Алексей Сергеевич Леус
Ведьма поневоле
26
Ерден, расположившись под устроенным для него навесом, пил очень полезный для здоровья травяной сбор. Этот уникальный восточный сбор снимал усталость, тонизировал, улучшал потенцию, способствовал блеску волос и выводил токсины, нормализуя стул и разглаживая морщины. Как раз в тот момент, когда горячая жидкость так приятно дарила тепло его телу, раздался неожиданно громкий звук грома, а в небе что-то мелькнуло. Мурза присмотрелся. Человек? Женщина? В небе? Он отставил пиалу и протёр глаза. Однозначно, человек в небе. А в руках что?
Сразу несколько молний ударило вглубь крепости и не успел Ерден подумать, как бы не зацепило его воинов, следом ударили ещё и начался настоящий ад. Попятившись назад, он наткнулся на кресло и упал. Внутри разрастался липкий, парализующий страх. Его бросились поднимать, но он оттолкнул слуг и советников.
– Что это? Что там происходит?! Откуда молнии?! – он пытался перекричать гром, – Там мои воины!
Советники пребывали в растерянности, сами не понимая, что происходит и только мычали, и крутили головами, приседая от раскатов грома. Первым нашёлся шаман. Быстро сообразив, что они имеют дело с кем-то очень могущественным и сверхъестественным, может быть даже какой-нибудь местной языческой богиней, про которую вспомнили, он принялся уговаривать мурзу бежать. Вслед шаману стали призывать к побегу и советники, лишь бы убраться из этого ада.
Вспышка, следом чудовищный удар. Часть кусков стен и брёвен от домов, выброшенных из крепости, упали на левый фланг правого крыла, убив и покалечив под две сотни человек. Следом, округу засыпало кусками обугленных трупов, а по воздуху полетел пепел мертвецов.
Монголов парализовало от шока. Находящиеся перед стенами всадники прекрасно видели взмывшую в небо ведьму и все эти творимые ею ужасы. В считанные мгновения вошедшая в крепость тысяча превратилась в пепел. А когда их останки просто выбросило вон из крепости, монголы испытывали только одно чувство – ужас. Куда они пришли? Сражаться? С кем, в крепости сидит настоящее чудовище! Воевода призвал богиню смерти? Глупый Ерден, хоть бы узнал, кто стену сломал и сотню порвал, прежде чем распространять байки про благородного дракона. Лютая ведьма, само зло! Бежать отсюда надо, бежать!
Ерден уже и сам понял, что надо бежать. Видя падающие на его войско брёвна и куски трупов, он окончательно упал духом и поддался на провокации шамана. Вместе с сотней нукеров они скрылись в лесу.
Раздалось громкое «ура!» и настроение монголов испортилось окончательно, хоть плачь. Справа, перекрывая пути к отступлению, бежала занимать позиции многочисленная пехота. Слева, от реки, неслись всадники.
Степняки наконец зашевелились. Что делать? К реке смысла нет идти, там точно всех перережут. На восток, через пехоту. Сначала десятки, а потом и сотни рванули спасаться бегством.
Первым в себя пришёл Ганжуур. Словно во сне он рассматривал наступающую на его левое крыло конницу. Дружина и успевшие подойти бояре, сотен семь. Против его, перепуганной в смерть неполной тысячи. Идут от реки, словно смертники. Он оглянулся на правое крыло и понял, что помощи оттуда ждать не приходится, оно просто разбегалось, кучкуясь возле сотников, из тех, кто успел прийти в себя.
– Отступаем! Отходим! На восток, через пехоту! Держись за мной!
Он пытался собрать до кучи своё перепуганное крыло, получалось плохо. Повести за собой, на прорыв, вдоль опушки, он смог около пяти сотен, остальные никого не слушали и летели просто наобум, в надежде сбежать от ужасной ведьмы. Людям казалось, что сейчас она вылетит из крепости и сожрёт их души.
Дружина быстро сокращала расстояние. Их рослые кони не могли похвастаться выносливостью степных лошадок, зато быстро бегали на короткие расстояния. Понимая, что счёт идёт на минуты, он по диагонали стал пересекать поле, призывая людей развернуться и атаковать дружину, но бесполезно, его никто не слушал. Внезапно он увидел Мэргэна. Тот шёл наперерез с двумя сотнями, следом, сильно отставая, пробиваясь через отступающих на дружину шла ещё одна сотня.
