Алексей Шаронов
Дежурный после полуночи
Отовсюду послышались ахи и испуганный бубнёж.
– Где же тогда безопасно? – поинтересовалась женщина с тростью.
– На Луне, – сдержанно засмеялся старичок.
– Нашли время для шуток! – возмутилась дама.
– Прошу прощения, не удержался, – галантно улыбнулся профессор. – Действительно безопасным будет только то место, где можно безвредно выращивать еду. По правде говоря, если такое и есть – оно очень далеко. А быть может, его и не существует вовсе.
«И как нам узнать?» – «Насколько далеко?» – «А что насчёт Сибири?»
– Ну, всё зависит от того, насколько много бомб взорвалось, – Александр вопрошающе повернулся к полковнику. Ответом был лишь холодный критический взгляд. Профессор, не моргнув глазом, улыбнулся и вновь обратился к толпе: – Если, как я предполагаю, обстрелы шли среди ядерных держав, то наша цель – Южное полушарие. Австралия, Новая Зеландия и Южная Америка будут более чем пригодны для жизни. В лучшем случае ещё юг Африки.
– Ну а в худшем? – вновь подал голос Кирилл, нервно косясь на помрачневшего полковника.
– В худшем случае мы с вами уже были бы мертвы, так что всё не настолько плохо.
– Перестаньте сеять панику! – не выдержал уже побагровевший Калинин. – Вы преувеличиваете масштаб происходящего!
– Ну, я бы не драматизировал, если бы вы прямо рассказали, что происходит, – деловито цокнул и развёл руки Александр.
Окружающие стали наседать, обступив командира части: «Дед прав, вы нам вечно недоговариваете!» – «Вы вообще собираетесь что-то предпринимать?!» – «Слышали профессора? В запасе всего пара дней!»
– Всем живо отойти! А ну быстро успокоились! – раздался грубый крик полковника, но на сей раз приказ не возымел эффекта. Оглохшая толпа продолжала сжимать кольцо: «У нас вообще хватит топлива, чтобы уехать?» – «Вы урезали выдачу еды, признайтесь честно, мы скоро умрём с голоду?!» – «Какой у нас план?!»
– Эта информация секретна! – Калинин оттолкнул ближайшего наседающего крикуна. – А ну назад! Я сказал назад!
– Э! Ты чё творишь?! Руки! – брызжа слюной, пихнули офицера в ответ со спины.
– Вы сейчас на трое суток все на губу уедете! – полковник положил руку на кобуру.
Раздалось несколько выстрелов. Народ завизжал, кто-то бросился бежать, другие попадали на землю. Рядом с командиром тяжело дышал дрожащий сержант, направляя в небо дымящийся пистолет.
– Ты ополоумел?! – закричал Калинин, выхватывая оружие у подчинённого.
– Я не… Простите, я… – схватившись трясущимися руками за голову, солдат рухнул на землю.
– Целы? – обернулся полковник к остальным бойцам и облегчённо выдохнул, лишь получив утвердительные кивки.
На звук начали сбегаться люди со всего лагеря: «Кто стрелял?!» – «На нас напали?!» – «Что происходит?!»
– Он хотел нас убить! – указывал на сержанта упавший на землю визжащий бородач. – А ну скрутите его! Он псих! Маньяк!
– Лучше скажи это свихнувшемуся старику! – полковник загородил бойца широким телом. – Вы, вообще, слышали, что он нёс?! Какое к чёрту Южное полушарие?!
«Они только и мечтают, что избавиться от нас!» – «Это вы во всём виноваты!» – «Умоляю, давайте уедем!» – «Жирная свинья, рассказывай всё, сейчас же!» – истошно вопили голоса вокруг, затягивая в водоворот истерики всё больше людей.
– Мы все уже мертвы! – рыдала ещё недавно дерзкая дама, лупя кулаками бетонный плац. Но внезапно исхудавшая женщина упала и начала извиваться в конвульсиях. Николай и Степан синхронно кинулись к ней. Женщина содрогалась, не реагируя на голоса, и медикам потребовались почти все силы, чтобы оттеснить смыкающееся кольцо паникующих жителей.
– Всё это плохо кончится, – шепнул Березин, укладывая уже слабее трясущуюся даму головой к себе на колени.
