Алена Игоревна Филипенко Укради его удачу

Книга издана при участии бюро «Литагенты существуют» и литературного агента Дарьи Савельевой.

Книга не пропагандирует употребление алкоголя и табака. Употребление алкоголя и табака вредит вашему здоровью.

Все права защищены.

Никакая часть данной книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме без письменного разрешения владельцев авторских прав.

© Филипенко А. И., 2026

© Оформление. ООО «МИФ», 2026

Глава 1. Вика

Проснувшись, первым делом тянусь к вороту пижамы и проверяю, на месте ли кулон, в котором я храню засушенный четырехлистный клевер. Пусть независимое исследование, проведенное в Швейцарии, и уверяло, что один четырехлистный клевер выпадает на 5076 трехлистных, мне понадобилось четыре месяца, чтобы такой найти.

Глажу кулон, говорю: «Удача, удача, я стану богаче», – затем встаю с кровати с правой ноги.

Надеваю браслет с подковой, кольцо с лунным камнем, сережки с желудями. Это дает мне слабую уверенность, что, пока я собираюсь на работу, мой дом не рухнет.

Давайте знакомиться: меня зовут Вика, и я хроническая неудачница. Если бы я жила в двенадцатом дистрикте, меня бы выбрали для участия в «Голодных играх». Так что, возможно, это единственная моя удача в жизни – я не в Панеме.

Неудачницей я была всегда, сколько себя помню. Расскажу вам один случай из жизни, чтобы вы поняли, насколько все плохо.

Был конец марта, я, двенадцатилетняя, шагала в резиновых сапогах домой. Добиралась коротким путем – через гаражи, по узкой грязной тропинке. И вдруг услышала хор мальчишеских голосов: все смеялись, улюлюкали. Среди этих голосов был и другой, жалобный.

– Ешь, ешь, ешь!

– Не буду, отстаньте!

Я нахмурилась, сразу поняла, чем пахнет дело: толпа издевается над слабым! Этого я допустить не могла, поэтому живо дернулась в сторону голосов.

Выйдя к одному из гаражей, я увидела, как стайка мальчишек – человек пять, примерно мои ровесники – заставляют самого низенького и щуплого есть грязный снег с маленькой, не до конца растаявшей кучки. У мелкого были заплаканные глаза, да и вообще выглядел он крайне несчастным.

Я выпрямилась, расправила плечи и грозно двинулась на обидчиков.

– Эй вы! Чего маленького обижаете?

Все головы разом повернулись ко мне.

– О-хо-хо! Это что за каланча? – заржал один из мальчишек.

– Столб! – подхватил другой.

– Дядя Степа!

– Вали отсюда, башня, пока в башню не получила!

Все засмеялись над «остроумной» шуткой.

Но оскорбления мальчишек не выбили меня из колеи. С самого первого учебного дня я была выше всех в классе на голову, а то и полторы, и насмешки сыпались на меня постоянно. Обидные прозвища вроде «Шпала» или «Швабра» приклеились ко мне на все школьные годы.

Валить я не собиралась. Вместо этого нащупала в кармане свисток – нас на ОБЖ научили всегда носить с собой свисток, чтобы отпугивать хулиганов, – достала его, сделала шаг и… поскользнулась. Пятачок льда был крошечным и, думаю, единственным в радиусе тысячи километров.

Правая нога взорвалась вспышкой боли.

– А-а-а! – закричала я. – Нога! Нога!

Дальше произошло удивительное. Мальчишки не растерялись, позвонили в скорую. Сообразили, что машине между гаражей никак не проехать, поэтому где-то раздобыли санки. И вот все присутствующие – и обидчики, и их жертва, – действуя слаженно и перекрикивая друг друга, покатили меня на санках по грязи к выходу из проулка.

– Да помедленнее, не так трясите! А ты, – обратился один из обидчиков к жертве, – под ногу ей куртку засунь, чтобы толчки гасить!

Меня выкатили к дороге, дождались приезда скорой. Про то, что компания, вообще-то, издевалась над одним из ребят, уже забыли. Все говорили только про мою ногу.

– Да вывих это!

– Перелом у нее, я тебе говорю! Вон, видишь, кость торчит?

– Она в этом месте у всех торчит, придурок! Глянь свою ногу, там так же!

– Ни фига не так же!

