарабкивался, докуда никто передо мной не залезал, – сказал Эндри, слушавший рассказ своего господина с открытым ртом.
– Спрятанные сокровища искать это тебе, мальчик, не по скалам за птичьими яйцами лазить, – возразил Овадия.
– Ну, так вот, – продолжил рассказ Ронан, – добрый священник посоветовал мне не спускаться в эту преисподнюю и стал даже себя укорять за то, что мне про подземелье поведал и тем самым разбудил моё любопытство. Безусловно, я не послушал совета боязливого церковнослужителя и увлекаемый неизвестностью полез вниз. В подземелье друг за другом расположились четыре комнаты, которым больше название склеп подходит. Я обошёл все углы, но ничего интересного не обнаружил: там была старая монастырская рухлядь, уже изрядно истлевшие торжественные облачения аббата и прочих монашеских чинов, а также снесённые и спрятанные монастырские реликвии, кресты, распятия, подсвечники и другие принадлежности культа, не представляющие интереса в нынешние времена, разве что для старьёвщика. Но вдруг свет лампы упал на стену, на которой явственно были высечены буквы и слова на латыни, правда, уже сильно тронутые временем. Я присмотрелся внимательней и понял, что это не сакральные тексты из священного писания, оставленные благочестивыми монахами, а инскрипты времён нахождения здесь римлян, что случилось, как известно, около пятнадцати веков тому назад. Я разобрал несколько слов и понял, что речь идёт о некоторых римских императорах и их деяниях. У меня не осталось сомнения, что когда-то эти нынешние склепы были частью римских сооружений. Я попросил у священнослужителя бумагу и письменный прибор и тщательно записал все инскрипты. Полагаю, отец Филипп будет в восторге от такого пополнения своих архивов.
– Пятнадцать веков! Это ж сколько раз с тех пор солнце над землёй вставало? – озадачился мальчишка.
– Фу-ты ну-ты, всего-то лишь какие-то старые надписи на стенах, – разочарованно протянул фокусник. – И стоило из-за подобной чепухи в тёмный монашеский подвал лезть и в придачу золотую монету отдавать!
– Как ты можешь так говорить, Овадия! – воскликнул Ронан. – Разве тебе не интересно, что было в стародавние времена в твоей земле, какие народы здесь проживали и чем занимались те люди?
– С позволения вашей милости, ничуть. Меня более интересуют нынешние обитатели, ибо именно они глазеют на мои трюки и платят денежки за это несравненное удовольствие.
– Эх, Овадия Гокроджер, приземлённый ты человек. Ты ведь различные фокусы людям показываешь, кои в себе тайну таят, по крайней мере, для всех прочих. Их-то ты интригуешь, а самого ничего больше не волнует, кроме жалких монет.
– Осмелюсь поправить вас, юный джентльмен, – не монет, а их числа, стоимости и из какого они металла.
– Посчитал! Посчитал! – вдруг неожиданно закричал Эндри ликующим голосом.
– Что ты посчитал, сорванец? – осведомился Овадия с насмешкой в голосе. – Сколько мух по столу ползает? Ну-ну, так это не мудрёное дело.
– Да нет же! – ответил мальчишка и гордо продолжил: – Сколько раз солнце за пятнадцать веков над землёй поднималось, вот что я посчитал!
– Как, Эндри, неужели ты смог так быстро сделать такие сложные вычисления, и без бумаги, без чернил и прочих вычислительных приспособлений? – удивлённо воскликнул молодой Бакьюхейд.
– Ну, я, правда, не совсем уверен в их правильности, мастер Ронан. Но делал всё, как в той книге написано, которую вы мне три года тому назад подарили, где всё по десять берётся.
– Ну что ж, Пифагор, тогда запомни, что у тебя получилось, и как у нас под рукой перо и чернила окажутся, мы проверим правильность твоих расчётов, – ободряюще сказал Ронан смышлёному слуге.
– Да подумаешь, дни он посчитал! – возразил Овадия. – Велика наука! Кого этим удивишь-то? Да и кто за это счетоводство никому не нужное платить станет?