«Отлично. Они, конечно, не жильцы, но кого-то да задержат».
Дружинники и правда задержались, но ненадолго. Выполняя боевой манёвр и пользуясь численным преимуществом, они рассекли две монгольские сотни на несколько частей и порубили, почти не понеся потерь. Идущая следом, растянувшаяся сотня, вообще ничего не смогла сделать, погибнув просто за компанию.
По центру войска возвышался огромных размеров стяг воеводы, окружённого очень нарядно и богато одетыми людьми вальяжно взирающими на битву. Это сработало. Часть степняков бросились убивать воеводу, за что и поплатились.
Ганжуур прекрасно понимал, что ничего они воеводе Ивану сделать не смогут, но останавливать не стал. Пусть свяжут боем часть войска, пока он будет прорываться. А прорываться придётся «по жёсткому», напролом, просто насаживаясь на копья, пробивая путь телами своих лошадей. В принципе, не будь всей этой паники, пехота не смогла бы им серьёзно помешать, но сейчас, когда каждый сам по себе, когда мурза сбежал, а двое из трёх тысячников мертвы, организовать что-то в масштабах всего войска не представлялось возможным. Он пытался вывести свои пять сотен и ему это почти удалось. Воевода был не дурак и понимал, что те, кто останется при уме, будут уходить низиной и отправил сюда сразу два отряда. Подоспевшие дружинники позицию только усилили, набросившись на всадников Ганжуура сзади. До них добралась лишь сотня, но и этого было достаточно для очень тяжёлых потерь.
Прорвались немногим более двух сотен. За спиной ещё во всю горела битва, их никто не преследовал, дружине и без них было кого убивать, а во рту был отвратительный привкус пепла мёртвых соотечественников. Теперь, главное, не загнать лошадей. Через не тронутые остроги прорваться может быть не просто.
Ганжуур, отойдя от ужаса этой кошмарной битвы, зло посмотрел назад. Крепость скрылась из виду, шума сражения давно уже не слышно.
«Однажды я вернусь. Убью твою ведьму и тебя самого на кол посажу, воевода Иван!»
Поворачивая голову вперед, взгляд зацепился за что-то в лесу. Ганжуур посмотрел в ту сторону и оцепенел от страха. Благо, его лошадь ничего не видела и продолжала нести его дальше. На опушке стояло совершенно безумного вида существо. Ростом метра под три, не меньше, с гладкой, бледно-серой кожей. Вместо волос на голове, плечах и спине были тоненькие ручки, только не с тремя суставами, а с десятком. Каждая из них шевелилась, пыталась схватить что-нибудь, например, листик с дерева и выглядело это ужасно. Вытянутое безносое лицо со множеством малюсеньких глазок по всей его верхней части, словно у паука, ушей не было, просто две дырки в черепе, а нижнюю челюсть образовывали ещё четыре руки, которые сейчас протянулись в сторону монголов, делая пальцами хватательные движения и открывая вид на мерзкую глотку, шевелящуюся сотнями слюнявых складок. Правой лапой с длиннющими когтями, тварь легко снимала стружку с дерева, на которое опиралось.
«Нет, я никогда сюда не вернусь. Никогда! И никогда теперь не смогу спать».
27
Шаман был уважаемым человеком, но ни знаний, ни боевого опыта не имел. Не зря в лес никто кроме них не сунулся. Продираясь сквозь кусты, поросль и колючий бурьян, они попали в засаду у первого же небольшого оврага. Засевшие там целой ватагой злые-презлые крестьяне, засыпали их стрелами, подняли на рогатины первых вылезших из бурьяна нукеров и благополучно разбежались в разные стороны. Погрозив крестьянам саблями, двинулись дальше. В следующий раз в засаду попали у маленького лесного ручья. Гадкие крестьяне напали с двух сторон. На этот раз потери понесли обе стороны, нукеры всё же были отборными воинами, драться они умели. С грехом пополам и большими потерями разогнать озверевших крестьян всё же удалось. Шаману разрубили ногу, трём из пяти советников проломили головы. Рабы и слуги сбежали ещё у первой засады. Кроме всего прочего, подлые землепашцы, разбежались по лесу прихватив с собой монгольских лошадей. Половина из оставшихся в живых нукеров оказались безлошадными.
