– Давай поедим, – Юля оставила в покое кусты, – Желудок к горлу прилип.
Мы вернулись в дом и вдвоем приступили к приготовлению позднего завтрака или преждевременного обеда, кому как угодно это называть. Макароны и поджаренная колбаса. В окрестностях косили траву, шум газонокосилки, прорывающийся в дом, мешал разговаривать, настойчивые комары лезли из всех щелей.
– Сетку опусти, пожалуйста, – попросила Юля, сама она пробовала блюдо на соль.
Над открытой дверью, спрятанная за косяком, оказалась москитная сетка, служившая защитой от насекомых.
– Дверь, конечно, можно и закрыть, – Юля несла тарелки, – Но задохнемся от жары.
– На улице май, – я добыла вилки и вернулась к столу, – Причем май в наших холодных широтах.
– Не спорю, но с вентиляцией туго.
***
Подставляя лицо прохладному ветру, и щурясь от заходящего солнца, Юля зачитывала вопросы викторины, откопанной в недрах журнала из прошлого десятилетия:
– В каком известном романе фигурировали Джо, Мег, Бет и Эми Марч?
– «Маленькие женщины», – это легко, это я читала на первом курсе на нудных парах по философии. Профессор Романов любил не рассказывать, а зачитывать километровые монологи с презентаций, скачанных из интернета. Поэтому его никто не слушал.
– Кем был Чингисхан? – Юля выискивала что-нибудь оригинальное.
– Монгольский хан, ты и сама знаешь, – я лежала рядом, в другом гамаке, и с легкостью дотянулась до журнала, – Моя очередь. Объект, вокруг которого все вращается в гелиоцентрической системе?
Она приподнялась на локтях, выражая свое недоумение.
– Требуется перевод слова «гелиоцентрическая».
– Модель мира, где Солнце в центре Вселенной, – пояснила я, – Ошибки прошлых поколений.
Журнал у меня забрали. Юля положила его под спину и показала мне язык.
– Надоело, – сказала она.
Отдохнули, поужинали шашлыком и отправились спать в девять вечера, потому что обе, особенно я, валились с ног. Бессонная ночь, перетекшая в насыщенный день, напомнила о себе.
К половине пятого утра, когда Юля ритмично храпела в зале, меня вырвали из сна раскаты грома. Ночная тьма отступала, однако из-за грозы света вокруг крайне мало. Со всех сторон наползали тени. Незримыми нитями прокрались в фантазии пугающие звуки. Уснуть снова не смогла. Мне казалось, что рядом кто-то есть.
Дачный участок. Всего лишь дачный участок. В саду полно инструментов и прочего железа, звенящего под ударами дождевых капель, ветер раскачивает деревья и их ветки бьются о крышу. Все объяснимо. Подкроватных монстров не существует.
Признала очевидный факт: в потемках мне чудился не подкроватный монстр, не домовой или злобная старуха, поджидающая путников в лесу, мне чудился треск ломаемого замка и скрип деревянной двери.
Дождь и гром не давали сосредоточиться и отделить от них остальные шорохи.
В обнимку с Юлей спал Фунтик, они с головой залезли под два одеяла, прячась от бушующей стихии. У ее кровати – стакан с водой. Когда мы расходились по своим койкам, Юля воду не брала, видимо, она тоже недавно просыпалась.
Прикрыв дверь в комнату Юли, я дошла до выхода и убедилась, что замки не потревожены, затем вернулась к себе.
В принципе, выспалась. Надев толстовку и домашние брюки, плюшевые такие, я пошла на второй этаж за книжкой: у родителей Юли четыре стеллажа с художественной литературой.
Читала, дремала, снова читала.
В семь часов по лестнице поднялась Юля.
– Не пугай больше, – сказала она, кутаясь в плед, – Я глаза открыла – светло, Фунтик твой отдавил мне ноги, а тебя самой нигде нет.
– Подумала, я способна на утренние прогулки по лесу? – гроза закончилась.
– Угу. Полина в поисках адреналина, – каламбур от сонной Юли. Поразмыслив, она предложила:
– А, правда, давай прогуляемся после завтрака, – у нее загорелись глаза.
– Сыро, – я поджала под себя ноги.
