bannerbannerbanner
полная версияВойна

Алексей Юрьевич Булатов
Война

Дверь была закрыта изнутри. Я попробовал постучать в нее, но рука больно ударилась о железо, не издав практически ни звука. Я посмотрел внимательнее и увидел звонок рядом с дверью, явно с видеокамерой. Нажал на него, и почти сразу в скрытом динамике радостно захрипело:

– Леха, мать твою! Ты уже приехал!

– Ну да.

– Погоди!

Пару минут было тихо, потом раздался звук откидываемого запора, еще одного. И дверь открылась. Я увидел белое лицо Коляна. Белое оно было в прямом смысле – как бумага. Видимо, он провел в темноте порядочно времени.

– Заходи, Лехич!

Я перешагнул порог, и Колян от души обнял меня обеими руками.

– Рад тебя видеть! Я все мечтал добраться до Элронда, спросить, куда ты пропал. Но было некогда. И тут ты собственной персоной! Ты по делу или просто в гости?

– К сожалению, по делу, но хотел бы просто в гости. Нужно, чтобы ты мне путь открыл в измерение, которое внизу.

– Туда? – спросил Колян, показывая пальцем вниз. – А что там?

– По словам Элронда, там измерение, зеркальное нашему, с хроносдвигом лет на семьдесят-восемьдесят. В общем, там сейчас вроде бы Великая Отечественная идет.

– Ух ты, как интересно! Открыть открою, конечно, это не сложно. Пирамидку я сделал и в Радужное проход регулярно открываю. Я тут исследованием одним занимаюсь, расскажу, если будет интересно.

– Интересно, но лучше потом. Сейчас бы в баньку! Я заглянул – аж сердце защемило. Ты даже не представляешь себе, где я провел последние полгода…

Внутри железного шкафа было достаточно уютно. Тут была самая настоящая лаборатория. Причем довольно большая. Во всяком случае, существенно больше, чем казалось снаружи. В ней царил самый настоящий творческий беспорядок, который напомнил мне мою квартиру тех времен, когда мы с Коляном барыжили плодами. Кроме того, видимо, существовал еще второй этаж – справа от входа я заметил лестницу, ведущую вниз. Проводив мой взгляд, Колян объяснил:

– Там такое же помещение, как и здесь. Это бункер, мне сварили по заказу и вкопали на месте старого сарайчика. А я оклеил его пленкой. Вообще я тут все по ночам делал, чтобы никто не просек. А оказывается, у Виктора Сергеевича все на виду.

– Он говорит, что внимательно за тобой следит, ему интересна твоя работа. Кстати, и Элронд сказал то же самое и попросил тебя прийти к нему за реактивами. Говорит, что может тебе помочь, – у Коляна отпала челюсть.

– Эээ… Элронд знает, чем я тут занимаюсь?

– Он мне так сказал, я дословно тебе передал.

– Этого не может быть! Но я все же схожу к нему, раз зовет. А сколько, кстати, до него ехать?

– Часа три примерно.

– Понятно. Вообще-то ничем особенно противозаконным я не занимаюсь. Кое-какие реагенты на поток поставил, чтобы денежка была, но они все из разрешенных. А что с ними потом делают, меня не касается. А с плодами я завязал, слишком опасные они, как оказалось. Мы с тобой дел, конечно, наворотили по незнанию.

– Да, Арсен мне сказал. И Виктор прибежал, как только я в квартиру вошел. Кстати, он за нашими квартирами следит, счета наши оплачивает и тетю Клаву нанял, чтобы она убиралась.

– Отлично! А то я все думал, что у нас там долги. Нужно будет продать те квартиры. Мне тут в деревне так хорошо, и Лиля тоже довольна. Корову вот уговорила меня купить – Асю свежим молочком поит. Мы тут как короли деревенские – на вид все простенько, но все есть, что нужно человеку.

– Да я уж заметил, какой у тебя тут сельский рай.

– Ладно, пойдем отсюда, все равно уже работать сегодня не буду. Линзу завтра с утра откроем, на краю участка как раз проходит большая мощность, быстро откроется, минут за двадцать, не больше. Ночевать будешь у меня, здесь вполне уютно.

Колян показал на диванчик, который был завален всяким хламом. Это, конечно, не эльфийская кровать, но мне не привыкать.

