Алена Занковец
Подглядывающая
Глава 1. День 29
Она появилась после полуночи. Прошла к барной стойке, расстегивая пуговицы пальто таким легким движением, будто и не касаясь. Заказала бокал «Пино нуар».
Я никогда не сажусь за барную стойку. Предпочитаю наблюдать за людьми в отражении стекла. Столик у окна, спиной к залу.
Сквозь тонкие кружева сигаретного дыма я слежу за прозрачным двойником женщины, сидящей на высоком стуле. Она закидывает ногу на ногу, платье скользит выше, приоткрывает колени.
Женщина поправляет очки в тонкой черной оправе.
Бармен опускает на стойку бокал с вином.
Саксофонист пробует джаз.
У нее густые темные волосы чуть ниже плеч и чувственный рот. Глаза не рассмотреть: между нами слишком много стекол, они отражают слишком много предметов. Но очки ей к лицу. Возможно, стекла без диоптрий. Я отчетливо представляю ее лицо без очков. Оно становится простым, не подходящим ни к элегантному пальто, ни к строгому платью с декольте.
Звуки окрепшего джаза отскакивают от сцены и рассыпаются по танцполу. Не меняя положения, перевожу взгляд на отражение саксофониста. Он зачарован своей музыкой. Двое мужчин за столиком в первом ряду повернулись к сцене, я вижу их стриженые макушки. Официантка коротким движением сметает с соседнего стола чаевые.
И только потом я замечаю свое отражение. Неподвижный серый призрак, заточённый в пластину стекла.
Быть незаметной – я освоила это искусство.
У моего призрака волосы до плеч. У блузки расстегнута верхняя пуговица. Юбка до щиколоток. Замшевые сапоги без каблука. Никакого макияжа. Никаких крайностей.
Итак, женщина за стойкой, бармен, саксофонист, двое посетителей и официантка. Кто из них?
Я бы поставила на женщину за стойкой. Но саксофонист сквозит одиночеством, а у одного из посетителей – трость, это тоже может что-то значить. Так кто же?
Я жду. Что-то должно произойти. Пока всё в равновесии, всё на своих местах, словно играется сцена в спектакле. Но в этом спокойствии что-то назревает. Не хватает толчка: звона разбитого бокала, или звука пощечины, или остановки джаза – внезапной, как остановка сердца.
Что-то должно произойти.
Непроизвольно я чуть подаюсь к окну, чтобы оказаться ближе к происходящему в баре, хотя на самом деле отдаляюсь. Я так напряжена, что начинает казаться, будто движение вокруг замедляется, звуки музыки приглушаются и растягиваются.
– Вам повторить? – официантка склонилась к моему уху, чтобы перекричать джаз.
Я вздрагиваю. Ложечка в руке громко, до звона в ушах, звякает о кофейную чашку.
Киваю.
И едва не пропускаю, как в бар, запустив стаю снежинок, входит еще один посетитель, – молодой мужчина с выбритой полоской на виске.
Бармен разбивает бокал.
Саксофонист заходит на вираж.
Женщина за барной стойкой достает из сумочки книгу.
Я вся – только зрение и слух. Даже мое отражение на стекле словно истончается.
Сцена разворачивается, будто запущенное маховое колесо.
Женщина в очках, неторопливо пьющая вино и читающая книгу за стойкой бара… Мужчина не может пройти мимо, медлит: видимо , не знает, что сказать. Но вот он распахивает пальто, делает шаг по направлению к ней – и вплетается в мою историю.
– Какие на ощупь страницы в вашей книге? – спрашивает мужчина.
Судя по ошеломленному лицу брюнетки, он внимание привлек. Наверное, к ней редко обращаются с такими странными фразами.
Брюнетка молчит.
Я не выдерживаю – и оборачиваюсь.
Мужчина не отступает, он применяет более верное оружие – обворожительную наглую улыбку и предельно честный взгляд.
– Хотите потрогать? – спрашивает женщина. И я облегченно выдыхаю.
