Алексей Ткачик
Бессмертный
– Я Дагна Тяжелый Молот. Ешь, отец, ешь. Ничего не бойся.
– Спасибо… Спасибо вам, родные мои… – по щекам старика потекли слезы, когда он редкими зубами принялся жевать жесткое мясо.
– Ну-ну, отец, что ты, – Дагна подсел поближе к тощему дварфу и приобнял того за плечи. – Выдохни, ты среди своих. Только не шуми.
Кагайн вопросительно глянул на него, но Дагна только отмахнулся, мол, все в порядке. Первородный хадар кивнул товарищу и снова повернулся к Эбетту, который колдовал над броней черных гномов.
***
Когда Бердольф немного отошел от пережитого и убедился, что дварфы ему не мерещатся, то поведал им, что был взят в плен не в Аусгоре, а далеко на юге, в городе-крепости Рогнамат. Он проводил геологоразведку нижних уровней, когда его группа внезапно обнаружила широкий идеально круглый тоннель. Дальнейшее он помнил смутно. Дварф был действительно стар и давно разменял восьмое столетие своей жизни. Впрочем, сказать сколько ему лет наверняка, он тоже не мог, даже не представляя, сколько находился в плену у норгейров. Может быть двадцать, может и все пятьдесят лет. За все эти годы он ни разу не видел солнца, потому терялся во времени, дни были похожи один на другой. Он либо сидел в клетке, подобно животному, либо куда-то шагал в кромешной тьме рядом с их машинами вместе с другими пленниками. И чем слабее становились они, тем ярче разгорались кристаллы. Кто-то умирал, принесенный в жертву машине, кто-то шел дальше. Бердольф шел. Тот норгейр, что знал двергмар, похвалил его, сказав, что он очень хороший источник и будет жить долго. А потому, чтобы неуклюжий двергурим не запинался обо все подряд, он будет одарен. И тогда ему стали давать, помимо обычной пищи, состоящей из грибов и жирных личинок каких-то насекомых, растущую прямо на стенах слабо мерцающую плесень. Эту дрянь пятерка дварфов чуть ли не повсеместно находила здесь, в Абиссе, но в пищу ее не употребляли даже при жесточайшем голоде, помятуя о нескольких сгинувших в страшных муках товарищах. Бердольф пояснил, что в чистом виде она не годится, нужно сперва долго ее жевать, пока во рту не образуется клейкая масса. После этого можно глотать. Да, его рвало поначалу. Но кнут норгейров явно дал понять, что или будет по их воле, или никак. Потому Бердольф терпел. В итоге он выдержал месяц или около того, пока не привык. А потом он понял, что что-то не так, что-то изменилось. А потом его осенило – он стал видеть во тьме, будто в пасмурный, сумрачный вечер на поверхности. Как объяснил потом тот черный, что знал язык дварфов, глубинный свет плесени закрепился в теле двергурима, и теперь он одарен им навечно. Разумеется, чтобы хорошо служить им, норгейрам. Ни о какой свободе и речи быть не могло. Из плена норгейров можно было сбежать только один способом – умереть. Тогда Бердольф стал искать себе хоть какое-то занятие, чтобы окончательно не утратить связь с реальностью. Единственное, что он мог делать абсолютно безнаказанно, – слушать. И так год за годом он изучил язык черных гномов, научившись понимать их, но за все это время не произнес ни слова этой странной щелкающей речи. А тут старый дварф оказался абсолютно случайно, но из подслушанного разговора он понял, что норгейры вступили в большую войну и хотят добить своего противника, обрушив его залы. А для этого им нужны лучшие Источники, чтобы питать машины. Потому его привели сюда, чтобы передать генералу Сток-Кагу, командующему сил вторжения. И стоило четверым сопровождающим уйти за провожатыми, как, откуда ни возьмись, налетели дварфы.
– Знаешь, где генерал? – задумчиво спросил Кагайн, рассматривая свое новое оружие.
– Нет, – сокрушенно покачал головой Бердольф.
