bannerbannerbanner
полная версияА вдруг весна

Алексей Сушко
А вдруг весна

Тоскливо тут. Юрка вот познакомился с какой-то девахой в гостинице, тоже не местной, сейчас гулять её повёл, а я сижу тут один в комнате, курю и телевизор смотрю.

Алексею пока ничего не нашёл в подарок. Да и даже не знаю, что ему сейчас нужно, я его понимать перестал. Взрослый уже стал, свои вкусы, свои интересы.

Больше пока нечего рассказать, так что и не буду пытаться. Письмо пошлю заказным, через пару дней дойдёт. Если что – пиши.»

Второе письмо было от бабушки.

«Здравствуй. Получила твоё письмо, так и веет от него какой-то тоской. Видимо ты там совсем не в настроении. Что-то не клеится по работе?

Ты был прав, с твоего признания по поводу поликлиники я посмеялась. Но хочу сказать, что это был обычный умилительный смех. Значит всё-таки ревнуешь? Всё же тебе иногда полезно выпивать, чтобы правду от тебя услышать, по поводу того, что у тебя в голове.

А вот с нашим Алёшей творится что-то непонятное и меня это начинает пугать. Уже который день подряд приходит домой пьяным. Всё у него какие-то дни рождения у кого-то. И главное деньги-то у него свои, не знаю как это остановить. Ничего ему везти не надо, обойдётся. Надо чтобы ты с ним серьёзно поговорил, а то добром это не кончится.

Нашёл себе какую-то девку, вроде ничего, но довольно хабалистые замашки. Мне не нравится. Алёша сказал, что через пару недель съедет и будет жить у неё. Может и к лучшему, не знаю. Парень уже взрослый, пусть сам решает, но это его пьянство – я переживаю.

Вчера звонила сестра. У неё в деревне закрыли библиотеку, где она работала. А её недомуж куда-то пропал. Переживает. Наверно съезжу к ней в гости, посмотрю как там она, может чем-то помогу, а может и к нам на время подселю, в городе-то работа точно найдётся. Хотя какая пока работа, если она на сносях.

Больше ничего интересного. Буду ждать ответа или звонка, если всё-таки решишься поднять трубку. Целую.»

Следующее было снова от деда.

«Если я попросил не упоминать больше эту тему, про мои посиделки в кустах около поликлиники – значит больше не нужно. Разве это так сложно? Всё что у меня в голове никому знать необязательно, даже тебе. И уж тем более я бы не хотел знать как ты на это реагируешь. Я поделился не для этого, а для того, чтобы исключить какие-то недопонимания. При чём тут какая-то ревность вообще? Если бы я ревновал, то это бы выглядело по-другому и вряд ли бы мы так спокойно это обсуждали. Так что не провоцируй, пожалуйста, на конфликт. Раз я сказал, что тема закрыта, значит я не хочу к ней больше возвращаться никогда. Надеюсь ты меня поняла.

О каких-то своих чувствах я предпочитаю не говорить, а выражать их делом, если ты ещё этого не заметила за все эти годы. Слова – это просто колебания воздуха, не больше того.

Рассказать мне пока особо нечего, потому что все что происходит – это только по работе. Больше ничем не занимаюсь. Звонить пока тоже не хочется. Пиши.»

«Здравствуй. Разводишь трагедию из ничего, как обычно. Но хорошо, я тебя услышала, больше к этой теме возвращаться не будем.

Только мне вот одно интересно, про эти твои колебания воздуха. Каким таким делом ты всю нашу совместную жизнь проявлял какие-то чувства ко мне? Своей этой недотроговостью? Тебе ведь даже улыбнуться, особенно прилюдно, нельзя, чтобы ты это не осадил. «Поспокойней себя веди», – твоя любимая фраза. Иногда, дорогой мой, колебания воздуха очень сильно могут воодушевить и посильнее, чем покупка новой стиральной машинки или какого-то украшения. Так что у меня другой взгляд на эти вещи и хотелось бы, раз мы всё-таки подняли эту тему, высказать своё мнение. А мнение таково, что не стесняйся хотя бы изредка проявлять эмоции. Ничего страшного с тобой от этого не случится, не развалишься.