– Простите мою назойливость. Просто сейчас редко встретишь людей, читающих настоящие книги – тем более в баре. Я могу присесть?
– Только если скажете, какая у вас любимая книга…
А дальше нить беседы ускользает от меня, потому что их чувства заглушают слова. Будь я менее проницательной и более романтичной, назвала бы это любовью с первого взгляда. Но пока это взаимное притяжение. И оно стремительно усиливается: воздух электризуется, кровь приливает к щекам. Открытые жесты, полуулыбки, взгляды глаза в глаза.
Я чувствую: его влечет к ней. Ему хочется дотронуться до ее волос, ощутить кожу кончиками пальцев. Женщина отвечает взаимностью: держит дистанцию, обжигающую их обоих.
– Потанцуем? – спрашивает мужчина.
В ответ она легко касается его запястья – и я прячу под столом ладони, будто сама ощутила прикосновение.
Их влечение настолько сильное, что выжигает воздух в баре. Посетители уходят, исчезает официантка, скрывается в подсобке бармен. И мне бы стоило сбежать. Но я все еще ничего не знаю о ней. Совсем ничего.
А он уже держит брюнетку в объятиях, вдыхает запах ее волос, и, кажется, его скоро начнет трясти от желания. Это чувство настолько сильное, что на какое-то время меня выбрасывает из реальности.
Когда я возвращаюсь, они уже снова у барной стойки. Женщина сидит на стуле, а мужчина медленно склоняется к ней. Ее голова чуть запрокинута, глаза прикрыты. Я неосознанно облизываю губы…
Это слишком!
Побочный эффект.
Пока я пытаюсь осознать, что происходит, мужчина притягивает брюнетку к себе. Пробует ее губы на вкус, на ощупь. Я словно сама ощущаю, какие они мягкие, податливые. Он слегка прикусывает ее нижнюю губу…
Я вскакиваю, уже не заботясь о том, громко ли отодвигается стул. Они смеются. Или мне это кажется. Все равно.
Вырываюсь из бара и глубоко вдыхаю свежий морозный воздух. Едва не бегу по улице, застегивая на ходу куртку. А вместо промозглого пейзажа вижу, как руки женщины путаются в волосах мужчины.
Мне следовало остановиться раньше. Нельзя доводить ситуацию до такого. Это неправильно.
…Он откидывает ее волосы за плечо и ласкает губами мочку уха. Очень нежно, очень медленно – так, будто женщина полностью в его власти: не увернуться, не ослабить напор.
Я трясу головой. Хватит!
– Любишь подглядывать?!
Кто-то хватает меня за плечо, резко разворачивает к себе – и я оказываюсь лицом к лицу с мужчиной из моей последней фантазии. Светло-русые волосы, зачесанные назад, растрепались. Губы сжаты, глаза гневно пылают. Пальто нараспашку, рубашка расстегнута на две пуговицы. Ее прикрывает черно-серое кашне с золотистой нитью. Пижон. В баре он показался куда интереснее.
Изо всех сил трясу головой. Нет, не люблю!
– Отвечай! – требует он.
– Я… л-люблю… – слова липнут к горлу, я выталкиваю их изо рта с огромным усилием, будто вырываю с корнем, – ч-чай… с к-корицей!
Обычно я стараюсь не произносить такие длинные фразы, но сейчас тот редкий случай, когда дефект мне на руку.
Озадаченный моей речью, пижон ослабляет хватку.
– Ты пила латте!
– И… к-кто… – я продолжаю пытать нас обоих, – из… н-нас… л-любит… п-подглядывать? – резким движением сбрасываю его ладони со своих плеч и мчусь дальше, задыхаясь от стыда, гнева и усилий, которые пришлось приложить для общения.
Пижон догоняет меня.
– Понаблюдай за кое-кем для меня, – предлагает он так просто, будто мы сто лет знакомы. И будто не он только что тряс меня, как яблоню.
Идиот.
Даже не останавливаюсь.