– Кто сейчас дежурит? – прощупав пульс и проверив реакцию зрачков, облегчённо выдохнул Николай.
– Ната, Люба и Стогов.
– Хорошо, они втроём управятся, – обдумывая что-то, врач махнул двум стоящим неподалёку рядовым. Бойцы беспрекословно подбежали и послушно подхватили даму. – Отнесите её в лазарет! А ты… – Николай перевел взгляд на помощника. – Проверь, может, кому ещё нужна помощь.
Ободрительно хлопнув Березина по плечу, врач протиснулся в центр сборища и решительно взобрался на бетонный блок.
– Прошу, выслушайте меня! – надрывая связки, закричал мужчина. – Многие из вас меня знают, я не имею никакого отношения к военным! Я врач. Обычный гражданский врач!
Гул немного поутих, сотни глаз уставились на нового оратора.
– Я всегда был честен, когда лечил вас и ваших детей, поэтому и сейчас буду говорить предельно прямо! – Николай указал рукой на все ещё дрожащего сержанта. – Взгляните, парень просто в ужасе! Сколько ему, двадцать три? Наверняка только погоны получил! Уверен, он будет наказан за свою выходку, но пока никто не пострадал, прошу, давайте все вместе просто выдохнем, подумаем и спокойно поговорим. Ваши мысли заполнены страхом и отчаянием, я понимаю! Более того, я в том же положении, что и вы, и тоже их чувствую! Но эти эмоции никогда не помогают в решении проблем, наоборот, только всё ухудшают, и вы не маленькие дети, чтобы вам это разжёвывать! Никто здесь не будет рад жертвам: ни мы с вами, ни полковник! А если продолжить нагнетать ситуацию – жертвы непременно будут!
– И что, нам просто молча терпеть и загибаться?! – крикнула какая-то девушка. Толпа одобрительно подхватила.
– Нет, никто не собирается молчать! Мне тоже многое не нравится, поверьте! У меня огромный вал претензий к военным и к полковнику лично: я терпеть не могу здешнюю сырость и поселение в палатках; от ужасного сна на бетоне у меня болит каждая мышца, и я в ярости от неопределённости, которой нас пичкают в каждой речи! – Из толпы донеслись несколько одобрительных выкриков. – Но, несмотря на всё это, мы не можем опуститься до драк и междоусобиц! И дело тут даже вовсе не в какой-то высокой морали, а в обычном здравом смысле! Сейчас нам нельзя тратить силы на грызню между собой, особенно учитывая проблемы с провизией! Приберегите энергию, её ещё будет куда деть! Да, всё хреново! И для тех, кто ещё не понял: у нас конец света и дальше будет только хуже! Но подумайте вот о чём: что бы вам сказали ваши погибшие близкие, узнай они, как попусту вы растрачиваете свой второй шанс, собачась между собой! Они посоветовали бы вам психовать и кидаться друг на друга?! Да чёрта с два! Мы должны сохранять здравый рассудок! Сохранять единственное, что поможет нам всем выжить, – наш разум! Успокойте свои нервы и оглядитесь вокруг! Посмотрите на людей рядом с собой и запомните их лица! Нравится или нет, но все мы теперь связаны и только вместе сможем пережить этот ужас!
– Это никак не избавляет нас от проблем, высказанных профессором, – окончательно набравшись смелости, вскинул голову Кирилл. – Что насчёт радиации? Заражения воды?
– И это тоже верно! Я хочу верить, что военные не сидели без дела и у них есть план, как нас всех отсюда вытащить, но также я убеждён, что какой бы весомой ни была причина молчания полковника, так больше продолжаться не может! И я вместе с вами считаю необходимым требовать ответов и действий! – Николай опустил взгляд на офицера. – Думаю, после произошедшего здесь они поняли, что лучше рассказать нам всю правду, не так ли?
В глазах толпы загорелась искра доверия, одобрительные голоса зазвучали ещё громче, а среди молчащих проскочили лёгкие ухмылки.
– Хотите знать – будь по-вашему! Спасибо, Небоходов, отличное шоу, – натужно улыбнулся Калинин, смахивая пот. – В скором времени вам всё расскажут… На следующем собрании, через пару дней! А на сегодня мы закончили!