– А он знает? – указал первородный хадар Синим мечом на начавшего приходить в себя норгейра.
– Знает, сынок. Эта сволочь точно знает. Или знает того, кто знает.
– Тогда поговорим, – присел на корточки возле связанного пленника Кагайн, поигрывая клинком. – Переведешь?
– С огромным удовольствием, – кивнул Бердольф Меднобородый, судорожно сглатывая. – А что будет с ним потом?
– Я убью его, – равнодушно пожал плечами дварф, делая первый надрез на скуле захрипевшего гнома. – Если ответит хорошо, убью быстро. Можешь начинать переводить.
***
Долгие десятилетия нахождения в плену подточили волю Бердольфа. Мысли о свободе давно перестали посещать его, и старый дварф просто смирился с устоявшимся порядком. Бесконечная ненависть к своим тюремщикам с годами сменилась равнодушной покорностью. Он был стар и молил Зерора только об одном – чтобы тот забрал его поскорее в свой Чертог. Однако смерть все не шла к нему, а наложить на себя руки Бердольфу не хватало решимости.
И теперь, когда на его глазах, на полу крохотной пещерки извивался от невыносимой боли один из тех, кто был повинен в гибели тысяч и тысяч двергур, Бердольф отвернулся, не в силах наблюдать за холодной расчетливой жестокостью лидера пятерки дварфов.
– Где твой предводитель? – спросил Кагайн, разглядывая вымазанный в фиолетовой крови клинок.
Бердольф перевел.
Норгейр, захлебываясь, прострекотал что-то на своем языке. Измученный гном не делал попыток кричать или звать на помощь. Одна-единственная такая выходка обошлась ему слишком дорого.
– Он говорит, что не знает, – покосился в сторону первородного хадар старый дварф. – Говорит, что он простой страж, даже не воин.
– Он лжет.
Кагайн какое-то время смотрел на корчащегося норгейра.
– Бенгар, – позвал он и, когда товарищ подошел ближе, сказал. – Если продолжу, он истечет кровью. Нужен червь.
– Сделаем, – кивнул воин, махнув рукой остальным, привлекая их внимание.
– Червь? – удивленно переспросил старый дварф, поворачиваясь к Кагайну и стараясь не смотреть на изувеченного пленника. – Что за червь?
– Увидишь, – коротко ответил лидер пятерки, наблюдая за тем, как дварфы, подхватив труп второго норгейра, понесли его к выходу из пещеры. – Мы вылечим его раны. Переведи.
Когда Бердольф, медленно подбирая звуки чужого языка, исполнил распоряжение Кагайна, черный гном замер, вытаращив уцелевший глаз на старого дварфа. Когда он принялся щелкать и цокать, Бердольф удивленно вскинул брови.
– Говорит, что неподалеку есть один из передвижных складов с припасами третьей глубинной армии. Он расскажет, как его найти. Говорит, там много еды.
Кагайн холодно посмотрел на норгейра.
– Не интересует, – сухо сказал он. – Сначала червь. Потом продолжим.
Бердольф перевел слова воина гному.
Норгейр побледнел и проскрежетал целую тираду. Кагайн вопросительно глянул на старого дварфа.
– Он все скажет! – ошеломленно произнес тот, слушая гнома. – Погоди, сейчас… говорит что-то про червя… Понял! Просит, чтоб его не лечили влагой… нет, слизью червя!
– Почему? – склонил голову набок Кагайн, изучающе разглядывая норгейра.
Лоб старика пошел глубокими морщинами, когда он, шевеля губами, напряженно вслушивался в речь гнома.
– Говорит, что слизь на него не подействует, – наконец сказал он. – Если вкратце.
Кагайн кивнул.
– Тогда пусть говорит.
Глава 6
Когда спустя час остальные дварфы вернулись, кляп был снова во рту норгейра. Эбетт и Магот несли какие-то склизкие сизоватые мешки, а Дагна тащил свернутый рулоном большой шмат жирного, исходящего паром белого мяса.