– Ты не думай, я о тебе забочусь. Сам тут через день дрыхну – Ася по ночам сейчас спит еще беспокойно, и Лиля не против моих ночевок в лаборатории, я потом эффективнее работаю. Молодец она, люблю ее сильно! – Колян, произнося эту фразу, внимательно следил за моей реакцией. И я решил приоткрыть тайну моего приезда:

– Ты, Коль, за меня не переживай. У меня сейчас вообще, можно сказать, две жены – Лейла и Элиза. И обе от меня детей ждут, вот я и сбежал из Радужного.

– Элиза – это которая дочь Элронда? Ты тогда рассказывал, что она чпокается со всеми, с кем только может, а с кем не может, все равно чпокается.

– Она и есть. Оказывается, она решила родить от меня ребенка. Для них, эльфиек, это какой-то особенный выбор. Я вроде бы должен быть счастлив безмерно. А я с Гаремов Лейлу притащил, и она тоже беременная. Да и люблю ее по-настоящему. В общем, ад у меня там получился. Вот Элронд и сжалился.

– Расскажешь мне про Гаремы за чаем после бани? Жуть как интересно! А я тебе про свои исследования. Идем глянем, как там наша баня.

Мы вышли из сарая, Колян попросил меня подождать и убежал в дом. Я стоял на улице и разглядывал местность. Конец участка заканчивался небольшим полем, на котором, видимо, сажали картошку, лук и что там еще принято выращивать в огороде. А за полем начинался сосновый лес. Красивые высокие сосны грациозно покачивались на ветру. Апрель в этом году был теплым, а весна ранней. Солнце припекало уже достаточно сильно, зелень перла отовсюду. И в течение недели-двух можно было сажать картошку.

Колян выбежал из дома и спросил:

– Леха, ты жрать сильно хочешь?

– Не очень еще, могу потерпеть.

– Ну хорошо, тогда после бани похаваем. Лиля там какой-то праздник прямо мутит. Это твоя сумка?

– Моя, там вещи.

– Лады, айда в баню!

Баня была уже на самом пике, мы проверили воду в кадке и жар на каменке. Колян заварил два березовых веника и посетовал:

– С березой в этой местности беда какая-то, чуть ли не за пять километров ходил в прошлом году, чтобы веничков навязать. Кругом сосны да ели, а я еловые веники не люблю. Чего стоишь, – прикрикнул он на меня весело, – давай самовар заряжай, чай завари – заварка в банке. Я пока парилку приготовлю и начнем.

Я с удовольствием послушался Коляна. Набрал в самовар водички из кадки, воткнул его в розетку, промыл фаянсовый заварник и стал ждать. Через пару минут самовар забухтел. Если поначалу у меня и было недовольство электрическим самоваром, то сейчас я в очередной раз порадовался простоте превращения холодной воды в горячую. Я впал прямо в какое-то медитативное состояние рядом с закипающим самоваром. Колян вышел из парилки и сел рядом.

– Прикинь, Коль, как реально круто, что так просто можно вскипятить воду. Я даже не думал, какое это огромное достижение человечества, пока не лишился. В Гаремах ведь все еще средневековье – ни электричества, ни воды горячей так просто не добыть. Хоть я там и оставил кое-какие технологии, больничку им построил…

– Больничку, ты?

– А как иначе? Они там от каждой царапины на тот свет отправлялись, научил их бинтами да йодом пользоваться. Ну, еще самогон варить.

– Самогон?! Ну, Леха, ты бы их еще там траву курить научил!

– Ты не понимаешь! Мне нужно было что-то для обработки ран, я и придумал самогон варить для этого дела. А они по моему чертежу аппарат размером с паровоз построили. Мастер Кий так разошелся, что спился наглухо. Пришлось его кодировать.

На этой фразе улыбку с лица Коляна как ветром сдуло. Он вдруг стал очень серьезным:

– И как ты его закодировал?

– Да там не я, там Милл. Я только подсказал, что есть грибы-навозники, пожрав которые, с алкоголя блюешь дальше, чем видишь. Он и подстроил Кию сценку мистическую, так что у того чуть крыша не поехала на религиозной почве. И грибами его теми накормил. Тот к бутылке больше не притрагивался.