Рентген показал, что у меня тяжелый перелом. Заживала нога долго и мучительно. Что было дальше с тем мальчишкой, над которым издевались, не знаю. Я его больше никогда не видела.

Я живу со своей семьей в трехкомнатной квартире. Одну комнату занимают родители, другую – старший брат с женой и сынишкой, а третью – дедушка. Где сплю я? В гардеробной. Там умещается матрас, и если положить подушку на полку, а ноги – на ящик с игрушками, то мне, с моими ста восьмьюдесятью сантиметрами роста, даже не придется складываться.

Просыпаюсь я всегда в одно и то же время независимо от того, рабочий день у меня или выходной. Дело в том, что в ванную утром всегда очередь. И мое окошко – между племянником Костиком и дедушкой. Если не успею перед дедушкой, то в ванную без противогаза следующие два часа не зайти.

Квартира утром похожа на муравейник. Оля, жена брата, бегает за Костиком, чтобы одеть его в детский сад, брат Слава все время что-то теряет и ко всем пристает: «Где мои ключи? Не видели кошелек? Куда делись мои очки?» Папа бездумно слоняется по квартире с чашкой кофе, засыпая на ходу. Мама носится электровеником, хватаясь за десять дел одновременно. Хорошо, что дедушка обычно в это время еще спит.

Дергаю дверь совмещенного санузла – занято. К моему удивлению, я слышу, как внутри кого-то рвет.

– Мам, у нас кто-то отравился? – недоуменно спрашиваю я, тупо смотря на дверь. Рядом с ванной – кухня, где мама возится с завтраком: открывает упаковку готовых сырников и ставит их в микроволновку.

– Не слышала – удивляется мама, которая обо всем происходящем в нашей семье узнает первая. – А что такое?

– В туалете кому-то плохо.

Мама почему-то смущается. И тут дверь открывается. По привычке я смотрю перед собой – у нас в семье все высокие, – но никого не вижу. Потом опускаю взгляд и замечаю на уровне груди макушку Оли. Все время забываю, что невестка коротышка.

Ей тяжело живется в семье великанов. Чтобы сэкономить место, мы забиваем вещами все пространство до потолка. На кухне у нас выстроена башня: стиральная машина, на ней духовка, а на самом верху – микроволновка. Бедной Оле постоянно приходится вставать на стул, чтобы погреть еду.

Лицо у невестки сейчас совершенно зеленое.

– Что с тобой? – спрашиваю я. Оля отмахивается.

– Все нормально.

– Ты что, беременна? – шучу я.

Оля с мамой переглядываются так, будто от меня в этой семье что-то скрывают.

Я ахаю.

– Ты правда беременна!

– Ага, – нехотя признается Оля.

– Какой месяц?

– Четвертый.

– Что?!

Я ожидала услышать, ну там, первый или второй, но четвертый?

– И вы все это время молчали?! – Я в полном изумлении смотрю то на маму, то на Олин живот, не понимая, чего во мне сейчас больше – радости от новости, что у меня будет второй племянник, или возмущения, что мне так долго ничего не рассказывали. – Мам, ты ведь все знала!

Мама делает вид, что слишком увлечена разогревом сырников.

– Все знали, кроме меня!

– Вик, так Славик решил. – Оля садится за кухонный стол, обмахивается полотенцем.

– Что решил Славик? – Мой брат-гигант втискивается в тесное пространство кухни.

– Вы больше трех месяцев скрывали от меня, что ждете ребенка! – возмущаюсь я.

Брат примирительно улыбается.

– Витек, ну прости, нужно было перестраховаться.

– Перестраховаться? От чего? – бурчу я, садясь на стул. Раздается глухой «хрясь!», тут же еще один – и я оказываюсь на полу.

– От этого. – Брат кивает на мой стул, ножки которого решили сломаться в самый неподходящий момент.

– Когда мы пойдем в цирк? – В кухню заглядывает дедушка. Он уже много лет несколько не в себе. Наполовину – в реальном мире, а наполовину – в каком-то своем. И часто я думаю, что не прочь бы пожить в дедушкином мире. Там хотя бы есть цирк.

– У нас тут свое представление, – отвечает брат, помогая мне подняться. – С грустными клоунами.

Я наступаю брату на ногу, он ойкает.

– Мое невезение, между прочим, распространяется только на меня одну. – Скрежещу зубами, потирая ушибленный затылок, и переключаюсь на мысль о том, что скоро у меня появится второй племянник.