– Понаблюдай! Тогда я никому не расскажу о твоем маленьком секрете.
Я бросаю на него такой красноречивый взгляд, что слова становятся неуместными: кому в этом городе нужны мои маленькие секреты?
– Я могу заплатить.
Уже интересней.
На мгновение замедляю шаг.
Но – нет.
– Ты, долбаная извращенка! – шипит он мне на ухо.
Я морщусь.
Стандартная реакция мужчины после пары «нет» подряд. Если не вслух, так про себя.
Мы идем вдоль длинного дома, у которого подъездов, как лапок у гусеницы. Наконец, дверь одного из них открывается. Делаю рывок – такой неожиданный, что пижон не сразу реагирует. А когда бросается за мной, едва не сбивает с ног парня, вышедшего из дома.
Влетаю в подъезд и успеваю закрыть дверь.
Меня мутит из-за сегодняшней осечки. Потому что меня разоблачили – впервые. Потому что я перешла дорогу мужчине, от которого сложно отделаться. И потому, что неприятности редко ходят поодиночке.
Выглядываю в дверное окошко. Пижон буравит меня таким взглядом, что подъезд начинает казаться не убежищем, а мышеловкой.
Черт знает, что у него на уме.
Я в безопасности до тех пор, пока кто-нибудь не откроет дверь подъезда.
Сейчас глубокая ночь – и мне это на руку. Но лучше выбираться отсюда. Только вот как? Если б я могла просто вызвать такси и уехать домой!
Впрочем…
Окрыленная идеей, я поднимаюсь на несколько этажей и выхожу на общий балкон. Сливаясь со стеной, выглядываю на улицу. Пижон сидит через дорогу, на скамейке детской площадки. Ждет. Он, конечно, перехватит меня до того, как я сяду в машину.
Если успеет понять, что я – это я.
Может прокатить!
Вызываю «Убер».
У меня три минуты.
Стаскиваю юбку и запихиваю ее в сумку. Куртку выворачиваю наизнанку – подкладка гораздо светлее. Оглядываю себя: темная блузка и бежевые капроновые колготки. Усмехаюсь: глаз не отвести от этого зрелища. Но если запахнуть куртку, то со стороны должно казаться, будто я в юбке, которая не видна, потому что слишком короткая.
Что еще… Подворачиваю рукава куртки, снимаю пояс. Нужные мелочи из сумки распихиваю по карманам.
Теперь последнее. Снимаю с головы парик и достаю шпильки из прически. Волосы обрушиваются на спину. Хорошенько ими трясу. Они длинные, ниже лопаток, и рыжее, чем парик.
Должно получиться.
Теперь я – это я. Если не считать отсутствия юбки и куртки, одетой наизнанку.
Как же мне не по себе!
Выдыхаю.
Очки!
Линзы получается снять только с третьей попытки: руки дрожат.
Сумку прячу за листами фанеры в коридоре.
Надеваю очки. Спускаюсь на лифте. Замираю у двери.
Пижон встал со скамейки. Наблюдает за такси.
Я так хорошо играю женщину-призрака, так неужели не смогу сыграть себя?
Распахиваю дверь. Прикладываю телефон к уху, будто с кем-то общаюсь.
Расплываюсь в улыбке.
Только не смотреть на него…
– Ага… Ага… – соглашаюсь я с несуществующим собеседником. То немногое, что могу произнести свободно. У меня получается даже хохотнуть – нервно, но и так сойдет.
Не отнимая телефона от уха, сажусь на заднее сиденье. Касаюсь плеча водителя. Поехали!
И только когда машина трогается, я оборачиваюсь.
Узнавание происходит не сразу. Но вот застывшая, припорошенная снегом фигура пижона оживает. Он выпрямляется и чертыхается.
Я откидываюсь на спинку кресла.
Получилось !
Щеки горят от переживаний. Улыбаясь, смотрю в окно.
Все могло быть намного хуже. По правде говоря, все каждый раз может быть намного хуже. Но мне везет. Возможно, мне слишком не везло в другом, чтобы Вселенная не додала еще и в этом.