Алёша сегодня опять пьяный пришёл, кстати. Так что твой звонок был бы не лишним, потому что воевать с ним у меня нет сил, слушаться меня он не хочет. Так что ждём твоего звонка.

Не психуй. Целую.»

«С Алексеем поговорили, пока ты была на работе. Меня слушать он тоже не стал и сказал, что больше его ноги в этом доме не будет. Похоже удрал к своей девице. Меня винить в этом не нужно, человек он уже не маленький, сам в состоянии за себя решать. Пусть делает, что хочет.

С тобой пока говорить не хочу. Твоё последнее письмо вывело из себя.

Не каждому человеку легко даются вот эти вот твои эмоции и чувства, а точнее их проявление. Поэтому не нужно меня упрекать в этом. Таким вот я родился и ты знала, за кого замуж выходила. Или уже успела разочароваться?

Ну конечно, как тут не разочароваться, когда муж такое дерево, не сообщает по десять раз на день о своей любви. Хреново такого мужа иметь да?

Мы тут, кстати, ещё на несколько недель остаёмся, потому что появились новые вопросы с этим заводом, поэтому скоро не жди.

Всего доброго!»

«Какая же ты истеричка. Ещё и глупая истеричка…

Причём тут какое-то разочарование? Да, я знала за кого выходила замуж и не ждала, что ты так легко изменишься и изменишься вообще. Но надежда на это была. Это не разочарование в тебе, это разочарование в себе, из-за того, что ты не смог меня полюбить настолько, чтобы хоть немного измениться. Значит это я недостаточно хороша для тебя. А так вообще я считаю, что изменить можно любого, главное найти подход. Я не смогла этого сделать, к сожалению.

Алёша действительно ушёл из дома, вместе с вещами. Ни адреса, ни номера телефона не оставил. Ищи – свищи теперь.

Что такое «пусть делает что хочет»? Ты же отец! Не ожидала, что ты так легко это спустишь. Эх…

Поскорее возвращайся, будем решать, что делать.»

Отложив в сторону письма, Андрей встал с кровати, чтобы размяться. В процессе чтения он начал понимать, что это за переписка и чем она закончилась. А закончилась она разводом деда с бабушкой, после которого у деда и начались какие-то странности в голове, из-за которых он теперь считался поехавшим.

Андрей посмотрел на гроб, обшивка которого до сих пор особо не продвинулась. Только теперь ему стало не по себе от мысли о том, что в нём будет лежать дед. До этого он воспринимал все просто как рукоделие, без какой-либо траурности. Его передёрнуло. Дед стал казаться более человечным, нежели раньше. Андрей зашёл в комнату, где жила Ира. Она, в распахнутом халате, без белья под ним, валялась на диване в наушниках, подпевая музыке. Андрея она не заметила и ему пришлось достать один наушник из её уха. Поинтересовавшись не против ли она выпить, он получил утвердительный ответ. Другой на такие вопросы она давала редко. Андрей притащил коробку с письмами и фото к ней в комнату присев прямо на пол. Ира подтащила выпивку.

Андрей перебирал фотки и рассказывал какие-то воспоминания из детства. По виду Иры нельзя было понять, то ли ей эти рассказы были интересны, то ли нет, потому что она часто отвлекалась на свой телефон, при этом внимательно посматривая на Андрея.

