Алёна Дождева Безвыходное материнство

“Как в анекдоте прямо, – подумала она. – На зло маме отморожу уши.” Ей хотелось засмеяться, и она почесала нос, чтобы сдержать свой порыв. Книжка была интересной, Марина её позаимствовала у Зинаиды Алексеевны, которая любила хорошие детективы с уклоном в интеллектуальные игры. И не смотря на то, что Марина не всё могла понять из романа, ей нравилось читать. Книжка всегда оказывалась перед выходом из дома в её сумке, хотя она и не надеялась, что у неё будет возможность почитать на работе.

– Можно к вам присесть? – спросил Анатолий Григорьевич, ставя высокий бокал с облаком сливок на её столик.

– Да, пожалуйста, – равнодушно сказала Марина, а потом вспомнила про пьяного ухажёра из кафе и вздогнула плечами, как бы сбрасывая шаль неприятного впечатления.

А начальник отдела закупок, развернул стул сел и достал газету. Ни слова больше между ними не пролетело на радость и удовольствие Марины, но спустя 15 минут подскочил один из менеджеров и что-то нашептал на ухо начальнику.

– Да, ну! – делано удивился тот. – А не опоздаешь?

– Нееет! – довольно улыбаясь заявил тот.

– Вали тогда.

– Спасибо!

– Кавалер! – цыкнул он ему вслед и покачал головой.

И через минуту подошла Оленька со странным вопросом.

– Марина, не хочешь со мной зайти в магазинчик посмотреть курточки?

Марина опешила. В её голове быстро мелькали варианты такого высокого расположения к ней коллеги: “Хочет больше узнать обо мне? Пытается в очередной раз сдружиться? Да с чего бы вообще?”

– Нет, – так ни на чем не осотановившись, ответила Марина.

Та же ничуть не расстроилась, бросила через плечо:

– Ну и ладно, одна схожу – и зацокала в сторону выхода.

Марина наморщила лоб.

– Не обращайте внимания Мариночка, – сказал ей Анатолий Григорьевич. – Эти конспираторы только учатся пудрить людям мозги.

– Конспираторы? – недоуменно улыбаясь переспросила Марина.

– Ну, вот мой этот ухарь-любовник и ваша Оленька. Роман у них понимаете. И они думают, что этого никто не замечает, не знает и не видит. Ну по крайней мере ваша коллега точно не в курсе, как её расписывает за сигареткой этот … слово бы подобрать адекватное его поступкам.

Начальник отдела закупок поводил указательным пальцем в воздухе, как будто помогая себе придумать характеристику более меткую, но так и не придумав, поднял газету и продолжил чтение. И, как будто, что-то вспомнив, тут же опустил её, посмотрел на Марину и добавил:

– Я вам этого не говорил. Я же понимаю, что вы приличная женщина и вам нет дела до чужих интрижек.

В его полуулыбке и хитрых голубых глазах затаился такой детский шаловливый огонёк, который было сложно не заметить.

Марина судорожно кивнула и тоже опустила глаза в книгу, но строчки разбегались. У неё в голове роились мысли о новости, которую она неожиданно и так просто узнала: Оленька изменяет. То есть крутит роман на работе. Одно то, что у неё муж, дети по принципам Марины должно было её остановить. Да и, как говорил герой одного сериала, “я не гажу там, где живу”. Как же можно крутить романы на работе прямо? Это же как выйти на Невский голой.

Она захлопнула книгу и спросила у соседа по столику:

– А как вы к этому относитесь?

– Я? – усмехнулся Геннадий Анатольевич. – Я к этому не отношусь. Во-первых, я холостяк и менять этого не собираюсь, а во-вторых, я не вижу смысла вмешиваться и мешать людям себя закапывать в проблемах.

– Вот и я думаю, – ответила ему Марина. – Чего же я переживаю? Сами себе портят жизнь.

– А знаете, что Мариночка! Раз уж вы такая впечатлительная, хотите я вам расскажу способ остановить всю эту историю.

– Зачем? – удивилась она.

– Ну вас же волнует судьба коллеги? Да и дети у неё, насколько мне известно.

– Да, двое, – подтвердила Марина.

– У вас есть все шансы отбить у неё этого ухаря Лёшу и это отобьёт у неё желание с ним связываться в дальнейшем.