Делать нечего, пошли дальше, надеясь, что все засады были уже позади. Так и было, но не потому, что крестьянам было лень пройти несколько лишних километров. Они увидели это существо уже когда избитые, ободранные и усталые располагались на короткий отдых. То самое, со множеством глаз и рук, которое встретил убегающий Ганжуур.
Издавая радостные, утробно-булькающие звуки, чудовище набросилось на людей, не обращая вообще никакого внимания на стрелы и сабельные удары. Двигаясь с невероятной для трёхметрового существа скоростью, оно хватало жертву и сгибая пополам, ломало ей позвоночник, либо, сломав руки или ноги било об дерево, ломая все рёбра. Некоторым повезло особо, прижав человека к земле ногой, чудовище раздирало бедолаге живот и убедившись, что кишки оказались на земле, бросалось на следующего. Последние четверо нукеров попытались сбежать, но судя по звукам, им это не удалось.
Застывший в той же позе, в которой был сброшен на землю лошадью, Ерден не дыша смотрел на творящийся вокруг ужас. От страха он не мог даже пошевелиться, не говоря уже о попытке сбежать. Его разум едва держался, пытаясь не свихнуться. Внезапно, он подумал о том, что чудовище старалось искалечить людей, но не убивать. Он не мог сказать за всех, но большинство ещё были живы, просто ничего не могли поделать из-за множества переломанных костей, сломанного позвоночника, или разбросанных по округе кишок. Осознав это, Ерден наконец обмочился.
Трёхметровый урод вернулся, неся за ноги всех четырёх беглецов. Удобно устроившись на большой коряге, он выбрал одного из них, когтями срезал с него доспехи и всю одежду, и разинув пасть ухватил его голову четырьмя ручками, заменявшими ему нижнюю челюсть. Из верхней челюсти выдвинулся один единственный, напоминающий змеиный клык. Этим клыком он ловко вскрыл жертве череп, достал ручками мозг и отправил его в слюнявую пасть, громко и мерзко чавкая, явно наслаждаясь процессом.
Оставшееся без мозга голое тело он закинул себе за спину, где его ухватили те самые сотни маленьких ручек. Пальцы цеплялись за труп, а в маленькой ладони каждой из них открылась круглая пасть, которая, словно пиявка впивалась в тело, пожирая его.
Ерден слушал многочисленные, мерзкие, чавкающие звуки и сходил с ума. Его страх перерос все возможные пределы. Он перестал чувствовать окружающий мир и видел только монстра.
Из кустов вылезло ещё одно порождение Бездны, привлечённое в регион вратами, а конкретно сюда, запахом крови, страха, боли и страданий.
Выглядело оно как очень худая, измождённая голодом, лысая девушка с красивым, но застывшим словно маска лицом. С человеком её спутать было невозможно. Задние конечности, от колена, были как у животного, только без шерсти, с большими когтистыми лапами. Передние, вполне человеческие, отличались слишком длинными пальцами и острыми, узкими как сабли когтями. Манера передвижения так же была крайне странной, рывками с остановками, а благодаря чрезвычайно подвижным суставам, она могла занимать практически любые, даже самые безумные позы. Например, с головой, повёрнутой назад.
Осторожно подкравшись к одному из тел, она посмотрела на переставшего чавкать первого монстра. Оба замерли и пялились друг на друга с минуту. После этого, у «девушки» пошло вверх сразу всё лицо, открываясь словно капот автомобиля, которое на самом деле оказалось верхней челюстью жуткой твари. Рот твари был усыпан узкими, но довольно короткими клыками-саблями, зубы имелись даже в глотке. Раззявив пасть, она вцепилась ею в плечо булькающего кровью монгола и легко потащила в кусты.
Первый монстр не возражал. Даже напротив, он подхватил ближайшего к нему переломанного человека и бросил в те же кусты в которых скрылась «девушка». Вот так вот, не жалко, кушай, подруга, сегодня пир.
Это было уже слишком. Психика мурзы не выдержала увиденного. Заорав так, как не орал никогда в жизни, он бросился бежать.