– Отец тогда уже к матери переехал жить, точнее к её родителям, вроде дело к свадьбе шло, а у деда с бабушкой наоборот к разводу. Причем казалось бы такая мелочь, да, что там эта переписка, но вот так вот с малого и началось судя по всему. Развелись, но жили вместе какое-то время. Потом бабушка уехала к сестре младшей в деревню и осталась там. У неё с сердцем проблемы были, а там какая-то история мутная с её сестрой произошла, бабушка тоже в это впуталась каким-то боком. В итоге инфаркт – и до свидания.

Насколько я знаю, пока она была жива, дед и не пытался даже как-то отношения восстановить, да и она тоже. Похоронили её здесь, на нашем кладбище, правда мест там уже не особо много было, ну и втиснули получается как смогли, рядом с деревом, которое там уже давным-давно росло. Тут-то у деда крыша и потекла. Ладно бы забухал, вполне логично было бы. Так он сначала просто страдал и убивался по ней, а потом в секту какую-то записался, прощенья для себя искать. Думал, что если бы не развелись, всё по-другому было бы. Все что можно из дома вынес пока искал. Поэтому и живёт как бомж теперь. Постоянно какую-то псевдорелигиозную дичь нёс, общаться с ним невозможно было. Меня как-то с ним оставили, когда мать отца к какому-то врачу возила в областной центр, чтобы что-то с его алкоголизмом сделали, а то там доходило до того, что весь парфюм дома в себя заливал.

Так вот оставили меня с ним, мне было лет тринадцать вроде. Поначалу вроде все безобидно было, рассказывал какие-то истории из жизни. А потом начал про бога своего сектантского по ушам ездить. Молитву заставил выучить, причем я не хотел, так он сказал, что если не выучу, то отец с матерью кони двинут, а он меня в детдом отдаст, потому что ему такой внук не нужен. Пришлось выучить, потому что очень стрёмно стало. Ну и вот, сидели три дня молились. Еды почти не давал, приходилось втихаря хлебом всухомятку давиться по ночам, пока родители не вернулись.

Отца тогда, кстати, вроде отпустило, лет десять не пил, потом опять начал. Дед его в итоге в свою секту и пристроил. Но они там потом рассорились, дед это все на хер послал и ушел оттуда и в итоге опять в диспансер загремел, только теперь надолго. Настолько надолго, что я уже успел колледж закончить и умотать отсюда подальше, чтобы не видеть этого всего. Ну, а у него видимо после диспансера и без религии снова тоска по бабушке началась. И теперь вот, – Андрей кивнул в сторону комнаты-мастерской, – собрался к ней.

Ира не знала, что там находится и Андрею пришлось ей показать.

– И ты что, прямо тут спишь вместе со всем этим? – она удивлённо осматривала гроб.

– Ну а чё мне будет-то… – безразлично ответил Андрей.

Ира заметила валявшееся на кровати детский синтезатор.

– Играешься? – ухмыльнулась она.

– Играю.

После пьянки, и воспоминаний каких-то ещё историй из жизни их обоих, Ира заснула, а Андрей пошёл дочитывать письма. Перечитав остальные, которых оставалось немного, он заметил, что последнее лежало без конверта. Написано оно было рукой деда.

 

«Я устал с тобой спорить. В любом случае мы будем разбираться с этим когда я вернусь. Осталось пару дней. Хотя всё равно я считаю, что он взрослый и может сам за себя отвечать.

Я не бесчувственный, не надо так думать. Мне всегда было и есть очень хорошо с тобой. Да и вообще чувств к тебе масса. Очень много. Любовь тоже есть среди них, хоть я об этом и не говорю так часто, как тебе хотелось бы…»

Отложив письмо, Андрей задумчиво посмотрел на старое фото, где были изображены дед, бабушка и его отец, ещё маленький. Лицо деда не выражало никаких эмоций. Но в глазах, а на фото он смотрел на бабушку, читалось что-то такое неуловимое. Так не смотрели на простых женщин или посторонних людей.

Глава V

Речка в парке совсем обмелела. «Не речка, а канал», поправил себя мысленно Андрей. На середине наверно можно было спокойно стоять в воде по пояс. Может чуть глубже.