Нацепив фуражку, полковник вместе со своей гвардией зашагал прочь. Николай уловил многозначительный взгляд стоящего поодаль Александра и слез на землю. Люди более-менее успокоились, хотя от некоторых всё ещё доносились тихие всхлипы. Толпа начала рассасываться, расползаясь по палаткам и смещаясь в сторону кухни: близился полдень. Николай подошёл к курящему профессору и вопросительно развёл руками:
– И что это было?
– Как по мне, недурная речь.
– Бросьте. Полная банальщина, – закатил глаза врач. – Но, на удивление, сработало.
– Конечно, вам не хватало уверенности, да и эмоций многовато, но зато вы звучали искренне и попали в болезненное место. Жалобы на боли в спине особенно удались, как по мне. Браво. Поздравляю с началом политической карьеры.
– Обязательно попробую стать губернатором ядерной пустоши, – карикатурно поджав губу, вскинул голову Николай. – А вот вы напугали их до чёртиков.
– Ничего, им полезно, – профессор достал из кармана пачку сигарет и протянул доктору. – Будете?
– Нет, спасибо, – Николай нахмурился. – Австралия? Южная Америка? Серьёзно? Уж лучше бы остановились на Луне, для нас сейчас это одно и то же. Зачем вы вообще вмешались?
– Потому что люди имеют право знать. Не ваши ли это слова? – профессор улыбнулся и посмотрел на часы. Прозвучал обеденный гудок – желудок отозвался протяжным урчанием.
– Я говорил, что люди заслуживают правды, а не ваши спекуляции на пустом месте.
– Вот так с ходу решать, что есть правда, – весьма надменно с вашей стороны, не находите? – Не найдя достойного ответа, врач смолк и согласно цокнул.
– Николай, скажите, сколько, по вашим прикидкам, пришло на это собрание? Двести с небольшим, ну, максимум триста человек, не считая сбежавшихся уже на выстрелы, да? Знаете, о чём это говорит? Где остальная тысяча?
– Сидят и горюют о рухнувшем мире, – презрительно покачал головой Николай. – Они сдались.
– Сдались? – Александр широко распахнул глаза. – Ни в коем случае! Они всего лишь не хотят в очередной раз отчаиваться и просто стараются жить, пока у них есть хоть малейшая возможность.
– О чём вы? – недоумённо покосился на него врач.
– Поглядите сами, – профессор указал ладонью на центральную площадку лагеря. Кто-то принёс свежих дров и вновь разжёг кострище. На валяющихся грузовых покрышках, служащих стульями, уже расположились везунчики, урвавшие самые первые порции обеда. Пространство наполнилось довольным чавканьем, разговорами и смехом. Мимо пробежали играющие в догонялки дети.
– Люди удивительные создания, не так ли? – глядя на опешившего собеседника, констатировал Александр. – А как же дочь вашего коллеги? Что-то я её тут не вижу. Она тоже сдалась? Но разве сдавшийся будет отдавать последнее ради мимолётной радости своего близкого? Нет, отсутствие надежды вовсе не означает покорное смирение со смертью.
Николай проглотил неожиданно подступивший к горлу комок и поспешил сменить тему:
– Вы сказали, у нас будет всего день.
– Верно, – кивнул профессор и посмотрел на небо вдалеке. – Если ветер пойдёт с юго-запада.
– И насколько сильная будет доза? В смысле прошёл уже месяц, не должны осадки стать менее опасны?
– Николай, вы понимаете, как работает радиация? – вопросительно поднял брови Александр.
В ответ последовало сомнительное, невнятное покачивание:
– На базовом обывательском уровне.
– Что ж, тогда смотрите: во-первых, многие города, скорее всего, до сих пор пылают, выбрасывая в атмосферу миллиарды тонн яда, рассыпанного бомбами непосредственно при взрывах. Всё это поднимается в атмосферу и проливается дождём, а дальше впитывается в землю. Отравляет почву и воду, убивает леса и всё живое… Но пока она ещё достаточно концентрированная, а значит – сильная. Если попадём под заражение сейчас, то в самом оптимистичном варианте через двое суток заработаем острую лучевую, а через трое – поляжем прямо тут.