Я обожаю быть тетей. С Костиком можно здорово подурачиться, а когда надоест, достаточно просто вернуть его родителям. Эти мысли сменяются другими: когда дети подрастут, у меня, вероятно, заберут гардеробную, и мне придется спать в коридоре…

– Не только на тебя одну, – качает головой брат. – Стиральная машина нужна была всем.

Дома меня не подпускают ни к какой технике. Стоит мне до чего-нибудь дотронуться – оно обязательно ломается. Это уже случилось и с утюгом, и с блендером, и с пылесосом, и вот, в последний раз, – со стиральной машиной. На этом родные поставили точку и объявили, чтобы я ни к чему не прикасалась. На самом деле это довольно удобно: теперь за меня и стирают, и гладят, и пылесосят. Хоть какой-то плюс от моего хронического невезения!

– Давайте завтракать. – Мама расставляет тарелки на столе. – Папа, садись.

– Мне нужно по делам! – важно заявляет дедушка и хватается за дверную ручку санузла.

– Нет! Только не до завтрака! – хором кричат все, но дедушка уже исчезает за дверью. И тут я понимаю, что пропустила свое окошко.

Не помню, был ли какой-то конкретный момент, с которого я стала невезучей. Мне кажется, невезение было со мной всегда.

Взять, например, школу. С учебой мне никогда не везло: учителя постоянно вызывали меня к доске, когда я не была готова, на экзаменах мне доставались самые плохие билеты. А однажды на лабораторной по химии из-за меня трое человек попали в больницу с отравлением: мы проводили опыт с сухим льдом, в результате которого выделялся углекислый газ, и я перестаралась.

Школу я кое-как окончила на тройки и ни в какой университет, естественно, не поступила. Но я и не особо стремилась – знала, что ничего не выйдет и никуда меня не возьмут. Поэтому я пошла работать официанткой в забегаловку «Гнутые вилки». Мне кажется, название кто-то предложил по приколу, а владельцу оно отчего-то показалось креативным. Название и вправду подходит заведению как нельзя лучше, но не думаю, что идет ему на пользу. Сейчас мне двадцать, я все еще тружусь в «Гнутых вилках» – и уже один этот факт ставит на мне клеймо невезучей.

Новые зарядки и наушники у меня сгорают через три дня, мебель подо мной ломается, птицы постоянно гадят на голову, в магазине я встаю в самую медленную очередь, одежда расходится по швам в самый неподходящий момент, а когда я выхожу из дома, всегда начинается дождь – как будто надо мною постоянно висит личная грозовая туча. Я часто становлюсь жертвой мошенников и карманников: в интернете меня постоянно взламывают, с карты крадут деньги, на улице вечно что-нибудь выхватывают прямо из рук. Как-то у меня выдернули ананас и полку для ванной. А самое эпичное случилось, когда вор спер у меня мусорный пакет, доверху забитый использованными подгузниками Костика. Домашние потом долго надо мной смеялись, называли моего вора самым неудачливым вором в мире и шутили, что мы с ним могли бы стать отличной парой. Но мне было не смешно, ведь это моя жизнь.

У черного кота, которого я взяла из приюта, вылез целый ворох проблем, начиная от гиперестезии (бедолага до крови грызет себе хвост, вырывает клоки шерсти с попы, и вообще он тот еще садомазохист) и заканчивая тем, что кот совершенно не может определять расстояния и все время промахивается. Хочет выйти из комнаты – врезается в дверной косяк. Собирается прыгнуть с дивана на подоконник – приземляется посередине. И так как питомец может посоревноваться со мной за титул самого невезучего, то посередине обязательно оказывается то, на что приземлиться он хотел бы меньше всего: например, мамин игольчатый массажный коврик.

Собственно говоря, так я и выбирала кота – по неудачливости. Остальные кошки в приюте спали, что-то грызли или играли, а бедняга Лаки, застряв головой в прутьях клетки, истошно орал. Когда я увидела эту несчастную морду, то поняла: это судьба.

