Алена Фаверо
Моя миссия любовь
Глава 15. 15 декабря. Семейные ценности
Нервно барабаню по рулю, подгоняя светофор. По пути из больницы опаздываю в салон на макияж и укладку. Оттуда еду сразу к родителям Ника. На заднем сидении пакет с подарком – китайский чайный сервиз на шесть персон. Из рассказа Ника я запомнила, что его мама любит красивую сервировку и хорошо печет. Он мало говорил о родителях. Знаю еще про старшего брата от первого маминого брака, а отец Ника – так называемый «фестивальный» ребенок. Дедушка Попула приехал из Эфиопии на какой-то международный студенческий съезд, влюбился, решил остаться.
Оля звонит уже третий раз, нажимаю «принять».
– Минута, – говорю я, предвосхищая вопрос, и сворачиваю в сторону салона.
– Хорошо, жду тебя, – меня накрывает волной благодарности за то, что в моей жизни есть хоть кто-то близкий.
Спустя два часа у большого зеркала стою красивая я и трое девушек, ответственных за это. На мне темно-фиолетовое шерстяное платье на запах, сапоги на невысоком каблуке, черное пальто. Локоны, ровная кожа, нюдовый маникюр. Сегодня я не выгляжу как психиатр, сегодня я – идеальная девушка. Улыбаюсь отражению. Благодарю девочек и отправляю сообщение своему парню, хоть и не настоящему. Пока не настоящему.
Мы не виделись больше недели, Ник вернулся из Москвы сегодня. За семь дней – два коротких звонка и несколько сообщений с вежливыми вопросами о самочувствии. Плюс мое чистосердечное признание, пока только себе: я скучаю. Попытки забыть его эти одиннадцать лет были безуспешны, а с началом наших не настоящих отношений и вовсе потерпели крах. Сейчас это как стратегическая игра, кто первый напишет, кто сделает шаг, что абсолютно выматывает. Поэтому сегодня, после ужина, я собираюсь признаться ему. Открыть ящик Шредингера и выйти из суперпозиции. Какой смысл затягивать, если мы оба заинтересованы? Еще меньше смысла, если один из нас не хочет, а другой надеется. У меня на это нет времени.
Беру пакет с подарком и сажусь в такси. Вечерний Новосибирск переливается огнями, отражая себя же в миллиардах снежинок. «Шазамлю» песню, которая играет по радио: «Tanerelle» Continuum. Добавляю в свой плейлист.
Как интересно распаковывается эта линия жизни, каждый поворот открывает новое и мне кажется, что сегодняшний вечер станет точкой невозврата. Это волнительно. Закрываю глаза и чувствую, как дребезжит тело. На уровне атомов. Дышу.
Высокий мужчина в черном пуховике ждет у шлагбаума. Даже издалека узнаю осанку и манеру держаться. Это человек, от которого зависит моя миссия и самооценка. Хотя, стоп. «И то и другое зависит исключительно от меня», – пафоснее обычного поправляет Богиня. Спасибо большое, так и есть. Черный пуховик хрустит навстречу, и у меня перехватывает дыхание. Нет, дело не в улыбке, а в энергии, которая от него исходит. У всего есть вибрационная волна. Его – похожа на теплое облако, в которое хочется укутаться.
– Привет! – он берет пакет и протягивает мне руку, помогая перебраться через сугроб. – Мама весь день готовилась, она в предвкушении, – он закусывает губу, что можно было бы принять за смущение. Но Ник и смущение находятся в разных парадигмах. Значит, показалось, я полагаю.
– Я волнуюсь, – честно признаюсь, когда мы заходим в лифт. Это мое любимое место с ним – крошечное, закрытое пространство, которое быстро наполняется древесным ароматом, сегодня с нотками цитруса.
– Мы справимся, – широко улыбается мужчина и легонько дотрагивается до моего плеча, в качестве поддержки, я полагаю.
Широкая дверь приоткрыта, за ней холл с десятком лампочек. Это напоминает современное поместье. Квартира пропитана стилем.
– Проходите!