– Даже так… – Николай обречённо выдохнул и печально усмехнулся. – И когда мы сможем не бояться каждого дождя?
– Если речь идёт о полномасштабной атомной войне, то к моменту, как радиация распределится по всему полушарию, – фон будет не критическим для нахождения на улице, но десятилетия, если не века, нельзя будет ничего выращивать и пить, – профессор выпустил изо рта струйку дыма от почти докуренной сигареты. – Так что не при нашей с вами жизни в любом случае.
– Не против? – Николай указал на окурок в руке собеседника. Александр недоумённо вскинул брови, но протянул бычок – врач одним вдохом оставил лишь тлеющий фильтр. – Вы разозлили Калинина. Уверен, вы знаете, что происходит с людьми, когда они начинают терять власть.
– О, поверьте, у него всё было под контролем. Да и вы тоже в стороне не стояли.
– Не страшно, у нас с ним и так сложные отношения.
Внезапно в беседу вклинился один из стоящих неподалёку прихожан и настойчиво шепнул что-то на ухо профессору. Александр на мгновение нахмурился и, поблагодарив рослого бритого мужчину, вновь бросил мимолётный взгляд на небо: – Прошу меня простить, у всех бывают неотложные дела.
– Что с нашим уговором? – Николай уже было зашагал следом, но был остановлен жестом руки старичка.
– Приходите после восьми. Вас определённо заинтересует услышанное, – профессор вежливо поклонился и направился в сторону выхода из части.
– Вам уже удалось что-то поймать?! – не веря, воскликнул доктор.
– Вечером. Всё вечером, – отдаляясь, выкрикнул Александр.
Проводив уходящую фигуру взглядом, Николай почувствовал урчание в животе, опомнился и зашагал за обедом.
* * *
Дедушка часто брал меня с собой в лес. С самого начала весенних каникул, когда первые ручейки устремлялись по ещё промёрзшим обочинам, и вплоть до поздней осени, когда покрывало из опавших листьев застилало землю, он при любой возможности тянул меня в чащу. То подышать воздухом, то размять ноги после городской жизни, то нагуляться перед учебным годом, то по грибы да ягоды. Не представляю, как бабушка уживалась с ним все те годы, ведь она, напротив, никогда не любила прогулки, предпочитая дикой природе тёплый плед и мягкое кресло. Единственное, на что её хватало, – небольшой садик на заднем дворе и клумба с неприхотливой геранью у крыльца.
Но вот дед был безустанным. Вечно хвалился, как в молодости вместе с однокашниками прошёл пешком вдоль всего Байкала меньше чем за месяц, да ещё и умудрился поймать огромного осётра, размер которого неправдоподобно увеличивался с каждым пересказом. Вечно строил из себя авантюриста-сорвиголову, а в восьмидесятых, посмотрев первого Индиану, принялся носить широченную шляпу. Ещё и периодически втыкал в неё гусиное перо, становясь безумным гибридом археолога и мушкетёра. Правда, в отличие от оригинала, его головной убор был сделан не из высококачественной кожи, а из ядрёно-фиолетового велюра, что вызывало испанский стыд не только у бабушки, но и у всех свидетелей данного преступления против моды.
Большинство наших прогулок длилось всего несколько часов, но иногда, если позволяла погода и дедушкин график, мы отправлялись в полноценные многодневные путешествия – я ещё хвалился в школе, что научился метать ножи и разводить костёр без подручных средств. Дед всегда брал с собой ружье, если мы собирались идти куда-то дольше, чем на день, однако начищенное до блеска старинное оружие с витым узором на деревянном прикладе выстрелило при мне лишь единожды.
Мне было четырнадцать. То было утро третьего дня нашей экспедиции к дивному лесному водопаду, который дедушка грозился показать мне последние пару лет. Мы проспали почти до полудня и, позавтракав хлебцами и собранными прошлым днём ягодами, отправились по финишной прямой: до заветной цели оставались считаные километры. Ласковое солнце, пробиваясь сквозь кроны над головами, бережно согревало спину. В воздухе после лёгкого ночного дождя ещё витал запах хвои. Дед рассказывал какую-то историю про товарища с работы и злостных куриц, проклевавших надувную лодку в сарае.