– И испортит мне карьеру в вашей компании, – залилась смехом Марина, понимая, что начальник отдела опять решил подшутить над ней, а она не сразу его раскусила.

Но тот и не думал улыбаться в ответ.

– Я серьёзно. Я знаю о похождениях этого оболтуса со времен его вуза. Он еще до того, как пришёл к нам работать, частенько рассказывал мне о своих успехах в другом офисе. Даже подбивал меня посоревноваться в количестве охмуряемых им женщин. Он почему-то решил, что раз его дядя холостяк, то он только и делает, что охмуряет женщин.

– И вы его … одобряете? – с заминкой спросила Марина.

– Нет, что вы. Считаю это растратой сил и эмоций. Но молодо-зелено. Пусть себе.

– Молодо-зелено, – задумчиво повторила Марина. – Но вы же не думаете, что у них это всё серьёзно?

– Знаете, как говорят “левак – укрепляет брак”.

– Бред! – отмахнулась Марина.

Лежащий на столике телефон Геннадия зазвонил:

– Да. Да, хорошо. Я передам. Спасибо!

Он отключился и подмигнул Марине:

– Нам пора покинуть это прибежище праздных кофеманов. Свет дали! Потом как-нибудь договорим. А по нашему с вами тайному делу…

Мужчина сделал паузу и наклонившись к Марине почти шепотом сказал:

– У него это точно не дольше, чем до первого секса.

Геннадий Анатольевич встал и стал обходить коллег, сообщая им новость о восстановлении электричества в офисе.

Марина допила оставшийся на донышке глоток, поморщилась от холодного кофе, и отправилась на своё рабочее место.

Говорить она о своём открытии никому не стала. Да и не в её характере было много болтать, но мнение об Оленьке у ней изменилось. Она признаться не знала, каким из многочисленных рассказов Оленьки можно было верить. Где за всеми теми сотнями слов кроется настоящая мама и жена, и в конце концов, человек и женщина.

День пролетел быстрее за скомканными мыслями, а после его окончания захотелось сразу домой, чтобы дочитать детективный роман, который близился к развязке. Этот сюжет отвлекал от дурных мыслей.

#

– Марина, Марина… – кричала из-за двери Зинаида Алексеевна. – Помоги, Марина!

Она проснулась в панике. Ей снился какой-то бредовый сон, в котором она ходила беременной и не могла найти себе места. Как кошка перед окотом, копалась в куче тряпья и разбирала вещи, кричала и шипела на всех. Когда она очнулась и открыла глаза, то услышала, как в дверь комнаты барабанят.

– Сейчас! – крикнула она, нащупывая халат на стуле рядом.

Быстро запахнувшись, побежала к двери, по дороге запнулась за учебник, неудачно оставшийся на полу, после вчерашних занятий.

– Что случилось?

– Пойдём скорее, пойдём, – причитала Зинаида Алексеевна. – Там Ксюше плохо.

“Вот блин!” – пронеслось в сонной голове.

– Она рожает? Так вызывайте скорую, – начала Марина возражать, но всё же пошла следом за старушкой, увлекаемая за руку.

Ксюша лежала на раскладушке и молчала. Подойдя ближе Марина, заметила, что по её лицу текут слёзы.

– Что случилось? – всерьёз перепугавшись, спросила Марина.

Ксюша молча показала ей руку в крови.

– Кровотечение! Я сейчас, – быстро сориентировалась опытная Марина

Она обежала в свою комнату за телефоном. Руки тряслись пока набирала заветные 112.

Ответили сразу, спросили адрес, попросили приготовить полис, обещали приехать быстро.

– Ей плохо, очень плохо, – напоследок сказала Марина, сама понимая, что кровотечение может оказаться как фатальным, так и не серьёзным, она же не успела вникнуть полностью в ситуацию. Больно Ксюше не было и схваток вроде тоже.

Когда Марина вернулась в комнату, она осознала, что спешка была уместной. Под раскладушкой стояла небольшая лужица. Марина опустилась на колени рядом и только сейчас заметила, насколько бледна от природы белокожая Ксюша. Предположения, что под раскладушкой просто воды, которые отошли раньше времени – не оправдались. Это была кровь.

– Лежи, не двигайся! – сказала она девушке и взяла её за руку.

– Мне страшно! – тихо ответила та. – Я не хочу рожать. Я боюсь.