К нам выходит высокая брюнетка, похожая на модель или актрису. Крупные черты лица, выразительные серые глаза. На ней простой белый свитер и джинсы идеальной посадки. Как и Ник, эта женщина производит впечатление несуществующей идеальности. Это его мама, я полагаю.
Мы проходим в просторную гостиную, здесь тоже все выдержано в неоклассике. Мой внутренний эстет наслаждается.
– Мам, это Амалия, – его голос звучит немного торжественно, и на минуту я забываю, что все это – лишь спектакль, это все – не мое.
– Папа еще не приехал? – спрашивает Ник, оглядываясь.
– Скоро будет.
Стол уже накрыт. Я спешно дарю Елене Васильевне сервиз. Она, кажется, искренне радуется и какая-то часть меня начинает надеяться, что спектакль превратится в реальность. Идеальная семья, идеальный Ник, все здесь кажется совершенством. «Вот именно, КАЖЕТСЯ», – мягко подсказывает другая субличность, я не успеваю понять, какая.
Рассказ Елены Васильевны, которая попросила называть ее Еленой, прерывает звонок в дверь. Она на секунду замирает, как будто обдумывая, кто это может быть или нужно ли открывать. Грациозно поднимается с места и скрывается в коридоре. Доносится несколько голосов, но слова не разобрать. Через минуту в гостиную заходит мужчина, с внешностью богатыря из детских сказок. Высокий, плечистый, с кудрями цвета соломы. Ник чуть заметно вжимается в стул. Он пристально смотрит на нежданного гостя, чтобы скрыть это. Здоровяк улыбается во все зубы, кажется, искренне и открыто. Он источает свет и безусловную силу – не физическую, а силу духа, личности и души. За его спиной показывается невысокая женщина в платье-футляре, говорящем «я знаю, что шикарна». Элегантным движением она поправляет пряди волос, и я вижу лицо. Раскосые глаза, полные губы, черты лица как у азиатской версии Арианы Гранде. Стоп! Это же Диана. Та, что была в тот вечер с Ником!
Сегодня волосы распущены, но это точно она. То есть, Диана – девушка брата? Значит, они с Ником общаются как друзья или даже почти родственники? Диана машет нам миниатюрной ладонью, и я замечаю ее взгляд в сторону Ника. Взгляд не поверхностный, как его, а с вызовом, с энергией. И это что-то значит, я полагаю.
– Привет! – мягко тянет здоровяк, обращаясь ко мне голосом Зевса.
Я растягиваю улыбку и мычу. Это, видимо, моя классика общения с мужчинами. Диана обвивает рукой широкое предплечье и улыбается молча и натянуто. Теплая рука Ника касается моей спины, и я вздрагиваю от неожиданности.
– Знакомьтесь! Это моя девушка, Амалия, – он пристально смотрит брату в глаза. – Амалия, это мой брат, Антон.
В голосе все еще есть напряжение, и пока я не понимаю, что между ними происходит. Потому что богатырь искренне улыбается всем лицом. И теперь, когда он ближе, я могу рассмотреть глаза цвета новосибирского неба. Они похожи на те, что мне снились. Эти мужчины – противоположности, но наследственность у них отличная, оба выиграли ДНК-лотерею. Знаю, что иногда душа может специально выбрать тело, близкое к идеалу человеческой красоты, чтобы пройти определенный опыт. Внешняя привлекательность может стать «проклятием», потому что когда мир видит в тебе красивую картинку, не замечает, что внутри.
Слишком много идеальности на квадратный метр. Даже в стильной одежде и с макияжем, в этой гостиной я чувствую себя персонажем из сказки про Элли – чучелом. Внутренняя Богиня негодует от таких мыслей, Жириновский готовит трибуну, чтобы начать речь об истинной красоте и как в нашей стране ее «просрали». Но я лишняя здесь еще и потому, что ненастоящая девушка: просто макет, чтобы отогнать назойливые вопросы родителей.