Но вот мы наконец приблизились к пункту назначения: густой лес сменился редкими деревьями, из земли показались выпирающие серые камни, а сбоку послышалось журчание бегущей под горку речки. Последовав за шумом, мы вышли на небольшую опушку у самого края водопада. Поток прозрачной воды, словно табун лошадей, перепрыгивал через пороги и кружился в маленьких омутах, устремляясь к обрыву и падая с восьмиметровой высоты.
Вдруг дедушка склонился над пропастью и нахмурился, всерьёз обеспокоившись увиденным внизу. Мы обошли водопад и аккуратно спустились по пологому склону. У самого подножия, всего в нескольких метрах от продолжающей тянуться вглубь леса речки, распластавшись на мокрых камнях, лежал окровавленный волк. Такое зрелище было бы сложно забыть, даже будучи взрослым: измазанная кровью пасть; переломленная почти пополам лапа; торчащее из разорванного бока ребро и слипшаяся от воды и грязи шерсть. А за спиной хищника, от самого подножия обрыва, тянулось несколько багровых ручейков.
– Что с ним случилось? – спросил я, опасливо выглядывая из-за спины своего наставника.
– Упал, – отчеканил дед, хмуро вглядываясь в морду зверя. Тот не рычал и не скулил, просто следил за нами своими бездонными чёрными глазами и… Ждал.
– Отвернись и зажми уши, – впервые на моей памяти голос деда звучал так холодно и жёстко. Повинуясь приказу, я отвернулся – вскоре раздался выстрел.
Дедушка повесил дымящееся ружьё на плечо и всё также угрюмо посмотрел вглубь леса. Проследив за его взглядом, я увидел, что след продолжался и перед волком: на рыхлой чёрной земле кровь была незаметна, зато чётко отпечатались лапы, направляющиеся вверх по склону, к вершине водопада. И вдруг я всё понял. Он прыгал. Забирался на утёс и бросался вниз на камни, разбивая о них свою жизнь и оставляя кровавые лужи, медленно смываемые долетающими брызгами воды. После чего кое-как вставал на лапы и снова проделывал тот же путь до вершины, лишь чтобы вновь сигануть в пустоту. Судя по дорожкам следов, он успел проделать это минимум четыре-пять раз, прежде чем окончательно рухнул без сил. Взяв меня за руку, дедушка медленно зашагал вглубь леса, высматривая что-то на земле. Примерно в полусотне метров от водопада, среди зарослей папоротника лежала мёртвая волчица и несколько растерзанных волчат.
Я вспоминаю этот случай уже почти двадцать лет, но для меня до сих пор остаётся загадкой, что именно произошло. Вариантов было множество, но каждый из них привносил куда больше вопросов, нежели ответов. Вы и сами можете подумать об этом и вскоре поймёте, что версий значительно больше, чем кажется на первый взгляд. Но, несмотря на то что я так и не узнал истины, думаю, эта история научила меня тому, что порой стоит просто смириться, ведь некоторые вещи мы так никогда и не поймём.
20 июня, Н. Небоходов
* * *
– Николай, – донеслось из-за спины. Позади врача, сунув руки в карманы, стоял вечно хмурый Василий.
– Чем обязан? – доктор убрал тетрадь во внутренний карман пальто и повернулся к гостю.
– Хотел извиниться, – на полсекунды замялся мужчина и протянул руку. – Слышал тебя утром, тогда в госпитале был неправ.
Ожидавший совсем иного, врач одобрительно улыбнулся и пожал протянутую ладонь, а после – кивнул на болтающуюся на плече Василия гитару:
– Это ты по вечерам распеваешь?
– Ну, распевает много кто, я больше играю, – музыкант ласково похлопал выцветший инструмент.
– Учился где-то?
– В консерватории «Старший брат и пьянки вместо уроков», – мужчина панибратски присел рядом и дёрнул несколько струн.
– Неплохое место, оттуда тьма культовых творцов выпустилась, – чуть подвинулся Николай, какой-то частью сознания всё ещё отвлекаясь на детское воспоминание из леса.
– Я, собственно, о чём перетереть с тобой подошёл, – музыкант сменил тон на более серьёзный, но уважительный. – Видел, вы с этим дядькой стояли обсуждали что-то. Надеюсь, ты с ним не заодно?