Докуривая третью подряд сигарету, он постоянно осматривался и поглядывал на часы. Чувства были смешанные. Он сам позвал Марину встретиться, но при этом был бы очень даже рад, если бы она сейчас не пришла. Всё стало бы намного проще. Но она пришла. Как всегда с опозданием. Перекинувшись приветствиями, минут пятнадцать они сидели молча и смотрели на канал, изредка обмениваясь какими-то стандартными фразами ни о чём. То о погоде, то всё о том же обмелевшем канале, то о каких-то бытовых мелочах. Эти фразы уходили в никуда. Марина решила взять инициативу в свои руки и первая спросила про гроб в квартире у деда. Андрей отшутился тем, что решил открыть похоронный бизнес. На эту шутку Марина никак не отреагировала. Она внимательно рассматривала Андрея, задумчиво смотревшего в пустоту перед собой, потягивавшего уже шестую сигарету.

– Хорошо хоть сигареты тонкие, а то никотин скоро из ушей потечёт, – заметила Марина.

Андрей достал из кармана пачку и протянул ей.

– Можешь помочь, если хочешь.

Подумав, Марина достала сигарету и, взяв у него зажигалку, подкурила. Докурив до середины, она решила действовать уверенней, спросив Андрея прямо зачем он её позвал.

– Посмотреть, – ответил Андрей коротко.

Тогда Марина уточнила, на кого или на что конкретно он собрался смотреть, на неё или на «говённую воду в речке». Андрей пожал плечами и ответил, что на всё вместе. После этого он предложил ей искупаться. Марина посмотрела на него как на идиота.

– Уверена? – уточнил Андрей.

Марина помотала головой в ответ. Андрей ещё раз пожал плечами и начал раздеваться. Дойдя до трусов, Андрей посмотрел на них, после чего перевёл взгляд на Марину, потом снова на трусы, потом снова на неё. «Нет!» возмущённо вскрикнула Марина, зная, что он может их снять. Андрей ответил выражением лица «ну ладно» и пошёл в воду. Она была холодной и стопу, которой он проверял её, неприятно кольнуло.

– Главное не думать о том, что тебе холодно, – зачем-то пояснил Андрей Марине и двинулся вперед.

Дойдя до места, где воды было по колено, он плюхнулся в неё. Доплыв до середины, попробовал встать. Воды было чуть меньше чем по пояс.

– Захочешь утопиться – не получится, – Андрей разочарованно развёл руками. – А я тебя напугать хотел, посмотреть поплывёшь за мной или нет, если нырну и пропаду.

Марина никак не отреагировала на это.

Андрей сел на дно так, что торчала только голова. Он внимательно смотрел на Марину, которая отвечала ему таким же взглядом.

– Не май месяц, но почти, – Андрей прервал молчаливые гляделки. – Май мне больше нравится, жаль нет такого места где он всегда. Хотя вдруг есть…

Марина сидела как застывшая и не отводила от него взгляда. Андрей начал по-ребячески плескаться и нырять. Течение было не сильное, но так как Андрей не очень ему сопротивлялся, с каждым нырком его сносило всё дальше. Споткнувшись, он упал, после чего не вставая перевернулся и расслабился, поплыв по течению лёжа. Марина собрала его вещи и пошла вслед за ним. Течение канала, по скорости, совпадало с её прогулочным шагом, и так она шла ещё километра два, пока не закончилась мощённая набережная. Дальше начинались кусты и топь. Остановившись, она наконец повернулась в сторону Андрея, чего не сделала ни разу за всю «прогулку». Положение его за это время никак не изменилось, он всё так же лежал на воде, в той же позе, с разведёнными в стороны руками.