Но восторженному парнишке сарказм трюкача был нипочём. Ведь он справился с такой трудной задачей!
Не успели наши путешественники и их провожатый закончить трапезу, слегка затянувшуюся вследствие желания поделиться впечатлениями, как вдруг совершенно неожиданно у них над головами раздался громкий возглас:
– Ах, мошенник, вот ты где! Ну, теперь тебе, каналья, от меня не уйти, покуда мы с тобой не рассчитаемся!
Глава XIX
Галантерейщик
В таверну, где сидел Ронан со своими двумя слугами, вошёл некий человек, который, едва бросив взгляд на помещение и увидев фокусника, издал восклицание, которое закончило предыдущую главу и в коем явно было мало доброжелательных нот.
– Тесен наш мирок, Овадия Гокроджер, – угрожающе продолжил вошедший. – Теперь ты, сэр трюкач, никуда от меня не денешься, пока снова свой фокус не покажешь, только ныне уже наоборот: не с исчезновением, а с появлением. В противном случае, клянусь всеми шелками на свете, ты сегодня же окажешься в компании с такими же жуликами и шарлатанами, как и ты сам, ожидающими достойного наказания в местном узилище.
Набросившийся на бедного фокусника с такими угрозами человек был облачён в добротное одеяние, которое носили обычно путешествующие долгое время верхом люди и имевшие мирное занятие торговца или негоцианта. Приятное, располагающее и моложавое лицо его было искажено праведным гневом и одновременно злорадством.
Овадия поначалу опешил от такого наскока, на его физиономии на миг появилась растерянность и испуг. Но он тут же взял себя в руки и чинно ответил:
– Приветствую тебя, о Сэмуэль Харви! Я, право, полагал, что наше знакомство закончилось ещё в Шотландии. И, сказать по чести, я не желаю его возобновления. Ты уж извини меня, приятель. Я же в свою очередь не буду держать на тебя обиду и прощаю тебе все мои злоключения, в кои ты меня вовлёк. Ступай же с богом куда идёшь.
– Что! Да как ты смеешь так говорить? Ну, ты наглец из наглецов, Овадия! – говоривший чуть не задохнулся от возмущения, которое было явно не поддельным. – Я сжалился над бедным трюкачом, за простенькие фокусы которого мало кто готов был даже с фартингом расстаться. Я, видите ли, потащил его с собой в северную страну, где народ, говорят, любит всяческие небылицы, басни и прочую мистику, чтоб он там своим искусством у мнительных шотландцев суеверный восторг вызывал и из их кошельков деньги выколачивал. А он решил фокус мне самому показать! И это-то в благодарность за мою душевную доброту!
Овадия сидел насупившись, всем своим видом показывая, что ему больше не о чем разговаривать с торговцем.
– Ах! Опять фокус с исчезновением показываешь? На сей раз твой язык пропал, значит!.. Ну что ж! Сейчас я приведу местного шерифа или бейлифа. Тогда и поглядим, как ты запоёшь, Овадия Гокроджер.
– Простите, сэр, – вмешался в разговор Ронан, – но в данный момент этот человек, которого вы невесть в чём обвиняете, находится у меня в услужении, а потому вы можете изложить вашу жалобу мне и я подумаю, как разрешить возникшее здесь недоразумение.
– Ежели этот плут находится у вас в услужении, молодой человек, то я могу только вам посочувствовать, Мастер э…
– Меня зовут Мастер Лангдэйл, к вашим услугам, сэр, – Ронан решил использовать фамилию своего старинного английского предка.
– А я прозываюсь Сэмуэль Харви, и извольте тоже прибавлять Мастер к моему имени. Я хотя и не принадлежу к сословию благородных джентльменов, но зато являюсь одним из самых уважаемых членов гильдии галантерейщиков славного города Йорка и веду дела Меркурия по всей северной Англии.
– Так извольте поведать, Мастер Харви, какие жалобы у вас на моего слугу, прежде чем набрасываться на несчастного человека, так много претерпевшего в последнее время, сколь мне ведомо, и грозить ему судебной расправой.