Перед выходом из дома я собираю вещи, без которых не рискую появляться на улице: запасная одежда, огромная аптечка, второй телефон, карта, заламинированная распечатка всех важных телефонных номеров, несколько банкнот и паспорт (в непромокаемом чехле), отпугиватель собак, сигнальная ракета, перочинный нож, веревка, зонт, дождевик, водонепроницаемые чехлы на обувь, антисептик и многое-многое другое. Из самого необычного, пожалуй, – шлем и портативный женский писсуар. Я довольно часто застреваю в лифте, а на голову мне почти каждый день что-то падает. Как-то на меня приземлился кусок пиццы. И судя по тому, что удар вышел очень болезненным, пиццу выкинули этажа с пятого, не ниже. Спасибо уже за то, что это было не пианино. Но с тех пор я прохожу под балконами со шлемом на голове.

Шлем у меня красивый, кожаный, для верховой езды. Если сильно не приглядываться, его можно принять за стильную кепку. Так что прохожие не слишком удивляются, почему я иду по улице в шлеме. Но Кира, моя школьная подруга, впала бы в ужас, если бы увидела меня в таком виде. И ни за что не согласилась пойти со мной, пока я бы не переоделась. Такое случалось постоянно: если ей не нравился мой вид, она отправляла меня переодеваться…

Поймав себя на том, что снова думаю о Кире, я грустно улыбаюсь своему отражению. Хоть мы и не общаемся много лет, раны, которые она мне нанесла, еще не затянулись.

Толкаю дверь подъезда, немного мешкаю в проеме, собираясь с духом, словно выхожу на гладиаторскую арену. А до работы мне всего пятнадцать минут пешком.

На дворе вторая половина октября. Низкое осеннее солнце, озаряющее все вокруг мягким желтым светом, почти не ощущается на коже. Асфальт блестит от луж, в воздухе стоит запах прелых листьев и мокрой земли.

Надеваю свой стильный шлем и делаю шаг вперед.

Что же произойдет в этот раз?

Сначала меня окатывает водой поливальная машина, смывающая грязь с дороги, затем, когда я прохожу мимо дворника, который сгребает листья, поднимается ветер, и вся куча оказывается на мне. Листья прекрасно липнут к мокрому, и я теперь напоминаю гигантского осеннего йети. По моей ноге проезжаются тележкой, я наступаю в лужу и проваливаюсь по щиколотку, какой-то ребенок тычет в мою куртку мороженым, из овощной палатки на меня валятся помидоры.

И вот я на работе. Днем это столовая, вечером же заведение превращается в пивнушку. В воздухе неизменно стоит микс запахов столовской еды и кислого пива. Удивительно, но народу здесь всегда прилично: сюда заходят пообедать рабочие консервного завода (где, кстати, трудится мой папа), а дешевое пиво и веселые акции привлекают клиентов по вечерам.

Хотя по документам я тут официант, на деле в мои обязанности входят и уборка, и починка, и мытье посуды, и многое другое. Директор этого заведения в курсе моего невезения и закрывает глаза на то, что из-за меня тут постоянно что-то идет не так. Видимо, желающих делать такую работу за мою зарплату не так уж много.

Удивительно, но за день в «Гнутых вилках» случаются только две неприятности: днем вырубает электричество, а вечером, неся два подноса с пивом, я поскальзываюсь и, уронив оба, падаю на осколки.

У меня сменный график: два дня работаю по двенадцать часов, затем два отдыхаю. Поэтому на следующий день, в пятницу – в свой выходной – встречаюсь с другом в баре. Я прихожу первая и машу ему, как только замечаю у входа высокую фигуру.

С Мироном мы дружим еще со школы, и так как внешне мы похожи, нас часто принимают за брата и сестру. Мы одного роста, носим один размер одежды, у нас обоих светлые непослушные волосы (которые у Мирона из-за короткой прически смешно торчат в разные стороны) и резкие черты лица.

Но если бы меня попросили нарисовать Мирона Березина, он бы получился у меня таким: желтый «Лифан Смайли» с наклейкой на заднем стекле в виде полосатого кота, очки в мятной оправе, малиновый стаканчик для кофе в руках как неизменный аксессуар, уродливый брелок-шар из перьев, висящий на лямке мешковатого рюкзака, и узкие джинсы (бунт против трендов).

Как же я благодарна судьбе за то, что она послала мне Мирона. Без него я бы совсем пропала. С дружбой, как и со всем прочим, мне никогда не везло, но Мирон был исключением.

До встречи с ним у меня была одна-единственная подруга – та самая Кира. «Токсичная подруга», – поправляет меня мой внутренний психотерапевт. Каждый раз, когда я вспоминаю Киру, он просит добавлять это определение.