Я ожидал, что Колян от моего юмористического рассказа как минимум будет ржать. Или хотя бы хихикать. А он почему-то стал угрюмым и грустным. Он встал и начал раздеваться, думая о чем-то своем. Я присоединился к нему, и мы зашли в парилку. Колян, все еще не выходя из задумчивости, сказал:

– Первый раз без веничков, погреемся только, а потом уже я тебя отделаю.

– Ты что набычился-то вдруг?

– Да ничего. Моя работа как раз направлена на поиск лекарства от алкоголизма, я исследую эту область и прошел достаточно глубоко. Гораздо глубже того, что вообще можно было бы объяснить. Мне кажется, я ушел уже из научной плоскости в мистическую. Или метафизическую. Все началось еще в Каневе, когда мы с тобой съели черные плоды и дали их Парику. Это ведь была наша первая жертва. Потом еще много их было у нас… Позже, в Черкассах, я очень много общался с психиатрами, которые мне открыли глаза на один вопрос. Блокировать желание употреблять алкоголь и удовольствие от опьянения не так уж сложно. А вот научить человека быть счастливым без алкоголя, наркоты, наслаждаться жизнью… Это задача из задач! Вот мы с тобой, почему мы не наложили на себя руки, как только поняли, что больше на нас не действует алкоголь? Вот ты почему?

– Если честно, мне и думать про это некогда было. Столько событий происходило, что я за ними и не поспевал. Поначалу, конечно, это меня сильно расстроило. Но потом дошло, что я начал жить по-настоящему только после того, как совсем бросил пить. Если бы я бухал, в Техно ничего не сделал бы. Уж больно доступно там все это – столько вина и разных напитков, один коньяк чего стоил, – вспоминал я с упоением.

– Вот про это я и говорю. А для некоторых потеря возможности выпить почему-то оказывается фатальной. Поначалу мое исследование было направлено только на поиск средства, которое снимает эффект черного плода. Я думал: найду противоядие и буду давать тем, кто хочет закодироваться. И тем, кто захочет опять бухать, тоже. И я в этом направлении очень далеко продвинулся. Но по пути совершил одно открытие, которое полностью изменило мои планы… да и взгляды на жизнь в целом.

– Очень интересно! Давай в предбанник выйдем, а то уже жарко. Там расскажешь.

 

Мы ополоснулись ледяной водой и вышли в предбанник, где самовар уже кипел вовсю. Заварили чай, сели за стол.

– Так что за открытие ты сделал?

– Понимаешь, объяснить непросто, ты, скорее всего, посчитаешь меня сумасшедшим. Любой умный человек точно посчитал бы…

– Знаешь, после того, как я познакомился с Богом, который сказал мне, что лучшее, что у него получается в его Вселенной – это заваривать чай, я тебя сумасшедшим считать не буду. Потому что я и сам, считай, орудие без глаз и мозгов.

– Тогда слушай. Во время изучения перестройки метаболизма, вызываемой плодами из Радужного, я открыл новые вещества, которые пробуждают определенные ранее недоступные области мозга. И узнал, что активизация этих областей позволяет видеть энергетические линии и возможности перехода между мирами, как у тебя. Но и нечто гораздо большее. Оказывается, в каждом мозге вроде как спрятана своя вселенная. Я не могу это объяснить толком, но я нашел способ погружения в эту вселенную. И собираюсь сделать это. Ты своим звонком как раз отсрочил начало эксперимента.

– А ты не думаешь, что это всего лишь плод твоего воображения под действием наркотика из плода?

– Об этом я думаю в первую очередь. Но ведь то, что я вижу линии, а ты умеешь ходить между мирами, – факт?

– Да, конечно.

– Значит, скорее всего, то, о чем я тебе говорю, близко к истине. Я точно не знаю еще, что там, – одним глазком только удалось заглянуть. И то, что я увидел, мне пока не понравилось. Но я обязательно схожу туда до конца.

– Сходи, за чем дело стало?

– Боюсь не вернуться. Я работал именно над тем, чтобы был возврат. Чтобы действие с погружением было обратимым. И вроде бы у меня получилось.

– Я, если честно, не понимаю и половины из того, что ты мне сейчас говоришь. Но искренне стараюсь понять.