– Жалобы?! Чёрт возьми! Этот мошенник украл у меня целый соверен! Вы представляете, какая это ценность в наших-то местах! Это на юге, в Лондоне они золотыми монетами улицы мостят, а уж если фартинг обронят, то даже нагнуться и подобрать ленятся.
– А бывал-то ты в Лондоне, Сэмуэль, – вдруг спросил с иронией фокусник, – коли уж так уверенно про тамошнюю жизнь толкуешь? Везде ведь одно, уж поверь тому, кто всю Англию исходил, а напоследок послушал слов змея-искусителя по имени Харви и подался с ним на север.
– Я тебя силком с собой не тянул, Овадия! – возразил распалённый торговец. – Это две твои подруги, корыстолюбие и празднолюбие, тебя по всему миру водят.
– Ха-ха! – рассмеялся трюкач. – И это молвит какой-то коробейник, который всю жизнь только о барышах и печётся.
– Да как ты смеешь так говорить, чудодей бесталанный! – распетушился Сэмуэль Харви и заявил с честным и гордым видом: – Я уважаемый на всём севере негоциант. Меня даже магистратом Йорка избрать хотели.
– Послушайте, господа задиры, – прервал спорщиков Ронан, – мне, право слово, не интересно слушать ваши чванливые речи. Ежели вам есть, что поведать, Мастер Харви, то говорите уж прямо.
– Так я и толкую, сэр, и давно бы уж всё рассказал, коли этот Овадия Гокроджер изволил бы меня не перебивать и не подвергать сомнению мой авторитет и признанность… среди, так сказать, благороднейших кругов общества.
– Среди здешней знати и прочих богачей, – угрюмо сыронизировал фокусник, – кои простых людишек заставляют спину гнуть до земли самой и обдирают как липку, да среди аршинников подобно тебе самому, которые наживаются и на бедном люде и на богатом.
– Вот видите, Мастер Лангдэйл, – пожаловался галантерейщик. – В него ещё злой бес прекословия вселился.
– Овадия, попридержи-ка свой язык, – повелел Ронан. – Мне, право, кажется, что нет на свете такой сферы бытия, касаемо коей ты был бы полностью счастлив и доволен.
– Как изволите, ваша милость, – вздохнул фокусник. – Ежели вы желаете слушать всякий вздор и чепуху, а то и просто клевету этого типа, то, что ж, я не вправе вам мешать.
– Итак, Мастер Харви, я вас слушаю, – сказал молодой Бакьюхейд. – Поведайте обстоятельно, в чём кроется причина вашей неприязни к моему теперешнему слуге.
– Видите ли, сэр, пару месяцев назад, – начал торговец с искренним выражением на приятном лице, – вздумал я расширить земли, где веду дела, и обратил свой взор на север. Война вроде как прекратилась, ненасытные бароны пограничья утихомирились и стало поспокойней в тех землях. Оставил я приказчика в своей лавке в Йорке, собрал короб с различными изумительными товарами. Были в нём восхитительные пелерины и накидки с золотыми пуговками и петлями, кои так любят нынче благородные леди, дивные зеркальца и серебряные шпильки, попроще и отделанные жемчугом, ароматические флакончики с такими же благовониями, каковыми леди при самом королевском дворе благоухают, милые чепчики и различного вида батистовые кружевные воротнички и множество другого товара, коим прекрасные дамы так любят тешиться. Собрал я весь этот чудесный товар и решил себе спутника в дорогу подыскать: вдвоем всё же веселее да и безопаснее путешествовать. Заприметил я на рыночной площади одного фокусника, который своими простенькими трюками любопытных зевак развлекал, и уговорил его со мной пойти. В пути мы сдружились и, надо признаться, пропустили не одну кружку вина, пока до Дамфрис не добрались. Причём, заметьте, поил его я и торбу его моя лошадь на себе везла. Покуда я осматривался в городке, этот Овадия решил сразу же на площади представление устроить. Не знаю, как уж он там фокусничал, только вечером плакался мне и показывал три крохотные монетки, которые в Шотландии боби называют – всё, что он за день заработал, не считая шишки на лбу от запущенного кем-то в него камня. Как я выяснил у Овадии, он, покуда трюки показывал и