– Не бойся, моя хорошая, не бойся, – подбодрила её Марина, хотя сама пыталась отогнать от себя мысль, что рожать Ксюше вряд ли придётся. Не так рожают. Она это помнила. Да и вряд ли такое забудешь.

Минуты тянулись бесконечно, она что-то еще говорила, рассказывала, как Ксюше будет хорошо, когда она увидит малыша. Несла бред бесконечным потоком. Не ожидала она от себя такого, но продолжала говорить и заставляла отвечать, волнуясь за то, что если Ксюша потеряет сознание, то будет хуже.

– Где твои документы? – вдруг спохватилась она, когда услышала звонок в квартиру.

– В сумке, под стулом.

– У тебя есть родовой сертификат?

– Нет, мне на следующей недели должны были отдать только.

– Ну ничего, ничего, отдадут еще, – старалась говорить бодро Марина, пока сердце её замирало от мысли, смогут ли спасти ребёнка, а саму Ксюшу.

Второй раз настойчивее и пронзительнее затрещал общий звонок в коммуналку. Тревожный, грубый, но предвещающий скорую помощь. Марина сорвалась с места открывать.

Два фельдшера с грустными лицами вошли в квартиру

– А где носилки? – сразу спросила Марина. – Ей в больницу надо! У неё сильное кровотечение!

– Не суетитесь девушка. Вы родственница?

– Нет, я соседка.

– Ну вот и не суетитесь. Покажите куда идти.

Марина заткнулась, сглатывая обиду и непонимание. Ей хотелось орать на них, пока они нудно спрашивали Ксюшу о сроке, документах и прочем. Но потом Марина всё же не выдержала и сказала:

– Вы загляните под раскладушку.

Фельдшер поднял на неё глаза, как на сумасшедшую. На его лице легко прочитывался вопрос, чего там удивительного можно найти. И всё же он опустился на одно колено и посмотрел.

– Это кровь, – не дожидаясь вопроса или вразумительного ответа от медицинского работника сказала Марина. – Я проверяла. Тоже сперва подумала, что воды.

– Давай за носилками, – уверенно сказал второму фельдшер, уже не сомневаясь в том, что зря не реагировал на просьбы женщины.

– Да несите уже так. Какая разница, – махнула рукой Марина и попыталась открыть дверь пошире.

– Кто-то будет сопровождать? – спросили они.

Зинаида Алексеевна вопросительно и просяще посмотрела на Марину:

– Мариночка!

– Вещи её соберите пока, – ответила та и отправилась одеваться.

“Приключение на мою голову. Мы в ответе за тех, кого приручили и вечно обязаны тем, кого посадили себе на шею, блин,” – думала про себя Марина, но всё же одевалась, путаясь в джинсах.

С одной стороны ей было жаль эту несчастную девчушку, а с другой жаль себя, что она опять пляшет под чью-то дудку, жертвует собой и своим временем ни за что, не может отказать там, где стоило бы. Она зареклась больше этого никогда не делать и вот опять. Хватит, наелась до отвала, до одурения, до потери себя. Тем более, что её дальше приёмного покоя всё равно не пустят. И зачем ей туда сейчас ехать? И как потом возвращаться в ночи обратно.

Марина практически вышла из квартиры, когда вспомнила, что забыла свои документы и бумажник. Пришлось вернуться, заглянуть в зеркало. Она с детства считала, что возвращаться не хорошая примета, но если посмотреть на себя в зеркало, то она смягчается.

– Садитесь вперёд, женщина, – сказал водитель скорой, докуривая сигарету и выкидывая её под колесо.

Оба фельдшера нырнули внутрь вагончика и о чем-то переговаривались. Ксюшу было не слышно.

– Гони давай в семнадцатый! – вдруг резко сказал не вежливый фельдшер.

– Она сознание потеряла, – пояснил второй тихо, но слышно.

Марина глубоко вздохнула и поджала губы… К отсветам фар на асфальте прибавились цветные блики сирены скорой помощи.

#

– Очнись, очнись! Разговаривай со мной, – кричала на неё фельдшер и трясла за руку.

– Скажи, как ты себя до такого состояния довела? Рассказывай! Какая у тебя неделя?

– Двадцать восьмая, – едва слышно ответила Марина.

– Когда последний раз кровь сдавала? Анализы на вич есть?

– Да, есть.

– Когда сдавала?

– На 12 недели.

– Так хорошо. Полис твой где?