Кагайн посмотрел на товарищей и удовлетворенно отметил, что их язвы и раны выглядят намного лучше.
Норгейр же затравленно глядел на колышущиеся сизые мешки в руках дварфов.
– Что это? – спросил Бердольф, указывая на ношу Магота.
– Нашли внутри у червя, – ответил тот, аккуратно опуская мешок в одно из небольших проточенных водой углублений в полу пещеры и, отвечая на немой вопрос старика, добавил. – Дагна сказал, что в них он вырабатывает лекарство.
– Братья, подойдите все.
Дварфы собрались вокруг Кагайна и тот быстро, короткими рублеными фразами, рассказал им о том, что они с Бердольфом узнали от пленника.
Повисло долгое молчание. Дварфы напряженно обдумывали слова лидера. Кагайн обвел каждого из них внимательным взглядом.
– Две недели на подготовку, – сказал он. – Через три – черные атакуют.
– Нужно оружие и броня, – деловито заметил Бенгар. – А еще еда.
– Добудем, – решительно ответил Кагайн. – Теперь мы знаем, где ходят их патрули.
– В этот раз нам повезло, – проворчал Магот, кивнув в сторону связанного норгейра. – Но там другое дело. Их слишком много на нас пятерых. Даже со снаряжением.
– Мы не знаем тех пещер, брат, – добавил Эбетт. – Не ориентируемся на тех ярусах. Две недели слишком мало.
– Но нам впервые за десять лет выпал такой шанс, – возразил Бенгар. – Так дальше жить нельзя! Лучше погибнуть пытаясь!
– Мы годами ходим только по проверенным и хорошо знакомым маршрутам, – покачал головой Эбетт. – Даже если этот норгейр не лжет, уйдут месяцы на то, чтобы разведать ходы наверх и расставить метки.
– Мы можем пробиться к своим! – упрямо сказал Бенгар.
– Это к тем своим, что заковали нас в цепи? – хмыкнул Магот.
– Даже так лучше, чем гнить тут заживо, – процедил Бенгар. – Какой исход нас ждет в этих проклятых глубинах? А если прихватим с собой пару гномьих голов, то разговор будет совсем другим.
– Так раз уж мы знаем теперь путь наверх, может, просто пройдем мимо войска и этого генерала и прямиком на поверхность? – предложил Эбетт.
– Нужно его убить, – проговорил Кагайн, сурово взглянув на товарища.
– Зачем нам этот генерал, брат? – нахмурился Эбетт.
– Это шанс ослабить противника и дать Аусгору выстоять, – жестко ответил Кагайн.
– Еще раз напомнить, чьё клеймо стояло на кандалах? – зло прошептал Магот. – Забыл, как попал сюда?
– Я ничего не забыл. Там… – Кагайн указал наверх. – …помимо продажных сволочей из Совета еще тысячи хороших честных двергур! Это мой народ! Наш народ!
– Тебя бросили сюда, наплевав на твои подвиги и твоих предков, Кагайн! – яростно прошипел Эбетт. – На твои клятвы и верность! Где был тот народ, за который ты так торопишься умереть, а? Где? Хоть один вступился за нас? Здесь только мы! Мы теперь твой народ! Защити нас!
– Тебя списали, как и нас, подобно прохудившемуся помойному ведру! – горячо прошептал Магот. – Зерор свидетель, брат, что на тебя нашло? Мы знаем теперь дорогу, давай обойдем!
Кагайн прикрыл глаза, опустив голову, и сжал кулаки.
– Я первородный хадар Аусгора! Мои предки никогда не держали в руках ни кузнечного молота, ни шахтерского кайла! Мы воины и война наше ремесло! На наших костях стоит Аусгор! Я не отступал от клятвы пятьсот двадцать лет! – отчеканил он. – Не отступлю и сейчас.
