Алексей Солоницын
Письма в Небеса обетованные. Протоиерею Николаю Агафонову, священнику и писателю, наставнику и другу
Протоиерею Николаю Агафонову, священнику и писателю, наставнику и другу
Допущено к распространению Издательским советом
Русской Православной Церкви
ИС Р23-312-0311
© Солоницын А. А., текст, 2024
© Издательство Сибирская Благозвонница, оформление, 2024
От избытка сердца
Вступление
Добрый человек из доброго сокровища своего сердца выносит доброе, а злой человек из злого сокровища своего сердца выносит злое, ибо от избытка сердца говорят его уста.
Лк. 6:45
Три года назад я понял, с кем в этой жизни земной я должен посоветоваться, как мне поступить, что надо писать, как дальше жить.
Я обратил внимание, что, расставшись с наставником и другом протоиереем Николаем Агафоновым, священником и писателем, продолжаю думать о нем и беседовать, чаще всего во сне.
Дело в том, что у меня с юности выработалась такая особенность – многие сюжеты моих сочинений приходили именно во сне. Утром я их записывал, потом дополнял, исправлял, то есть уже писал главу романа или повести либо сочинял рассказ.
Так же произошло и теперь – я стал записывать увиденное во сне, облекая его в форму писем, так как батюшки уже рядом нет, а расставаться с ним я не хотел и не хочу. Вот так и стала складываться эта книга, в которой я решил рассказать о заповедном, о том, что не успел поведать отцу Николаю и о чем мы не договорили. К тому же после ухода батюшки произошли и происходят сейчас чрезвычайные события, о которых мы и не предполагали. Ждали их, конечно же, но, как обычно бывает, явь превзошла все ожидания.
И я всё больше укреплялся в мысли о том, что литературную форму я выбрал правильную, – в письмах меньше всего прибегаешь к разного рода литературным приемам, документальность меньше соединяешь с домыслом, а порой и прямо пишешь о том, что произошло и о чем думаешь. Тем не менее в письма вписались и рассказы – они развивают сюжеты, начатые в письмах. Это рассказы и строго документальные, и написанные по авторским сюжетам. И у меня есть желание, чтобы отец Николай прочел их. Письма о том, что заставляет болеть сердце.
Кроме того, чтобы читатель понял, что отец Николай – самобытный и талантливый писатель, в Послесловии к письмам приложены мои заметки о его творчестве. Это не привычная литературная рецензия, а размышления о том, что составляет художественные особенности и литературы в целом, и конкретного писателя в частности.
Конечно, это лишь точка зрения автора, не претендующая ни на какие обобщения. Тем более написаны эти строки о дорогом мне человеке, которого, надеюсь, вы узнаете лучше и полюбите вместе со мной.
Алексей Солоницын 21 июня 2022 года
Теплая ладонь
Протоиерей Николай Агафонов покинул нас на праздник Дня Святого Духа, который выпал в 2019 году на 17 июня. Уход его был ожидаем, но всё-таки и его паства, и читатели всей православной России верили, что он одолеет болезнь. Да и он сам, по натуре своей деятельный, энергичный, не унывающий в самые тяжелейшие, крутые повороты жизни, всем нам, близким и дальним, говорил, что ему лучше и он поправляется.
Как его проводили и о главных его достижениях как пастыря и как писателя немало рассказано и его духовными чадами, и почитателями его творчества. Мне же хочется вспомнить о некоторых личных впечатлениях и встречах с отцом Николаем, которые сохранило сердце. Но всё же сначала надо хотя бы кратко рассказать о его жизненном пути. И вместе с тем вот еще что: с батюшкой я не расстался и однажды понял, что продолжаю с ним общаться – сначала во сне, а потом и наяву.
Здесь нет ничего странного, просто я стал записывать то, что увидел во сне. И, сев за рабочий стол, спросил себя: а почему бы мне не отправлять письма в Небеса обетованные, где он сейчас, безо всякого сомнения, находится? Буду говорить и писать не только о том, о чем он просил меня при встречах, но и о заповедном, которое можешь высказать только самому близкому человеку, о чем болит душа и что лежит глубоко в сердце.
Да, тут есть и мистическое, но православное, свойственное нашей литературе – вспомните хотя бы Гоголя, или Пушкина с его «Пиковой дамой», или Достоевского – примеры можно множить.
Итак, расскажу о пути батюшки и о том, почему он живет не только в моем сердце.