похвалялся собой, что он де великий английский маг, и упомянул также, что когда-то при самом дворе английского короля фокусы показывал, за что его памятозлобные шотландцы и забросали в итоге камнями и гнильём всяческим. Тут он во всём стал винить меня. Представляете, сэр? Но разве ж моя в том вина, что мало того, что фокусник из него никудышный, так он ещё публику задирает? А я – честный торговец, с репутацией как у епископа Кентерберийского, состою в гильдии галантерейщиков славного города Йорка и меня по всему северу нашего королевства знают. Но мошенник стал доказывать и уверять, что фокусы показывать умеет он прекрасно, особенно с игральными картами и золотыми монетами. Причём чем больше ценность монеты, тем впечатлительней трюк у него якобы выходит. А я по простоте своей душевной выболтал, что есть у меня один соверен, который я выторговал у молодого барона Кокпула за шкатулку из слонового бивня с секретным замочком, которую он для своей леди купил. Ну и начал Овадия у меня клянчить тот соверен, будто бы он ему нужен на время, чтобы впечатлить публику своим трюком. Я попросил тогда показать сперва этот фокус мне. Плут взял мою монету, целый золотой соверен, завернул в шёлковый платочек, положил на стол и сверху колпаком прикрыл. Затем он сделал несколько пассов руками, одновременно бормоча какие-то шарлатанские слова невразумительные. Ну, и всё!..
– Что всё? – спросил недоуменно Ронан, в то время как Овадия сидел, сложив руки на груди и продолжая ухмыляться.
– А то, что я так больше и не видел никогда этого соверена, ибо этот мошенник поднял колпак и отдал завёрнутый платок мне, чтобы я сам его развернул, что я и не преминул сразу же сделать. Однако, вместо большой золотой монеты со святым Георгием в платке лежала жалкая крохотная боби {самая мелкая шотландская монета в XVI веке} с изображением цветка чертополоха! Уж не знаю, как он это сделал: то ли незаметно монету подменил – хотя я следил за всеми его движениями не отрываясь и готов поклясться, что ни одно шевеление его пальцев от меня не могло укрыться, – то ли он призвал на помощь самого дьявола. Как бы то ни было, а плут сидел ухмыляясь, вот так же как и сейчас, и сказал, что выполнил моё условие и теперь позаимствует на время мою монету. Я честный торговец и не люблю, когда меня пытаются надуть. А потому я потребовал у мошенника показать мне мой соверен. Но он отказался это сделать, сославшись на то, что монета ещё находится под действием магических чар и витает в запредельных сферах. Когда же я спросил, когда получу соверен обратно, этот шарлатан ответил, что на следующий день после захода солнца, а до той поры золото удерживается волшебными чарами в трансцендентной области.
– Где, где? – не понял Ронан, хоть и не уступал в учёности самым блестящим студентам своего времени.
– В трансцендентной области, – повторил неуверенно торговец, ибо, похоже, сам не мог взять в толк, что означает сие словечко.
– Ну и как, Мастер Харви, вернулся ли к вам соверен из запредельных сфер? – поинтересовался Ронан. – Ах, да! Простите, сэр, вы же сказали уже, что более уж ни видели вашей бесценной монеты.
– Совершенно правильно, Мастер Лангдэйл. Я сразу заподозрил что-то неладное и какой-то хитрый трюк в манипуляциях этого Овадии. Но он настолько заморочил мне голову с этими его транс… трансцендентными областями и запредельными сферами, что я растерялся и решил подождать до следующего дня, который выдался для меня полным хлопот и забот в связи с моими купеческими делишками… И что же я нашёл на следующий день, когда вернулся после разъездов по окрестностям Дамфрис? Нет, это просто невообразимо! Ну-ка, скажи ты, Овадия, что я обнаружил, усталый и голодный, вернувшись к вечеру на постоялый двор.
– Да мне откуда ж знать, – подивился фокусник, – коли меня там не было? – и снова принял невозмутимый вид, иронично ухмыляясь.