– У меня есть предположение, что между мирами можно ходить не только телесно, но как бы духовно. Только там другие миры, которые сильно отличаются от материальных. Этих миров тоже много. Я не знаю, что там, но первое, что приходит на ум, слово «Ад». В общем, Леха, я собираюсь сходить в Ад.

– Может, тогда лучше в Рай? Если есть Ад, то есть и Рай! Может, лучше сходить туда?

– Вариант. Об этом я не подумал, а стоило бы. Рай тоже должен быть, ты прав.

Глаза Коляна светились нездоровым огнем. Он просто бредил своей идеей. Но я чувствовал, что в его исследовании не бред сумасшедшего, а что-то по-настоящему важное, какой-то скрытый путь. И мне очень хотелось знать, к чему приведут его исследования.

– Коль, ты мне подробный отчет в телек сбрось, когда вернешься. Я очень хочу знать, что у тебя получилось и как. Я пока вне доступа буду, но ты все равно, пожалуйста, отправляй, как сможешь. А я вернусь и все прочитаю, хорошо?

– Договорились, так и сделаю. Пойдем в парную, а потом до колодца сбегаем.

Дальше было уже действительно не до разговоров. Сначала Колян парил меня от души. Потом я его – он аж мурлыкал от удовольствия.

– Ух, Леха, как же мне тебя не хватало! Лиля-то грудью кормит, ей в парную нельзя совсем. Я тут один себя вениками хлещу.

– Да я сам уже давно в бане толковой не был. В Гаремах не баня, а издевательство одно – на камни горячие воду льют. Там целый день лежать можно да раны штопать.

– Ну вот вернешься – и давай сразу ко мне, хорошо?

– Заметано, брат!

Потом мы в чем мать родила побежали к колодцу с журавлем, где стояли ведра с водой. С гиканьем вылили на себя по ведру ледяной воды и вернулись в баню. На улице стемнело, мы решили зайти еще разок и идти в дом.

Когда мы вернулись, Лиля уже накрыла на стол. От вида разнообразных яств мой желудок свернулся в трубочку. Котлеты, картофельное пюре, сало, соленые огурцы с грибочками, колбаска-кровяночка. Я начал подозревать, что из-за стола меня придется выносить. Лиля, видимо, неправильно поняла мой жадный взгляд, обращенный к столу, и начала извиняться:

– Простите, Алексей, чем богаты, тем и рады. Все простое, свое.

– Лиля, да я такой еды больше года не ел, я сейчас со скатертью все схаваю! Спасибо, ребята! – Я совсем забыл, что в этом доме есть еще один человечек. А человечек, услышав незнакомый голос в доме, зарыдал во всю мощь своих детских легких, на которую они были способны. Лиля печально улыбнулась и попросила:

– Алексей, тише, пожалуйста. Асю вон разбудил.

– Прости, я не нарочно.

– Не страшно, ей все равно уже пора есть, – сказала Лиля, прикасаясь к груди. – У нее уже зубы растут, больно кормить, но хочу все-таки до годика продержаться, чтобы иммунитет был лучше, – поделилась она со мной.

А потом встала и ушла за печь, где, по всей видимости, была детская. Мы с Коляном накладывали, и у меня сложилось впечатление, что он голоден не меньше моего. Видимо, поесть вовремя он частенько забывал.

– Вот сейчас бы стопочка была весьма кстати, за встречу старых друзей, – сказал я.

– Ну да, традиция ведь. Если бы не тот случай, обязательно ведь накушались бы сейчас в какаху. А завтра весь день потеряли бы.

– Что правда, то правда. Но как будто не хватает сейчас чего-то отравиться, – засмеялся я.

– Вот именно что отравиться! В следующий раз, когда приедешь, могу тебя вылечить временно от влияния черного плода. И сможешь вернуться к своей привычной жизни в Каневе.

Предложение Коляна прозвучало как угроза. Или как предложение чего-то крамольного. Над столом повисло молчание. Которое разрушила Лиля. Она вышла из детской с Асей и, сев за стол рядом с нами, произнесла:

– А мы не хотиииим кушать, мы хотим посмотреть, кто к нам пришееел. Это дядя Леееша, – смешно тянула она, – вот, смотри, Асечка.

