Алексей Смирнов
Одноразовый доктор
Опыты соприкосновения
Распоряжение: в целях дальнейшего повышения качества и перевода городской поликлиники № 23 на самоокупаемость в условиях комплексной оптимизации перепрофилировать поликлинику № 23 в коммерческий контактный зоопарк.
Билетики, пожалуйста. Все в бахилах? Учтите, уборщица гуляет на воле. Прошу всех сюда. Вот здесь находится главный врач, но он сыт, он не выйдет. Проследуем далее…
Здесь у нас хирург. Видите, какой? Нет, руку не суйте, нельзя! Да, зоопарк контактный, но контакты случаются двусторонние. Один недавно сунул, так он вцепился. А сколько денег взял! Он не особенно голодный, это просто порода такая. Гражданин поехал в контактный стационар…
А вот участковый терапевт, можно покататься. Да, сударыня, залезайте. Это ничего, что сто двадцать четыре кило. Суставы-то болят? Само собой, болят. Стало быть, вам это напрямую рекомендуется. Садитесь и поезжайте. Полы у нас еще ровные. Можете сделать круг и выполнить индивидуальную экскурсию по всем специалистам… да, здесь тоже терапевт. Зачем яйца? Странный вопрос. В магазин выходила, купила… Убедительная просьба никого не кормить! Видите, этот болеет? Ему подсыпали в поилку крысиного яду. Не знаю, кто – очевидно, благодарные посетители. Этот невролог тоже болеет, но ему в поилку налили коньяк… Окулист здоров, он просто хочет домой. Не дразните его. Лучше любуйтесь, как мечется!
Если кто-нибудь хочет почесать за ухом медсестер, прошу за шторку. Да, написано правильно – серпентарий. Сынка своего оставьте, там восемнадцать плюс. А вот уролога нынче нет. Да. Табличка висит – фамилия-имя-отчество, а сам он в отпуске, поехал на родину. И как вы догадались, что в джунгли? Шутки шутками, это понятно, однако вы напрасно язвите, он и правда оттуда. Подарок из братского зоопарка от главы страны…
Почему запах звериный? Нет, у нас убирают, все чисто. Это от прошлой группы не выветрилось.
Здесь, обратите внимание, представлен исчезающий вид: иглорефлексотерапевт. Время нынче такое, что он линяет. Чего вам не видно, что не заметно? Он не сам по себе линяет, он отсюда линяет. В коммерцию напротив. Там тоже контактный зоопарк, но уже с клиентами. А так все то же самое – погладить за ухом, покататься…
Кого еще желаете осмотреть? Здесь бухгалтерия, скоро начнется кормление. Слышите, как визжат? А у этих спаривание. Эндокринолог – редкий, исчезающий вид. С ним медсестра процедурного кабинета. Да любуйтесь на здоровье, они не стесняются. Может быть, и потомство дадут. А что? В неволе это тоже случается. Вот, извольте: физиотерапия. Тут маленький родился. Тоже будет доктором. Ну что ты смотришь, мой хороший? Нет у меня для тебя ничего! Можно погладить. Ты наш сладкий! Да, да… ну, ступай.
Что? Слон? Нет, мальчик, у нас нет слона. Можешь спуститься посмотреть на охранника. Если доплатишь пять рублей, он еще нацепит красивую полосатую ленточку и крест за отвагу. Да не страшный он совершенно! Вы, граждане, вообще напрасно тревожитесь. Я вижу по лицам, что вам не по себе, но у нас очень прочные решетки. Вы не окажетесь внутри никоим образом – ни по электронной записи, ни через живую очередь.
Градус внимания
– Внимание, – вздохнул главврач. Он покачал кудлатой головой, воздел бородавчатый палец, а шею затем втянул уже окончательно, в самую свою бочкообразную клетку. Она исчезла, шея. Бородка слилась с рыжеватой грудной порослью.
– Внимание, – вздохнул он еще глубже, как будто эта мысль, это открытие сию секунду пришло ему в голову. Но это было не так. Планерка молчала. Откровение начальника звучало дважды в неделю, и всякий раз преподносилось как невидимая, но увесистая скрижаль.
– Люди хотят внимания, – укоризненно молвил главврач. – Вот у нее ничего не болело, а хотелось внимания. И вот вам отзыв: доктор очень внимательный, но плохо нажал. Как раз где болело, там и не нажал!
– Я… – подал голос хирург.
Главный не стал его слушать.