– О чём ты? – доктор наконец полностью вынырнул в реальность, вспомнил про тарелку с обедом и, быстро схватившись за ложку, отправил первую в рот. К сожалению, каша уже остыла и теперь ощущалась безвкусными мокрыми опилками.
– Да брось, я же не дурак, вижу, к чему всё идёт, – Василий вскинул руки и, хлопнув одной из них по плечу Николая, тихо подытожил: – Этот мужик собирается убедить полковника увезти нас отсюда, да?
– Спроси его самого, не в моих привычках говорить за другого, – Николай нахмурился и, дёрнув плечом, скинул руку гостя.
– Да не, западло с таким говорить, скользкий он больно. Знаю я эту породу, ничего святого нет, только о собственной шкуре и думают.
– Ну а от меня-то ты чего хочешь? – врач сдержанно посмотрел в глаза собеседника.
– Ты возразил полковнику, я уважаю это. Военные слишком много себе позволяют, особенно главный. По-хорошему приструнить бы их, да пожёстче. Если ты надумал чего – я бы вписался.
– Расстрою тебя, но ничего такого, я просто не хотел, чтобы дошло до драки или того хуже – стрельбы. Что касается профессора, как по мне, он говорил вполне здравые вещи.
– Этот пёс предлагает нам оставить родную землю! – выпучив глаза, Василий на мгновение подскочил с места.
– Если здесь действительно так опасно, это единственный выход, – Николай ещё раз оглядел музыканта с ног до головы. – Или ты планируешь жить в заражённой пустыне? Такой костюм явно для этого не подойдёт.
– Это же наша страна! Наш дом! Родина!
– Ты понимаешь, что если то, что он говорит, правда, те, кто останутся, – покойники? – недоумённо вздёрнув брови, Николай вперился взглядом пуще прежнего.
– Значит, так тому и быть! – ни секунды не сомневаясь, в сердцах воскликнул Василий. – Здесь похоронены наши родители, здесь растут наши дети, здесь наше прошлое и вся наша жизнь!
– Подожди, но это же просто абсурд! – врач отложил тарелку в сторону, продолжая изучать лицо распалившегося мужчины и надеясь найти хоть какие-то признаки фальши. – А как же твоя жена? Даша, верно? Разделяет твою суицидальную страсть?
– Моя жена – не твоего ума дело! – резко перебил музыкант.
– Как скажешь, – многозначительно хмыкнув, Николай вернул взгляд на обед.
– Знаешь, есть вещи поважнее жизни.
– Я предпочту доесть в одиночестве, – доктор кивнул на тарелку. Василий поднялся и, резко развернувшись, скрылся между рядов палаток.
Небо стали заполнять тучи, на сей раз гонимые ветром с севера. Николай устало потёр глаза: из-за недосыпа зрение плохо фокусировалось в полумраке. Каша на вкус окончательно превратилась в сырой ледяной цемент, и доктор поспешил переключиться на бульон, пока с тем не случилось того же.
– Привет! – вновь раздался голос, но на сей раз высокий и женский.
Николай закатил глаза, мысленно чертыхнулся и, вскинув голову, увидел перед собой укутанную в толстый пуховик, хлопающую глазами Лену с двумя тарелками в руках.
– Не против? – девушка указала на соседнюю покрышку. Врач равнодушно кивнул. Лена подсела и принялась жадно уплетать похлёбку. В полминуты заточив всю порцию, гостья довольно отложила пустую тару. – Так у тебя сын или дочка?
Врач недоумённо нахмурился, пытаясь понять, к чему все эти вопросы.
– Ты Кудряша выменял, – уточнила девушка.
– А… – многозначительно протянул Николай, вспоминая о совсем забытой покупке. – Нет, он для одной из пациенток. У меня никого.
– Ну, ещё не вечер, – улыбнулась Лена, принимаясь за кашу.
– Смотрю ты повеселела, приятно видеть, – искренне ответил на улыбку мужчина.
– Тот старик сказал, что юг Африки, возможно, безопасен, значит, мои могли… Ну, по крайней мере, есть шанс… – губы гостьи задрожали, а голос начал срываться на плач. – Даже если крошечный, то хотя бы ненулевой.