И Асечка смотрела во все свои огромные глаза, которые занимали ровно половину ее детского лица. Видимо, гости в этом доме были редкостью. Новое лицо, ворвавшееся в ее маленький детский мирок, было чем-то весьма необычным. Я взглянул в эти детские глаза и от души улыбнулся. Мне нравился ребенок, а я, видимо, нравился Асе. Так как она требовательно протянула ручки в мою сторону и произнесла что-то вроде:

– Агм магма, гум.

Лейлу удивила и обрадовала реакция Аси, и она спросила то ли меня, то ли ее:

– Ты хочешь к дяде на ручки? – и, получив в ответ утвердительное «Агм», вручила девочку мне.

Мне было не впервой держать ребенка, но все же я не часто имел дело с грудничками. Дикий страх причинить вред этому маленькому созданию сковал мои движения. Но Лиля все сделала сама – расставила мои руки и посадила Асю мне на колено так, чтобы она сидела самостоятельно, а я только придерживал ее обеими руками. Девочка была в восторге от нового персонажа, которому угодила в руки, и начала мне что-то активно рассказывать на языке, который мой коммуникатор даже не пробовал переводить. Делала она это с таким усердным и серьезным видом, что я невольно втянулся в игру под названием «Беседа с маленьким ребенком».

– Агхм бсс тааа, – говорила мне она.

– А меня Алексеем звать, Ася, – вторил я ей.

– Бхх ссс чща, – раздавалось из маленького ротика.

– Ага, вот, в гости пришел, сейчас покушаю и пойду, – отвечал я.

Мы наслаждались диалогом, а счастливые родители смотрели на свое чадо и радовались. Я поднял на них глаза и сказал:

– У меня тоже скоро будет ребенок… точнее, два ребенка…

– Что, УЗИ показало двойню? – радостно залепетала Лиля. – Ты женился?

– Ну, не то чтобы двойню… У меня будет двое детей от разных женщин… Ммм… Точнее, от эльфийской и человеческой женщины.

Видимо, я зря сказал это. Настроение Лили мгновенно изменилось с радостного на удивленно-испуганное. Она встала и забрала у меня ребенка, который явно был еще не готов покидать своего нового знакомого, но кричать не стал. Возмущенно пуская пузыри, Ася продолжала разговор на своем чудном языке. А я тем временем начал оправдываться:

– Ты не подумай чего, просто так сложилось. У эльфиек беременность больше года длится. Я не знал, что она беременна от меня, у них вообще все чудно с этим вопросом, не как у людей. А Лейлу я очень люблю, по-настоящему люблю! Я вернусь и обязательно женюсь на ней в Родном, если смогу уговорить ее переехать сюда. Но вот поэтому у меня скоро и будет минимум двое детей.

О том, что у Элизы и Лейлы может быть двойня, я раньше и не думал.

– Интересно, как к этому всему Элронд относится, – спросил Колян.

– Да кто его знает, как он вообще ко всему относится. Вроде рад. Сказал, что не ожидал такого развития событий или не верил в него. Короче, он как всегда: и рад, и в то же время убить готов. В итоге отправил меня черт знает куда для моего же блага.

– А куда он тебя отправил? – спросила Лиля.

– Куда-куда? На войну…

Глава 3. Вниз и в плен

Рано утром меня разбудил Колян. Я спал в его сарайке-лаборатории без окон. И потому мне опять показалось, что я только уснул и меня тут же разбудили.

– Пойдем, умоешься и в путь. Я тебе воды нагрел.

– Какой воды, где нагрел? – спросонья я не сразу сообразил, о чем он говорит.

– Умыться, зубы почистить. Я бойлер-то еще тут не установил, поэтому по старинке – чайник на газу. Сейчас в баньке все готово – и позавтракать, и умыться. Мы тут в деревне рано встаем. Корова, будь она не ладна, лучший будильник. Я по ночам работаю, поэтому и сплю тут, в лаборатории. А Лиля мне в бане накрывает и не трогает меня.

– Ну пойдем, пойдем, – сказал я, вставая. – Ты сумку мою принеси – мне переодеться нужно.

– Уже все принес. Сумка тяжелая, что у тебя там, патроны? – хотел пошутить Колян.

– Да, и ППШ.

– Ого, ты и впрямь на войну собрался? Полностью экипирован…

– Да, только Арсен говорит, что патроны – дерьмо, нужно менять. А как я их поменяю? Я вообще не понимаю, зачем туда иду.

– Так не ходи.