Ловлю диссоциацию: кажется, я не совсем здесь, и это не со мной. Иду в туалет, чтобы прийти в себя. Смотрю на отражение, потом фокусируюсь на предметах, ощущениях и звуках. Вот кусок мыла с ароматом лимона, прохладная вода. Пол с подогревом, платье мягко прилегает к телу, чуть щекотно от пряди волос на шее. На полочке стоят свечи и аромадиффузор. Прислушиваюсь к аромату, кажется что-то ванильное. Дышу осознаннее, замечаю, как на вдохе воздух чуть прохладный, а на выдохе – теплый. Вдох и выдох. Мысленно представляю, как возвращаюсь в тело, дышу через солнечное сплетение. За дверью слышны шаги и голоса.
– Что у нас тут за ярмарка обуви? – доносится из коридора. Отец Ника, я полагаю.
– Мальчики приехали. А Коля с девушкой! – от радости голос Елены звучит выше.
Шаги отдаляются, я еще раз смотрю в отражение. Понравлюсь ли я этому мужчине? А нужно ли мне это? Они – второстепенные герои моей истории. Зачем ждать одобрения? Субличности устроили митинг в поддержку самоценности. На плакатах большими буквами «Я(МЫ) шикарны». Улыбаюсь образам из бессознательного и выхожу в яркий свет холла.
В гостиной пока четверо: Елена, двое ее сыновей и миниатюрная Диана. На столе появилось огромное блюдо с крабами, на тарелках – салат, в бокалах – что-то соломенное. Ник беззвучно произносит «шампанское». Киваю. Я не любитель пузырьков, но выпендриваться, пожалуй, не буду, сделаю вид, что пью.
В гостиную входит высокий, под два метра, мулат спортивного телосложения. Свитер, джинсы, осанка как у военного, выражение лица под стать, волосы очень короткие, гладко выбритое лицо. Возраст не определить. Если бы увидела его в другой обстановке, никогда бы не подумала, что это – отец Ника. Владимир, сложное отчество не запомнила.
Хозяин дома садится во главе стола, напротив жены. Я упираюсь взглядом в улыбающееся лицо Антона, мне хочется назвать его «Ясно солнышко», он как будто сошел с былины о Русских князьях. Большой, но не перекачанный; красивый, но не слащавый. Антон внимательно слушает и поддерживает нить разговора. Он заразительно смеется и тонко шутит. Ник единственный, кто не реагирует на харизму и обаяние брата. Мой ненастоящий парень притих, я чувствую напряжение с момента появления незваных гостей. Елена тоже заметила это, она старается вовлечь его в разговор, касается руки, удерживает визуальный контакт. Ник на все это отзывается сдержанно.
Первый тост за знакомство предлагает Антон. Он говорит, что рад видеть семью в таком составе и благодарен Амалии, то есть мне, что наконец «приручила зверя». Ах, если бы! Натянуто улыбаюсь. Владимир с легкостью разделывает очередного краба и, между делом, интересуется рабочими вопросами. Из разговора понимаю, что Антон – юрист и работает с отцом в их семейной компании. Интересно, как богатырь выглядит в костюме.
– Жаль, Николай никак не удосужится нам помочь. А мог бы, – разламывая очередную фалангу, произносит Владимир. Ник задерживает дыхание.
– Родной, мы обсуждали эту тему много раз, давай не будем сейчас, – мягко вмешивается Елена, касаясь руки младшего сына. Тишина чуть затягивается, но отец, продолжая свои манипуляции с содержимым тарелки, обращается к Диане, которая молчала весь вечер:
– Напомни, кем работаешь?
– Я блогер и фитнес тренер, – улыбаясь и хлопая ресницами чаще нужного, отвечает девушка.
– Это теперь считается профессией? – тон серьезный, Владимир смотрит в тарелку, ковыряя салат.
– Пап, у нее аудитория почти десять тысяч и заработок отличный, – Антон с нежностью накрывает маленькую ладонь девушки своей огромной лапой.
– Учить людей жопу качать – благородно, ничего не скажешь! Амалия, ты тоже блогер? – он переключается на меня. Сглатываю.
– Она психиатр, – опережает меня баритон Ника.
Владимир отрывается от салата и изучающие смотрит мне в глаза. Отвечаю тем же, стараясь не отвести взгляд от волнения. У этого мужчины глаза цвета черной дыры, проницательные и «тяжелые».
– Ты врач?