– Ты-то хадар, Кагайн, – исполобья глянул на воина Эбетт. – И ты Бенгар. Но мы трое – нет. Однако все вместе мы помогли старине Норгриму отомстить за свою семью, и это было правильно. Я не жалею об этом, несмотря ни на что. Но из двадцати тысяч дварфов Аусгора на зов Норгрима откликнулось лишь двадцать. Двадцать! Кузнецы, архитекторы, каменотесы, ювелиры и мастер замочных дел, литейщики, повар, в конце концов! А еще Дагна, который не имел к Аусгору никакого отношения, парочка из торговой гильдии и вы двое! Только двое первородных хадар! А помнишь, что этот фендаг Шатар сделал с Норгримом, перед тем, как завалить нас в том проклятом гроте? Он ведь тоже хадар, Кагайн! И плевал он на всякие клятвы. Или у него они совсем другие, чем у тебя и Бенгара? А у нас их нет и вовсе! Мы ничего не должны Аусгору! И сейчас, когда появилась возможность выбраться из этого кромешного ужаса и найти новый дом, где, в отличие от проклятого клоповника Аусгора, чтят традиции двергур и живут по заветам Зерора, ты требуешь от нас идти на верную смерть?
Кагайн вздохнул и взглянул в глаза гневно раздувающему ноздри Эбетту.
– Ты во всем прав, брат. Я не имею права требовать. Если хотите – можете уйти, путь теперь вам известен. Но я не могу иначе и пойду в одиночку, если придется.
Бенгар подошел к товарищу и крепко сжал его плечо.
– Не придется. Я с тобой, брат.
Кагайн благодарно кивнул.
– Иного и не ждал, – произнес он и обернулся к Эбетту и Маготу.
– Ладно, Кагайн, – проворчал Магот. – Было сказано много горячих слов. Больше слов, чем за последние… без понятия сколько лет. Но в одном ты прав – как не крути, там наша родня. Уж какая есть. Надо их выручать. Я с тобой.
– Не представляю, как вы это себе видите, – скрестил руки на груди Эбетт и тяжело вздохнул, качая головой. – Борода Зерора… Да плевал я на такую родню, Магот! На вас мне не плевать – десять лет выживали и бились плечом к плечу. Сделаем дело и сразу наверх. Только знайте, в Аусгор я не вернусь.
Кагайн понимающе кивнул и обернулся к единственному из их пятерки, кто до сих пор хранил молчание, о чем-то напряженно размышляя.
– Что скажешь ты, Дагна?
– Норгейры могут видеть нас, – задумчиво сказал русобородый дварф. – А мы их – нет. В этом наша главная слабость. Но, кажется, я знаю, как это решить.
Дагна указал на сидящего, отрешенно глядя в пол, Бердольфа. Кагайн, мгновенно всё поняв, согласно кивнул.
– Отец, – тихонько тронул его за плечо Дагна. – Поможешь нам?
Старик встрепенулся и оглядел сгрудившихся вокруг него дварфов.
– Что вы задумали, сынки? – настороженно спросил он.
– Научи нас, как правильно есть плесень, отец, – присел рядом с ним на корточки Дагна.
– Вы в своем уме? – испуганно пролепетал старик. – Вам не успеть за две недели! Я же говорил, что нужно привыкать к этой отраве как минимум месяц!
– Нет у нас месяца, – отрезал Кагайн. – Придется есть ее вдвое больше.
– Это же верная смерть, хадар! – едва не вскрикнул, но вовремя опомнился Бердольф.
Кагайн обвел товарищей тяжелым взглядом. Дварфы согласно кивнули своему лидеру.
– Наша смерть лишь вопрос времени, – прошелестел Кагайн. – Учи.
– Помимо этого нужно мало двигаться и хорошо питаться! – упавшим голосом прошептал старый дварф.
Дагна похлопал по лежащему на камне мясу.
– Теперь у нас есть еда, отец, – и, кивнув в сторону пленника, добавил. – А когда черви сожрут приманку, положим новую.