– Свежо, – не согласилась со мной Юля.
– Сначала организм должен получить калории, – уступила я.
После завтрака она вытолкала меня на улицу. Мы побродили без всякой цели, рассуждая о людях и трудностях, связанных с ними, потом Юля увидела пару грибов за пеньком.
– Зачем они тебе?
– Это же и для супа и для заготовок, – Юля несла грибы в жилетке, снятой с плеч, – Вечером поедим с мясом и картошечкой. Знаешь, насколько вкусно?
– Догадываюсь.
Наступая на еловые иголки и ветки, я следовала за Юлей по пятам во время ее грибного марафона. Закончилась наша прогулка у озера, окруженного лесом и густым кустарником, плавно переходящим в траву у самого берега. Кое-где виднелся песчаный пляж.
– Какая температура должна быть у воды, чтобы купаться? – Юля сняла кроссовок, – 22 градуса или больше?
– 22, наверное, хватит, – отозвалась я, и Юля сняла второй кроссовок, – Ты же не полезешь туда?
– Почему нет? – жилетка с грибами оказалась на валуне, который расположился у водной глади.
– Потому что 22-х градусов нет, – подул холодный ветер, подтверждая мои слова.
– Обидно, что похолодало.
– Ночью гроза была, – сказала я, садясь на валун возле вещей, – Вчера под вечер не вздохнуть было, затем ливень до самого утра, вот тебе и ответ, почему духота сменилась прохладой.
Оставив идею искупаться, Юля подвинула куртку и присоединилась ко мне, сев так, что кончики пальцев ног достали до воды.
– Считай, открыла купальный сезон.
Равномерный шум воды и крохотные волны, расползающиеся по поверхности озера, забрали грустные мысли. Не зря я поехала с Юлей. Гораздо полезнее, чем кидаться дома на стены.
– Жаль ту девочку, – Юля повернулась ко мне.
Она говорила о Дине с тщательно скрываемым волнением, боялась коснуться того, что разрушит хрупкий каркас моего морального состояния.
– Она заслуживала большего, – выдохнула я, – У нее в телефоне сохранились фото некоторых картин, любительских, но достойных. В них чувствовалась какая-то… мечта.
Мы одновременно посмотрели вдаль, туда, где за лесом скрывался горизонт.
– Красивый бы получился некролог, – сказала Юля.
– Некрологи все красивые, – ответила я, – Только разницы никакой.
Приятная обстановка стала мрачной.
– Разница есть, – развила мысль Юля, – Ты хочешь, чтобы тебя поминали хорошим словом или плевали на могилу? Держу пари, что первый вариант.
– Я хочу жить. Подольше.
С этим не поспоришь. Юля надела кроссовки обратно, ее ноги в воде мерзли, спрыгнула с валуна и прошлась по песку, вычерчивая веткой незнакомые мне символы.
– Можешь прочитать? – задала вопрос Юля.
– Похоже на английский, – я тоже слезла с камня, – Буквы очень-очень напоминают английский алфавит, но это не он, так ведь? Латинский?
Она кивнула.
– Aetate fruere, mobili cursu fugit, – Юля перевела, – «Пользуйся жизнью, она так быстротечна». Ну, в общих чертах перевод такой.
– Ты, оказывается, полиглот, – я нарисовала рядом знак бесконечности, не знаю, почему, – Где латынь выучила?
– Одну-единственную фразу. У дедушки была книжка с известными изречениями на латыни. Эта фраза мне приглянулась.
Мы чертили, писали и рисовали, как малые дети, увлекшись новой игрой. Снятие стресса, наверное. Надо запатентовать способ. Когда на песке не осталось ни одного нетронутого клочка, мы побросали ветки в траву, закончив снимать стресс.
– Не злись из-за Константина, – Юля решила сменить один тяжелый разговор на другой, – Он не просил тебя увольнять.
– Опять за старое?
– Но это правда. Когда ты уехала, Константин пришел к тебе с предложением перейти в другой отдел. Он уговаривал Эдуарда Викторовича отправить племянницу туда, но она не захотела ни в какую.
– Лично слышала?
– Да.
– Лично слышала все или то, что сказал Костя?