– Мы маленькая частная клиника. К нам идут за тем, чего не находят нигде. За вниманием! Вы знаете, сколько мы тратим на рекламу, чтобы заполучить единственного клиента? Это вообще нерентабельно! И если уж он приходит, мы обязаны облизывать его, не выпускать. Я вот вообще три года не имею прибыли. Вы это осознаете?
Терапевт покосился в окно, где виднелся новенький «Мерседес» Главного.
– Приходят старушки, – продолжил Главный. – Им хочется поговорить. Спросите, что с них возьмешь? У старушек есть дети! Старушка расскажет на лавочке! Сколько раз, изо дня в день я объясняю вам эту простую истину. Разденьте, уложите, подвигайте ноги, колупните вросший ноготь! Вот история вашей тезки, Нина Гаевна. Вот она пишет: рук не вымыла, тряпочку не подстелила, на вопросы отвечала непонятно… Пахло табаком – это вообще что такое? От геморроя отмахнулась…
– Это я Нина Гаевна, – подала голос докторша средних лет, затянутая в синюю ленту вместо положенного медицинского кушака.
– Эта ваша форма одежды… Что значит – это вы?
– Не тезка. Это я приняла саму себя. Провела через кассу, осмотрела, назначила обследование и лечение. Потом меня обзвонил центр контроля качества, и я оставила отзыв.
Главврач завалился в кресле, сцепил на пузе пальцы. Его короткие ножки в миниатюрных ботиночках непроизвольно дернулись.
– Зачем?
– Для взгляда со стороны. Чтобы отследить ошибки. Я тоже не нажала, где больно, потому что уж очень больно.
Лицо у Главного сделалось фиолетовым.
– Вы издеваетесь, – проворковал он. – За это из вас вычтут.
– А собственно, почему?
– Вычтут! – гаркнул он и вытер лоб платком. – Но ничего. Сегодня вас ожидает особый сюрприз. Это будет тренажер. Мы заплатили технологам, и все вы сейчас пройдете тренинг на роботе, который требует к себе повышенного внимания. Все ваши косяки будут безжалостно фиксироваться и караться рублем.
– Вы имеете в виду психологов? – уточнил невролог. – Тех, что сулили нам супертренинг с погружением… Полную иммерсию с катарсисом на выходе.
– Их тоже, – кивнул Главный. На его лицо вернулось обычное, коварное и обманчивое благодушие. – Они работают в тандеме, поскольку это мода и тренд. Это умный робот, запрограммированный на ваши промахи. – Он снял трубку: «Введите!»
Дверь распахнулась, и дюжий грузчик вкатил в маленький конференц-зал огромный ящик. Сам он деликатно отступил в сторону, распушил усы и поправил в нагрудном кармане комбинезона гаечный ключ. Ящик был железный, на колесах, с лампами и почему-то с пышной бородой. На груди, спине и в паху тоже росли мочального вида волосы.
– Вот и наш тренажер, – потер руки главврач. – Сейчас вы, коллеги, проведете прием и осмотр. А мы послушаем и поглядим. Нина Гаевна, вам и карты в руки за инициативу. Начинаете!
Врачиха покорно взяла блокнот.
– Ваше имя, фамилия, отчество…
– Сначала представьтесь, – проскрежетал ящик.
Главный удовлетворенно сделал пометку.
– И возьмите у меня информированное согласие на ваш прием, – продолжил робот.
– О, простите, распишитесь вот здесь…
– Это что? – покосился тот.
– Бумага. О том, что вы в курсе и не возражаете…
Аппарат простер суставчатую руку и нехотя нацарапал: «Я – робот».
– Итак, на что вы жалуетесь?
– На что я жалуюсь? – издевательски рассмеялся прибор. – Да на все! Гардероб не работает, полы мокрые, очередь восемь рыл…
Главврач зловеще взглянул на старшую сестру. Та побледнела.
– Мы учтем все ваши пожелания и вышлем электронный ответ, – быстро пообещал Главный. – Давайте к сути. Что вас беспокоит?
– А сесть можно?
– Конечно, присаживайтесь. – Хирург схватил стул и подскочил к аппарату.
– В тюрьме сидели? – мигнул тот лампой.
– То есть как?
– Так в тюрьме выражаются, а нормальные люди предлагают садиться.
– Садитесь, – хором взмолились все.
Автомат неуклюже взгромоздился на кушетку.
– Вот история моей болезни. – Он предъявил папку толщиной в бицепс культуриста. – Между прочим, вы мне не подстелили клеенку. У меня недержание.
– Клеенку! – скомандовал Главный, и та явилась и была подсунута под робота.