Так вот. Моя токсичная подруга Кира общалась со мной только тогда, когда это было нужно ей, самоутверждалась за мой счет и использовала как грушу для битья: выплескивала на меня свою злость за то, в чем я даже косвенно не была виновата. У меня не было никакого опыта в дружбе, и я считала, что такое обращение – норма. Сама «подруга» постоянно подливала масла в огонь и повторяла, что у нас с ней абсолютно нормальные взаимоотношения. И если мне что-то не нравится, то это я странная. И я ей верила.

Все изменилось, когда я смогла оборвать эту «дружбу» и встретила Мирона.

Мирон переехал в наш район и поступил в нашу школу, когда я перешла в девятый класс, а он – в десятый.

В начале того года нас двоих отправили помогать с организацией городского марафона. Мы размечали трассу дорожными конусами. Трасса была пятикилометровая, так что работа предстояла долгая, и нам надо было о чем-то болтать. Вот мы и болтали, выяснили, что у нас много общего и вообще нам двоим здорово друг с другом.

Мирон – настоящий. Он невероятный друг: добрый, отзывчивый, внимательный, готовый прийти на помощь в любую минуту.

Но есть в Мироне и один недостаток. Он гуру сайтов знакомств и больше, чем свою, хочет устроить мою личную жизнь, постоянно предлагая мне кандидатов для свиданий. Поправка: предлагал. Последние три романа были настолько неудачными, что я еще не отошла от них и пока не собиралась вступать в новые отношения.

Один парень попросил у меня денег в долг и исчез. Потом вскрылось, что он не только взял в долг, но еще и оформил на меня кредит. Мне пришлось обивать пороги разных организаций и доказывать, что это не я.

Второй парень требовал чуть ли не ежеминутных отчетов с фото: где я, с кем и что делаю. Везде искал потенциальную измену и постоянно ко всему цеплялся. Это быстро меня утомило. Последней каплей стало другое. Дело в том, что у меня есть хобби: в свободное время я пишу книгу (расскажу о ней чуть позже). И этот парень попросил прочесть ее, а после пришел ко мне с десятистраничным отчетом с замечаниями. Где-то на пятой странице, устав слушать об «отсутствии внутреннего стержня» у моей героини и «слабой, невнятной структуре сюжета», я сказала, что нам надо расстаться.

Третий парень сначала показался нормальным, но как только дело дошло до постели, вскрылось, что у него не все дома. Он хотел, чтобы во время секса у меня на голове было мусорное ведро.

Сам Мирон в отношениях не состоит. Но не потому, что ему не везет, а потому, что слишком уж длинный у него список критериев к спутнице жизни. Например, его избранница должна любить черепах и быть «жаворонком».

Как только мы садимся за столик, Мирон с ужасом останавливает взгляд на моих перебинтованных руках.

– Ерунда, – опережаю я его вопрос. – Всего-то уронила пару подносов с пивом и приземлилась сверху. Правда, начальник обещал вычесть расходы из моей будущей зарплаты, а я и так торчу Славику пять тысяч…

Мирон сочувственно качает головой.

– Викусь, может, поищешь другое место? – спрашивает он. – Твоя работа – кошмар. Вон, Катя начинала с официантки в «Бегемоте», – упоминает он модный ресторан, – и поднялась там уже до менеджера. А она пришла позже тебя.

Я морщусь. Не люблю разговоры про чужой успех, а еще когда меня сравнивают с кем-то и намекают, что я ни к чему не стремлюсь и болтаюсь в проруби, как то самое.

– Все бессмысленно, – вздыхаю я. – Меня не берут в приличные места. Я им все время не подхожу.

Мирон смотрит на меня недоверчиво.

– Когда ты в последний раз подавала куда-нибудь резюме?

– Не знаю, может, год назад, – неуверенно говорю я. – Или полтора.

– Вот! – победно восклицает Мирон. – А говоришь, не берут!

К нам подходит официант. Я заказываю коктейль «Удача викинга» с медом и можжевельником, Мирон останавливается на чем-то попроще – просит пиво. А вот Кира обязательно потребовала бы, чтобы я заказала то же, что и она. Нет, во времена нашей дружбы мы еще не пили алкоголь, в кафе брали безалкогольные напитки и… Стоп! Я что, снова думаю о Кире?