Утвердительно киваю. Он переводит взгляд на Ника и поднимает палец вверх, давая свое одобрение, я полагаю. Впервые за вечер их отец не критикует. Видимо это одна из нескольких или вообще единственная причина, почему Ник предложил именно мне такую взаимовыгодную сделку. Улыбаюсь и делаю три больших глотка шампанского, морщусь от пузырьков. Судя по всему, понравиться папе моего не настоящего парня действительно сложно, и пока мне это удается. Теперь было бы здорово понравиться и самому парню.
Вечер становится чуть расслабленнее; может, это связано с несколькими тостами от Антона, а может, Владимир был слишком голоден и раздражен, передавая всем свое состояние. Ник откидывается на стуле, и я наконец-то слышу его смех. Мне тоже комфортнее, я забываю и о договоренности, и о миссии, и об утекающем времени. Позволяю себе просто быть. Ловлю себя на том, что наслаждаюсь обществом этих людей. Одновременно становится грустно, что это наша первая и последняя встреча.
– Амалия, ты на праздники в городе остаешься? – интересуется Елена. Утвердительно киваю, запивая торт.
– Приезжайте с Ником на дачу на Рождество! Мы празднуем католическое. В понедельник – ужин, потом останемся там до нового года.
Медлю с ответом: ведь мы планировали только один вечер. Ник взглядом спрашивает, не против ли я. Киваю. Я за.
– Конечно, мам, – улыбается он в ответ.
Предложение звучит, как очередное одобрение. Диана с Антоном тоже подтверждают свое согласие. Елена радостно потирает ладони и говорит, что предвкушает чудесные праздники. Потом Антон помогает ей с посудой, а Ник с отцом уходят в кабинет. Мы с Дианой почти не говорим, ограничиваясь несколькими вежливыми вопросами о работе. Она достает телефон и полностью погружается в его содержимое. Я рассматриваю коллекцию винила и книги по искусству.
– Амалия, – мое имя голосом Елены звучит мягко и элегантно, – позови ребят из кабинета, Антон с Дианой уезжают, проводим их.
Иду через холл по коридору в дальнюю комнату. Останавливаюсь возле одной из картин – на черном фоне переливающиеся нейроны головного мозга. Я знаю эту картину, ее автор – Грег Данн, бывший ученый. Это строение задней теменной коры, отвечающей за координацию движений. Задерживаюсь, чтобы рассмотреть получше. Нахожу сайт художника, оставляю в закладках: было бы здорово повесить такую в кабинете.
– Она знает про Диану? – доносится из приоткрытой двери.
– Нет.
– Тебе же лучше, чтобы никто не узнал. Если еще раз увижу вас вместе, молчать не буду. Она – девушка твоего брата. Тебе что, мало девок для развлечения? Зачем с будущей женой брата спать?
– Все не так, пап. Она моя бывшая…
– Просто не вздумай продолжать, – рычит голос. Я до боли сжимаю в руках телефон и боюсь пошевелиться. – С врачихой серьезно?
– Вряд ли.
– Ну, разберешься. Что с инвестициями?
Пульсация в голове глушит голоса, медленно возвращаюсь в общий холл.
Я – не чучело, а прикрытие. Щит, закрывающий постыдные связи. И это «вряд ли» – вишенка на куче. Сердце превращается в шаманский бубен, тело мелко трясет. Поднимается злость. «Подонок, я для тебя игрушка, что ли?» – кричит Богиня, голосом Жириновского. Да, он мне ничего не обещал, мы договорились о помощи друг другу открыто и цивилизованно. Но боль предательства пронзает желудок. Как можно спокойнее, чтобы не привлекать внимание, иду в туалет, полоскаю рот, дышу, смотрю в зеркало. Стучу поочередно по плечам, чтобы помочь психике «переварить» услышанное. Информация тоже может отравить, сейчас мое тело реагирует на слова как на прокисшее молоко – пытается избавиться. Но это не молоко, я не могу забыть «зачем спать с будущей женой брата». Кишечник готов вывернуться наизнанку.