– Уважаемый, – елейным голосом пропела докторша. – Боюсь, нам не хватит времени ознакомиться со всеми вашими документами. Доложите, пожалуйста, главное.
– Главное – вши, – буркнул ящик.
– Простите?
– Вы плохо слышите? Вши. Они повсюду – в бороде, под мышками, в мудях. Я слышал о вашей клинике только хорошие возгласы… я имею в виду – громкие… и требую немедленно избавить меня от вшей.
Главврач заерзал в кресле и повернулся к дерматологу.
– Каюм Оганесович, история по вашей части…
– Он сам чесался, – немедленно заявил робот. – Пусть наденет три пары перчаток. Еще у меня болит вот тут, сзади.
– Этим сейчас же займется наш хирург. Олег Борисович, начинайте осматривать пациента. А вы, Каюм Оганесович, обработайте руки и принесите дезинфицирующий раствор.
– В кладовке на средней полке, – подсказала старшая сестра.
– А где цветы на окнах? – огляделся робот и замигал лампочками. – Где санитарные плакаты?
– Олег Борисович, умоляю вас.
Хирург уже подкрался к роботу сбоку.
– Где болит? – осторожно осведомился он.
– Вы врач, вам и виднее, – огрызнулся тренажер.
Тот осторожно ткнул его пальцем в металлическое плечо.
– Не здесь, ниже.
– Тогда здесь?
– Ниже, вам говорю! Вы невнимательно меня смотрите! Где градус обещанного внимания?
– Невролог, помогите ему, – приказал Главный.
– Пусть он встанет тогда, – пожал плечами тот. – Встаньте, пожалуйста.
Робот нехотя сполз с койки.
– Только гоняете друг к другу, – проворчал он.
– Здесь больно? Здесь? Здесь? – затараторили невролог и хирург.
– Нет, не здесь! Да, правду я слышал – где больно, там-то и не нажимают!
– Вот! – поднял палец главврач. – О том и речь! Никакого внимания. Так, побалакать о том о сем, и вроде бы все замечательно, на уровне, а как до дела – до свидания. И вроде бы все цивильно, а пациента нам впредь не видать. Дайте я сам!
Он выпрыгнул из кресла.
– Не геморрой ли у вас?
– Геморрой был у меня, – робко напомнила Нина Гаевна.
– Дойдем и до вас. Какая разница. Больного смотрим с ног до головы!
Вошел Каюм Оганесович с бутылью ядовитой жидкости.
– Повремените, – отмахнулся Главный. Он оценивающе обошел вокруг робота, остановился сзади, примерился. – Видите эти точки на месте лопаток? И третью, на месте геморроя? Смотрите и учитесь! Двумя руками я берусь так, а коленом – сюда. И – ррраз!..
Под мощными руками панель отлетела, и прямо в объятия Главного с истошным воем свалился из ящика начальник АХЧ. Он был весь красный и раздет до белья. В тот же миг на него обрушился душ из ядовитой бутыли.
– Это что? – отскочил Главный. – Это как понимать?
– Уговор был другой, – прокричал начальник, воя от боли. – Уговор был навешать этим горе-врачам! Не лейте сюда, здесь провода!
Но уже заискрило. Начальник АХЧ забился в корчах и вытаращил глаза.
– Сэкономили на Школе мастерства, – змеиным тоном подытожил заместитель по маркетингу. – А я ведь предупреждал. Там, в этой Школе – уж вши так вши. Там Киборги так Киборги!
Не дожидаясь ответа, он пошел писать по собственному желанию.
Бутман и Гробин
Участковый терапевт Гробин купил себе гироскутер.
Гробин был тучен, немолод и ходить на работу ему было тяжеловато, а ездить наземным и подземным транспортом – накладно. Он посидел, посчитал и сделал вывод, что это разовое вложение окупится сторицей. Гироскутер он выбрал самый дешевый, простенький. Продавец настойчиво советовал ему приобрести сегвей – такую же полезную вещь, но с рулевым столбом, однако Гробин отказался.
– Тогда берите моноколесо, – буркнул продавец, безошибочно угадав в Гробине человека прижимистого.
Тут уже Гробину стало обидно. Он проработал много лет и, слава богу, гироскутер-то заслужил. Поджав губы, он мотнул головой и молча ткнул пальцем в кричащей раскраски дощечку о двух колесах.
Так он и начал ездить, в жару и стужу, в дождь и ведро. Только снег и лед останавливали его, да и то не всегда.
Приобретение Гробина вызвало в поликлинике многие пересуды. Пошли разговоры, что пора бы ему на пенсию. Гробина пригласил к себе главврач.