За окном стелются черные озябшие улицы. Метет мелкий снег, забивается под скамейки, жмется к стенам домов. Одиноко. Красиво.
Я выхожу возле арки, не доезжая квартала до моего дома. Дальше бреду пешком. Волнение прошло, осталось ощущение незавершенности, но оно размывается желанием забраться под теплое одеяло.
В мою двухкомнатную квартиру на первом этаже «сталинки» – в мою крепость – я возвращаюсь к трем часам ночи. Публикую пост в соцсети: как всегда, цифра и одно предложение. Из последних сил переодеваюсь в пижаму и сворачиваюсь клубком под одеялом.
Зависимость – враг, который выковывает в тебе стержень, учит держать ухо востро, то есть почти друг.
Зависимость неопасна. Опасно не уметь с ней справляться. А я умею.
Глава 2. День 28
Мое обычное зимнее утро.
Открываю глаза и вижу сети, сплетенные из веток замерзших каштанов. В ячейки пробивается зимнее небо: где-то – белое, где-то – пепельное, где-то – с желтизной, как старая бумага.
Я потягиваюсь под теплым одеялом. В комнате светло, прохладно и тихо. Надеваю на пижаму свитер крупной вязки, на два размера больше моего. Включаю на ноуте Келли Кларксон и готовлю растворимый кофе с молоком. Затем, натянув рукава на ладони, с полной чашкой отправляюсь в комнату для чтения. Там я забираюсь в кресло с широкими подлокотниками. Пью кофе, жую бутерброд и читаю книгу.
Но сегодня не такое утро.
Я открываю глаза. И тотчас вскакиваю с кровати. За окном плотный дневной свет. Это очень, очень плохо.
Хватаю мобильник – точно, проспала.
Почти синхронно сбрасываю с себя верх и низ пижамы. Чищу зубы, суматошно перебирая вешалки-плечики в гардеробной. Расчесываюсь, свободной рукой натягивая джинсы. Закрываю дверь на ключ, застегивая молнию сапога. Любимую пушистую шапку надеваю на улице.
Свежий воздух. Глубокий вдох.
Проношусь два квартала и врываюсь в полупустой «Бургер Кинг». Золотоволосая Лейла ждет меня за столиком, попивая кофе из стаканчика. Она, как и я, не пользуется косметикой, предпочитает неброскую одежду, но от ее волос словно исходит сияние, даже в такой пасмурный день.
Лейла – моя работодательница. Она феминистка, вегетарианка и кандидат в мастера спорта по дзюдо. А еще ведущая кулинарных рубрик в нескольких европейских журналах. Я перевожу ее тексты на немецкий и шведский. Переводы – моя работа. И немного хобби. Ирония судьбы: человек, работающий с иностранными языками, плохо владеет тем языком, что у него во рту.
Я с трудом запоминаю цифры. Все номера телефонов, пароли и даты всегда записываю. Но очень хорошо помню слова. Тексты запечатлеваются в моей голове целыми абзацами, слету. Так что не мне пришлось выбирать профессию – она выбрала меня.
Лейла выкладывает на стол стопку журналов – бонус к гонорару. В моей жизни столько всего виртуального, иллюзорного, что посмотреть и потрогать переведенные тексты – огромное удовольствие. Лейла это знает.
– Твои журналы и гонорар вот здесь, в конверте, среди страничек, – она поднимается и надевает берет – изящно и аккуратно, будто кладет на торт вишенку. – Мне пора, Эмма. А ты, как всегда, молодец! С тобой невероятно приятно иметь дело.
«Не потому ли, что помалкиваю?» – по-доброму иронизирую я.
Она неправильно расценивает мою улыбку.
– Правда, ты лучшая из всех, с кем мне доводилось сотрудничать. Завтра пришлю новый текст.
«Окей», – я беззвучно шевелю губами и киваю. Вполне себе реплика. Почти как у нормальных людей.