Неподалёку, на самом краю берега, рос большой куст, закрывавший обзор на часть канала. Марина спокойно смотрела как Андрей заплыл за него, но через расчётное время не выплыл. Девушка недовольно закатила глаза. Андрей же стоял в ветвях куста и наблюдал за ней, протирая лицо от капающей с волос воды. Марина, как будто бы ей скучно, начала прогуливаться туда-сюда. Андрей ждал. Марина тоже. Шли минуты. Одна-две-три-десять. Зубы у него уже стучали. Марина не подавала виду, что обеспокоена. Андрей начал растирать себе нос, чтобы дать хоть какую-то стимуляцию замерзавшему телу. Ещё минута, ещё две. Марина стояла. Ещё две минуты…

Андрей сдался. Он вышел из кустов и пройдя пару шагов остановился и попытался улыбнуться, но вышло криво и неестественно. Его ноги стало засасывать в прибрежную трясину. Вошли неглубоко, по щиколотку.

Марина, недолго посмотрев на него, бросила его вещи на землю, развернулась и ушла. Посмотрев ей вслед, Андрей начал выбираться, с хлюпаньем доставая ноги из грязи, пробираясь к асфальту. Согревшись в процессе этого, он дошёл до одежды и посмотрев на неё, не стал одеваться. Набросив всё на плечи, побрёл домой.

Войдя в квартиру в таком же виде, в одних трусах и с вещами на плечах, он услышал какое-то копошение в комнате деда. Заглянув туда, увидел стоявшую перед открытым шкафом мать, которая там рылась и что-то искала. Бросив одежду на пол, он подошёл ближе и приоткрыл одну из дверц шкафа шире, чтобы мать его увидела. Та вздрогнула от неожиданности, но быстро вернула лицу невозмутимое выражение.

– Добрый вечер, – Андрей подозрительно её рассматривал. – Что мы тут забыли?

Мать сначала замешкалась.

– Привет. А ты откуда такой? – оглядывала она его.

– Купальный сезон открывал. Мой вопрос всё ещё актуален. Что мы тут забыли?!

Снова помешкав и подумав, мать спросила не находил ли Андрей коричневой папки. Андрей ответил, что не видел, а даже если бы и видел, то не сказал бы. Развернувшись он ушёл в душ, а когда вернулся оттуда, мать уже сидела на кухне, перебирая какие-то бумаги.

– Завещание небось ищешь? – бросил ей Андрей, набирая в чайник воду.

Мать промолчала, не отвлекаясь от бумаг. Андрей поставил чайник на плиту и зажёг её. Мать подняла глаза, посмотрела сначала на Андрея, а потом на пятно над плитой.

– Ремонт сделать не хочешь? Мы бы денег дали.

– Для чего? Чтобы вы потом, когда дед откинется, эту квартиру продали и меня отсюда выперли?

– Что за ерунду ты городишь? Побойся бога.

Андрей поднял голову и уставился в потолок.

– Вроде молнией не ударило, значит бояться нечего.

Мать недовольно покачала головой. Андрей сел с ней рядом и начал просматривать бумаги. Ничего особенного там не было, какие-то квитанции, непонятные пожелтевшие договора, никак не связанные с квартирой, и тому подобное. Отложив всё в сторону, Андрей посмотрел на чайник, поморщился, выключил плиту и ушёл с кухни. Завалившись на диван в комнате деда, он уставился в телефон. В комнату зашла мать и сложила все бумаги обратно в шкаф.

– Теперь о серьёзном, – она закрыла шкаф. – Ты в курсе, что Марина рассталась с Максом?

– Меня это мало интересует.

– А вот лучше бы поинтересовался. У них свадьба должна была быть через месяц, мы уже людей пригласили, в ресторан предоплату внесли. Хочешь сказать, что это никак не связано с твоим появлением?

– Я вообще ничего не хочу говорить, – Андрей помолчал. – Слушай, а расскажи, чего отец с дедом тогда так поссорились, что дед из секты этой их выписался?