Многорукоглазое чудовище издало гулкие булькающие звуки. Это был смех. Оно явно забавлялось ситуацией, веселясь от души. На крики из кустов выглянула «девушка», с отгрызенной рукой в пасти, в которую она пихала её целиком. Посмотрев вслед убегающему, орущему Ердену, она что-то пискнула и скрылась обратно.
Мурза бежал не оглядываясь, испытывая только одно чувство – абсолютный страх. Он бежал в сторону крепости, единственного места, где можно было скрыться от жутких чудовищ. Он не думал о том, что сделает с ним воевода, доберись он до него живым, это было уже не важно.
28
Воевода был в прекрасном расположении духа. Победа! Да ещё какая. Всё прошло намного лучше, чем он рассчитывал. Прорвалось и сбежало всего около пятисот человек, может чуть больше и это из более чем трёх тысяч! Четыре сотни взяли в плен. Остальные либо были убиты сразу, либо умерли от ран.
Его войска потерь почти не понесли. После того, что устроила Екатерина Андреевна, монголы просто обезумели. Никто ими не руководил, атакуя то в одном месте, то в другом, разрозненные, они несли бессмысленные потери, подставлялись под удар, либо атаковали просто там, где в данный момент оказались.
Он заметил только один большой организованный отряд, который целенаправленно пробивался вдоль опушки к низине. Ушли бы большим количеством, если бы не нагнавшая их конная сотня. Пехота такой яростный удар сдержать не смогла, но, всё равно, потери были большие даже у этого отряда, ушла только половина.
Чрезвычайно довольный, он оставил заботы подчинённым и отправился искать свою, теперь уже любимую, ведьму. Вообще, странно, почему её нет рядом. Не интересно получать поздравления и похвалы? Что-то здесь не так.
Доложили, что Екатерина Андреевна у себя. Ладно, у себя так у себя, мы не гордые, ногами до ведьминых палат дойти могём и дойдём. Взяв с собой протестующего отца Феодосия, который зачем-то взялся трупы растаскивать, вместе с похоронной командой, воевода отправился к Кате.
Зайдя в спальню, он сразу понял, что-то не так. Зарёванные Лана и Дарина, хмурая Варвара, в углу стоял Ёрш, тот самый десятник, терзая кольчужные варежки. Над постелью склонились Василий с Ольгой, его личный, самый лучший и знающий лекарь и его помощница. Отец Павсирий читал молитву, прикрыв глаза, держа крест обеими руками.
– Что здесь происходит? Где моя ведьма?
Присутствующие расступились, и воевода остолбенел от неожиданности. Такого он никак не ожидал. Постель была в крови и хоть её старательно протирали влажными тёплыми салфетками, было ясно, что шла она отовсюду. Екатерина Андреевна прерывисто и тяжело дышала, с какими-то нехорошими хрипами, руки периодически мелко подрагивали, а тело слегка прогибалось в разные стороны, когда его скручивали судороги. Она была без сознания.
– Что с ней, мать вашу, произошло?! До неё что, монголы добрались?! И ты посмел остаться в живых!!! – воевода уставился на Ерша словно разъярённый медведь, готовый немедленно оторвать ему голову.
Вытаращив глаза и готовый съесть кольчужную варежку, десятник попятился дальше в угол.
– Бог с тобой, Иван Никонович, даже близко не подошли!
– Вы что её, уронили?!
– Да поймали мы её, поймали. Там ловить-то, у меня собака дома, Галей, в честь тёщи зовут, так и та больше весит.
– Какая ещё собака!
Ёрш перестал быть интересен воеводе, и он схватил за шиворот Василия.
– Мне что, из тебя кишки начать доставать, чтобы ты говорить начал?!
– Я сделал всё, что мог и даже то, чего никогда не мог, – Василий сглотнул, – но здесь я бессилен! Она умирает.
– Что ты сказал? – рука воеводы разжалась, он сорвал с Кати простынь, – Как она может умирать, если не падала? Где раны, покажи, я не вижу!
Василий вернул обратно простынь, вздохнул, промокнул влажный лоб.
– Она, Иван Никонович, хоть и могущественная ведьма, но тело у неё всё же человеческое. Ты видел, что там творилось? Наверное, конец света так и выглядит.
– Давай без философии, пока я тебя в окно не выбросил.