Лейла скрывается за колонной, затем меркнет свет ее волос.
Я притягиваю к себе журналы. Совсем новые, пахнут краской. Гладкие, скрипят под пальцами. Свет отражается от глянца, режет глаза. Приподнимаю страницы, отпускаю, они падают, почти льются, и запах краски усиливается.
Покупаю стаканчик латте и, держа журналы под мышкой, бреду за сумкой, которую вчера оставила в чужом подъезде. Затем – домой.
Слякотно. Редкий снежок тает, подлетая к земле.
По привычке я стараюсь смотреть под ноги, чтобы не цепляться за взгляды прохожих, выражения лиц, движения рук.
Я столько всего вижу – намного больше, чем хочу. Но, увы, только не то, что нужно на самом деле. Я скучаю по близкому человеку. Он нужен мне настоящий: с теплом кожи под шарфом и запахом шампуня. С холодными ушами, потому что вечно ходит без шапки, и приглушенным голосом, от которого мурашки по коже.
Блуждая в своих мыслях, я не сразу осознаю, отчего щекочет между лопаток. Замедляю шаг. Но не оглядываюсь.
Я достаточно долго подглядываю за другими, чтобы мгновенно почувствовать, когда подглядывают за мной. Ощущения разные. Иногда – будто паутинка прицепилась: что-то невидимое, невесомое, но осязаемое. Иногда – жжет красной точкой прицела. А бывает, как сейчас – просто щекотно.
До моего дома всего квартал. Сворачиваю в арку, прохожу ее почти насквозь и скрываюсь в темноте за колонной.
Вскоре раздаются шаги преследователя. Они становятся громче, чаще, множатся гулким эхом – и появляется он. Добегает до конца арки и останавливается в паре метров от колонны, за которой скрываюсь я. Рыскает взглядом по сторонам, а затем бросает сквозь зубы такое ругательство, что у меня вспыхивают щеки.
Все же он выследил. Наверняка сочинил историю и выведал адрес у оператора службы такси. Хорошо, что я всегда выхожу на квартал раньше. Плохо, что только на квартал.
«Ну, давай, иди, ищи меня», – я мысленно подталкиваю его в спину, но мужчина не уходит. Стоит неподвижно, засунув руки в карманы пальто.
Я стремительно замерзаю. Пальцы, сжимающие журналы, едва разгибаются, хотя и в перчатках.
Наконец, пижон отмирает. Но вместо того, чтобы уйти, достает из кармана пальто пачку сигарет. Одну закладывает за ухо, вторую прикуривает.
Твою ж!..
Я хмурюсь и жду дальше. Он надевает перчатки – тоже мерзнет. Медленно курит, смотрит в глубь двора, будто прощупывает взглядом каждое окно. Моего, к счастью, среди них нет.
Сейчас, при дневном свете, он вовсе не кажется маньяком. С виду вполне нормальный парень, не так давно со студенческой скамьи. Возможно, моложе меня. Лакированные туфли. Волосы зачесаны назад. Подбородок идеально выбрит. Одним словом – пижон.
Все. Последние затяжки. Я так этому рада, что отлипаю от колонны: быстрей бы домой! Мысленно уже подношу к губам чашку горячего чая и вдыхаю запах корицы. Чувствую, как пена для ванны щекотно лопается на теплой влажной коже. Потом иду в комнату для чтения, включаю музыку, беру журналы… Пижон достает из-за уха вторую сигарету и прикуривает от первой.
Терпение лопается, как пузырьки пены в моей фантазии. Я делаю резкий шаг из темноты к свету.
Пижон давится дымом, кашляет до слез. Хорошенько хлопаю его по спине.
– К-какого… ч-черта? – коротко обозначаю проблему.
Он тушит сигарету каблуком ботинка. Поглядывает свысока: пижон выше меня всего на полголовы, но мы стоим слишком близко друг к другу.
И это жутко некомфортно. Расстояние, на котором чувствуется запах одеколона собеседника, интимная зона. А сейчас я чувствую этот запах так, словно он исходит от меня самой. Возможно, то же вчера ощущала и брюнетка за барной стойкой.