– Ага! Вот видите, Мастер Лангдэйл! – возликовал Харви. – Мошенник сам признался, что к моему возвращению его уже и след простыл! А вместе с ним исчезла и моя драгоценность. Уж не знаю, витает ли мой соверен в запредельных сферах или тянет карман этого пройдохи, а только я требую от Овадии Гокроджера вернуть мне мою монету тотчас же, иначе я объявлю во всеуслышание, что он совершил обман и кражу, и подам жалобу судебным властям. А украденная сумма, я вам скажу, весьма велика и за неё уж точно мошеннику придётся примерить пеньковый галстук на шею.
Ронан задумался на миг. Да, обвинение было серьёзное, и если Мастер Харви сможет доказать его состоятельность, то бедному фокуснику, увы, не позавидуешь.
– Ну, Овадия Гокроджер, – обратился к нему юноша, – давай послушаем, как сможешь ты оправдаться. Ибо рассказ Мастера Харви и твоя история, которую ты давеча мне поведал, разняться в целом и в деталях. Я не возьму в толк, кому же из вас мне верить.
– Эх, ну да ладно, – вздохнул фокусник, – так уж и быть, поведаю я вам, как было дело наяву. Я и в самом деле разозлился и на Сэмуэля – за то, что он меня в своё авантюрное путешествие завлёк, и на себя – что этому искушению поддался. А ведь галантерейщик-то, он хитрый малый. Потом-то до меня дошло, с какой стати он меня с собой увлёк, да и ты, Сэм, сейчас сам о том прямо сказал, а именно, чтобы оберегать твой короб с побрякушками. Неужели ж не так, а?
– Однобоко ты мыслишь, Овадия, – возразил честный торговец. – Клянусь кадуцеем, мои намерения были к взаимной выгоде нас обоих.
– Ха-ха, – усмехнулся фокусник. – Какая же это взаимная выгода, коли ты свои делишки стал обделывать и видать успешно, а я без всяческих надежд заработать остался и к тому же в чужой земле среди неблагосклонного народа?.. Вот я и порешил, признаюсь честно, ваша милость, взять взаймы у моего сотоварища некую небольшую сумму и при первой же возможности вернуть её торговцу. А дальше всё было почти, как Сэмуэль и поведал. Правда, насчёт соверена он наврал. Я позаимствовал у него всего-то лишь монетку в пол-ангела, а не в пол-ладони.
– Как пол-ангела! – вскричал возмущенный Харви. – Обманщик несчастный! Это был настоящий английский соверен, ярко сверкавший золотом и ласкавший мой взгляд, покуда ты его не похитил обманным образом, подлый шарлатан!
– Видно, сверканье золота ослепило твои глаза, Сэм… Мастер Лангдэйл, провалиться мне на этом месте, ежели то не была монета в пол-ангела.
– А я говорю, это был соверен! – стоял на своём галантерейщик. – Настоящий английский соверен, в пол-ладони шириной.
– Вот до чего корыстолюбие доводит. Я же говорил вам, ваша милость, что он меня желает оклеветать.
– Ну и ну! – озадаченно промолвил Ронан. – Кому же из вас верить, добрые сказители? Сомневаться в правдивости Овадии Гокроджера у меня есть повод, но поверить на слово вам, Мастер Харви, я тоже не могу… А какие улики и свидетельства вы оба в состоянии привести в свою пользу?
– Да какие тут ещё доказательства нужны? Вы только гляньте на его плутовскую физиономию! – воскликнул торговец. – Да у него на лице написано, что даже дьявол честнее этого трюкача.
– И всё же, Сэмуэль, я честно сознался, что позаимствовал у тебя монету, хоть мог этого и не делать, – привёл свой довод Овадия. – Ведь никто твоё обвинение не сможет подтвердить, окромя меня. Ну, рассуди сам. Зачем мне на себя лжесвидетельствовать? А потому, ваша милость, вам бы лучше мне верить, чем этому барышнику, который даже из своего ротозейства хочет прибыль поиметь.