– Не рассчитаны наши тщедушные человеческие тела на подобное. Не могут люди стихиями управлять, молниями бить, крепости поджигать и домами через крепостные стены швыряться. Мы не боги, не дано.
– Она сама себя убила, – решила вмешаться Ольга, – слишком сильное колдовство. Для человека. Повреждены внутренние органы. Разорваны!
– Так она ведьма или человек? Если вы знали, почему ей не сказали, чтобы не колдовала так сильно?
– Да откуда же нам знать, как колдовать?!
Воевода заходил по спальне, открыл окно, закрыл.
– Спаси её, Вася. Я тебе золота на вес твоего коня дам. Хочешь, три, нет, пять! Пять деревень тебе дам, кормиться с них будешь, боярином сделаю.
– Иван Никонович…
– Советником! Да, чёрт возьми, терем забирай, я себе новый построю!
– Иван Никонович!!! Я правда больше ничего сделать не могу.
Воевода тяжело сел на край кровати.
– Победили, чтоб вас…
Все молчали. Лана снова заплакала.
В спальню вошёл отец Феодосий. С ходу оценив происходящее, подошёл к Василию.
– Сколько?
Тот пожал плечами.
– Может до вечера и доживёт. Пока лекарства действуют. Дозу бесконечно увеличивать нельзя… Не сама, так от лекарств помрёт.
– Иван Никонович, выдели самую мягкую из своих повозок. Василий, бери перины, укладывай в повозку. Всё лишнее выброси. Не снимай, ломай и выбрасывай. Ёрш, возьми толковых ребят и носилки. Перенесёшь Екатерину Андреевну в повозку. Так, словно своего младенца несёшь!
– Понял, сделаю.
– Варвара, контроль на тебе.
– Да.
– Отец Феодосий, – воевода встал, – ты что удумал?
– Ведьму нашу спасти, прости Господи. Нельзя ей сейчас умирать. Есть у неё дело одно, незаконченное.
– Какое такое дело? Снова что-то скрываешь?
– Вернусь – расскажу. Если это дело не закончить, нам небо с овчинку покажется. Иван Никонович, Стоян и его сотня нужны.
– Почему именно он?
– Потому, что в курсе, лишних вопросов задавать не будет. Да и сотня его лучшая.
– Забирай. Хоть три сотни. Только вылечи. Она за нас жизнь отдала.
Воевода вышел из спальни:
– Ратми-и-и-и-р!!! – заорал так, что все чуть не оглохли.
Что-то упало, раздался крик, словно кто-то выбросился из окна, послышался топот множества ног. Ратмир, при полном вооружении, во главе десятка стражников предстал пред светлые очи господина.
– Вот не пойму я тебя, Ратмир. То ли ты слишком умный, то ли совсем дурак. Человек-загадка прям. Ты сюда стражу с какой целью приволок?
– Война, предатели, монголы, ведьма, нечисть лютая в лесу бродит. Перебдеть не недобдеть!
– Молодец, хвалю! Всё правильно сделал! Теперь слушай…
29. Лес. К северо-западу от крепости
Отец Феодосий каким-то шестым чувством сразу сообразил – лекарствами здесь не поможешь. Ещё до битвы, Катя, ему и Стояну рассказывала о своих снах, вратах, жутком колдуне, который решил вернуться и своей роли во всём этом. Единственное, о чём она умолчала, о том, что её вытащили из очень далёкого будущего. Не надо им этого знать, лишнее это. Одни проблемы такое знание принесёт и сомнения. Сообщила только, что кровь нужна именно её и никак иначе.
Сейчас отцу Феодосию предстояло решить две проблемы. Первая – спасти Катю. Так как силами она обладала человеку недоступными, да и сама человеком вообще-то не была, он логично предположил, что врата ей должны помочь. Просто обязаны, если тому колдуну важно, чтобы она жила. Вторая – не дать вратам воспользоваться положением и заполучить её кровь. Та ещё задачка.
И чёрт бы с ней, с ведьмой, одной меньше и ладно, только вот не чувствовал отец Феодосий за ней зла. Её возможности не просто впечатляли, они поражали и внушали страх. Но, никакого зла за этими способностями он не ощущал. Не делала она ничего плохого или гадкого, а помогала много. Разбойника даже спасла. Да и людям нравилась. Даже воевода к ней чувствами проникся, вот уж чудо. К тому же, было ещё одно «но». Им, людям, она была нужна не меньше чем тому колдуну – к вратам стекались жуткие твари и этим гостям никто не был рад. Закрыть бы эти врата. И снова, без неё никак. Вывод? Сделать всё возможное!