Стоп.
Поднимаю голову и встречаюсь с ним взглядом.
Впервые он смотрит без злости. Странный этот взгляд. Не тяжелый, но весомый. Не острый, но царапающий.
– У тебя красивые волосы, зачем цепляешь на голову эту дрянь? – с легким раздражением спрашивает пижон.
Надеюсь, он говорит о вчерашнем парике, а не о моей белой пушистой шапочке.
– Я… н-не буду с-следить! – отвечаю на его следующий вопрос.
– Будешь. Обязательно будешь, – он снова достает сигарету из пачки, и я отхожу на шаг, чтобы уберечься от дыма. А вовсе не потому, что меня жутко напрягает такая близость.
– Тебе н-нечего… п-предложить, – я пропускаю «мне», сокращая количество слов, которые нужно выдавливать из себя. Это почти физический труд.
– Еще не знаю, по какой причине, но ты придешь ко мне.
– Не н-надо! Не… п-п-пройдет!
– П-п-пройдет, – передразнивает пижон, и у меня возникает желание треснуть его журналами по голове. – Ты всегда можешь найти меня в баре, в котором мы встретились. Спросишь у бармена, где Шустрый. Ну или напишешь на салфетке.
Издевается!
– Я п-постараюсь… з-забыть эту информацию!
На эту реплику он не реагирует. Делает еще затяжку и тушит каблуком окурок.
– А еще я хочу извиниться. – Он ловит мой непонимающий взгляд. – За извращенку.
Не сразу понимаю, серьезно он или шутит.
– Мне б-больше не… п-понравилось «д-долбаная».
Когда я заканчиваю эту тираду, вид у пижона такой, будто он невыносимо долго ожидал окончания фразы.
– Послушай, зайка. Ты очень неприятно говоришь. Это просто жесть. Лучше отвечай да или нет. Ладно?
Киваю.
– Кивок вообще отлично!
Делаю возмущенный вдох и крепче сжимаю журналы.
– …А вот то слово, которое только что промелькнуло в твоей голове, женщинам даже думать неприлично.
Я улыбаюсь. Самую малость.
– Проводить тебя? – снова издевается он.
Я очень медленно качаю головой.
– Тогда до встречи, зайка… И я не козел!
– Б-б-баран, – выдыхаю я.
– Прости. Ты невнятно подумала.
Он уходит пружинистой походкой, насвистывая, руки в карманах. Скользкий, хитрый, но, возможно, умный. И, похоже, упертый. Наверняка привык добиваться своего. Но насчет меня он ошибся. Ему нечего мне предложить. Я совершенно автономная система. Уже давно.
– Эй! – окликаю я, он оборачивается. – Эй, – повторяю с другой интонацией, будто зову по имени. Пижон прищуривается, склоняет голову набок. – Я… н-не п-приду.
– Придешь.
Хмыкаю и ухожу медленно, не оглядываясь. Наворачиваю круг по кварталу, прислушиваясь к ощущениям. Думаю, отстал.
Время приближается к обеду. Люди высыпают на улицы, и первое, что они делают, – поднимают лица к небу: впервые за две недели зимы большими пушистыми хлопьями падает снег. Я едва останавливаю себя, чтобы не начать ловить снежинки языком.
Кто же он такой? Я вполне могу размотать этот клубок, потянув за ниточку.
Прохвост. Не опасный преступник, но жулик. Что бы он ни задумал, это незаконно. После встречи со мной он заглянет в кафе и выпьет… чай. Чашку крепко заваренного сладкого чая. Алкоголь – только вечером и только с проверенными людьми: чтобы творить мелкие делишки, нужно постоянно быть начеку. Если я усыпляю внимание окружающих тем, что незаметна, то он делает то же самое, находясь на виду. Кто заподозрит человека, на лицо которого нацелены все взгляды? Но пока взгляды нацелены на лицо, руки могут вытворять что угодно.
