Алексей Смирнов
Одноразовый доктор
Одноразовый доктор
– А иглы у вас одноразовые? – строго спросил Тайный Клиент.
Администратор закатил глаза.
– Помилуйте!..
– А перчатки? Шприцы?
– Да за кого же вы нас принимаете!
Вкрадчиво и не без торжества:
– А доктор?
Администратор расплылся в победной улыбке:
– И доктор!
– Полно вам, – хмыкнул Тайный Клиент и тоже улыбнулся, но краем рта, недобро. – Мне нездоровится, и если я нашел в себе силы пошутить, то вам шутить неуместно. Вы должны ответить отрицательно и выразить вежливое сожаление.
Администратор давно уже вычислил оборотня. Он покачал головой:
– Извольте, вот вам и сожаление, но не об этом. Я сожалею, что вы ошиблись. Доктор действительно одноразовый. Очень хороший. Стаж тридцать лет.
– Неужели? Ну, проводите!
Администратор повел Тайного Клиента по коридору. Остановился перед дверью. Распахнул ее:
– Прошу!
В кабинете и правда оказался доктор. Седой, аккуратный, в заломленном на крахмальных изгибах халате, он неподвижно сидел в кресле и молча, доброжелательно взирал на вошедших.
– Ах, простите, – пробормотал администратор. – Небольшая заминка.
Он шагнул к доктору и щелкнул у него под носом пальцами. Тот встрепенулся:
– Ах! Здравствуйте! Как ваше самочувствие? Очень жаль, что вы захворали…
Озабоченно повернулся к экрану.
– Присаживайтесь!
– Что ж, теперь я оставлю вас, – шепнул администратор и попятился к выходу.
Тайный Клиент осторожно присел на стул.
Доктор настроил программу и обратился к нему, сияя светом натуральным, внутренним, а также отраженным от люминесцентной лампы:
– Я слушаю вас абсолютно внимательно… Вы говорите смело, а я пока пройду дезинфекцию.
Поднявшись из кресла и скинув халат, доктор остался совершенно голым. Он юркнул за шторку, зашумел душ. Загудела синяя лампа.
– Вы рассказывайте, мне вас отлично слышно!
…Тайный Клиент покинул его через час, пребывая в некотором замешательстве. Администратор бесшумно скользнул ему наперерез:
– Приятно видеть вас снова. Какие будут замечания, нарекания?
– Никаких, – искренне ответил смущенный оборотень.
Они направились в вестибюль.
Тайный Клиент немного разволновался. Уже не будучи спрошен, он с чувством продолжил:
– И здрасте вам, и пожалуйста… Руки вымыл, ноги вымыл, воду слил, инструмент тоже вымыл – все вымыл! Стул, кушетку, пол, окно…
– Мы рады, что вы довольны!
Тайный Клиент остановился. Помявшись, он осведомился:
– А что с ним будет дальше?
– То есть? – притворно не понял администратор.
– С доктором. Если он одноразовый. Куда его теперь?
– В отходы, естественно, – пожал плечами тот.
– Неужели? Что это за отходы?
– Биологические, – пискнул администратор, почуяв опасность. – По известному вам приказу Минздрава под номером. Правила утилизации. Если сомневаетесь, можем взглянуть.
– Пожалуй…
Администратор повел его обратно. Дверь кабинета была распахнута. Внутри находились две квадратные уборщицы. Когда Тайный Клиент вошел, они как раз заталкивали неподвижного доктора в черный пластиковый мешок на шестьдесят литров. На лице доктора застыло кроткое выражение. Очки чуть съехали.
Уборщицы сноровисто подхватили мешок и понесли к черному ходу. Тайный Клиент и Администратор проводили их взглядами.
– Собственно, все, – сказал администратор.
Тайный Клиент задумчиво кивнул. Безмолвно расплатившись, он вышел из клиники и сел за руль. Доехав до угла, поглядел в боковое окно. Из него открывался вид на обычную помойку. Администратор, как и подозревал Тайный Клиент, кое в чем соврал. Никаких приказов насчет отходов он не выполнял. Возле мусорных баков покоился знакомый черный мешок.
Контролер нажал на газ.