Начну я с теплой ладошки мальчика Саввы, которая крепко держалась за мою ладонь, когда мы шли к святыням, привезенным на выставку-ярмарку «Благословенная Самара».
При каждом шаге у Саввы подгибались ножки, он приволакивал их, но улыбался, заглядывая снизу мне в лицо. Рядом шла его мама, рассказывая, как Савва научился ходить. А ведь еще недавно он передвигался только на больничной коляске. И головку не мог держать так ровно, как сейчас. А поправляться начал, когда мама после службы в храме подвезла коляску с Саввой к отцу Николаю, и тот поднял ее сына из коляски, и прижал к груди, и поговорил с ним. И потом Савушка сам просил, чтобы его привозили к отцу Николаю, и они так и поступали, и ее сынок стал поправляться.
«Вот сами видите, что теперь Савушка ходит, пусть с трудом пока, но дальше обязательно будет ходить лучше».
Отец Николай с матушкой Иоанной и внуками.
На фото они не все – всего их шестнадцать
Мы купили свечи, поставили их у святынь в подсвечники, и Савва самостоятельно зажег их и приложился к святыне, придерживаемый мною. А потом мы подошли к моему стенду, который, как всегда, находился рядом со стендом отца Николая.
Здесь толпился народ, стремясь получить выбранную книгу с автографом батюшки и его благословением.
Увидев Савушку, которого я завел за наши столы, отец Николай прекратил подписывать свои книжки, радостно поприветствовал мальчонку, усадив его к себе на колени.
И после расспросов о том, как лечится Савва, учит ли молитвы, читает ли их утром и вечером, вручив мальчику «Доброту духовную» – прекрасно изданную уже не первым тиражом книгу с рассказами для детей, – попрощался с Саввой и его мамой.
Этот эпизод потому так сильно врезался в память, что теплая ладошка мальчонки словно отпечаталась в моем сердце, согрела его и укрепила в том, что доброта духовная, как названа памятная книга батюшки, лечит лучше всяких лекарств и предписаний врачей.
Приговоренный к жизни
Как рассказал его сын, отец Иннокентий, в тот День Святого Духа отец Николай, уже невнятно произносивший слова, неожиданно ясно сказал: «Поднимите меня».
Вместе с дочерью Ксенией они выполнили просьбу отца, и он сказал: «Причасти меня». – «Папа, к нам едут священники, давай сначала соборуемся», – возразил сын. «Нет, причасти. Я умираю».
Сын послушался, причастил отца и только после этого приступил к соборованию. Но едва успел помазать лоб отца Николая, как тот закрыл глаза, и душа его покинула тело.
Выходит, он знал не только день своего ухода из жизни земной, но и час, и даже минуту.
И когда на отпевании в храме Святых апостолов Петра и Павла, старейшем в Самаре, где он служил, хор торжественно и скорбно пропел: «Во блаженном успении вечный покой» – и в горле внезапно возник комок, проглатывая его, вдруг подумал: «Да, именно “во блаженном успении”, именно в День Святого Духа вы ушли от нас, дорогой батюшка».
А хор еще мощнее, еще величавей, с тем оптимизмом, заключенным в нашей вере святой, в наших скорбных и в то же время светлых песнопениях, возглашал снова и снова: «Вечная память! Вечная память!»
Храм до отказа заполнен, справа и слева вдоль гроба в два ряда в белых серебристых облачениях стояли, держа зажженные свечи, священники. А в изголовье гроба читал панихидные молитвы митрополит Самарский и Новокуйбышевский Сергий – тоже весь белый, но еще и с того же цвета шапкой густых серебристых волос.
Священников я насчитал тридцать три – столько же лет было Спасителю, покинувшему земной мир. Не только весь клир храма Петра и Павла, но и священнослужители из Волгограда, Саратова, Тольятти, Казани, Чебоксар, Санкт-Петербурга и других городов и весей Самарской губернии, с Урала приехали и прилетели проститься с отцом Николаем. Вместе с духовенством стояли в храме и около него миряне – отовсюду, где ему довелось служить и где живут его друзья и духовные братья и сестры.
Прощалась с любимым и чтимым народом батюшкой Православная Россия.
«Царице моя Преблагая»
Сказать, что ты дружил с батюшкой, нескромно, но вот упомянуть, что тебе выпало счастье общаться и близко знать священника, который тебе пришелся по душе и сердцу, – можно. Тем более если тебе есть что вспомнить и что сказать людям, которые тоже полюбили его, но не знают подробностей его жизни, открытых в задушевных беседах с собратом по перу.