Я вижу его насквозь.
Но вот она, та брюнетка… Я бы хотела взглянуть на нее еще раз. Чем она занимается, когда возвращается домой? У нее есть семья? Она любит готовить? Книга на барной стойке – это просто приманка или часть обычной жизни?
Обрываю свои мысли.
Когда слишком тянет, надо остановиться. Никаких компромиссов – иначе случится беда.
В коридоре с подошв сапог тотчас натекает лужица. Встряхиваю куртку, забывая увернуться от мелких брызг.
Брюнетка, вон из моей головы!
Блузка, вчера ночью брошенная у кровати, все еще пахнет сигаретным дымом.
Вон!
С полной кружкой горячего чая сажусь за ноут. Пока набирается вода в ванной, захожу в свой аккаунт в соцсети. Сегодня я из дома ни ногой: слишком уязвимой чувствую себя после встречи с пижоном. Так что могу разместить пост сейчас.
«День 37. Забыть намного сложней, чем вспомнить», – пишу я и чуть медлю, прежде чем закрыть окно браузера: запечатлеваю то, как выглядит эта фраза. Черное на белом. Буквы поджимают ноги, выставляют колени. После заглавной буквы они выглядят словно дырявый тоннель, в который запихнули мои воспоминания.
Заминки оказывается достаточно, чтобы я заметила, как пришло сообщение. Но не успеваю среагировать – палец жмет на клавишу мышки. Окно закрыто.
Некоторое время я сижу перед экраном. За мной с обоев рабочего стола желтыми фонарями подглядывает ночной город.
Может, не было сообщения? Показалось?
Я в соцсети тоже призрак. Друзей нет, на аватарке фотоколлаж из инета, имя придумано. Никто не мог мне написать.
Ладно, не надо обманываться. Сообщение пришло, я видела.
Возможно, это спам.
Скорее всего.
Точно!
Мне даже не надо возвращаться в аккаунт, чтобы это проверить.
Ну, чего мне бояться? Я же не делаю ничего плохого – ничего по-настоящему плохого. Да, подглядываю, но все увиденное остается при мне.
Допустим, не совсем так. Я сохраняю воспоминания фразами в сети, но это код. Декодер только у меня в голове.
Надо вернуться и прочитать сообщение.
А потом закрыть браузер и пойти принять ванную.
Я со спокойным сердцем снова захожу в соцсеть, открываю сообщение и чувствую неприятный холодок в солнечном сплетении.
Серый: Я три дня хожу вокруг вашей странички) Поговорите со мной?
Смотрю на запись так долго, что буквы начинают терять смысл.
Это не угроза, не обвинение, не шантаж. Но и не спам. Кто-то хочет подобраться ко мне поближе.
Все равно, какие у него намерения, дверь закрыта. Я хочу заблокировать возможность писать мне сообщения. Но не блокирую. И не выхожу из сети. По той же причине, почему не оглядываюсь, чувствуя на себе взгляд: хочу подпустить незнакомца поближе, узнать, в центре чьего внимания оказалась.
Возможно, он не блефует. Возможно, он и в самом деле случайно попал на мою страницу. Но вдруг я кому-то перешла дорогу, вдруг увидела лишнее – и надо быть начеку?
«Как вы меня нашли?» – пишу я и тотчас же стираю. Плохое начало разговора для человека, которому нечего скрывать. «Давайте», – исправляюсь я и, перед тем как отправить сообщение, добавляю восклицательный знак.
Ноут сообщает: мой собеседник набирает текст. Я жду и жду. Жду и жду…
Серый: Я зачарован вашей лентой. Подсел на ваши посты. Теперь прихожу сюда каждый вечер, чтобы узнать, какой будет следующим. Это же не цитаты чужих текстов, верно? Я гуглил.
«Но сейчас не вечер», – пишу я и снова стираю.
Невесомо барабаню пальцами по клавишам клавиатуры. Если я скажу правду, ведь ничего не изменится, верно? Никто не догадается, что значат эти фразы-коды.