Важно включить логику и анализ, иначе эмоции захлестнут с головой: ревущая без повода Амалия на этом празднике жизни точно будет лишней. Довести уговор до конца, отыграть свою роль, улыбнуться на прощание и больше никогда их не видеть. Завтра это будет просто воспоминание, туман, нелепое совпадение. В целом, я делаю благое дело – помогаю сохранить пару Антона и Дианы. При мысли об этом передергивает. Сочувствую старшему брату, которого обманывает девушка, брат и отец, скрывающий правду. Это слишком сложно и драматично для моей скучной, последовательной жизни. Моя симпатия к Нику растворяется. Еще минуту назад я хотела ему нравиться. Теперь хочу ударить.
Я планировала рассказать ему о своих чувствах? Буду придерживаться плана. И как только выйдем, скажу все, что думаю. Субличности в полной боевой готовности. «Поехали!» – кричит Жириновский, и я выхожу в холл.
Злость помогает удерживать улыбку, пока мы прощаемся с Антоном и Дианой. Я глушу мысли и жду. Елена предлагает задержаться еще, картинно зеваю и смотрю на часы. Ник вызывает такси, родители уговаривают его съехать из отеля, тот отказывается. Прощаемся. Елена и Владимир выглядят счастливыми, на фоне мелькает мысль о двуличии, но вовремя вспоминаю, что я – первая в списке, ненастоящая девушка. Премию в студию! Не мне судить, у каждого из нас свои мотивы.
У субличностей есть позитивное намерение, что-то хорошее, чего они хотят. Как мой Жириновский жаждет справедливости и безопасности, но иногда перегибает палку с чрезмерной защитой. Так и у человека есть причина на поведение и поступки, даже неадекватные. Включилась префронтальная кора, и злость трансформировалась в желание выяснить правду, а ещё закрыть гештальт – признаться Нику в безответных чувствах. Может, вся эта ситуация нужна, чтобы оставить его в прошлом и шагнуть в новое?
Молча садимся в такси. Мне кажется, Нику тоже есть, что сказать, он не решается, я полагаю.
– Поехали к тебе, – произношу нетвердым голосом, потому что все еще сомневаюсь. Но разговор на его территории позволит мне уйти в любой момент.
Мой ненастоящий парень поворачивается и как будто пытается разгадать намерения. Потом говорит таксисту «в Mariott», и мы резко разворачиваемся на перекрестке. По инерции меня прижимает вправо, наши плечи соприкасаются, и я снова чувствую ток. Сегодня и без того сложные чувства превратились в непроходимый квест. Мои ценности сильнее любой страсти, гормонов и притяжения. Но я ведь даже не знаю ситуации. Решаю просто дождаться разговора, а пока не выдумывать лишнего. Половина драм в литературе и кино – элементарное недопонимание, когда один сделал, второй подумал, третий решил, и никто ни с кем это не обсудил. В итоге – разбитые сердца, изломанные жизни и потерянное время. Последнее беспокоит меня больше остального.
– Не помню, когда видел маму такой счастливой, – прерывает напряжение Ник.
Смотрю на размазанный в фонарях город, пытаюсь справиться с лавиной эмоций. Он продолжает:
– Ты правда сможешь в четверг поехать на ужин?
– Не знаю, – честно отвечаю, отворачиваясь в квадрат окна.
– Я бы хотел, чтобы ты поехала. Чтобы мы поехали, – мягко касается баритон, вызывая очередную волну диссонанса.
Снова злость. Богиня уже в танке и готова к бою. Длинный выдох, чтобы задержать нападение. Истерика в такси – слишком в стиле дешевых сериалов. Какой смысл в осознанности и сотнях часов проработок, если не экологичное проживание такого… Жириновский подсказывает слово, но мой внутренний цензор его «запикивает».
Огромные окна, гнутый витраж, фасадные скульптуры —все еще красиво, но без наслаждения. С сожалением думаю, что теперь с этим местом будут связаны воспоминания, которые бы мне не хотелось оставлять в шкатулке «лучших моментов жизни» (если бы такая была). Шкатулки нет, зато есть Книга воплощений. Это пучок информации, которая хранится в «серверах» Всеобщего Поля. Каждая душа имеет доступ ко всем «книгам», по ним можно учиться или «читать» для удовольствия.
– Пойдем? – Ник подает мне руку, помогая выйти из такси.