– Как вы себя чувствуете? – осведомился он осторожно.
– Лучше некуда, – ответил Гробин.
Главврач сверлил его взглядом.
– А я вот не уверен.
– Почему же?
– Ваше средство передвижения выглядит несколько необычно.
– Что это вы вдруг заволновались? – вызывающе спросил Гробин. – Здоровье хирурга, например, вас почему-то не беспокоит. А он приходит на четвереньках. Мало ли кто как перемещается!
– Хирург у нас один, – многозначительно заметил главврач.
– Можно подумать, что терапевтов у вас батальон.
Главврач повертел авторучку.
– Что ж, ступайте, работайте. Только убедительно прошу вас не ездить на квартирные вызовы. То есть катайтесь, разумеется, но не на вашем… аппарате.
– Почему?
– У нас так не принято. Никто так не делает. На вас показывают пальцем.
– Все, что не запрещено законом, – разрешено, – парировал Гробин.
Гироскутер возбудил в коллективе противоречивые настроения. Одни потешались, другие плевались, третьи тайно завидовали. В общем и целом, Гробина невзлюбили. Его и раньше не жаловали, потому что не за что было, а теперь он стал выделяться. Дошло до того, что о нем написали в районной газете. А среди пациентов нашлись люди, которые ценили всякую придурковатость, путая ее с оригинальностью. Мало-помалу Гробин оброс постоянной клиентурой, и это тоже никому не понравилось. Поползли слухи, будто он берет деньги. Главврач установил в кабинете Гробина видеонаблюдение, потратив на это премиальный фонд, и мера эта добавила масла в огонь.
Между тем Гробин стройнел и наливался мускульными соками, так как поездки требовали известной гибкости хребта. Опять же – на свежем воздухе.
И только хирург погрузился в задумчивость. Ему прощали утреннюю ходьбу на четвереньках, но он и сам чувствовал, что искушает Бога и испытывает судьбу.
Жил он с Гробиным по соседству и ежедневно провожал его взглядом. Тот растворялся в дали знойной или туманной, а Бутман – так звали хирурга – продолжал ковылять, проклиная несовершенство человеческой печени.
Бутман был человек с руками и разбирался в технике.
Поликлиника пришла в недоверчивое удивление, когда четвереньки оказались забыты на целый месяц. Отработав смену, Бутман запирался дома и что-то сверлил да паял. Итогом его трудов стал реактивный ранец. Подъемная мощность устройства была усилена четырьмя соплами на каждую руку.
– Как вы себя чувствуете? – спросил у него главврач, который не отличался выдумкой.
На сей раз встрепенулась уже городская газета, приехало телевидение.
Главврач, доведенный до крайности столь пристальным вниманием, сосал нитроглицерин и втайне мечтал о собственном летательном аппарате. Ему, правда, грезились расстояния межконтинентальные.
А Бутман и Гробин бесшумно сдружились. На работу они стали ездить вдвоем и соседствовали молча. Если один запаздывал, другой его ждал у подъезда. Бутман висел над крыльцом, когда задерживался Гробин, а тот, если хирург не успевал заправиться, балансировал перед дверью на гироскутере. Дальше Гробин катил, а Бутман сосредоточенно летел с ним рядом на уровне плеча.
Популярность обоих неизмеримо выросла. Бутман отправлялся на квартирные консультации, не снимая маски и колпака. Он влетал в окна как малость потрепанный, но добрый ангел.
Коллектив сочился ядом, но не столько от злобы, сколько по своему обыкновению.
Главврача засыпали благодарностями, и у него свело судорогой лицо, ибо он, отвечая на восторженные звонки, автоматически улыбался невидимым собеседникам.
Однако не это вписало напарников в историю медицины. Она предала забвению многих изобретательных, самоотверженных работников. Такая же участь ожидала Бутмана с Гробиным – если бы не Джокер.
Джокером прозвали рыжего коротышку-бородача, завсегдатая частных и государственных клиник, их грозу. Кличку он заработал благодаря своей огромной алой пасти, располосованной от уха до уха. В далеком детстве Джокера изуродовали стоматологи и этим определили его дальнейшее мегазлодейство. Телесно и душевно травмированный, он погубил много поликлиник и больниц. Два главврача покончили с собой. Один райздравотдел сгорел дотла при попытке уничтожить компрометирующую документацию. Три частные клиники закрылись навсегда, а их содержатели пошли под суд. В родном же городе Джокера из поликлиники, куда он ходил, мгновенно уволился весь персонал, причем первым ушел гардеробщик.