Стоян очень хорошо знал местность вокруг крепости и вёл отряд по Катиным рассказам. Первая часть пути до врат была очень проста, просто иди по дороге, не налажать бы дальше. Он в сотый раз прокручивал в мыслях её рассказ, представляя, где находятся нужные звериные тропки и, кажется, одну только что нашли. Лично проскакав с полкилометра вперёд, он точно убедился – она.
Дальше дороги не было, а повозка была. Пришлось объезжать деревья, коряги, всякие неудобные места и следить за тропинкой. Неожиданно, Василий остановил отряд.
– Что случилось?
– Всё. Чуть ей осталось. С полчаса. А может и пять минут. Умирает.
– Да мы больше половины пути проехали, тут осталось-то! Василий.
– Да что я?! Ну что я? Думаете мне её не жалко? Думаете я не понимаю, что если бы не она, степняки бы сейчас округу резали да жгли, людей в рабство уводили! Не волшебник. Вот, есть склянка, в ней лекарство. Она и так уже давно помереть должна была. Только мучается. Смотреть же больно.
– Хорош скулить, – невпопад ляпнул Сом. Ему и самому тошно было, но от Васиных причитаний легче не становилось. Многие на войне умирают, ничего не поделаешь.
– Слышь, ты, вот воткни себе копьё в печень и иди потом, какие-то руины ищи, а я на тебя посмотрю.
– Прекратите. Пока жива – будем ехать. Авось, доедем,– Стоян махнул рукой, приказывая продолжать движение.
– Да нельзя её трясти…
Отец Феодосий глубоко вздохнул.
– Что я делаю. Что я творю. Стойте!
Он подошёл к Кате, потянул белый камушек на верёвочке.
– Ну и как тебя призывать? Потереть камень?
– Отец Феодосий, ты что делаешь? – Стоян с подозрением покосился на белый камушек.
– Что-что, Путаницу вызываю. Путаница – явись! Приди! Кабы знать, что говорить. Призываю тебя явиться! Приказываю? Прошу? Да ё-моё, не получается!
– Ты это, камушек-то положи. Хоть понимаешь, что делаешь?! Ты сюда лютую нечисть притащить решил? Нам вот прямо сейчас каких ещё проблем не хватает?
– Можно Сатану вызвать. Вот он точно дельный совет даст.
– Федя! – рявкнула чуть не вся сотня.
– Мы ей обязаны. Она не сомневалась, когда себя на куски рвала, а мы что?
– Отец Феодосий, ты это, ты успокойся. Сейчас просто поедем дальше. Не надо никакую жуткую тварь вызывать.
– Сами позвали, а теперь обзываться? – прошепелявила Путаница.
Все аж подпрыгнули. Нехороший холодок пробежал по спинам храбрых воинов. Ну и что теперь делать, мечи доставать или хлеб да соль предлагать?
– Не серчай, нечисть лютая…
– Можно просто по имени.
– Извини, на нервах все, волнуемся.
– Нервы, это плохо. От них болезни всякие случаются. Жёлтая кровь, например, идти начинает. Как у вашего Феди.
– Не было никакой жёлтой крови! – возмутился Федя, – Пока.
– Ты ток на дорогу не гадь.
– Мы в лесу!
– И как она это делает? Только что тумана не было и на те, не видать кругом.
Путаница подлетела ближе к отцу Феодосию.
– Слушаю.
Священник видел Путаницу первый раз в жизни и сразу стал надеяться, что в последний. Она не вызывала отвращения, в ней не было мерзких или противных взгляду черт, но и человеческого в ней совершенно ничего, кроме формы тела не было. Перед ним была чуждая этому миру форма жизни. Очень опасная и внушающая страх. Но не время пасовать, надо спасать Катю.
– Вы, вроде, с Екатериной Андреевной подруги. Беда с ней приключилась, умирает она.
Чудище заглянуло в повозку.
– Божечки мои! Вы что натворили, юродивые. Вы зачем ведьму сломали?