***
Первые несколько дней прошли как в тумане. Страдающие от жуткой боли ослабевшие дварфы с трудом переставляли ноги, а их бороды были покрыты дурно пахнущими остатками кровавой рвоты. Охотиться даже на медленных и неопасных для живого червей в таком состоянии оказалось бы практически невыполнимым, и, если бы не помощь Бердольфа, острые, как бритва, мечи черных гномов и железная воля накрепко спаянной команды.
Все изменилось, когда Эбетт, которому приступы давались тяжелее остальных, допив остатки воды из трофейной фляги, однажды не принялся судорожно запихивать себе в рот слизь со шкуры червя. К всеобщему удивлению, судороги прошли едва ли не сразу, оставив после себя лишь режущую боль в перенапряженных мышцах и связках, тоже вскоре сошедшие на нет. Проведя осторожные эксперименты и убедившись, что метод работает на всех одинаково, дварфы приняли решение повысить дозу плесени еще в два раза.
За все годы в Абиссе, они еще ни разу не жили так хорошо. Черви исправно приползали к трупу норгейра, обеспечивая дварфов мясом и слизью. Раны и язвы затянулись, прошел кашель, а в испражнениях перестала появляться кровь. Сон стал спокойным и ровным.
И, наконец, за три дня до истечения двухнедельного срока, тьма рассеялась, окрасив коридоры и пещеры в различные оттенки серого. Тогда, оставив Бердольфа в убежище охранять пленника, Кагайн повел отряд добывать снаряжение.
С новообретенной способностью, дварфы стремительными тенями скользили сквозь мрак, оставляя позади километры пути. Однажды, пересекая круглые тоннели норгейров, они оказались свидетелями жуткого зрелища. Еще издали почуяв дрожь камня под ногами, дварфы свернули в боковые ходы, вжимаясь в трещины и привычно замерли, сливаясь со стенами. Вскоре мимо них по тоннелю прокатилась волна живых существ. Урчащие и взрыкивающие твари заполняли тоннель полностью, лезли друг другу на головы, падали и, вскакивая, продолжали свой безумный бег, сопровождаемый лязгом и скрежетом практически нерушимого металла. Дварфы с горечью и злой болью смотрели на своих бывших сородичей, покрытых коркой нечистот и запекшейся крови, что невыносимо унизительно пятнала легендарные мифрилитовые доспехи лучших воинов Аусгора. Кагайн и Бенгар едва не скрежетали зубами, глядя на то, во что превратили цвет и гордость их родного королевства. Пасть в бою для хадар не было зазорным. Но то, что сделали с ними…
Вслед за волной мертвых подгорных воителей в окружении изможденных рабов и норгейров-погонщиков с тихим гулом двигалось жуткое пирамидальное нечто. По рассказам Бердольфа было понятно, что это та самая машина, с помощью которой черные гномы прокладывают себе путь в каменной толще. На каждой из ее граней сияло по золотому гнезду, внутри которого пульсировал похожий на алмаз кристалл. Машина двигалась сама по себе, паря в полуметре над полукруглым полом тоннеля.
Дождавшись, пока вся процессия скроется, дварфы вынырнули из щелей, продолжив свой рейд.
Пока все коридоры и пещеры, что миновал отряд полностью совпадали со словами пленного норгейра. А потому, не прошло и получаса, как дварфы нашли то, зачем вышли из убежища. Перевалочный пункт, где рабов-источников передавали дальше по уходящему куда-то вверх коридору. Закованные в Синюю Сталь черные гномы деловито подгоняли несколько десятков едва волочащих ноги высушенных дварфов и даже несколько людей. Все они, судя по мощному строению костей, в прошлом были сильными и полными жизни, теперь же, как и Бердольф, являли собой лишь тень славного прошлого.
Норгейров в поле зрения было лишь четверо и, в любом другом случае, отряд даже и помыслить не мог о нападении на хорошо вооруженного врага, но время поджимало. Убедившись, что кроме этих четверых других противников вокруг нет, дварфы напали. Кагайн и Бенгар взяли на себя первую пару, Дагна, Эбетт и Магот – вторую.