Я перешла в своих рассуждениях на «ты». Покончила с формальностями. Наверное, переход на «ты» с человеком, хотя бы мысленно, переводит ваши отношения в ранг личных. В нашем случае, возвращает их в ранг личных.
– Все. Он расстроился, когда понял, что ты уже сделала собственные выводы и умчалась, я поработала для него психологом. Пришел Эдуард и завел свою шарманку про стажировку, Костя долго упрямился, уговаривая не совершать необдуманной перестановки кадров.
– Понятно, – заключила я.
Хорошо. Бонус для его кармы, что не мстил, тем более столь низким образом.
– Ты с ним встретишься?
Я подумала.
– Нет. Отношения у нас скомканные. Не получилось со свиданием, не получилось дальше. Тенденция, знаешь ли.
– Жаль.
– Тебе же лучше. Вот станет подруга жить с твоим начальником, про тебя рассказывать будет. Оно тебе надо?
Я говорила Юле о Константине, а сама думала о грибах. Незнакомы мне они. Совершенно. В мае вообще можно собирать и употреблять грибы? Юля завернула свои находки обратно в жилетку, почувствовав мои недобрые подозрения.
– Ты сама не своя, – сказала она, – Полгода назад, когда мы без приглашения встречали тебя в аэропорту с остатками багажа, ты выглядела счастливой. Бабушка твоя… я все понимаю, Полина, каждый, кто терял близкого человека, поймет, но ты тонешь в своих страданиях. Закрылась в четырех стенах, заменила друзей котом, за которым не поленилась в соседний город съездить, а на годовщину свадьбы моих родителей не явилась. Прячешься.
– Не прячусь.
– Ага. Как сказала, ты «перевариваешь». На Костю обиделась понапрасну, на меня сорвалась. Полин, может, тебе помощь какая нужна? С работой нелепо получилось. Я думала, что спасаю тебя, но увольнение… Прости меня.
От меня ждали вразумительного ответа. Юля выжидала, затаив дыхание. Что ей сказать? У меня нет других близких людей. Есть Юля и Эля. Кроме них, никто не обнимет меня, когда я буду плакать.
– Я люблю тебя. Забудем об этом, – сказала ей, разворачиваясь в другую сторону, – Не хочешь поискать дорогу обратно?
Она сверлила меня взглядом. Поморгала, приняв ситуацию и переключилась:
– Искать? У меня с топографией проблем нет, – Юля стряхнула песчинки с нижнего края штанов.
– По звездам пойдем?
– По мху на северной стороне деревьев, – отозвалась Юля, – Хватай вещи, уж не заблудимся в двух километрах. Полина. Все будет хорошо. Не думай о той бедняжке, ее, конечно, очень жаль, но в этом нет ничьей вины. Ты не изменила бы ее решение.
– Нормально все, – я шла к кромке леса.
– И не бойся, – догнала Юля, – С тобой ничего не случится.
Проснулась от того, что меня бесцеремонно толкали. Выходные всегда заканчиваются не вовремя. Я только-только привыкла к безмятежному пению птиц на даче, как требовалось встать и покинуть помещение, вернувшись обратно к городу и своим демонам.
– Слава Богу, тебя не добудишься, – Юля стояла надо мной и держала бокал.
– Не говори, что собиралась окатить меня водой, – веки слиплись, лицо опухло.
Два часа в дороге пролетели незаметно. Юля слушала аудиокнигу, новомодную историю о запретной любви, я с телефона сидела в интернете, просматривая двадцатый психологический сайт. Нужны были дельные советы, как преодолеть страх ночевать одной. Из полезного нашла номера скорой помощи и полиции. Добрый человек с анонимного аккаунта рекомендовал представить, что вы не одни дома. Чудесно. Последнее, что мне нужно в пустой квартире, подвергшейся нападению, посреди ночи – это мысль о наличии в ней кого-то другого. Особенно успокаивает на фоне проживания в одиночестве.
Аудиокнига закончилась. Юля припарковалась на обочине и с раздражением закрыла программу. Я пропустила, чем там все обернулось для героев.
– Настолько плохо?
Она сделала несколько глубоких вдохов.