– Да она как-то сама поломалась. Монголов убивала, тысячу убила, а потом как давай крыши поджигать да домами швыряться, вот и перестаралась.
– Многочисленные повреждения внутренних органов, – добавил Василий.
Путаница хмыкнула, потыкала когтём Катю в живот.
– Н-да, подруга, своеобразные у тебя увлечения. Тысячу, говоришь. Неплохо, а больше монголов не было?
– Как не быть, были. Остальных мы сами порубили. Больше монголов не осталось, управились мы с ними.
– Жадные какие, – Путаница расплылась в зубастой улыбке, – а я знаю где монголы водятся! Хочешь, десять тысяч приведу?
– Э, нет, не надо. Мы тоже знаем, где монголы водятся, но без них как-то спокойнее.
– Как хочешь. Если что – обращайся!
– Я и обращаюсь! Екатерина Андреевна умирает.
Путаница снова потыкала Катю в живот.
– Да, умирает. Уже совсем скоро умрёт. Сейчас дрыгаться вся в агонии начнёт, потом подскочит с раскрытыми глазами, скажет что-нибудь эпическое в никуда и упадёт замертво. От меня ты чего хочешь?
– Я думаю, что врата ей помогут. Не успеваем мы. Может быть есть способ быстро туда попасть?
– Может быть и есть.
– А поточнее?
– Ну, если совсем точно…
Путаница развела руками, туман отступил за деревья, и отец Феодосий с удивлением увидел, что они уже стоят перед вратами. Он, Стоян, Сом, Чеслав, Василий и повозка с Катей, но без лошади.
– Ух, ты! Как же это…
– Зови меня великим мастером пути, – Путаница весело облетела священника, – мастеро-о-ом, пути-и-и-и. Теперь, я съем твою печень!
– Правда? – отец Феодосий скривился, как он без печени жить будет, – Я же умру без печени.
– Нет, не правда. Не нужна мне твоя печень. Я уже твоим страхом перекусила. – Путаница снова радостно заулыбалась и сжав священнику своими ледяными ладонями щёки, несколько раз надавила, издавая странные звуки, – Пф-ф-ф, сь-сь-сь. Сь-сь-сь.
– Фто ты деаеш?
– Звук красивый, мне нравится – сь-сь-сь.
– Тьфу, ты! Нашла время баловаться. – отец Феодосий убрал от себя ледяные руки нечисти, – Ещё бы тебе шепелявой он не нравился.
– Считай это моей очаровательной особенностью, изюминкой!
– Ну да, больше же в тебе ну ничего примечательного нет. Девушка как девушка, на улице мимо бы прошёл не заметил, только голая.
– А-а-а-а! Почему ты раньше не сказал?! Не смотри!
Стоян подошёл, снял плащ, обернул им поперёк тело Путаницы, прикрыв грудь и бёдра, заколол булавкой.
– А лошадь где? И остальные?
– Делать мне больше нечего, всю вашу кодлу бородатую сюда тащить. Лошадь тяжёлая. Перебьётесь.
– Что ж, спасибо тебе Путаница. От всех нас искренняя и большая благодарность! – отец Феодосий даже слегка поклонился, из вежливости, пересилив самого себя.
– Да ничего. В лесу скучно, а вы забавные. – она уселась на край повозки и вытянула ноги, – У меня ноги красивее. Икры полнее. Или сделать тоньше?
Отец Феодосий покачал головой. Кому что.
– Ну что, мужики, осталось придумать как заставить этого колдуна, – он кивнул в сторону врат, – нашу Екатерину Андреевну вылечить, но при этом не заполучить её кровь.
– А эта чего тут околачивается? – Чеслав указал на Путаницу, – Как-то мне не по себе от её присутствия.
Путаница перевернулась в повозке на спину, свесившись головой в низ вверх тормашками.
– Я тебе не нравлюсь? Посмотри, какая я красотка! – и она вытянула вверх руки, увенчанные медвежьими когтями, играя запястьями.
– Ты себя в зеркале видела? Столько зубов даже у крокодила нет, а увидев эти когти, медведи разбегутся. И кожа белая как мел. И холодная.
– Грубиян. Кстати, если я чего захочу, мне твоё согласие не понадобится.