– Тебе не жарко в нём? – кивнув на пуховик, отвлёк девушку Николай. И впрямь, укутанная Лена походила на поджавшего шею нахохлившегося пингвина.
– Не, даже, наоборот, прохладно. Я, вообще, по жизни мёрзну постоянно, – девушка показательно потёрла ладони и подтянула рукава. – Благо у меня в палатке действительно тепло. Хочешь зайти?
Врач на мгновение нервно нахмурился, с опаской огляделся и наклонился к собеседнице, переходя на шёпот:
– Ты хочешь обсудить что-то, о чём мы не можем поговорить тут?
– Ну, ты же сам сказал, что мы все теперь связаны – гостья придвинулась и положила ладонь на руку Николая. – Так что… Как насчёт того, чтобы немного укрепить эту связь?
Застрявший на середине вздох резко стал тяжёлым, словно товарный вагон, а затылок начало прожигать несуществующим взглядом. Возникло почти маниакальное желание обернуться, дабы убедиться, что за спиной никого нет.
– Быть может, в другой раз, – прикрыв глаза и медленно выдохнув, Николай сдержанно улыбнулся, отстранился и убрал руку в карман – все ощущения тотчас отступили.
Лена удручённо хмыкнула, собираясь что-то сказать, как вдруг её прервал Березин, с кряхтением старика рухнувший на последнее свободное место рядом:
– Не оставите нас? Мне с коллегой нужно обсудить рабочие моменты.
Девушка скользнула по гостю заинтересованными глазами, улыбнулась, сдержанно кивнула и, забрав пустые тарелки, зашагала прочь.
– А ты популярен! – провожая особу взглядом, присвистнул Степан.
– Ага, как не надломленный букет на могиле.
– А она ничего в целом.
– В таком случае любезно уступаю, – наигранно улыбнулся доктор, отправляя в рот очередную холодную ложку.
– Да ладно, развеялся бы! – рука товарища хлопнула по плечу. – Тебе не повредит!
– Когда кремируют, тогда и развеюсь, – Николай наконец осушил тарелку. Бульон не прибавил сытости, зато оставил на зубах болотистый вкус местной воды. – А ты смело вступился за паренька. Я думал, ты боишься Калинина.
– Теперь в довесок ещё и от его болванчиков шарахаться буду! Мало ли, пристрелят с перепугу. – Березин, изобразив крайнюю степень абсурда, вскинул руки в притворном ужасе.
– Зачем тогда влез? – заинтересованно и шутливо сощурился врач. – Погеройствовать решил?
– Кто-то же должен был.
Лицо Николая расплылось в одобрительной ухмылке, которую тот даже не пытался придержать.
– Челюсть подбери, а то всё, что съел, вывалится, – беззлобно буркнул Степан. – Калинин выбесил меня. Моего брата так же шпыняли: типа ребёнок ещё, не понимаешь ни черта, а по итогу наоборот оказалось. Только он и понимал.
– Расскажешь? – сдержанно поинтересовался Николай.
– Когда-нибудь, – Березин стих и призадумался. Вдалеке раздался звон бьющейся посуды и ругательские причитания – помощник вернулся в реальность. – Я поговорил с ним, как все разошлись. Парню всего-то семнадцать, а никакие не девятнадцать. Но он правда здесь совсем один. Отца не знает, мать была на работе, когда всё случилось. До сборного пункта так и не добралась.
– И как он? – мысленно посочувствовав юноше, покачал головой врач.
– Бодрится, как ещё, – Степан угрюмо отставил свой обед в сторону. – Калинин со своими олигофренами совсем страх потеряли: сегодняшняя пальба – это уже серьёзно, шеф.
– Знаю… Я работаю над этим, – Николай прикинул время и указал на одиноко отложенную тарелку. – Ты доедать-то будешь?
Березин, скривившись, помотал головой и запрокинул лицо к небу. Тучи окончательно заволокли оное, не оставив ни одного светлого пятнышка:
– Вот-вот польёт. Так что, есть новости по приёмнику?
– Вечером будут.
– У нас смена через пятнадцать минут, – устало поглядел на часы Степан.
– Тогда пошли, работа не ждёт, – захватив порцию товарища, Николай зашагал вместе с ним в лазарет.