– Он умер, – Юля прислонилась лбом к рулю, – Откуда в авторах столько жестокости? Какой цинизм. Довести персонажа до трех финальных страниц, обещать ему любовь, понимание, в конце концов, обеспеченную старость, и позволить умереть от руки человека, ради которого он лишился всего?
– Может, в том и суть? – я закрыла форум, – Изворачивайся, как угодно, надрывайся из последних сил, но никто не гарантирует признания или благодарности.
– К выводам претензий нет, реальность жестока, – Юля отщипнула кусочек булки, лежащей в пакете, – Просто в этом не было никакой нужды. У них и врагов-то не осталось: всех вычислили, кто-то раскаялся, кто-то погиб. Буквально три страницы потерпеть до счастливого конца! Нет. Понадобилось придумать предательство от брата.
– Обидно, – помощник из меня никакой.
Сама знаю, насколько больно бывает даже от ненастоящих историй. Подобрать слова для поддержки не могу.
– Жизненно, – вздохнула Юля.
– Вдруг есть продолжение?
Кстати, отличный принцип. Если история не устраивает, придумать ей свое продолжение.
– Точно нет, – она завела двигатель, – Переживу. Напоминание о несбывшихся желаниях, сказку никто не обещал.
Юля включила радио, и до моего адреса ехали под невнятные песни незнакомых исполнителей.
– Останови у метро, – сказала я, – Дойду.
– Подвезу в целости и сохранности к дому, – она смотрела на знаки, – Нечего бродить по безлюдным улицам.
Я огляделась. Город к семи утра проснулся, дворы и проспекты заполонили люди, спешащие по делам. У перекрестка, под сломанным светофором, собралась целая толпа из желающих перейти дорогу, однако водители не притормаживали, пропуская пешеходов. Всем нужно успеть вперед.
– Вроде, не такие улицы и безлюдные, – указала на самый популярный участок пути, на котором яблоку негде упасть.
– Все равно, – отделалась от меня Юля, – У нас доставка до двери.
Во дворе пусто. От езды я начала уставать километров пять назад, хоть и не напрягалась за рулем.
– Твоя зайка стоит, – Юля указала на мою черную машину, – В отпуске будешь меня катать на ней.
– Разве не ты хвасталась июльскими билетами? – спросила я, – Отель с мамой выбирали, пляж на фотографиях с лупой рассматривали, чтобы без камней и палок.
– Не порти фантазии, – Юля проверила время, – 07:15, скоростное передвижение у нас сегодня. Десять минут на дорогу до бутербродов, десять минут на еду, пять – на переваривание, и за двадцать минут вполне долечу до офиса. Кто молодец? Я молодец.
Ни разу не замечала у нее такой пунктуальности.
– До встречи, – я вылезала с нагретого сидения.
Юля помогла достать вещи:
– Пора.
– Спасибо за дачу.
Два дня были в режиме отключение от времени. Перезагрузка вдали от источника проблем.
– Полина, – догнала Юля, вновь выскочившая из машины, – Если будет плохо, то знай – всегда можешь на меня рассчитывать. Дачу и лес на постоянной основе, конечно, предоставить не смогу, ездить долго, зато диван на моей кухне железно закреплен за тобой.
– Я…
– Видела я твои запросы в поисковике, – она подмигнула, – Не верю в ерунду с заговором, и ты не верь, чисто на всякий пожарный предлагаю позитивный вариант.
Я обняла Юлю, вкладывая в действие всю признательность. Не так и страшен груз ответственности, когда есть люди, готовые его с тобой разделить. Юля, поправив макияж, вернулась на водительское место и одними губами прошептала, как сильно собирается скучать.
Машина Юли скрылась за поворотом, она наверняка выехала за пределы двора, когда я вдруг обнаружила, что пакет очень легкий. Он стал меньше. Сменных кроссовок, брошенных сверху, нет. Пакет стоял внизу, под задним сидением, видимо, кроссовки вывалились по пути.
– Юль, – рискнула и позвонила ей сразу, – Слышишь?
– Соскучилась? – спросила она, в голосе звучал смех, – До остановки еле доехала.
– Посмотри, пожалуйста, у тебя там не валяются кроссовки?