– Все бессмысленно, – возвращаюсь я к нашему с Мироном разговору, когда официант уходит. – Мое невезение все равно меня не пустит.

– У тебя всегда одна отговорка: невезение да невезение! – сердится друг, потом задерживается взглядом на моих волосах и тянется ко мне рукой. – У тебя там…

Он не договаривает.

– Что там? Тарантул? Змея? Я горю? – пугаюсь я.

– Нет, всего лишь жвачка, – успокаивает Мирон. – Но я не смогу ее убрать. Придется резать.

Я достаю перочинный нож с кучей приблуд, отыскиваю там ножницы и протягиваю Мирону. Он отрезает жвачку вместе с прядью. Затем косится на меня.

– Нет, знаешь, я все-таки признаю, что ты невезучая, – в конце концов говорит Мирон.

– Да ладно? – Я изображаю удивление. – И тебя смогла переубедить только жвачка в волосах?

– Нет, я просто все-все сопоставил. К тебе действительно липнет неудача. Но! – Он понижает голос и берет выразительную паузу. – Я думаю, ты сама на это влияешь. Ты веришь в то, что невезучая, вот и притягиваешь неприятности.

– Думаешь, я не пытаюсь с этим бороться? – хмурюсь я. – Я уже прочитала гору книг. И «Кузнец своего счастья», и «Как управлять удачей», и даже «Большую книгу нашептываний». Мне ничего не помогает.

Официант приносит заказ. Я делаю глоток коктейля, чувствуя, как медовая сладость обволакивает нёбо.

– Значит, будем решать твою проблему по-другому.

Мирон достает из рюкзака книгу.

– Это что, хроники судьбы? – усмехаюсь я.

– Не, лучше – советская фантастика!

– Ты хочешь мне погадать на «Последнем эксперименте профессора Захарова»? – Я непонимающе смотрю на обложку.

– Ага! – гордо отвечает Мирон.

– Звучит обнадеживающе, – говорю я с сарказмом. – И в чем суть?

– Ты назовешь мне два числа. Первое от одного до… – Мирон пролистывает книгу до конца. – Пятисот сорока трех, второе – от одного до сорока. А я прочитаю тебе выбранную строчку из книги.

– И как строчка из книги решит мою проблему?

– Она поможет тебе лучше понять себя, вытащить на поверхность твое бессознательное, выявить источник проблемы и разобраться с ней, – говорит друг тоном инфоцыгана, рекламирующего курс, без которого ты определенно продолжишь жить не так.

Я поднимаю со стола меню, рассматриваю, что под ним.

– Чего ты делаешь? – недоуменно спрашивает он.

– Ищу листок с текстом твоей вдохновляющей речи, – язвлю я. – Признайся, ты мне сейчас будешь впаривать эти свои суперские «Хроники судьбы профессора Кузнецова» за миллион!

Мирон тяжело вздыхает.

– Ты невыносима! Во-первых, не Кузнецова, а Захарова. Во-вторых – не «Хроники судьбы», а «Последний эксперимент». И в-третьих – гадать можно абсолютно на любой книге. И только потому, что мне реально больно наблюдать за тем, как ты гниешь в своем болоте, я продолжу. Давай называй мне числа.

– Ну ладно. Двести шесть и восемнадцать.

Внимательно слежу за тем, как Мирон ищет нужную строчку. Хотя к подобному я отношусь скептически, я все-таки заинтригована и потому не произношу ни слова.

– «Командир! Для компенсации фоновых искажений требуется синхронизация с источником стабильных колебаний!» – выпаливает Мирон.

Несколько секунд мы оба потрясенно молчим.

– Синхронизация… с источником чего? – Я напряженно тру лоб.

– «С источником стабильных колебаний», – повторно читает Мирон.

– А это чего такое?

Он пожимает плечами.

– Тебе должно подсказать твое бессознательное. Видимо, это, э-э-э… Что-то надежное, что не подводит.

– Что-то, что работает, как часы. Или кто-то… – задумчиво говорю я, и тут меня осеняет. – Стой! А что, если «стабильные колебания» – это удача?

Мирон вчитывается в книгу.

– Ну не знаю…

Я оживляюсь и продолжаю мысль:

– Смотри: фоновые искажения – это мое невезение. Стабильные колебания – это удача. А их источник – это… это… – Я усиленно думаю. – Это кто-то везучий! А синхронизация – это наш с ним контакт!