Однако в медчасти царила непривычная даже для обеда суматоха. Почти все посетители были выдворены наружу, а изнутри доносился тяжёлый кашель и болезненные уханья. К вошедшему Николаю тотчас подлетела запыхавшаяся коллега:
– Слава богу, ты здесь! Уже собирались посылать!
– Ната, что у вас тут случилось? – скинув пальто и отставив недоеденный обед, Николай вмиг помрачнел и обвел взглядом помещение, которое совсем недавно было таким мирным и спокойным.
– Всего шестеро, не могли нормально дышать, у четверых температура под тридцать девять!
– Начали капать?
– Сразу, но это последние запасы. С учётом того, скольким сейчас нужно ставить, хватит только на эту ночь. У меня нет опыта, я не могу без рентгена понять, насколько всё плохо.
Николай достал стетоскоп и направился к ближайшей койке с пожилым мужчиной. Его дыхание было похоже на бурлящий вулкан, периодически извергающийся припадочным кашлем, шея распухла, а сердце скакало похлеще чемпиона ипподрома.
– Тех, у кого острые симптомы, переложите отдельно, – доктор указал на дальнюю стенку. – Чего зависли?! Прямо сейчас, живо!
Ната махнула рукой, подзывая коллег. Николай вгляделся во взволнованное лицо подошедшего Стогова: – У вас мозги есть вообще?! Их продуло!
– Док, с каждым днём всё холоднее становится, ещё и этот ливень. Я не знаю… Я даже не думал! – бегающий взгляд полного мужичка был устремлен куда угодно, только не на начальника.
– Ты врач или тупой первокурсник?! Может, стоило меньше развлекаться с кино и больше внимания уделять пациентам?! – голос Николая сорвался на полукрик, привлекая внимание окружающих. – Сейчас же соберись и не вздумай больше отвлекаться! Ещё можно всё исправить!
Фельдшер побледнел и, кивнув, кинулся поспешно выполнять указания.
– Притащите ещё две печки и топите без остановки, нужно чтобы тут постоянно было тепло! – продолжил доктор, жестикулируя, словно оркестровый дирижёр.
– У нас не хватит дров! – воскликнула молодая медсестра Люба.
– Ну так скажите солдатам, чтобы перестали прохлаждаться и нарубили про запас! – руки машинально сжались в кулаки. – Когда проветриваете – открывайте только два окна в разных концах зала. Все щели заклейте скотчем! Быстро, быстро! Нам нужна циркуляция, а не сквозняк!
Подчинённые забегали, принялись передвигать кровати и залатывать продуваемые оконные рамы.
– Николай, – взволнованно позвали доктора со стороны одной из коек. Напрягшийся врач направился к женщине, сидящей возле узкой раскладушки.
– Здравствуйте, Ева…
– Оля, ей тоже плохо, – дрожащим голосом перебила врача та, указывая на спящую рядом дочь.
Сердце сжалось тянущей болью. Николай опустился на пол и приступил к осмотру. Послушав сердце, лёгкие и измерив давление, врач с небольшим облегчением вытер пот со лба.
«Лапу, Элли. Лежать!» – пробурчала девочка сквозь сон, пытаясь повернуться на бок.
– Элли? – врач с любопытством обернулся к матери.
– Собака за забором части, мы подкармливаем её. У нас раньше была такая же, но пришлось оставить, – женщина на мгновение отвернулась, смахивая слёзы и проглатывая ком в горле. – Как она, доктор?
– Всё не так плохо. Температуру мы собьём, лёгкие затронуты, но не сильно – антибиотики помогут.
– Я слышала, что вам говорила коллега. У нас кончаются лекарства, да? – женщина нервно сжала пальцы на запястье врача.
– Эту проблему мы решим, для вашей дочери всего хватит. У неё куда больше шансов выздороветь без последствий, чем у любого из лежащих здесь, – доктор попытался улыбнуться, но лицо, словно скованное анестезией, отказывалось изображать оптимизм.
– Что мне делать, Николай? Я готова помогать чем угодно, только скажите, что мне делать! – взмолилась Ева, отпуская руку врача и стискивая металлическую раму раскладушки, на которой лежала Оля.