– Ага, лежат, – ответила она, – Прости, вернуться обратно не могу, крюк придется сделать огромный. Они очень нужны?
– Не очень, просто убедилась, что не посеяла их, – я завершила разговор, пожелав Юле хорошего дня.
В кармане куртки дыра, по размерам напоминавшая склад, мобильник провалился в подкладку. Я замешкалась, вытаскивая его оттуда и расстегивая молнию на сумке, в нее надо будет убрать телефон, иначе не хватит рук при открывании дверей.
Отошла к закутку рядом с каморкой дворника и поставила переноску с Фунтиком на бордюр.
Это кота и спасло.
Сзади раздались шаги. Чья-то холодная рука больно схватила за шею, не позволяя оглянуться, пакет я уронила, из раскрытой сумки, висящей на плече, посыпались вещи.
Взлетела стайка любопытных птиц.
Я, кажется, закричала перед тем, как с размаху приложиться о кирпичную стену. Ориентация в пространстве меня покинула вместе со зрением. Человек, удерживающий за шею, отпустил, едва я стала заваливаться на бок. Пострадавшая голова получила бы новый удар, на этот раз об асфальт, если бы я не подставила при падении локоть.
Видеть не могла. Все мутное, в глазах слезы, движение головой отдается пульсацией в теле. В содранную кожу впиваются мелкие камешки, хотя такая незначительная деталь не волнует. При попытке перевернуться на спину я прочувствовала подошву чужого ботинка, меня вернули в исходное положение и прижали сильнее.
Легкий рывок – и вещи, не выпавшие из сумочки сразу, выдраны насильственным образом.
Человек забирал мои ценности. Это ничего. Это не беда. Лишь бы отстал.
Рядом раздался лязг, похожий на звук складного ножа. Я подняла голову. На разглядывание человека энергии не было, действие, скорее, неосознанное и рефлекторно. У него нож. Если это правда, то жить мне не больше минуты. И я завопила, привлекая всех, кто мог оказаться поблизости, за что получила новый удар.
К счастью или сожалению, резкий толчок отключил от происходящего.
Пока лежала, сумку обчистили, часть предметов, судя по стуку, забирать мужчина не стал, а бросил.
Сознание не ушло без следа. Это накатывало волнами: что-то слышно, что-то чувствовалось, потом – вакуум, и возвращение к реальности. Я боролась. Конечно, не с нападающим, на него сил не хватило бы и при самом выгодном раскладе, я боролась с собой. Шум проезжающей машины и удаляющиеся шаги я не слышала, а именно чувствовала перед очередным погружением во тьму. Вынырнула из нее, сжимая рукой упавший пакет, от похлопывания по щекам. Рядом со мной сидели, приводя в чувство, далекий и близкий голос произнес:
– Вода в машине.
Опять провал, конец фразы разобрать не представлялось возможным. Чуть дальше, будто повыше, другой голос бормотал:
– Средь бела дня. Это и я, и моя жена, и любой из нас мог попасть под раздачу. Девочка дышит? Сотрясения у нее нет?
Знакомый голос. Какой день, если сейчас раннее утро? Потрясающе удобный момент караулить кого-нибудь во дворе.
– Я не экстрасенс, по ауре наличие сотрясения не определяю, – ответил человек, сидящий ближе, – Вызывайте полицию.
Боюсь, полиция к нашему дому соваться не захочет. Проклятие сплошное кругом. Меня приподняли, провели по голове, проверяя раны и шишки, и чем-то укрыли.
– Не надо никого вызывать, – прохрипела я, не открывая глаза, – Мне и так хорошо.
Разговоры немедленно прекратились, зрители ожидали следующих заявлений, пока я собирала обрывки мыслей в одну картину. Захват. Удар об стену. Падение. Вещи. Саднящая рана отступила на второй план, на первый неотвратимо выходила головная боль, а в косметичке, зарытой в глубине пакета, есть ибупрофен.
– Бредит, – констатировал второй голос.
– Полина, не двигайтесь какое-то время, возможно, травмы серьезные, – нервным тоном сказал первый, – Внутреннее кровотечение нельзя исключать, до приезда врачей не вставайте.
Конечно, ему виднее, не он же лежит на голом тротуаре. Я подтянула пакет, насколько смогла, и стала искать свою передвижную аптечку на ощупь.