Дома он составил хвалебный отчет и лег спать. Но сон не наступил. Тайному Клиенту сделалось неуютно, его что-то тревожило. Сообразив наконец, что это совесть, он резко сел.
Доктор и правда был очень хороший. Добрый. А с ним так равнодушно, механически обошлись. Теперь он лежал на помойке в мешке, не в силах более совершать добро.
Тайный Клиент ударил себя кулаком по колену и встал. Оделся. Вышел из дома, завел мотор и по ночному городу помчался к месту прегрешения.
Мешок лежал смирно. Контролер присел на корточки и разорвал его единым движением. Изнутри на него смиренно сверкнули очки.
– Здрасте еще раз, – сказал Тайный Клиент. – Я тут подумал, что вы добрый и незачем добру пропадать. Приберу вас. Свезу на дачу. Будете у нас домашним медиком. Полезные советы, анекдоты, можно и по водочке. Жена обрадуется даже. У нее ожирение, диабет и раздраженный кишечник. С голоду не помрете…
Он выпрямился, вернулся к машине и распахнул багажник.
Сзади послышался шорох. Клиент обернулся.
Доктор уже выбрался из мешка. С лицом, искаженным от ужаса, пронзительно визжа, он бросился наутек и вскоре затерялся в проходных дворах.
Куриная слепота
Тартакова села в метро. Она была рыхлая, белая и напуганная общим течением жизни. Над нею тотчас нависли.
– А что это вы сели? Почему?
Тартакова панически заозиралась. Вагон был полупустой, сидеть – естественно.
– А что такое?
– Да вот уселись вы. С какой стати? Что это у вас в сумке?
Из сумки торчали мертвые курьи ноги.
– Вам разрешается есть кур? Обследование прошли?
Тартакова уже давно покрылась испариной. В телесных складках взорвалась жизнь, там залпом размножились микроскопические организмы.
– Ладно.
Ей спустили незаполненную справку.
– Сейчас выходите и ступайте обследоваться. Можно ли вам есть кур. Продолжим беседу, когда предъявите результат.
Тартакова выскочила из вагона как ошпаренная. Сумка с курами билась о крахмальные голени. Из руки в руку перелетала она.
До поликлиники доехала на троллейбусе. Написала на ладошке номер очереди и дома заснула, а на рассвете поспешила обратно, прихватив из холодильника кур. На ногах Тартаковой красовались свежие синяки.
Пропустив вперед себя разбитную компанию инвалидов, она взяла талончики ко всем.
И побежала, выставив справку перед собой.
Тартакова обошла всех, кто был обозначен в справке: терапевта, хирурга, отоларинголога, окулиста, невролога, гинеколога, кабинеты медицинской статистики и АХЧ.
К обеду спустилась, отдуваясь, в метро.
В вагоне к ней немедленно подкрались.
– Все в порядке?
Тартакова не читала справку. Она испуганно кивнула и протянула ее.
– Так. Можно… можно… Окулист не разрешает есть кур. Он написал, что нельзя.
Тартакова обмерла. Трясущейся рукой взяла она справку, прочла фиолетовый оттиск: «Нельзя». И второй, в виде круглой печати, с надписью по окружности: «Есть кур».
– Как?.. Почему?..
– Это я у вас спрашиваю. Почему вы опять сидите?
Мест было меньше, но все равно еще оставались.
Пунцовая от смешанных чувств Тартакова выбежала из метро и вернулась в поликлинику. Окулист еще принимал.
Что-то в ней надломилось, и она ворвалась к нему, опередив остальных – похожих, но не таких расторопных.
– Почему мне нельзя есть кур? – выкрикнула Тартакова.
Окулист откинулся в кресле и сатанински расхохотался.
– Да потому! Я подозреваю у вас куриную слепоту. Дайте мне кур, я буду их есть.
Получив кур, он поел их, но не всех и не до конца.
– Мне можно есть кур, – назидательно молвил он. – А значит, можно и вам.
Он поставил большую квадратную печать со словом «Можно».
Тартакова вернулась в метро, и после этого все наладилось.
Левая нога
Проходя через холл, главврач приметил на диванчике дородного старца с бородкой. Тот сидел широко и неодобрительно посверкивал круглыми очками. На коленях у старца стояло нечто кубическое, что-то вроде ларца в оберточной бумаге и перехваченное шпагатом.