– Ну уж нет, схожу ненадолго, гляну, что там. Все-таки интересно побывать на Великой Отечественной. В реально существовавшем историческом прошлом я еще не был – все в каких-то мистических мирах, а тут прямо наш, зеркальный. Интересно ведь.

– Хорошо, я пойду ключ поставлю, а ты завтракай, – Колян прошел к правой стене, где на полке стояла золотая пирамидка. Я смотрел на нее и сомневался, что пирамидка из чистого золота весом килограмм десять может стоять вот так запросто. С другой стороны, почему бы и нет, ведь сам сарай – это, по сути, сейф, который вскрыть очень непросто.

Я вышел на улицу и поежился. Ранее весеннее утро не самое приятное время. На улице было зябко, небо светилось холодной синевой, и умываться не было никакого желания. Но когда я зашел в баню, стало легче. Там все еще было очень тепло и остро пахло парной. На столе стояла полная чашка молока и тарелка яичницы с колбасой. Я быстро умылся, почистил зубы и побрился. Когда в следующий раз получится побриться удобным станком «Джилет», неизвестно, а бриться ножом (или чем там брились шестьдесят лет назад?) то еще удовольствие.

Позавтракав, я открыл сумку и начал изучать ее содержимое. Вещи были, видимо, откуда-то с «Мосфильма». Такие трусы я видел только в старых черно-белых фильмах – черные парашюты с двумя трубами, в которых мужские причиндалы болтаются свободно и независимо. Назначение майки было для меня тайной только до тех пор, пока я не надел свитер. Но в целом выбирать было не из чего и незачем, поэтому я продолжил экипироваться.

Портянки немного смутили меня: понимание, как ими пользоваться, было, а вот навыка завязывать – нет. Но я справился. Закончив переодеваться, повесил на шею ППШ, посмотрел на себя в зеркало и заржал. Хотя, если убрать оружие и вещмешок, вид у меня был вполне деревенский. Под конец с удивлением обнаружил в мешке краюху намертво черствого хлеба, банку американской или английской тушенки, ложку и нож – Арсен внимательно поработал с деталями.

Находиться в бане в ватнике было невозможно. Я чувствовал, что пот начинает течь струями по спине, и вышел на холод, где встретил Коляна.

– Ого! Тебе только ордена не хватает для полноты картины. Красной Звезды как минимум.

– Так я же вроде в оккупированную часть попадаю.

– Штирлиц шел по улице Берлина и насвистывал «Варшавянку». И ни висящий ППШ, ни болтающийся за спиной парашют не выдавали в нем разведчика, – продекламировал Колян, и мы засмеялись.

– Пойдем, покажу тебе, где будет линза, в земле. Я сам, правда, никогда не ходил вниз, не знал просто, как оттуда вернуться.

– То есть как это – не знал?

– Пойдем, сам увидишь.

Мы подошли к месту, где Колян установил пирамидку. Пока линза формировалась, он рассказывал, как собирал золото для пирамиды:

– Я сам ее выплавил, в тигеле. Золото по ломбардам скупал – у них цена за лом самая низкая, да и не афишируют они это дело. Так что набрал быстро. Тигель сам сделал – несложная задача, хотя две тысячи градусов не так просто создать. Пришлось горелку на керосине мастерить. Но если тебе свой ключ будет нужен, с тебя пять килограммов золота, и я сделаю.

 

– Хорошо, спасибо.

Линза начала формироваться, и стало понятно, о чем говорил Колян. Она открыла пространство, и я увидел землю метрах в двух внизу. Как же я смогу вернуться? Во всех мирах, где я был до этого, меня утешала одна мысль – я всегда могу сбежать, если что. А тут такой возможности, видимо, у меня не будет. Потому что как минимум понадобится лестница, чтобы подняться на такую высоту. Но я утешил себя обещанием найти ее, если что, и обнял Коляна на прощание.

– Спасибо, Коль. Ты давай аккуратнее в своих экспериментах. И поцелуй Лилю от меня, по-братски.

– Смотри у меня! Это моя жена! – в шутку рассердился друг. – Ты тоже там аккуратнее, все-таки реальная война. Не затягивай – пару дней и назад, ко мне! А я тебе все напишу! Ждем, в общем, тебя.