– Хм, и в самом деле, – рассудил Ронан. – А как вы, уважаемый Мастер Харви, сможете здесь правдивость своих слов доказать? Или что вы предъявите бейлифу против Овадии Гокроджера?
Галантерейщик опешил и растерянно заморгал своими честными глазами.
– Ну, я мог бы, скажем, поклясться над самой Библией.
– Ты бы лучше, Сэм, клялся на Библии, когда надувательские сделки свои совершаешь, – ехидно сказал Овадия.
Ронан некоторое время сидел, размышляя, потом сказал:
– Ну что ж, господа спорщики, раз никто из вас не может доказать правильность своих слов или ошибочность утверждений соперника, то, рассуждая логически, надо найти compromissum. Вы согласны с таким путём?
– Смотря, в чём будет заключаться этот ваш compromissum, Мастер Лангдэйл, и сколько я с этого выгадаю, – неохотно ответил торговец.
– А я не против, ваша милость, – с живостью согласился Овадия, – хотя и понятия не имею, как он ищется этот ваш compromissum.
– Нет ничего проще, – продолжил юноша. – Сколько, вы говорили, Мастер Харви, Овадия позаимствовал у вас денег?
– Не позаимствовал, а наглым образом выманил и украл, – ответил торговец. – Целый золотой соверен!
– Значит, соверен. А ты Овадия утверждаешь, что пол-ангела, не так ли?
– Полностью верно, ваша милость, – согласился фокусник.
– Так вот, господа спорщики, compromissum будет заключаться в том, что сначала я вычислю среднее значение между этими двумя суммами. Один соверен это двадцать шиллингов, что равняется двухсот сорока пенсам. Пол-ангела это пять шиллингов или шестьдесят пенсов. Чтобы получить среднюю величину надо всего на всего сложить эти два числа и поделить пополам. Ну-ка, Эндри, скажи теперь, сколько получится.
Мальчишка весь разговор сидел молча, с интересом наблюдая, как его учёный господин пытается уладить дело. Он с радостью откликнулся на просьбу Ронана и тут же выпалил:
– Сто пенсов и ещё пять по десять!
– Молодчина, Эндри, – похвалил его хозяин. – Впрочем, для тебя это была совсем лёгкая задачка. Так вот, – Ронан снова обратился к спорщикам, – а теперь я попрошу тебя, Овадия, вернуть Мастеру Харви двенадцать шиллингов и шесть пенсов, что и составляет среднюю величину от оспариваемой суммы.
– Вернуть! Сколько? – изумился фокусник и после некоторых расчётов в уме добавил. – Так ведь то ж будет один ангел, два шиллинга и шестипенсовик! А я-то брал у него всего лишь пол-ангела! Нет, Мастер Лангдэйл, скажу честно, не по душе мне ваше счетоводство.
– Вот ежели бы ты, Овадия, не брал бы в долг деньги, когда их тебе никто и не давал, то всего этого спора и не было бы, – спокойно ответил Ронан.
– Мастер Лангдэйл, как же так получается, – сказал в свою очередь Сэм Харви, что Овадия украл у меня целый золотой английский соверен в пол-ладони шириной, а возвращать будет чуть больше половины от этой суммы? Это какие же у меня будут убытки во всём этом дельце!
– А вам, Мастер Харви, я так скажу, – опять-таки невозмутимо молвил юноша. – Во-первых, у вас был почти дармовой провожатый до Дамфрис, с коим вы как никак были увереннее за сохранение своих товаров; во-вторых, у вас нет абсолютно никаких улик в том, что Овадия Гокроджер якобы брал у вас какие-либо деньги, и пойди вы с этим обвинением к бейлифу, он навряд ли бы вам поверил; ну а в-третьих, вы должны быть благодарны судьбе и особенно бывшему вашему сотоварищу за то, что он честно признал факт изъятия у вас денег… А сейчас, Овадия, сделай милость, верни Мастеру Харви двенадцать шиллингов и шесть пенсов и будем считать, что дело улажено, и разойдёмся с миром.