Огромные двери пропускают нас в светлый холл. Сердце, как метроном, отбивает три четверти. Раз, два, три, раз, два, три – ритм вальса. Ник не знает о моем намерении серьезного разговора, но он привез меня к себе. В отель. Ночью. После знакомства с родителями. В животе горячий комок. Лифт. Мы молчим. Взгляд его направлен на меня. Ник делает шаг, сокращая расстояние. Сознание падает в туман, и я перестаю ощущать реальность. Длинные пальцы касаются моей шеи. Ненастоящий парень серьезно настроен на вполне настоящий поцелуй. Он смотрит на мои губы и прикрывает глаза.
– Ты спишь с Дианой? – вырывается как-то само.
Мой внутренний Жириновский победоносно стоит на танке, довольный собой. Двери лифта открываются, Ник в недоумении отстраняется и застывает.
– Я слышала ваш разговор с отцом.
У него серьезное лицо, он коротко кивает.
– Пошли, я тебе все объясню.
Ник берет меня за руку и ведет в свой номер. Реальность все еще кажется параллельной, но мне уже чуть меньше хочется возвращаться в обыденность. К новым горизонтам ведут только новые дороги. И это одна из них, я полагаю.
Глава 16. 16 декабря 01:11. Правда
Подхожу к креслу у окна. Купол самого большого в России театра освещен сотней лампочек, отчего в комнате светло даже с выключенным светом. Прошу Ника оставить полумрак. Нет, не для того, на что настроена Богиня, сменившая хаки на пеньюар. Серьезные разговоры лучше вести, имея возможность спрятать эмоции. Нам двоим так будет спокойнее.
– Что-нибудь хочешь? – Ник протягивает мне меню рум-сервиса. Не могу думать о выборе блюд, у меня тут выбор посерьезнее.
– Воды и травяного чая.
При отравлении важно много пить, моя интоксикация информацией еще отдается тошнотой и головокружением. В паре с тревогой, это ощущается как угроза безопасности. Человеческое тело формировалось эволюционно с единственной задачей – выжить, и в современном мире оно испытывает постоянные перегрузки нервной системы. Два литра кофеина, пять часов совещаний, три часа пробок, мысли о кредитах, новостная лента, гигабайты информации, депривация сна, короткий отпуск или его отсутствие. Мы не успеваем привыкнуть к одной реальности, как прыгаем в другую. Информации так много, что ее невозможно обработать за сотню жизней. Для души, это легко, но для скафандра под названием «тело» – сверхзадача. А все вокруг говорят, нужно «быстрее, выше, сильнее». И мы забываем выдыхать. Оставить себя и мир в покое. Просто быть, осязать, видеть, чувствовать. Или закрыть глаза и погрузиться в глубину себя, глубже, чем мысли. В свое ядро. Где ты больше, чем имя, статус и роль. Где ты – частица бесконечности, близкая к невозможной концепция для осознания через структуры «скафандра»?
Становится спокойнее, открываю глаза, восприятие четче и ярче. Текстура тюля, блики окна, тени комнаты. Ник с бутылкой воды и стаканом. Аромат его парфюма, идеально заправленная кровать, шорох моего платья.
– Ты как? – замечая мое состояние, спрашивает баритон и возвращает в «здесь и сейчас».
А я уже нормально, действительно нормально. Ничего критичного, ничего невероятного, ничего, что нельзя пережить. Просто жизнь с нотками желания обладать, послевкусием ревности и приправой из страха одиночества. Даже если бы у меня не было миссии и сжатых сроков, я бы чувствовала этот винегрет из эмоций. «Скафандр» запрограммирован на программу эволюции, где быть одному значит – не помогать сохранению жизни. Если не продолжаешь род – не выполняешь программу, и включается лампочка, как машина с низким уровнем масла. Сколько не сопротивляйся, тело найдет способ привлечь внимание. Не отреагируешь – покажут демо-версию последствий: сначала тревожность и панические атаки, а если и это не сработает – запустят депрессию. То, что отвлекает от программ эволюции, станет безвкусным, бесцветным, бессмысленным. Если и это проигнорируешь – активируется программа самоликвидации. «Скафандр» начнет ломаться. Либо везде понемногу, либо в одном месте, но сильно. Тебя пытаются «включить» в процесс. Тело чудом исцелится, когда вернется смысл быть здесь. А если появятся еще и действия во благо человечества, то эволюция вознаградит приятными бонусами в виде гормонов радости. Океан, разлитый по бутылкам, остается океаном. Душа в теле остается вечностью.