«Где я его видел?» – нахмурился главврач, прошел мимо и выкинул старца из головы, когда достиг широты и долготы кофейного автомата.
Минут через двадцать ему снова понадобилось вниз. Он спустился, направился в архив и обнаружил, что динозавров уже трое. Они восседали чинно и не глядели друг на друга, но что-то их, несомненно, связывало, ибо иначе так не бывает. Старцы смотрели перед собой, и у каждого на коленях покоилась такая же бандероль, даже посылка. У второго была военная выправка: маразматический взгляд и бакенбарды царского адмирала; третий выполз из страшного сна: тощий, лысый, с огромными кистями и ступнями, лошадиная физиономия и не менее лошадиные зубы, запавшие глаза, галстук-бабочка.
Этого последнего главврач узнал. То был профессор кафедры детских болезней главного городского мединститута.
Вероятно, и остальные были в чинах.
Теперь главврач немного встревожился.
«Какая нелегкая их принесла, чего понадобилось?» Три светила на богадельню, не чуявшую беды, это выглядело подозрительно. Какая-то ревизия, проверка? Не тот состав. Может быть, лекция? Но он не помнил, чтобы назначили лекцию. С тем же успехом могла быть политинформация.
Гости сидели истуканами. Вернувшись наверх, главврач небрежно спросил:
– Что за личности поселились у нас внизу?
– Это ученые, – серьезно ответила секретарша.
– И чего хотят? К кому пожаловали?
– Говорят, к кому-то из новых ординаторов. Принесли дары.
Главврач собирался сесть, но остался стоять.
– Что они принесли?
– Дары. Стетоскоп, какую-то научную книжку и коньяк.
– Это они вам сказали?
– Любе-уборщице. Она их тряпкой огуляла. Они еще сказали, что этот молодой доктор совершит в медицине такой переворот, что мы уже не понадобимся.
– Вот как? – желчно улыбнулся главврач и снял телефонную трубку. – Надежда Михайловна? Там у вас три пожилых человека сидят… немного не в себе… ах, уже ушли? Ладно… Что? Оставили коробки? Кому? Как это – не сказали?
Швырнув трубку, он какое-то время сидел. А потом распорядился готовить приказ на увольнение всех молодых ординаторов.
– Оптимизация, – осклабился главврач и сделался вылитым крокодилом.
– Кто же будет работать?
– Ничего! – прокурлыкал он. – Бориса Иваныча попросим. Галина Никитична просила полставочки. Не пропадем!
Через две недели его зачем-то понесло в бельевую, и там он споткнулся о дары. Коробки валялись пустые. Главврач наподдал одну и пошел выяснять, почему этот хлам не убрали и где содержимое. Выяснилось, что собственно дары дошли до получателя. Стетоскоп и книжка валяются в ординаторской, а коньяк куда-то делся.
– Как же так? – захрипел главврач. – Я приказал их всех извести!
– Этого никак не удалось, – объяснили ему. – Он был на больничном.
– Значит, поправился?
– Поправился. У него какие-то странные лечебно-диагностические идеи. Он соблюдает стандарты, но говорит, что главное у человека – левая нога. И ею нужно заниматься в первую очередь.
– Понятно. Жалобы были?
– Пока не было, одни благодарности, но ждем.
– Ну, и мы подождем, – зловеще сказал главврач. – Левая нога, говорите? Ладно, – пожал он плечами. – Пусть занимается. Хуже не будет. И не такое видали!
Жизнь потекла своим чередом. Главврач время от времени вспоминал про ординатора, справлялся, выслушивал. Сперва через день, потом через три. Дальше и вовсе о нем забыл. Здравница безмятежно воняла, ничем не выделяясь из подобных себе. Прошло месяца три. Потом четыре и пять. В один прекрасный день на придворном ковре обозначился начмед.
– Больше я молчать не могу, – промяукал он, пряча глаза. – У нас творится неладное.
У главврача екнуло в груди.
– Этот молодчик что-нибудь натворил?
Уточнять, о ком идет речь, не потребовалось. Начмед не замедлил кивнуть.