Джокер являлся с видеокамерой и диктофоном. Он фиксировал каждый чих медицинских работников и отсылал куда надо.
Обычным врачам строго-настрого запрещали его принимать, Джокера сразу вели к руководству. Но это не помогало.
Однажды главврач пригласил к себе Бутмана и Гробина. Он был бледен, держался за сердце, всякая начальственность из него улетучилась.
– На днях у нас побывал Джокер, – без предисловий начал он.
Оба мрачно кивнули.
– Мы выписали ему больничный. Не стали связываться, пускай – разом больше, разом меньше. Сегодня мне позвонили из администрации и приказали костьми лечь, но прищучить его. Территориально он наш, и я ничего не могу сделать. Помогите, коллеги! Вы знаменитые люди, герои. Остальные ему не соперники!
Бутман и Гробин переглянулись.
– Три отгула, – каркнул Бутман.
– Каждому, – поспешно уточнил Гробин.
Все трое ценили древние и глупые шутки, но на сей раз не улыбнулся никто.
Главврач расстроился совершенно и спорить не стал.
– На что он жаловался? – осведомился Гробин.
– На всех, – ответил главврач. – Заранее.
– Да нет, я про здоровье.
– А, это! У него якобы кружится голова. Так шатает, что еле ходит.
– И что, действительно шатает?
– Да кто его знает. Мы и смотреть не стали. Выдали больничный без слов.
– Это вы зря, – назидательно промолвил Бутман. – Теперь он накатает ябеду – дескать, не посмотрели.
Главврач беспомощно втянул голову в плечи.
– Я назначил активное посещение, – пролепетал он. – Проверить, как он болеет. Но Джокер ему не открыл. Посещение твердило, что это врачебная комиссия, а он ни в какую. Пес вас знает, ответил, кто вы такие – я вас не вызывал. Уйдите, заладил, мне плохо, лежу пластом, а вас, негодяев, сгною, когда оклемаюсь!
Бутман и Гробин переглянулись.
– Пара дней на подготовку, – сказал Бутман.
– К отгулам, – добавил Гробин.
– Не наглейте, – сказал главврач.
Настояв на своем, оба вышли и разошлись по домам, а через два дня выглянули на белый свет.
Их стало не узнать. Бутман нацепил ушастый шлем и крылатый плащ, а Гробин переоделся в камуфляж и скрыл поросячьи глазки за темными очками. В таком виде они отправились к Джокеру, не сильно смущая прохожих, которые, живя в большом городе, давно ко всему привыкли.
Джокер газет не читал, телевизор не смотрел, жил анахоретом, ни с кем не общался и знать не знал о Бутмане и Гробине. Он лежал на тахте, лечился портвейном и не чуял беды. Стук в окно явился для него полной неожиданностью, поскольку этаж был девятый. Приподнявшись на локте, Джокер увидел маску – страшную, остроухую. Харя заглядывала в комнату и зловеще гримасничала. Крылья развевались, в когтях сверкал скальпель.
Мигом скатившись с лежака, Джокер задал стрекача. Он выскочил за дверь и бросился вниз по лестнице, забыв про лифт. На улице его караулил военный без знаков различия. Незнакомец сделал ужасное лицо и ткнул пальцем вверх.
– Беги! – прошипел он и подтолкнул к Джокеру гироскутер.
Тот не заставил себя упрашивать, вскочил на дощечку и помчался прочь, выказывая чудеса эквилибристики.
– Шатает, значит, – усмехнулся Гробин, нацелив ему в спину смартфон.
Через полчаса эту запись восторженно просмотрел главврач.
– Сделаем так, – произнес он дрожащим от ненависти голосом. – Я лично отнесу к нему на службу это кино. А потом созову консилиум, и это решение не оспорит никто, даже сам Господь Бог.
Впрочем, трудиться главврачу не пришлось. Как выяснилось впоследствии, Джокер рухнул на первом же перекрестке. Оказалось, что у него инсульт, причем не свежий – примерно недельной давности. Гироскутер вернули Гробину, а дело замяли, поскольку главный фигурант перестал представлять опасность.
Но Бутмана и Гробина не забыли. Медицинская общественность записала их в супергерои и занесла в летопись. С победой над Джокером им стали не страшны ни Бог, ни черт.
Как оказалось, напрасно.
Никто и ничто не вечно. Спустя какое-то время Бутмана просто сбили, а Гробин каким-то образом угодил на штрафстоянку. Туда ходили всей поликлиникой. Гироскутер вызволили, но его владелец бесследно исчез.