Ник садится напротив меня на кровать, подложив под себя одну ногу. Он трет руками лицо, закусывает нижнюю губу. Это, конечно, волнение, но моя Богиня от таких визуальных образов перешла в отряд поддержки.
– Не знаю, с чего начать.
– Сначала, – говорю серьезно, но мы оба чувствуем, что это шутка, и чуть отпускаем напряжение.
Хочу, чтобы он ощущал, что я не собираюсь винить его, осуждать или угрожать. Представляю, что мое сердце открывается. Такая визуализация запускает идеодинамические феномены, когда мысль влияет на микропроцессы. Как если представить лимон, тело отреагирует выделением слюны, а ведь это всего лишь ментальный образ. Представляешь, что сердце открывается – и что-то в состоянии меняется. Тело – сложный биотехнологичный «скафандр».
Даю Нику время собраться с мыслями.
– Помнишь Кристину из нашего класса? – серьезное лицо тускло освещено, но мне видно глаза, неподвижно ожидающие реакции. Озадаченно киваю. Он делает вдох и продолжает:
– На два класса младше училась ее сестра, Диана. Ты ее вряд ли помнишь с того времени. Я хорошо общался с Крис, потому что она была нормальной, – звучит как оправдание. – Диана призналась в симпатии ко мне на нашем выпускном. Но я не относился к ней так – она просто милая девочка, – Ник больше не трогает лицо, погрузившись в воспоминания. – В старших классах не до отношений было. Зачем мне с ней встречаться, мне … – он медлит, – короче, потом был переезд в Америку. А там все по-другому.
В голосе слышится что-то болезненное. Минуту мы слушаем гул машин, доносящийся с самой длинной в мире улицы.
– Она писала мне. Первое время несколько близких друзей оставались на связи, а потом как-то пропали. Диана и родители были единственными, кто напоминал о России. Но с мамой не обсудить всего, с папой тоже. Ты это уже поняла сегодня, – губы растягиваются в грустную улыбку. – Поэтому переписка с Дианой стала дневником на русском. Она поддерживала и казалась самым понимающим человеком на свете. Когда вернулся в город, предложил ей встретиться. Думал, что наша переписка – это своего рода «особая связь». Хотел быть с ней. Думал, что хочу. Но первые же пару встреч, которые должны были стать чем-то типа продолжения, стали… – он подбирает слово и, мне кажется, снова переводит, – пустыми. Я понял, что не чувствую к ней того, что хотел почувствовать. Осталось ощущение обязательства. Я был напуган. Потому, что она ждала от меня действий. И я сбежал, – он потирает глаза, как будто пытаясь умыться, его напряжение ощущается в комнате с пляшущими тенями от проезжающих машин. Ник продолжает: – И сейчас, когда вернулся, предложил встретиться, чтобы объясниться. Тогда же мы столкнулись с тобой. Помнишь?
Еще бы я забыла об этом эпичном падении! Незабываемый вечер. Киваю, как будто между делом, как будто не было ни стыда, ни разодранной коленки, ни моего нечленораздельного мычания. Обычный вечер. С полуголым боксером.
– Тогда я ей рассказал, как мог, о своем тупом поступке, попросил прощения и узнал, что она встречается с кем-то.
– С Антоном? – неожиданно уточняю я. Ник отрицательно машет головой.
– Про Антона выяснилось позже, когда мы уже обсудили, что остаемся друзьями. Я случайно увидел фото. Даже думал, шутка такая.
– Так у тебя с ней что-то было? – не выдерживаю я. Субличности замерли с плакатами в ожидании ответа.
– Мы целовались один раз. Это считается? – серые глаза выглядят наивно и мило. Ну почему даже сейчас я думаю о нем с такой нежностью? Богиня хитро подмигивает, поправляя пеньюар.