– Это не твоего ума дела, сынок. Речь сейчас о другом. О том, что ты отравляешь жизнь не только свою, но и окружающих, своим приездом. С Максом вообще непонятно что происходит из-за этого. Замкнулся в себе, разговаривать не хочет ни с кем. Тебе его не жалко совсем?

– Это его выбор, чего мне его жалеть.

– Какой выбор?

– Сначала выбор девушки, а потом выбор того, как себя вести из-за того что они расстались. Можно ведь было предположить: вероятность того, что я «воскресну», имеется. Так же как и вероятность того, что у его девушки может что-то остаться ко мне. Он понимал риски. А если не понимал – значит дурак полный и поделом ему. Будет теперь знать и в следующий раз окажется умнее.

– Рассуждаешь как последний подлец. Неужели ты не хочешь, чтобы твои близкие были счастливы?

– За счёт моего несчастья?

– Все твои несчастья только за счёт тебя самого. И твоей дурости. Тебя никто отсюда не выгонял. Жил бы как жил. Поженились бы с ней, детей нарожали и жили бы как все. Чем плохо-то?

Андрей отвращёно покривился, а на вопрос чем ему это так противно ответил, что «как все – это слишком печально».

– Пойми, родительница ты моя дорогая. Это у вас квартирка, машинка, два кредитика, дом загородный и всё, жизнь удалась. А мне не по приколу это всё, понимаешь? Это скучно, серо, неинтересно. Я не хочу как вы, иначе я как отец стану, духи, пятьдесят баксов за флакон, форшмаком из селёдки закусывать. Сначала алкоголизм, потом цирроз, а потом умирать медленно и мучительно. Некрасиво это всё, не эстетично. Не звучит, я бы даже сказал. Ты же мне сама когда-то рассказывала, что актрисой стать хотела. Что тебе помешало? Ты ведь даже не попробовала, не рыпнулась с места ни на шаг. А вдруг бы получилось? На меня вы конечно все можете бочки катить, что вот мол, бросил всё как дурак, уехал, а потом приехал ни с чем. Но я-то по крайней мере попытался что-то сделать.

– То, что у тебя ничего не получилось это дело житейское, со всеми бывает. Да, конечно, молодец, попробовал мечты своей добиться. Но то, что ты своим приездом всё разрушаешь, ты не думал? Хорошо, приехал, в дом родной, это понятно, больше податься некуда. Ну так сидел бы смирно и не высовывался, строил бы свою жизнь отдельно. Что тебе мешает?

– Я и не высовываюсь. Оно само как-то ко мне всё липнет и липнет. Я отталкиваю, а оно лезет и лезет. Понимаешь?

Подумав, мать не нашла что ответить, и грустно вздохнула.

– У тебя тут живёт, что ли, кто-то? А то я в той комнате видела какое-то бельё нижнее женское разбросано.

– Квартирантку себе взял, надо же как-то зарабатывать.

– Работу бы себе лучше нашёл.

Мать ушла. Андрей заснул до глубокого вечера. Проснувшись он недолго думая пошёл на кухню.

«Юн ви дамур, ке льон сетэ жюрэ, э кю ле том а дезартикуле, жюр апре жюр…»1 напевал голос. Андрей сидел за кухонным столом, подпирая голову рукой. Рядом стояла кружка, которую он пытался пододвинуть к себе, но она не поддавалась. Как будто была приклеена. А когда он попробовал её отодвинуть, та легко поддалась и от толчка заскользила в его сторону.

– Заткнись нахуй! – Андрей не выдержал фальшивого пения.