– Это шок, – заявил второй человек, явно пересмотревший «Клинику», – Дезориентация, потеря сознания, слабость. Бедняжка еле шевелится и бессмысленно двигается – это сто процентов шок.
Ко мне даже вернулась способность анализировать от таких чудес диагностики.
– Таблетки, – набрав в грудь воздуха, пояснила, – В пакете косметичка с лекарствами, я могу лежать хоть до обеда, только раскалывается голова, которую мне чуть не отбили.
Кстати, да. От такого удара я могла навсегда прописаться в больнице под аппаратами, продлевающими жизнь. Будем считать, отделалась легким испугом. Не тошнит, кости, вроде, целы, да и лужи крови нет.
Щелчок в голове – первый человек обратился ко мне по имени, но из местных мужчин я знакома лишь с дядей Мишей, который, судя по всему, был вторым из компании по спасению.
Когда открыла глаза, дядя Миша, продолжая играть в доктора, демонстрировал четыре пальца.
– Сколько?
– Четыре, – ответила я, трогая кожу над виском тыльной стороной ладони. Крови совсем мало.
– Соображает.
Вердикт оригинальный. Без дополнительных комментариев мне на ноги положили пачку обезболивающих таблеток.
– Напрасно сели, – сказал тот, на кого я не смотрела, потому что он сидел за моей спиной. Не оборачиваясь, узнала голос. И узнала куртку, накинутую на меня. После случившегося можно предположить, что это последствия удара. Вроде, галлюцинации входят в перечень основных признаков сотрясения мозга.
– Костя? – я обернулась, – Боюсь даже спросить, что ты тут делаешь в семь утра.
– И не спрашивай, – легко согласился он, краснея.
– Вы знакомы? – Михаил не самый внимательный человек в городе. Определенно, не самый.
– Немного, – ответила я.
– Коллеги, – выдал свою версию Костя.
Это потом.
– Где он? – спросила я.
– Убежал, – сказал Костя.
Они оба видели, как нападавший скрылся с моими вещами.
Я встала, шатаясь и держать за руку Кости, подняться смогла сама, не принимая никаких возражений. Михаил держал пакет, Костя кривился от моей неразумности.
Яркий рассвет спрятался за облаками, начнется дождь – к травмам добавится ангина или воспаление легких, поэтому я вернулась в вертикаль. Разбираться, почему бывший руководитель почтил меня своим присутствием, конечно, нужно не при Михаиле. И без того после этого выступления сплетни обо мне побьют все рекорды рейтингов тринадцатого дома.
Из дорогих вещей уцелели ключи. Кошелька нигде не было. Золотой браслет, который я сняла перед поездкой на дачу и сунула в сумку, также канул в лету. Телефон остался при мне, он так сильно пострадал при падении, что интереса не представлял. Михаил держал мою расческу, напрочь растянутую резинку для волос, пару листочков из блокнота и три квитанции ЖКХ еще со съемной квартиры. Потери – браслет и кошелек. Сколько в кошельке было? Около восьми тысяч. Нет, семь с половиной, пятьсот рублей я заплатила за батончики и кофе с коробкой конфет.
– В полицию? – спросил Костя.
Его черная куртка, которая грела мои плечи, пропиталась легким ароматом парфюма. Порыв – поскорее избавиться от неугомонного Кости. Мало мне историй с работой? По этой причине я бежала, бросив трудовую книжку на растерзание, по этой же причине поскандалила с Юлей. И снова здравствуйте.
Но сегодня Костя невероятно учтив и заботлив, не появись он рядом, неизвестно, чем бы дело кончилось. Его заслуги, правда, в этом нет, всего лишь счастливая случайность.
– Домой. Помогите, пожалуйста, дойти, – я перевела взгляд на Михаила, – Лифт до сих пор не починили?
– Дождешься от них, – ответил Михаил, имея в виду ремонтников.
Ковылять пришлось до пятого этажа. Очаг боли в голове, не в ногах, только каждое движение все равно давалось с трудом. Мы шли цепочкой: Михаил нес сумки, Фунтика и открывал двери, Костя придерживал меня.