– У него умер больной. А он заявляет: ничего подобного! Отправился в морг, сдернул простыню. Вставай, скомандовал. Тот и ожил! Иван Иванович чуть рядом не лег. На замену. Он всякого насмотрелся, но такое впервые.
– И что с больным?
– Да он назавтра все равно умер. Его вернули в палату, они там чего-то выпили. Но от факта не открестишься! И это не все. Происходят другие дикости. Например, в ординаторской стоит графин с водой для поливки цветов. Я принюхался: спирт! Ну, то есть водка. Прямо чудеса. Была же вода! Ничего не понятно. Потом еще пищеблок…
– А что с пищеблоком? – слабым голосом осведомился главврач.
– Там была крупная недостача, даже хлеба осталось буханок пять. Наш орел был ответственным дежурным. Расписался за порции. Ну, не глядя подмахнул, как обычно. И все, вообразите, остались сыты. Никаких претензий. Пять буханок, я вам повторяю.
– А суп?
– Ну, суп… Вы разве не знаете наш суп?
– Знаю. – Главврач побарабанил пальцами по сукну. – Что у него с левой ногой?
– У него самого все замечательно, а вот с больными не так. Нарушения в левой ноге выявляются сплошь и рядом. Все удивлены, но этот подход приобретает большую популярность. К нам уже очередь. Вы не в курсе, конечно, но вот я докладываю.
– Ко мне его, – приказал главврач.
Когда ординатора привели, главврач долго молчал и перебирал разные бумаги, как бы не видя его. Тот терпеливо переминался на ковре. Наконец главврач поднял глаза.
– Мне сообщают странные вещи о левой ноге, – заговорил он без обиняков. – Мол, от нее все беды. А если нет левой ноги? Есть только правая?
– Ты сказал, – кротко молвил ординатор.
– Что это вам за «ты»?! – вдруг завизжал главврач, вскочил и принялся колотить по столу кулаком. – Я вам покажу тыкать! Вон отсюда! Что на вас за халат? Что это за рвань? Преступник! Преступник!
Ординатор исчез. Вошел начмед. Он широко улыбался.
– Вот и жалоба! – объявил он. – На десяти листах от руки мелким почерком с обеих сторон! Болела правая нога, но лечили левую, а когда возражал, грозили адскими муками!
Главврач радостно потер руки. Поднес их к носу, поморщился и пошел к раковине мыть. Обернувшись, осведомился:
– А что в итоге с правой ногой?
– Да тоже здоровая, – отмахнулся начмед. – Так, кривая…
– Замечательно. Готовьте приказ. По статье. С выговором. С занесением. Нет, я сам напишу…
– Да он, в сущности, неплохой парень…
– Прошу прощения? – прищурился главврач.
– Да нет, я просто справедливости ради, – стушевался начмед и попятился.
– А если нет, то пусть собирает манатки! Сию секунду. Нет, не сию. Назначьте собрание. Пусть все на него полюбуются. А сразу после – с вещами на выход!
Через три дня, когда казнь уже начала забываться, главврач вызвал начмеда, но вошла секретарша.
– Его нет, – пролепетала она. – Он уволился.
– Как же это?
– Он вон туда перешел… – Она кивнула на окно.
Главврач метнулся из-за стола, рванул штору. Он парковался с другой стороны и редко видел эту улицу. Здание напротив щеголяло красивой вывеской: «Медицинский центр инновационных технологий “Левая Нога”». У входа уже толпился народ.
– Они еще не начали, но открыли предварительную запись. – Тон у секретарши был виноватый. – Угадайте, кто у них главный.
Тихий час
Главный врач был падок на передовые идеи, и в клинике эти новшества заранее ненавидели. Он приглашал психологических консультантов, устраивал мозговые штурмы, записывал сотрудников на тренировку уверенности в себе – в главном враче – и порывался выпустить стенгазету.
На сей раз его соблазнил тихий час.
– В Японии, – заявил он дрожащим от возбуждения голосом, – давно практикуется перерыв на дневной сон. Или не в Японии… где же? Может быть, в Швеции? Ну, не имеет значения. Главное – повысилась производительность и эффективность. Часик вздремнут – и совершенно другое дело!