Им повезло, норгейры стояли к ним спиной, наблюдая за уходящими наверх рабами, следя, чтобы никто не свернул мимо нужного хода. Синие клинки в руках первородных хадар врезались двум гномам между шлемами и нагрудниками точно в тот момент, когда Эбетт и Дагна налетели на третьего, а Магот сбил с ног четвертого. Завязалась борьба, в которой дварфы уверенно брали верх за счет своей природной мощи и наработанному за десять лет опыту. Эбетт навалился всем телом на спину норгейра, схватив того за руки и прижимая пытающегося освободиться черного гнома к полу, пока Дагна не выдернул из его ножен меч и не всадил тому в подмышку. Покончив со своим, дварфы бросились было на помощь Маготу, но могучий дварф уже вставал, держа на плече тело норгейра с провернутой на сто восемьдесят градусов головой.
Кагайн, привычно оглядев отряд и убедившись, что все справились успешно, лишь довольно кивнул.
– Уходим! – шепнул он.
– А как же они? – указал на изможденных рабов Эбетт.
– Что мы с ними будем делать? – зашипел Кагайн. – Задержимся – умрем! Уходим!
Первородный хадар был прав, и потому дварфы, согласно кивнув, подхватив тела убитых, бесшумно скрылись во тьме. Теперь у них было оружие для своей маленькой войны.
Достигнув убежища, отряд мог освободиться, наконец, от тяжелой ноши, и дварфы принялись аккуратно укладывать трупы вдоль одной из стен. Но внезапно мертвый норгейр соскользнул с плеча Магота и рухнул прямо на уложенный в нишу желудок червя, наполненный драгоценной слизью. Сизый мешок лопнул, и неестественно повернутая голова черного гнома погрузилась в мутноватую жижу. Беззвучно ругаясь и коря себя за неуклюжесть, Магот приподнял труп, чтобы положить его к остальным, как услышал шипение, исходящее от головы мертвеца. Перевернув тело, дварф с изумлением обнаружил, что лицо норгейра, покрытое слизью червя, ползет и стекает подобно восковой маске, обнажая кости черепа, которые прямо на глазах стали трескаться и сыпаться на пол пещеры.
Внимательно наблюдавший за товарищем Кагайн, нахмурился и перевел взгляд на пленника, который с ужасом смотрел на труп собрата. Эбетт кинулся к Маготу и едва успел подхватить у самого пола шлем, который, лишившись поддержки, просто свалился с продолжающего с шипением растворяться огрызка шеи.
Дварфы озадаченно переглянулись. Кагайн погрузил самый кончик клинка в слизь и подошел к пленнику. Остальные, мгновенно поняв замысел лидера, заткнули норгейру рот кляпом и крепко сжали руки и ноги, чтобы тот не мог даже слегка шевельнуться. Черный гном, отчаянно мыча, в ужасе замотал головой, но тут неожиданно Бердольф, зло выругавшись сквозь зубы, схватил того за подбородок и затылок, жестко фиксируя в одном положении.
Кагайн кивнул товарищам и приложил покрытое слизью острие к щеке пленника.
***
– Интересно, – произнес Бенгар, равнодушно глядя на застывшего с дымящейся дырой вместо лица норгейра. – А почему на нас эта слизь действует иначе?
– Мы не из этого мира, – ответил Дагна. – Логично, что такое медленное и беззащитное существо, как червь, должно быть покрыто ядом, смертельным для всех обитателей Абисса. Норгейры – одни из них. Что касается нас, не вижу смысла пытаться разобраться в этом. Работает и работает. Будем считать, что нам повезло, в кои-то веки.
– Занятно, – буркнул Эбетт, который возился с разложенными на полу пещеры элементами брони черных гномов. – Да, братья, мы, конечно, исхудали, но ни кирасы, ни шлемы этих доходяг на нас не налезут даже без поддоспешника. Что ж, будем импровизировать, как и с Кагайном.