– Это было, когда она уже встречалась с Антоном? – решаю уточнить, останавливая Богиню танком с Жириновским.
– Нет, в мой первый приезд, – тараторит Ник и снова закусывает губу. Из каморки кричит изгнанный за душноту Профессор: «Кое-что не сходится!».
– Почему тогда твой отец решил, что вы переспали?
– Потому что он видел нас в ресторане, а потом отправил одного из помощников следить за мной. Тот, как я понял, сказал, что мы снова встречались, а папа быстро делает выводы, даже не пытаясь разобраться. Он ведь даже не спросил тебя, где ты работаешь, какая специализация. Ему оказалось достаточно того вывода, который он сделал сам. Начнешь спорить – ничего не изменится: тебя просто обвинят во лжи.
Мой внутренний Профессор и остальные опустили лозунги, Жириновский отогнал танк, Богиня разделась.
– А что у тебя с Антоном? Это из-за Дианы?
– Ты заметила? – Ник делает глубокий вдох, и я догадываюсь, что это долгая и непростая история.
– Расскажешь завтра? У меня глаза закрываются, – я решаю, что с нас на сегодня достаточно.
– Вызвать такси? – мягко спрашивает баритон.
– Нет, я останусь.
16 декабря 12.00
Открываю глаза и почти минуту пытаюсь понять, где я. Шторы плотно закрыты, только по левой стене тянется свет, как мост через бездну. Сколько времени? Где Ник? И мой телефон? Оглядываюсь в поисках последнего. Он на тумбе у кровати. 12.02 на часах, одно сообщение от мамы: «Завтра придет главный врач и выпишут наверное не приезжай». Она научилась писать в мессенджере, но знаки препинания все еще непосильная задача. Я улыбаюсь, потому что от этого сообщения не сжимается внутри, оно нейтральное. Решаю, что пора вставать и ехать домой. Внутренняя Богиня грустно вздыхает. Такого облома она еще долго не простит. Но вчера победила рациональность – субличность в образе бухгалтера и игрока в шахматы одновременно.
Поддаться базовым инстинктам проще всего и часто в этом есть смысл. Но в нашем случае, это бы только все усложнило. Если я собираюсь забыть этого мужчину, провести с ним ночь немного не вписывается в план. Да, с учетом вчерашнего разговора никакой драмы нет. Но и официальных отношений между нами тоже нет. Пока нет. А если я собираюсь строить с ним отношения – успеем, в более адекватном состоянии. Поэтому на все аргументы разгоряченной Богини был ответ «не сегодня». Может быть дело в том, что для меня поговорка «жизнь одна, надо наслаждаться и не думать о последствиях» – звучит как шутка. Не хочется потом вечно видеть в своей Книге жизни необдуманные поступки и еще за них объясняться перед наставниками. Конечно, никто не ругает, но посылают сделать работу над ошибками. Поэтому, закрыв Богиню в каморке с Профессором, я умылась и легла спать. Ну, не ехать же в такой час, в таком состоянии, ночью домой! Из-за угла хитро выглядывает восьмиклассница. Это была ее идея. Так мило просто лежать рядом и проснуться вместе. Она надеется на высокие чувства, ее не интересуют связи на одну ночь. Жириновский поддерживает.
Ник заглядывает и, увидев, что я не сплю, заходит в номер. В руках два пакета. Судя по аромату, там что-то вкусное и кофе. Сглатываю выделившуюся слюну и довольно улыбаюсь, предвкушая завтрак.
– Выспалась?
Киваю. Он снимает пуховик и уходит мыть руки. На кресле у окна висит платье, вчера Ник заботливо выдал свою чистую футболку, чтобы мне было удобно. На бирке было страшное XXXL, должно быть, с его ростом и телосложением найти одежду непросто. Футболка доходит мне до середины бедер. Ну, когда еще такой дылде, как я, почувствовать себя маленькой. Восьмиклассница в восторге, Богиня еще надеется. Сажусь по-турецки, накрываюсь одеялом и жду.
– Я сходил в «Лаврушку», взял что-то. Не знаю, что тебе понравится, – разбирая содержимое пакетов, объясняет Ник. – Драники купил. Ты же любишь?