– Часик? – переспросил окулист. – А этот часик зачтется в рабочее время?
Главврач широко улыбнулся. Так улыбаются при виде лужи, которую напрудил пес. Потом отвешивают пинка.
– Ясно, – сказал окулист.
Спальню оборудовали в зале для лечебной физкультуры. Доставили лежаки, одеяла, подушки.
– Что, все вместе будем спать? Мужчины и женщины?
– Это же не баня, – ответил главврач. – Не раздевалка, не туалет. Мы будем спать в одежде.
– Все равно. Сон – интимное дело. Мало ли что… И в какой одежде? В халатах?
– Нет, халаты придется снять. Вообще, это хороший вопрос. – Главврач задумался, и все побледнели. – Возможно, пижамы?..
– Нет-нет, – сказали ему поспешно, – не стоит. Мы спокойно и так полежим, в чем есть.
Он, полный сомнений, нехотя согласился, но сам, когда пришло время спать, переоделся в спортивный костюм. После этого встал у двери и приказал сотрудникам заходить в зал. Любому, кого еще не видел с утра, он пожимал руку, а доброе слово находил для каждого. То и дело поглядывал на часы.
Клинику закрыли с часа до двух.
В спальню явились все, включая охранника и уборщицу. Главврач, выказывая демократизм, разместил их поближе к теплой батарее.
Остальным разрешил выбирать, а себе постелил на пороге. Тоже вроде из скромности, но все понимали: чтобы никто не ушел. Главврач лег не сразу, сначала он сел и принялся наблюдать за приготовлениями ко сну, а после и за самим сном.
– Иван Сергеевич! – вскинулся он. – Положите руки поверх одеяла.
Сотрудники застыли в сдержанных позах. Главврач придирчиво осмотрел зал. Вдруг встал, подскочил к травматологу:
– В пальчики играть нельзя!
Тот, рассеянно сооружавший из пальцев нечто вроде клети, прекратил свое занятие и проворно спрятал руки.
– Нет, выньте, чтобы мы видели!
Дальше мало что происходило.
В какой-то момент из угла донесся хруст: оказалось, системный администратор грыз под одеялом яблоко. На него хватило укоризненного взгляда, он гулко глотнул и затих. Потом еще двое взялись за руки, лежа друг к другу лицами. Главврач не разглядел, кто лежит к нему спиной, мужчина или женщина. Лицом лежала медсестра. Он решил не вмешиваться, потому что она поспешила закрыть глаза.
Минут через пять захрапел лор. Он был весьма дороден и предсказуемо звучен.
– Геннадий Палыч! Повернитесь на бок, вы всем мешаете!
Лор подчинился с перевыполнением, лег на живот. Он тяжко задышал, не смея спать дальше. Он вознадеялся как-нибудь пережить кошмар.
Главврач стал прогуливаться между лежаками, прислушиваться к дыханию спящих, которое с его приближением замирало. Он приседал на корточки, вслушивался, всматривался.
Из дальнего угла послышался смех: терапевт рассказал анекдот – шепотом, на грани слышимости, и массажист не сдержался.
– Ну что же это, коллеги! – расстроился главврач. – Почему вы не спите-то? Уколы вам сделать, что ли?
– Спим, уже спим! – хором ответили оба.
Выждав немного, главврач недоверчиво лег сам, натянул на себя одеяло. Какое-то время он лежал, опершись на локоть и следя за спящими. Кто-то тонко завыл, настигнутый неприятным сном; кто-то зачмокал.
Минут за десять до подъема главврач заснул. Он не услышал будильника. Не смея и не желая его будить, сотрудники перешагнули через бесчувственное тело и разбрелись по местам. Главврач очнулся самостоятельно к полуночи.
– А! – вскрикнул он ошалело и сел. – На работу же!
Тут он сообразил, что уже на работе.
В зале было темно, и вдалеке еще кто-то спал. Главврач, обрадованный тем, что не один остался, озорно подбежал и сдернул одеяло, но под ним не оказалось никого, только тряпье и подушки. Кто-то все это время только прикидывался спящим, а сам сбежал. Может быть, даже домой. Может быть, даже выспавшись. Но кто? Теперь уже не узнать. Невыносимая, леденящая мысль.