– А ведь как красиво звучит, а? Ты, такой весь в трусах, стоишь в грязи, на фоне реки и она стоит поодаль, держит твои вещи. Её волосы развеваются на ветру, начинается дождь. Вы смотрите друг на друга, играет эта песня, и… И она уходит. Уходит навсегда, навеки, ты это понимаешь, ты бежишь за ней, догоняешь, хватаешь за руку, поворачиваешь к себе. Она вся мокрая, в слезах, мокрые волосы прилипли к лицу и губам, а ты не обращаешь внимания и впиваешься в эти губы, такие близкие, такие родные. На языке ты чувствуешь вкус её шампуня и лака для волос, но тебе плевать, это же её вкус…

– Хватит меня подъёбывать. Я не хочу разговаривать на эту тему. Она ушла, и всё на этом. Я этого и хотел, больше ничего не будет.

– А ведь очень надеешься что будет? – хитро заметил голос.

– Откуда тебе знать?

– Самого себя не обманывай, глупенький. Всё оттуда, откуда и все твои беды. Из башки твоей.

Андрей разозлился, схватил со стола кружку и попытался бросить в пятно. Кружка осталась в руке, как будто бы её кинули Андрею обратно и он её поймал. Тогда, Андрей замахнулся. Кружка, вылетела у него из руки, как из пращи, и угодила прямо в пятно, разлетевшись на осколки.

 

– А вот драться – это хулиганство, – заявил голос. Один из рукавов галактики, медленно подобрался к Андрею и с размаху ударил его по лицу. Тот вскочил, попытался ответить, но рука прошла сквозь противника. Сразу после этого, пятно нанесло удар, который повалил Андрея на пол. Удары продолжались судя по всему и остальными рукавами. Андрей ощущал их на себе ясно и чётко, поэтому закрыл лицо руками, чтобы минимизировать ущерб. В дело похоже пошла и табуретка, по крайней мере по ощущению удара, а потом и от звука того, как её бросили на пол.

Удары закончились. Андрей осторожно открыл глаза. Пятна не было, на кухне всё было как обычно. Табуретка действительно валялась рядом. Оттолкнув её ногой, Андрей попытался встать, но всё тело ныло и болело. Кое-как поднявшись, он доковылял до зеркала и осмотрел себя. На туловище, спине и на лице зрели синяки.

– Ни хера себе приходик, – прошепелявил Андрей проверяя зуб. Он ушёл в ванную, чтобы умыться. За шумом воды не услышал, как квартиру вошёл дед, с коричневой папкой подмышкой. Он сразу же закрылся в комнате с гробом.

Когда Андрей вышел из ванной, то заглянул на кухню и посмотрел на пятно.

– Тебе пиздец! – погрозил он ему кулаком. Входная дверь открылась и в прихожей показалась Ира, с двумя дорожными сумками в руках. Андрей недоумевающе её осмотрел. Она поняла причину этого недоумения и сразу всё объяснила.

– Меня муж из дома выгнал насовсем. Я вот с вещами тут… Ты не против?

Андрей безразлично отмахнулся, продолжив смотреть на пятно.

– Ты извини за вот это, – она показала на его лицо. – Он, гад, меня выследил, узнал где я сейчас живу, потом ворвался сюда, пока ты там сидел сам с собой разговаривал и отделал тебя. Подумал, что ты мой любовник. Хотя наверное так и есть, но всё равно он не прав. Извини, в общем.

Андрей искренне удивился.

– Так это муж твой?

– Ага. Слушай, у тебя так себе видок… – Ира покривилась будто ей было больно.

– Тебе в травму надо. Пойдём, я тебя доведу.

Они ушли. Из комнаты с гробом донеслись звуки работы.

Когда Андрей вернулся, залатанный пластырем и с ватой торчащей из ноздри, комната была открыта настежь. Гроб оказался доделан. Андрей удивился такому неожиданному повороту. Осмотрев гроб, он заметил рядом с ним записку, написанную дедом.

«Разберись с деревом. Пожалуйста.».

1Une vie d’amour Que l’on s’était jurée Et que le temps a désarticulée Jour après jour Транслитерация песни «Вечная любовь» Шарля Азнавура.
Рейтинг@Mail.ru