– Это весьма прискорбная весть.
– Екатерину Андреевну не зацепи, красотка. Чего ты там вообще крутишься?
– Не по земле же мне валяться? Устала может, отдыхаю, на вас балбесов смотрю. Кстати, я её немного подморозила. Замедлила биологические процессы. Так что, у вас ещё есть время. Ну, чего встали?
– Совсем не заморозь, смотри. – Стоян как-то скептически отнёсся к процессу замораживания.
– Не сцы, пацан. – Путаница хотела цыкнуть зубом, но не получилось, не с такими зубами во рту. – Бли-и-и-ин.
Отец Феодосий закрыл лицо руками. Вот же досталась на их голову.
– Действительно, чего стоим, – Сом вынул меч, – ща я с этим козлом дохлым сам поговорю.
С этими словами он зашёл за второй ряд камней, предполагая, что колдун будет слушать его из центра земляной полянки.
– Слушай сюда, задница ослиная! Сейчас ты вылечишь нашу ведьму, и чтобы без колдовских закидонов, понял? Иначе, я тебе все камни порублю к чертям собачьим!
Сом замахнулся на ближайший каменный столб, желая показать, как это будет выглядеть, но ударить не успел. Его с силой вышвырнуло за пределы врат. Пролетев за врата метров пять, он неудачно приземлился на спину, отбив себе все внутренности и ударился головой.
– Сдаётся мне, – кряхтя поднялся Сом, – этот мужик не в курсе про дипломатию.
– Может просто закатить повозку внутрь? Не дурак же он ей вредить?
– Да кто его знает. Давай попробуем.
Попробовали. Как только повозка оказалась во вратах, Катя, не приходя в сознание вцепилась зубами в руку, пытаясь её растерзать до крови. Путаница среагировала мгновенно, силой разжав челюсти, и придавив одну руку коленом, а вторую и голову руками.
– Выкатывай! Выкатывай скорее!
Преодолев сопротивление врат, выкатили повозку. Благо, не закатывали далеко.
– А ты говорил, чего она здесь околачивается, – отец Феодосий, отдышавшись, сел прямо на землю, кивнув на Путаницу, – без неё, сейчас бы уже конец света наблюдали.
– Ещё идеи есть, гении?
– Может, тебе самой есть, что предложить? Ты говори, не стесняйся.
– Эх, людишки, никакой от вас пользы. Вы вообще знаете, что мозг, это мыслительный орган и он есть у каждого не выпотрошенного человека?
– Догадывались.
– Вам ведьма нужна только в живом виде. Колдуну нужна только её кровь, но! Он не может позволить ей умереть до того, как получит эту самую кровь. Что из этого следует?
– Что?
– Не томи.
– Непробиваемые тупицы. Вы безнадёжны. Ладно, слушайте. Не имея возможности получить её кровь прямо сейчас, он будет вынужден её спасти. Это можно сделать только одним способом – сделать её кровь непригодной для его целей. Проще говоря – отравить её кровь.
– Дать ей яд?!
– Ты нормальный? Она же тогда точно умрёт. Какие же вы тугие. Что безвредно для неё и опасно для колдуна? Нет, не в этих головах будут рождаться идеи светлого будущего. Напоите её святой водой!
– Ёпти!
– Мы дебилы.
– Всё так просто? – отец Феодосий не мог в это поверить. Её спасение всю дорогу провисело у него на поясе.
– Всё гениальное просто! Я гениальная нечисть! Давай сюда святую воду, ты полчаса возиться будешь, а времени у нас больше нет.
– Держи. Точно помощь не нужна?
– Не от вас, имбецилов. Вы и меня обольёте. Знаешь, как ожоги от неё долго заживают? По сторонам лучше смотрите, совсем недалеко нечисть бродит, чувствую.
– Ты где таких словечек нахваталась? – Стоян взял в руку щит, готовясь защищаться от чудовищ.
– Ну, я не всю жизнь по лесам слонялась. У меня образование, между прочим.
– Надо же, учёная нечисть. Может тебя в крепость взять? Будешь детишек грамоте обучать.
– Не получится. Поубиваю я ваших детишек. Мою сущность уже не изменить, я – чудовище, убийца и людоед. Всё, закатывайте. Сами там только не стойте – убьёт со психа.