Я не люблю долгих прощаний, поэтому отстранил Николая, бросил в линзу ППШ, за ним вещмешок и следом прыгнул сам…

Удар о землю оказался ощутимее, чем я предполагал. Стояла весна, и было существенно холоднее, чем в Родном. Приземлившись на ноги, я поскользнулся, не удержался и упал на спину. Воздух резко вышел из легких, перед глазами закружились звездочки. Я еще не успел вдохнуть, как вдруг увидел настоящего живого немца, который взглянул на меня с улыбкой и опустил приклад карабина прямо мне на лоб…

– Слышишь меня? Ты живой? – услышал я голос словно из космоса.

– Вроде живой, глазами двигает. – Дикая головная боль пронзила меня от макушки до копчика, и я, видимо, издал стон. Так как услышал явно радостный возглас:

– Да живой! Похоже, по кумполу его огрели – вон синячина на лбу аккурат размером с приклад.

Сознание неумолимо возвращалось, будь оно проклято. Возвращаться в это тело в такие моменты совсем не хочется. Уж лучше бы я бухал – просыпаться с бодуна хоть не так обидно, как приходить в себя с головной болью, которую никаким пивом не снимешь. Еще не открыв глаза, я прочитал на коммуникаторе о необходимости госпитализации. И отчет о выработке обезболивающего средства. «Это приятно, значит, скоро станет легче», – подумал я, а когда открыл глаза, увидел склонившихся надо мной людей.

Я лежал на соломе на земляном полу в каком-то подвале. Было очень сыро – ватник промок насквозь. Но не холодно, скорее, даже душно и жарко, а еще темно – свет проникал только в щели наверху. Людей почти не было видно. Я не стал включать ночное зрение, чтобы внимательнее рассмотреть их. И так понял, что оказался в плену, а это, видимо, мои сокамерники, тоже пленные. Один из них, сидевший прямо рядом со мной, увидел, что я открыл глаза, и спросил:

– Пришел в себя? Молодец. Хотя, если бы помер, может, и легче было бы. Как звать-то тебя?

– Алексей, – с хрипом в голосе выдавил я.

– А я Гриша. Ты как сюда попал-то?

– Да по глупости. Диверсант я. Забросили, должен был партизан найти и попался.

– Так ты их нашел, – засмеялся он грустно, – вот они, перед тобой, геройский партизанский отряд численностью пять человек. Временно находимся на задании по разведке данного подвала.

Гриша, видимо, шутил, чтобы разрядить обстановку.

– А сам-то ты откуда?

– С Канева я.

– Понятно, почти земляк, значит. В общем, крышка нам тут. Офицеришко по одному нас колет, что быков на шпагу, тореадор хренов.

– Что значит «колет»?

– Да он сабельщик ядреный. Вызывает нас всех и спрашивает, кто, мол, с ним сегодня сразится. Если победит, мол, свобода. И сабельку свою, значит, дает. Но сабелькой-то он хорошо своей владеет. Вчера Миколку проткнул насквозь, жалко пацана, молодой совсем. В следующий раз я пойду, но тоже, думаю, не справиться мне с ним.

Несмотря на всю незавидность ситуации, у меня появилась надежда выбраться отсюда. Хоть высота перехода была и недостижима, а из подвала я даже не видел другого измерения.

– А что у него за сабелька, как выглядит?

– Да что шашка у Чапая, только прямая и с чашкой. Ну, может, потоньше.

– Сабля, значит… А когда он бои-то свои устраивает?

– Да поутру обычно. А ты что, сабельке обученный, что ли?

– Да, спортсмен я. Так что у нас есть шанс, хоть и небольшой. Все-таки силу его я не знаю. Но на нашей стороне неожиданность – он нас явно недооценивает.

– Ага, глумится, гад, как может. Но, если ты его проткнешь, нас тут же всех положат. Он ведь, сука, врет, что свободу даст.

– А я его протыкать и не буду, я его в плен постараюсь взять. Но говорю же: шанс совсем небольшой. А сколько сейчас времени?

– Да кто его знает? Думаю, полдень, может, чуть позже. Миколу-то часов пять назад, утречком проткнули. Да, кстати, ты не серчай, мы провизию твою того, пожрали. Тебя, когда к нам определили, краюху и банку твою следом бросили. Мы тут ее с трудом открыли и схавали. Уж больно жрать охота было.