– Там в папке, в конверте.

Перед глазами ходили круги и очень хотелось закрыть глаза. Слабость растекалась по всему телу и становилось холодно. Рук она уже почти не чувствовала от холода, ноги были чужими.

– Не закрывай глаза! Мы скоро уже приедем. Потеряешь сознание – хуже будет. Держись, девочка, держись!

– Ага! – на выдохе сказала Марина, но снова закрыла глаза

– Какая по счету беременность?

– Четвертая.

– Ох ты ж, мать героиня. А чего тогда сразу не позвонила нам?

– Дети… – попыталась оправдаться Марина.

– Так оно понятно, что дети, – дала понять ей фельдшерица.

Машина остановилась, Марину перегрузили на каталку и куда-то везли по длинным обшарпанным коридорам, пахнувшим свежей краской. Её жутко укачивало и тошнило от мелкой тряски, но сказать она уже ничего не могла и потеряла сознание.

Очнулась она в кровати под капельницей и с пульсометром на пальце. Голова гудела, и тошнило так, что на не смогла сдержать рвоты. К ней тут же подошла медсестра, обтёрла и сменила простыню. Больничная одноразовая рубашка неприятно прилипала к телу.

– Как мой рёбенок? – спросила Марина, уже осознав, что живота нет.

– Это врач вам расскажет, я не знаю. Только пришла на смену. Да вы не волнуйтесь, через час примерно она к вам зайдёт. Поспите пока.

Спать было не очень удобно, но не спать было не возможно и Марина закрыла глаза. Еще несколько минут она слышала мерное гудение аппаратуры палаты интенсивной терапии, приглушённый стук каблуков медсестры и дыхание соседки, а потом уснула тяжёлым глубоким сном.

Осмотр врача её разбудил. Милая рыжеволосая женщина теплыми руками в перчатках ощупывала её живот, который был разрезан. Только сейчас Марина поняла, что тупая боль внизу от операции, а не от неудобной позы.

– Что со мной? Что с ребёнком? – торопливо спросила она.

– С вами всё будет хорошо, – уверила Марину врач и, спрятав глаза, снизив голос до шёпота, продолжила. – А малыша не спасли…

Марина только закусила губу. Даже не заплакала, хотя было от чего. Чувствительность возвращалась к ней и пальцы докторши начинали приносить боль.

– Завтра вас переведут в обычную палату. Операция была сложной и вы останетесь под наблюдением еще две недели. Необходимо пройти курс…

Что было за лечение и сколько еще находиться в этих стенах, Марину уже не слышала. Все её мысли крутились вокруг трёх последних месяцев: от момента, как она узнала о предстоящем переезде до сегодняшнего утра, пока ей не сказали, что её четвертый ребёнок не выжил. Его не спасли. “Это я его не спасла. Я его не полюбила и не приняла,” – корила себя Марина вновь и вновь прокручивая в своей голове сцену домашней ссоры с Володей.

Тогда она была на взводе и сказала, что не нужны ей ни девочка, ни мальчик, что она устала от пелёнок и вечного кормления. Что она вообще не хочет больше детей. Марина кричала, размахивала руками, а он смотрел на неё спокойно, как будто в телевизор, и не отвечал.

Сейчас на больничной койке, не чувствуя внутри себя легких пиночков, ей хотелось забрать свои слова обратно. Вернуться в ту точку и что-то изменить. Но это не возможно и она вот здесь и сейчас с тем, что случилось. И ей с этим жить дальше. Вина за случившееся легла тяжёлой свинцовой шалью на неё, и голову было поднять очень сложно сейчас.

– Вы меня слышите? – потрясла её врач за плечо. – Слышите меня? С вами всё хорошо?

– Да, да, конечно,– очнувшись ответили Марина. – Я останусь на сколько это будет нужно. Если мне позволят…

Врач вышла из палаты, что-то шепнув на ухо стоящим у выхода медсестрам, но Марина не заметила этого. Она смотрела не моргая в потолок и всё прокручивала в голове свои слова в запале сказанные мужу в тот роковой вечер.

Сколько всего может выдумать себе женщина, которая решила взять вину на себя. Вспомнить недостающие подробности и не сказанные слова, разворошить душу и навести полный хаос в голове и в сердце, при этом отвергнув действительность и факты за ненадобностью, потому что они не подтверждают её выдуманную картину мира.