Мысленный волк – Алексей Варламов

Как сладить с собственной головой, как спасти ее от мысленного волка и не позволять ему рыскать по твоим мозгам и рисовать в воображении картины соблазнительные и страшные, имеющие несчастие сбываться? Стоит человеку послать неконтролируемый сигнал, слабый импульс от своего мозга, как мысленный волк этот сигнал улавливает, и нельзя от волка убежать, нет такого дерева, на которое можно забраться, нет такого убежища, в которое можно спрятаться.

Стандартный способ распространения информации: увидеть в анонсе издательства книгу; вспомнить, что встречала название в лонг-листе литературной премии и тогда уже подумалось, что непременно попадет в шорт; заинтересоваться автором; прочесть прежний его роман о Серебряном веке, чтобы составить представление. Почему «Мысленный волк», а не «Булгаков», «Пришвин» или «Алексей Толстой»? Не большая поклонница биографий, о людях имеет смысл судить по тому, что успели сделать, а не по обстоятельствам их жизни. И за биографическими сведениями о Михаиле Афанасьевиче, буде такая необходимость возникнет, предпочту обратиться к подлинному исследователю – к Мариэтте Чудаковой. А еще «Мысленный волк» потому что действие закона парности в моей жизни неотвратимо как дембель и вчера говорила о повести «Пчелиный волк», а завтра стану сказывать о книге, героиню которой зовут, как у Варламова, Ульяной. Вам часто встречается это имя в книгах? Вот и я не могу припомнить ни одного случая, а тут в три дня дважды. У каждого свой узор жизненного кружева, мой такой и нужно двигаться, куда тебя ведут нити.Серебряного века, обещанного аннотацией, будет мало. Собственно, только Пришвин и Грин, о том и другом Алексеем Николаевичем написаны биографии в серии ЖЗЛ, потому, без сомнения, предметом он владеет отменно. Еще будет Распутин, хотя сомневаюсь, что его можно отнести к эпохе, разве что на роли артефакта или фона. Пришвина вспоминаю примерно раз в году, всегда в одной и той же связи – несколько собачьих рассказов: Травка, Лада, как они научились есть горох; как откопали на краю участка почерневшую коровью челюсть и она на некоторое время стала предметом собачьего культа; еще про маленького песика Лимона (визгу много, шерсти мало); и про старушку, которая задумала умирать, легла на лесной опушке, закрыла глаза, воробьи вокруг скачут, щебечут «Чив, чив» , а старушке слышится: «Жив-Жив!» и раздумала она умирать, решила еще пожить. Собственно, об этом и книга. В смысле?В прямом: о странных аберрациях авторской воли, принудивших героев играть внутренне чуждую их природе роль (Михаил Пришвин как зеркало русской революции, Александр Грин как зеркало русской революции?); про визгу много – шерсти мало; про героиню, которая уж было собирается помирать, да видит, как в небесах разрывом туч сложился крест и решает еще пожить. Профанация? Ни в коем случае, просто тезисное изложение. Романный жанр, в отличие от строгих рамок биографии, дает автору возможность порезвиться, сыграть с героями в занятные игры. Итак, есть Павел Матвеевич Легкобытов, «Охотник», писатель посредственных дарований, но наделенный редким каузальным талантом, в котором читатель узнает Михаила Михайловича Пришвина. Что такое каузальный талант? Искусство жить в свое удовольствие и в гармонии с собой, скользя по поверхности, ни во что слишком глубоко не вовлекаясь, не опережая время и не отставая от него. Недаром варламовская биография Пришвина называется «Пришвин или Гений жизни».

Есть его друг и сосед по даче Василий Христофорович Комиссаров (надо полагать, вымышленный персонаж), глубоко сочувствующий Революции и отдающий на дело ее финансирования половину дохода на протяжении многих лет. Женат вторым браком, после того, как много лет назад первая жена бросила его с маленькой дочерью на руках. Эта самая малютка Ульяна и станет героиней романа, хотя других особенностей ее личности, кроме «скачет козой», я и не назову, пожалуй. Вот она все скачет по лесам-по полям, а призванный ее несчастной матерью Мысленный Волк. Девочка по малолетству совсем не ходила и мама молила за нее, обещая, как водится, больше, чем готова была отдать и больше, чем у нее было, а МВ услыхал и дал Уле козью прыгучесть – то есть легконогость, конечно и в уплату вознамерился сожрать ни много-ни мало – Рассеюшку, что с успехом и сделал не без помощи злодея Ницше.О, боги мои, что за бред? Нет, отчего же, отменный гладкий литературный язык, живые герои: Вера, жена Комиссарова, чудо как хороша; Уля тоже ничего так; яркий Легкобытов и дивный-дивный Грин, который здесь Савелий Круд, «престидижитатор» (чего стоит один только эпизод с Сапфиром). Я только никак не могу принять здешней апологии Распутина, но то субъективное. Думаю, что «Душа моя, Павел» все-таки стоит того. чтобы прочесть.

Что это? Роман-памфлет? Роман-фантасмагория?.. Странные герои, какие-то недотыкомки, бесцельно живущие и бессмысленно умирающие. Деятели серебряного века – сплошь гнилые души, мятущиеся в мороке безбожия и дьявольской гордыни… Символы превращаются в пародию, история – в театр абсурда. Все как-то размыто, обезображено, обескровлено. Персонажи говорят на абсолютно современном языке, и это отталкивает от восприятия текста еще сильнее…Монологи и диалоги героев о судьбах России кажутся пустыми, вымученными, каким-то «общим местом»…Глубины в романе нет. А жаль.

Алексей Варламов написал несколько биографий для серии «ЖЗЛ» и, видимо, не захотел расстаться со своими героями: в романе «Мысленный волк» есть Пришвин (Легкобытов), Грин (Круд), Распутин… Описаны они личностями весьма неприятными и противоречивыми. Легкобытов и Круд, выясняя, кто из них талантливее и удачливее в любви, производят впечатление средних литераторов, главный дар которых – не литература, а живучесть. А читательскую симпатию вызывают не они, а вымышленные персонажи – механик Комиссаров и его дочь.

Главная метафора романа – мысленный волк – вирус, поразивший Россию. Пока страна была отделена от остального мира, ей ничего не угрожало, но зачитались интеллигенты книгами Ницше, открылись влиянию больного Запада – и распространили страшную болезнь «мысленного волка». Теперь вся Россия заражена. Все несчастья и беды России – от этого вируса.

Ничего, кроме этой метафоры, в романе нет. Книга-разочарование.