Вот он – мальчишка, запоем читающий Майн Рида, Фенимора Купера, Луи Буссенара. Душа разгорается – она там, в прериях, в лесах, у Великих озер, с Чингачгуком и Натаниэлем Бампо – охотником из романа «Зверобой». Решено: надо бежать туда, на помощь Большому Змею и его друзьям. Из Тольятти он добирается до Сызрани, где планирует пересесть на поезд, идущий во Владивосток. А там – через океан в Америку. Но в Сызрани его забирает милиция. Вместе с другими подростками, преимущественно хулиганами, попадает в детский «распределитель». Мать в это время отчаянно ищет сына. Тщетно. Идет в церковь, падает на колени перед иконой Богородицы. Как рассказывала она потом сыну, по молитвам к Пресвятой она находит Колю. Сидит над ним, боясь его разбудить. А Коля, измученный, считающий себя пропащим, просыпается оттого, что капельки падают на его лицо – кап, кап, кап. Открывает глаза – видит маму. Это ее слезы радости падают на лицо сыночка.
«Я потому вам это рассказываю, – говорил отец Николай, – что со временем понял, что Пречистая взяла нас с мамой под Свой Покров. Я это не один раз замечал. Но случай тот, детский – самый памятный».
Игумен земли Русской
Еще в школе он допытывается у классного руководителя, «русачки» и «литераторши»: «А зачем человек живет, раз всё равно умрет?»
Самая авторитетная для Коли учительница говорит то, что написано в учебнике: «Человек живет для детей, для внуков и правнуков. Как они жили для нас». Колю этот ответ не устраивает: ведь и дети умрут, и внуки тоже. Значит, жизнь бессмысленна? Или жить надо для коммунизма? Но что-то он никак не приближается.
После школы идет в армию. И здесь продолжает искать ответы на те же вопросы. Много читает – интересуется историей России, хочет понять, почему русские так верили в Бога. «Атеистические» брошюры, в которых кратко излагалась суть христианских праздников, а затем шла их «научная критика», помогают ему понять смысл православных праздников. Заводит отдельную тетрадь и туда выписывает сведения о Православии. Наконец в руках у него оказывается Евангелие.
И он убеждается, что смысл жизни человека как раз тут и кроется. Говорит маме, что собирается ехать в Москву, поступать в семинарию. Мама его выбор одобряет, но советует не торопиться.
В армии он освоил профессию плиточника-отделочника и в Москве устраивается на работу по этой строительной специальности. Но примут ли его в семинарию? Ведь в храме, в который он ходит в Москве, у священника нет времени заниматься с молодым человеком, который иногда приходит на службы. Он выдает Коле лишь справку о посещении храма. Смотрит Коля на абитуриентов – все такие важные, уже иподиаконы. Всё знают, всё понимают. А он? И тут вспоминает: да он же в Троице-Сергиевой Лавре! Читал роман Сергея Бородина «Дмитрий Донской». Сергий Радонежский благословил князя на Куликовскую битву!
В армии
Что же тут думать, надо идти к мощам преподобного, молиться!
Но вот беда – прямо перед экзаменом сильно простудился. Всё же добрался до Лавры. Нашел храм Святой Троицы. Подошел к раке. И забыл, о чем хотел просить!
«Надо бы мне просить о сдаче экзамена, о выздоровлении. Но я только и смог произнести: помоги! И представьте, выхожу из храма, как будто шубу тяжелую с плеч сбросил!
Мама Николая Агафонова
Иду по Лавре и сам не верю, что со мной произошло. Совершенно здоров! А на экзамене – еще чище. Ректором в то время был владыка Владимир (Сабодан), будущий блаженный митрополит Киевский и всея Украины.
Он спрашивает: “Ну, молодой человек, а что вы читали?” – “Достоевского”. Он удивился. Стали о Достоевском говорить – примерно с полчаса проговорили. Выхожу, меня спрашивают: “Агафонов, ты чего так долго?” – “О Достоевском с владыкой говорили”. Никто не поверил. Вывешивают списки: в принятых меня нет, в кандидатах – тоже нет. Мне знакомый издалека показывает два пальца. Ну, думаю, за что двойка-то? Готов зареветь. Смотрю еще один списочек – там всего несколько фамилий. Первая – моя. Это абитуриенты, зачисленные сразу на второй курс. Прямым ходом я быстро пошел в уже знакомую маленькую златоглавую церковь. К мощам преподобного Сергия. Упал на колени. Ведь это он направил меня на путь служения Господу – весь дальнейший мой путь определил».