– Спасибо, – кивнула я Михаилу у своей квартиры, он недоверчиво посмотрел на Константина и задержался на площадке.
Царапин на верхнем замке стало больше, нарисовалась одна кривая и глубокая. Очень хорошо отрезвляет.
– Костя, не хочешь зайти ко мне?
Дядя Миша удивился. Да неужели? Даром мне Костя не сдался, а вот для подстраховки вполне подойдет. За безопасность квартиры я поручиться не могла.
– Полина, я до трех никуда не собираюсь, – добавил Михаил и без церемоний обратился к моему спутнику, – Вас, молодой человек, смогу опознать без проблем.
Будь я Костей, я бы обиделась. А он, не теряя самообладания, понимающе хмыкнул, принял из рук в руки мои котомки у Михаила и даже рта не открыл.
– Коврик скользкий, – предупредила на входе.
Не стала разглашать детали событий двухдневной давности, почувствовав, что на лестнице количество людей увеличилось, я подтолкнула Костю внутрь. В подъезде громыхал топот десятков ног. Наверное, Дину сегодня хоронят.
Естественно, визит Кости я не планировала. В прихожей остался семейный альбом и чашка с глотком кофе, как я надеялась, что хотя бы без плесени. Плесень не образовалась, зато на полу образовался цветной носок, используемый Фунтиком в комплекте с остальными игрушками. Перед уходом я ничего не замечала.
– Три секунды, – я скрылась в ванной комнате.
Сбросила порванную куртку и отмыла кровь с локтя, рану на голове тереть опасалась, просто побрызгала на лицо прохладной водой, остужаясь.
Когда возвращалась обратно, к Косте, приготовилась отвечать на шквал вопросов и оттаскивать его от предметов интерьера, но Костя стоял на коврике, не сдвинувшись ни на миллиметр, почесывал Фунтика и даже не смотрел по сторонам. Он не ходил по комнатам и ни к чему не прикасался. Не заваливал вопросами. Культурно ждал.
– И не спросишь, как я здесь оказался? – Костя отпустил кота. Фунтик требовал продолжения банкета.
– Что тут непонятного? – я подошла к зеркалу, – Юля.
Кто, кроме нее, мог предельно точно назвать время нашего возвращения? Костя ведь не гулял у пруда, подкармливая уточек, он ехал пообщаться со мной.
Он молчал. Ну, конечно. Вариант в любой случае проигрышный. Признает, что Юля посодействовала, тогда мы с ней поругаемся, она обидится и на него, и на меня, следовательно, среди моих друзей у Кости появится личный враг. Скрыть участие Юли нереально.
– Она не виновата.
– Паяльник? – приложила ватку к ссадине, – Или ты пригрозил ей лишением должности? На какие злодеяния ты способен, что бедной девочке некуда было деться?
Взглядом Костя прожигал мою спину. Все я знала и понимала. Юля не носит значок городской свахи, рьяный интерес к моей личной жизни от нее исходит впервые.
– За кого ты меня принимаешь? – изумление от Константина.
– Сарказм – это язвительная насмешка, – заметила я, хорошо, что рана поверхностная, – Допусти я мысль, что Юля сделала это из скверных побуждений, то ни один из вас бы не пересек порог моего дома.
– То есть, все нормально? – уточнил Костя.
– Относительно.
Ибупрофен действовал. После такой дозы адреналина и облегчения при уходящей боли ко мне короткими перебежками возвращалось хорошее настроение.
– Юля сказала, почему ты уехала. Зачем? Да, у нас есть определенные сложности, и возникли они раньше, но я не стал бы использовать работу для сведения счетов. Мне и злиться, честно говоря, не на что. Мы нормально и не поговорили.
Многовато людей взяли привычку замаливать грехи в моей прихожей. Дина тоже принесла извинения. За подругу. Костя объясняет, дескать, не его это наглость, это ошибка.
Историю я знала от Юли. Было важно, насколько она совпадет с его версией.
– Все-таки спрошу – это не попытка свалить вину на меня?
Столько событий за утро.
– Нет, разумеется, нет, – попятился он, чуть не налетев на Фунтика, – Я хотел зайти и сказать лично, что ты в любой момент можешь вернуться.