Фокусник, однако, сконфуженно потупил взор и молчал. Все ждали. Тут неожиданно слово взял Эндри:
– Ей-ей, ваша милость, да у него же нет денег! Вы разве запамятовали, какое мы зрелище в Лохмейбене наблюдали.
– А и то верно, дружок, – согласился Ронан и обратился к фокуснику: – Неужели ты все деньги успел потратить, Овадия? Мне думается, на эту сумму в нашей бедной северной стране можно пару месяцев себя богачом чувствовать. А мы тебя встретили, когда ты чуть ли не милостыню просил.
– Эх, Мастер Лангдэйл, как вы изволили себя называть, да разве столько денег на себя потратишь? Мои потребности весьма даже скромные, – ответил Овадия и продолжал с явной неохотой: – Всё-то дело в том, что, не имея надежды заработать достаточно, чтобы Сэму Харви долг вернуть, решил я рискнуть и сыграть на деньги. Ежели б нашёл я игорный дом или таверну, где в карты развлекаются, то выиграл бы непременно. Хоть это и нечестно использовать моё мастерство и ловкость пальцев, да разве ж азартные игры на удачу честны сами по себе? Или судьба тебя обманет, иль ты её… Но картёжников в тех краях мне найти, увы, не удалось, вот и пришлось играть в кости, где всё моё уменье бесполезно. К несчастью судьба видно окончательно от меня отвернулась, ибо все мои денежки, а точнее денежки Сэма, перекочевали в карманы моих противников… Вот в двух словах и вся моя печальная история.
– И что же нам теперь с тобой делать, Овадия? – спросил Ронан. – Уговор дороже денег. А ты должен вернуть сейчас Мастеру Харви двенадцать шиллингов и шесть пенсов, ежели ты хочешь остаться честным человеком и наверняка избежать судебного наказания.
Фокусник, потупившись, молчал.
– Ну ладно, вот как я поступлю, – продолжил Ронан. – Я, пожалуй, отдам Мастеру Харви за тебя эту сумму. А как наступит пора с тобой, Овадия, расплачиваться, я с тебя эти деньги удержу, чтобы всё было по-честному.
– Благодарю вашу милость за благосклонность, что вы ко мне проявляете в эту трагическую минуту. Надеюсь, когда-нибудь и я смогу вам отплатить той же монетой, – ответил фокусник и возвёл очи горе, как будто призывая бога в свидетели.
– Ну, уж нет, Овадия, – добродушно возразил юноша. – Очень-то я сомневаюсь, что от тебя можно что-либо получить без «некоторого вознагражденьица».
На это бродячий артист только пожал плечами. Тем временем Сэмуэль Харви получил свои деньги, пересчитал, повздыхал – то ли искренне, потому как недополучил, то ли притворно, радуясь, что нежданно негаданно обрёл утраченное было богатство, – и навсегда исчез из жизни наших пилигримов и дальнейшего повествования…
Когда Ронан остался наедине со слугой, он спросил весело:
– Ну и как тебе, Эндри, понравилась эта история сегодняшняя, а? Меня она, право, немало позабавила.
– А вот мне что-то не очень отрадно, мастер Ронан. Да мне с самого начала всё здесь как-то не так. И этот Овадия странный с физиономией, на которой выражение безостановочно гуляет, ну прям как дымок из печной трубы: куда ветер, туда и он. Не поймёшь, ей-ей, когда он взаправду говорит, а когда врёт безбожно. Когда плакать надо, так он ухмыляется, а как пора радоваться настаёт, как тёмная туча сидит. И всё ему не так почему-то. А этот Мастер Харви тоже, достойная пара Овадии.
– Это почему же?
– Да хоть они и разными делами занимаются, а мыслишки-то все об одном – побольше бы деньжат добыть. Верно моя матушка говорит, что жадные люди никогда довольными не бывают… И зачем только вы этого Овадию выручили, столько денег за него отдали? Я так посчитал и выходит, что ежели вы даже всю причитающуюся ему плату удержите, она будет меньше двенадцати шиллингов и шести пенсов и вы, ей-ей, останетесь внакладе.