– Да не страшно, на здоровье, что вы, в самом деле? А что, немчура хавчика не дает?

– Когда и бросают кой-чего, но они же к нам хуже, чем к свиньям, относятся. Жрать тошно то, что дают. Вчера вон картофельных очисток кинули, сволочи. Ух, мне бы до них добраться, я бы голыми руками их всех!

– Голыми не надо. Если твой офицер не передумает, у нас будет шанс.

– Слышь, Серый, Леха говорит, что сабелькой владеет. Может, немца-то и одолеет. Нам бы не сплоховать.

– Да слышу я, чай тут не поле футбольное, все слышим. Так-то, конечно, план – дерьмо, но лучше такой, чем никакого. Я, Гриш, сам бы с голыми руками на них полез завтра, тошно тут в подвале дохнуть и ждать, пока эта сука тебя сабелькой проткнет. Мы все завтра собирались кинуться на них, – серая тень по имени Серега чуть шевелилась где-то впереди.

– А сколько нас тут?

– С тобой шестеро будет, – отозвался Григорий. – Ты-то как? По голове-то тебе здорово съездили, точно с сабелькой справишься?

– Постараюсь, вроде ничего. Мутит, конечно, но, думаю, к утру пройдет. А сколько немцев там?

– Трое обычно – офицер и двое солдат. У одного карабин, у другого МТшка. Но это во дворе, а так их тут порядочно в деревне расквартировано. Что они тут делают, непонятно. Мы тоже попались по глупости – за харчами в деревню пришли, а тут их сидит, почитай, целая рота.

В темноте раздался новый голос:

– Это староста деревенский, он нас сдал, не хотел, падлюка, геройский партизанский отряд харчевать!

– Ага, точно он! Ну, погоди, выберемся – покажем тебе, что такое геройский Черкасский партизанский батальон.

– Да погодите вы, горячие головы, – остановил Гриша. – Еще выбраться нужно, разобраться. Так-то он нам помогал всегда, а тут сдал… Может, и не виноват он вовсе.

– Так он и сознался, – раздался голос из темноты.

– Ну, кстати, если мы офицеришку-то в полон возьмем, староста сам к нам в отряд пожалует. Немцы деревню дотла сожгут, они же за потери сильно мстят.

– И то верно, но если он на них работает, может, и пожалеют суку немецкую. Вздернуть бы его на журавле колодезном, чтобы другим неповадно было, вот на ремне и вздернуть прямо!

– Погодь, еще раз говорю, Семен, не пыли! – сказал Григорий. – Ты уж больно скор до расправы, нельзя так.

– Да они мне за жинку и дочку кровью ответят! Я их душить буду, всех! И пособников их!

В голосе Семена звучала такая обида и ярость, что мне аж стало не по себе. «А что бы я чувствовал, убей немцы Лейлу и дочку?» – подумал я. В глазах сразу всплыла Ася, дочка Лили, которая вчера играла у меня на коленях. Я даже почувствовал тепло ногой в том месте, где она сидела. На глаза навернулись слезы, в носу сильно защипало – я понимал Семена. Да и раньше, когда смотрел фильмы про войну, сильно сопереживал нашим. А сейчас попал прямо в самый очаг боли и почувствовал ненависть, которая словно висела в воздухе этой темной камеры яркими фиолетово-красными флажками. Но тут раздался грустный голос Григория:

– Спокойно, Семен! Погибнув, ты не отомстишь. Месть должна быть холодной и расчетливой, чтобы победить в этой проклятой войне, а не просто геройски сдохнуть. В общем, так, братцы, на завтра расклад такой: когда этот офицеришка нас выстроит и Леха вызовется биться с ним, мы все потихоньку должны оказаться за спинами у солдатиков. Как там пойдет у Лехи, непонятно еще, но в любом случае, как я понял, он продержится дольше Михи и Миколы, и они отвлекутся. Главное не дать им поднять шум, давим быстро и слаженно. Семен, Серега, вы со мной, а Федор и Иван вдвоем. Вань, ты парень сильный, сразу бей его в голову, а Федор пусть оружие выхватывает. Я сам тоже бить буду, чтобы не мешать друг другу. Если вдруг солдат больше будет, тогда по обстановке действуем.

Рейтинг@Mail.ru