– И Юля дала карт-бланш на поездку ко мне.
Костя не прошел дальше двух метров, крутился между вешалкой с куртками и стеллажам для обуви.
– С Эдуардом все разрешилось, я подобрал его племяннице вакансию в другом филиале, как раз они ждали помощь. Если бы знал, как ты отреагируешь, придумал бы что-нибудь быстрее.
Извиняться потом придется уже мне. Опять я самая виноватая. К Юле не прислушалась, Костю обвинила.
– Разговор и для меня неловкий, – поддержала его.
Костя оживился, широко улыбнулся и прекратил трепать несчастную вешалку для верхней одежды.
– Признаю – не права, – я развернулась к нему, – Ополчилась на тебя, не разобравшись.
Он кивнул.
В комнате я накрасила губы бордовым блеском, скрывая дрожь и неуверенность. Как помада может с этим помочь? Не знаю. Но с ней немного легче. Юля, ее попытка меня чем-нибудь, скорее, кем-нибудь занять, Костя с его благородными намерениями, Фунтик, умоляющий о тарелке с кормом – это текущие проблемы.
После удара о каменную стену они казались пустыми, как кувшин, привезенный мамой из Египта.
Кто-то сегодня хотел денег или моей смерти. Если хотел денег, то пусть берет. Если другое… Не было в моей богатой биографии дня, когда я использовала бы слово «смерть» по отношению к себе. Кремация родителей проходила в состоянии дикой истерики, я не соображала ничего, пока бабушка не залепила звонкую пощечину так, что моя помада размазалась. Черная помада. Все черное. И ленточки, и костюмы, и помада, купленная по случаю за год до трагических событий. Ту помаду я смывала в туалете на ближайшей заправке. Маслянистый краситель, не сдающийся холодной воде, превратил мое лицо в месиво из краски, красноты и слез. Но даже тогда я не ощущала смерть в полной мере.
Родителей не стало. Я была жива.
– Готов? – я спросила только ради одного – Костя должен быстрее испугаться и уйти под любым предлогом.
– К чему?
В мое отсутствие он, видимо, не шевелился, продолжая разглядывать телефон. Это делает ему честь. Тактичность высоко ценилась всеми родственниками до пятого поколения.
– Ты хотел вызывать полицию, – вместо порванной куртки на мне приталенный пиджак, – Я тоже захотела. Через пару дворов, на соседней улице, есть отделение полиции, пусть и они потрудятся.
В прозрачную бутылку из-под сока я налила миллилитров четыреста, чуть не доходя до горлышка, фильтрованной воды.
Костя подал руку, когда мы вышли из квартиры.
– Зачем? – находясь на ровной поверхности, я не понимала, к чему такой жест.
– По лестнице ты сама не спустишься, – ответил он.
Я все могу сама. Доехать до отделения, дабы написать заявление или посетить клинику, проверяя, нет ли поводов для госпитализации – все могу.
***
Заявление, написанное по всем правилам и соблюдая все пункты, у меня приняли не слишком охотно. Молодой человек нервничал:
– Ограбление? Действительно? До обеда хоть подождали бы, – он налил кипяток в чашку.
– Шутите?
– Настроение у него с утра отвратительное, – другой полицейский перехватил инициативу.
Я в долгу не осталась:
– У меня тоже плохое настроение, побили тут немного, товарищ капитан, – да, я умею различать звания по погонам, – Отобрали деньги и золотое украшение, мой друг – свидетель.
На слове «друг» Костя заметно повеселел. Лейтенант посмотрел с недоверием.
– Хорошо, – принял документы.
Его старший коллега, узнав номер дома, изменился в лице и поинтересовался, что у нас там за портал в криминогенный мир, с которым столько проблем.
– Это серия? – Константин, не поворачивая головы, покосился на меня, и взял документ со стола, – Почему ты сразу не сказала, что это повторяется регулярно?
Он меня воспитывать собрался?
– Потому что нет никакой серии, – я забрала из его рук заявление и вернула на стол, – Они о другой истории, совершенно не связанной с этим инцидентом.
Формально, конечно, я говорила кристально чистую правду, между самоубийством Дины и мелким грабежом непролазная пропасть.