Алексей Толстой
Бывалый человек
Почему нас во Франции гноят? Зачем вы нас обманываете, раз мы некультурные?
Так мы зубами и лязгали до самых большевиков. А в ноябре, здорово живешь, загнали нас за проволоку. Поставили пулеметы. Голодный паек. И эти дамочки: мимо нас идет – погрозит кулачишком. Мы, конечно, бунт. Нас из пулеметов, из броневиков. Зачинщиков расстреляли по ихнему обычаю – у столбов. Вот тебе и русские орлы!
С земли поднялась рослая фигура с бородой от самых ушей, заслонила звезды. Поддернув портки, сказала:
– Я, ребята, сам за французов кровь проливал.
– Где это тебя угораздило?
– А на Мазурских озерах. Наших там тысяч сто побили.
Мужики помолчали. Дергач перелетел поближе и тыркал, казалось, где-то за телегой. Над краем степи в одном месте как будто просветлело, – это должна была скоро показаться луна.
– Сидели мы без малого год за проволокой на положении пленных, – опять заговорил рассказчик. – А у французов большая нехватка в рабочих руках. И мы замечаем – эти дамочки грозить бросили, ходят мимо нашего лагеря, присматриваются. Конечно, ребята наши крепкие, широкоплечие, работать здоровые… Что же без дела-то им сидеть? Только п…т за проволокой от дурной пищи.
– Это обыкновенное дело… (Из-под телеги.)
– Помолчи.
– Ну вот, эти дамочки – по-нашему женщины деревенские, вдовы – и начали наших брать на поруки. Сначала выбирали молодцеватых, в ихнем вкусе.
– Чтобы породу не портить.
– Совершенно верно. Носы наши очень им не нравились. Иной мужик – кровь с молоком, а нос – леший его знает что, а не нос: у иного – дуля, у иного пипкой, одни ноздри. Мы смекнули, стали в носах разбираться. Одному оттягивали, – ничего не вышло. Уставится дамочка на такой нос и не доверяет. Мы солдата проваживаем, хлопочем: гляди, мол, какой мужчина – сутки может косой махать, веселый, и жрать, мол, не очень здоров, а если ты насчет чего другого сомневаешься – первый на деревне жеребец.