Never111: Это мои мысли, только и всего.
Серый: Только и всего?)
Never111: Просто мысли, простите уж) Каждый день я умещаю в одну фразу. Это как подсказка. Когда можешь вспомнить, что произошло с тобой три недели или три месяца назад, время не кажется песком, который утекает сквозь пальцы.
Серый: Любопытный способ замедлить время)
Never111: А какой у вас?
Серый: Стараюсь жить на полную катушку, получать впечатления каждый день. Тогда я могу вспомнить, что происходило три месяца назад, не подглядывая)
Подглядывая… Я тотчас же говорю себе, почему застряла в этом чате. Теперь, думаю, даже обычному человеку уместно задать вопрос:
Never111: Как вы меня нашли?
Серый: Я искал не вас, а свою знакомую, вы просто оказались в предложенном списке. У вас интересная аватарка. Я свернул с маршрута, кликнул по ней. И увидел все это.
На моей аватарке принцесса с застежкой-молнией вместо рта. Обратила бы я внимание на такую аватарку? Возможно.
Never111: В инете чего только нет. И куда более интересного, чем мои одиночные фразы.
Серый: Одиночные выстрелы. Так точнее)
Похоже, он ждет реакции на шутку, но я молчу. Видел бы он, с каким угрюмым, воинственным выражением лица я вглядываюсь в сообщения.
Серый: Похоже, вам неприятно мое вторжение.
Хмыкаю и киваю.
Never111: Я не очень общительный человек.
Серый: Конечно, я догадываюсь, как много всего интересного есть в инете. Но вы же знаете такое понятие – резонировать? Я резонирую на ваши фразы, они находят отклик в моей душе, хотя я даже не всегда понимаю, какой в них смысл. Не прогоняйте меня.
Never111: Послушайте…
Я уже достаточно пришла в себя, чтобы, наконец, обратить внимание на его аккаунт. Страница пустая. И создана сегодня, а не три дня назад. Сегодня, черт побери!
Never111: У вас слишком свежий аккаунт, чтобы продолжать наше общение.
Серый: Не верите мне? Да, я зарегился только сегодня и сделал это из-за вас. Знакомую я искал через акк брата.
Never111: Если честно, мне все равно.
Серый: Простите. Обещаю, что не буду навязываться. Но не обещаю, что перестану временами сюда заглядывать.
Never111: Вы тоже простите. Надеюсь, в следующий раз серфинг по соцсетям приведет вас к более адекватной личности, чем я.
Не дожидаясь ответа, блокирую в настройках возможность отправлять мне сообщения и захлопываю крышку ноута. И только тогда осознаю, что ванная до сих пор наполняется.
Я срываюсь со стула с такой скоростью, что опрокидываю его.
Вот он – плюс жизни на первом этаже: никого не затопишь.
Над ванной колышется шапка белой пены. На плитку водопадом стекает вода, набралось по щиколотку. Чертыхаясь, выключаю кран – и осознаю, что взбудоражена куда сильнее, чем требует ситуация. Почему? Из-за чьих-то попыток пробраться в мою жизнь? Да, конечно.
Нет.
Причина в другом. Впервые за очень долгое время я полноценно общалась с кем-то, кроме себя. Это был настоящий, живой, эмоциональный диалог. Без запинок, без усилий, без ограничений по количеству слов.
Прекрасное, мимолетное исключение из правил, которое тоже больше не повторится.
Знакомства мне ни к чему. Они делают меня уязвимой. Подозревать каждого – единственная действенная защита при моем увлечении. Я хочу возвращаться домой после ночных прогулок, снимать парик, а вместе с ним – тревогу и неуверенность человека, играющего не по правилам. Дома я хочу быть свободной. Не сомневаться. Не бояться. Быть самой собой.
И потому – никаких знакомств.
Но, ползая по плитке на четвереньках, выжимая тряпку бесчисленное количество раз, промокшая и замерзшая, я улыбаюсь.