Кузнец взял один из синих нагрудников и подошел к Маготу, прикладывая ее к плечу товарища.
– Ну вот, была кираса, а будет наплечник, – удовлетворенно сказал Эбетт. – Только примотаем покрепче.
Вскоре дварфы двигали руками, проверяя подвижность защитного снаряжения. Из шести добытых кирас две пошли на наплечники Кагайна еще после стычки с провожатыми Бердольфа. Остальным же досталось по одному. Набедренники и наколенники кое-как, со скрипом, но превратились в наручи и налокотники. Распоров по бокам стеганые акетоны норгейров и расширив горловину, дварфы накинули их на себя, оставляя бока открытыми, рассудив, что это лучше, чем ничего. Мелкого плетения узкие кольчуги прикрепили кусками проволоки спереди к акетонам.
– Мда, – цокнул языком Эбетт, разглядывая себя и остальных. – Позор, конечно.
– Гротеск, – ухмыльнулся Магот, поводя плечами. – И эклектика.
Смазав все свое снаряжение жирным маслом из печени червя, чтобы избежать лязга и скрежета, дварфы изумленно поглядели на Дагну, который аккуратно заливал в ножны слизь. Вложив клинок в ножны, и выдавив тем самым часть слизи, дварф вытащил его снова, чтобы убедиться, что оружие покрыто вязкой субстанцией равномерно.
– Так дольше не высохнет, – объяснил он.
Остальные, оценив находчивость товарища, поступили так же. Усевшись на пол, дварфы приступили к своей последней трапезе.
– Значит, вы каторжники? – тихо спросил Бердольф. – Поэтому вы без брони и оружия.
– Да, – кивнул Кагайн.
– И вы за десять лет не нашли ни одного дварфийского доспеха?
– Почему ж, находили, – пожал плечами Бенгар. – Вон, у Дагны в бороде как раз кольчуга одного из павших хадар.
– А остальное? – удивился старый дварф.
– Все трупы, что мы находили, были изрублены едва не на куски, – ответил Бенгар. – Там живого места не было. Кровавое месиво. А латы больше похожи… да ни на что они больше не похожи.
– Неужели норгейры на такое способны? – пораженно спросил Бердольф. – Я, конечно, не видел их в деле, но не думаю, что им хватит сил так поступить с броней, вышедшей из кузниц двергур. Да и зачем бы?
– Это не они, отец, – сказал Дагна. – Мертвые хадар в мифрилите. Это сделали их топоры и молоты.
– Зерор Всеотец, – побледнел старый дварф. – Я уже видел такое. Тогда вам стоит знать еще кое-что. Норгейры неспроста закованы в Синюю Сталь, она смертельна для порожденных ими же тварей.
– Почему раньше молчал? – холодно посмотрел ему в глаза Кагайн.
– Чего ты от меня ждешь, хадар? – тихо огрызнулся старик. – Посмотри на меня! Я брожу с черными уже невесть, сколько лет, и чудо, что мой разум вообще способен удержать в себе что-то большее, чем мое имя!
Старый дварф замолчал, прикрыв глаза и откинувшись на стену.
– Ты прав, Меднобородый, – согласился Кагайн. – Прости за резкие слова.
– Нет, не извиняйся, я понимаю, сынок, – сокрушенно покачал головой Бердольф. – Вы идете на смертный бой, ты переживаешь за своих. Я понимаю. Камни и пепел, я что-то еще хотел сказать… Вспомнил. Машины питают мертвых. Уничтожите машины – им конец.
– Как их уничтожить? – спросил Кагайн.
– Так же, как и все мертвое, – ответил Бердольф, указав на трофейное оружие. – Синей Сталью.
– Да-а, – протянул Бенгар, глядя на мертвого пленника. – Хорошо, что он успел рассказать, что машин всего три.
– Ну да, всего три, – с невозмутимым видом произнес Эбетт. – Всего.
– Разберемся, – бросил Кагайн, вставая. – Пора, братья.