Алексей Сергеевич Банный
Incarnum

– Подожди. – Денис ухватился за услышанные слова. – Что значит «детский»?

– Давайте оставим расспросы на потом. Сейчас нужно разобрать завалы. Скоро вам на помощь приедут еще несколько бригад.

Завалы разбирали почти неделю. За это время успел рассеяться дым и остыли пластиковые панели в центре завала, где огню было за что зацепиться и что сожрать. Ночевали тут же, под открытым небом, не замечая от усталости ни выпадавшей росы, ни опускающейся долгой ночью прохлады. Короткий, часа на четыре, сон – и снова за работу.

Денис многое отдал бы за то, чтобы не попасть в число этих ребят. Они достали из-под этих завалов почти восемь сотен тел – главным образом, детских, обожженных и раздавленных весом рухнувшего здания. Взрослых было совсем немного, в основном молодые девушки. Это зрелище оставило неизгладимый след в душе Дениса, и не только в его. Он видел слезы в глазах других участников этой спасательной операции и слышал одну и ту же фразу: «Как много детей!»

Но даже это впечатление померкло, когда они добрались до центра завала. Вместе с телами детей они находили трупы странных, отвратительного вида существ, очень отдаленно похожих на людей, небольших, едва ли крупнее собаки средних размеров, и при этом обладавших непропорционально длинными конечностями, выделявшимися худобой на фоне одутловатого тела грязно-серого цвета. Никаких чувств, кроме омерзения, эти существа не вызывали, даже название им никто не захотел давать. Оставили это, не сговариваясь, на откуп умникам. Просто складывали трупы этих тварей отдельно, в самый дальний угол небольшой площади, образовавшейся после обрушения зданий, и старались не смотреть в сторону получившейся кучи без надобности.

К моменту завершения работ по расчистке завалов Денис уже плохо воспринимал происходящее. Тяжелая работа и отсутствие нормального сна затуманивали разум, не позволяя оценить весь масштаб трагедии. Все стало не важным, второстепенным, и потому приказ грузиться в вездеход Денис воспринял как спасение. Единственным желанием стало добраться до своей постели, забыться сном и постараться никогда не вспоминать об этом происшествии.

Не вспоминать было сложно. Рабочие кварталы полнились слухами, и чем больше времени проходило со дня трагедии, тем более фантастическими становились истории, с большим количеством подробностей. Провалявшись все три выделенных ему выходных в своей комнате и едва выйдя на службу, Денис с удивлением узнал, что группе спасателей пришлось вступить в самое настоящее сражение с ужасными и безжалостными монстрами и ребята лишь чудом остались в живых. Именно такую версию ему озвучил один из коллег, операторов дежурной смены, когда Титов наконец появился на рабочем месте. Денис усмехнулся и решил не расстраивать рассказчика скучной и мерзкой правдой. Зато в кабинете у Саныча ошеломляющих сказок уже не было.

– Отоспался? – вместо приветствия поинтересовался начальник. Денис согласно кивнул. – Что-то ты грустный.

– Вопросов много осталось, – уклончиво ответил Денис.

– Каких, например?

– Например, какого черта мы летели в такую даль, чтобы снова делить людей на элиту и отбросы?!

– Это мы, что ли, с тобой отбросы? – Саныч оторвал взгляд от монитора с данными и пристально посмотрел подчиненному в глаза.

– А что, не так? – Денис спокойно выдержал его взгляд. – Ты был в белом секторе?! Ты видел, как они там живут?! Пока мы тут…

– Да так же, как и мы. – перебил начальник. – Ты, случайно, не политический?

– Это что-то меняет? – уклончиво ответил Титов.

– Как знать… – Саныч снова уставился в монитор. – Тут вот какое дело, Дениска: в тех зданиях погиб наш парень, теперь его надо кем-то заменить. Я думал тебя отправить, ты мужик толковый, зря чудить не станешь. Но если ты политический, то…

– Согласен, – не колеблясь, ответил Денис. – Хочу изнутри взглянуть на жизнь нашей элиты.

Саныч молчал долго, не меньше десяти минут, придирчиво изучая одного из лучших своих работников. Денис прекрасно понимал охватившие начальника сомнения. Перевод в белый сектор, обособленный от общей городской сети коммуникаций, можно было считать повышением, но послать туда человека, отзывавшегося о жителях этого района с нескрываемым презрением, было чертовски опасно.

– Ты, точно, не политический? – наконец прервал молчание начальник.

– Саныч, вся политика и так осталась на Земле. Я же не дурак, и понимаю, что мы все тут просто колонисты и не выживем, если будем грызть друг друга.

– Хорошие слова! Теперь сделай так, чтобы и дела были не хуже. Иди, собирайся, завтра утром выезжаешь. Снабженцы как раз должны к вечеру корпуса восстановить. Туда сейчас все силы брошены.

Денис молча вышел, понимая, что продолжения беседы не будет, но в дверях замер. Был один вопрос, который ему давно уже хотелось задать начальнику, и кто знает, будет ли еще такая возможность.

– Саныч, а ты кем был на Земле?

– Никем. Сидел в свои тридцать четыре на бюджетном окладе инженером при музее в Коломне и не скулил. А чего мне скулить-то было? Ни жены, ни детей, ни машины… – Саныч взял себя в руки и зло сверкнул фиолетовыми глазами. – Иди, Титов. Завтра к пересменке без опозданий.

Денис вышел из здания штаба и неторопливо зашагал к своему общежитию. Он изредка поднимал глаза на информационные панели, которые украшали половину домов черного сектора, и только горько усмехался – даже не тому, что он уже почти пропустил время обеда и останется голодным до самого вечера, а именно этим панелям с их бесконечной агитацией за рабский труд во имя идеалов будущего. А в перерывах между агитациями и напоминаниями о запретах эти панели показывали часы – стилизованный под старину циферблат с неумолимо бегущими стрелками. Денис часто смотрел на эти часы и пытался понять логику человека, решившего, что рабочий класс просто обязан следить за временем и всегда везде опаздывать, всегда спешить. Он не видел подобных украшений ни в белом секторе, ни в синем – только здесь.

Трудно не быть «политическим», находясь в самом низу социальной иерархии. А может быть, и легко, потому что почти все, кого он успел узнать за эти месяцы жизни в колонии, совершенно не интересовались тем, что происходило за пределами их мира. Они шли на свои смены к приписанным им местам работы, затем возвращались в свои норки спать, добыв заветные талоны на положенную им химическую бурду, и твердо знали, что еще один день они проживут точно. Денису же такая позиция была чужда. Всю жизнь ему в голову вдалбливали две простые, но при этом исключающие друг друга истины. С одной стороны, было общество с его красивой рекламой хорошей жизни, кричащей: «Делай, и у тебя все будет!», и каким бы ни был политический строй, людям всегда обещали возможность достижения этой самой «хорошей жизни», а с другой… С другой стороны, был отец, всю свою жизнь проработавший судоремонтником и всегда говоривший, что выше шапки не прыгнешь, что наверху все места пригреты и пришлым там не место, и что вообще не к лицу рабочему человеку лезть туда, где он не нужен.

Обе эти истины раздражали одинаково: и молчаливое соглашательство отца, способного вытерпеть любое решение начальства, лишь бы не выделиться из общей массы таких же работяг, и кричащая о недостижимой мечте реклама, сгубившая не одну тысячу ищущих счастья общедоступным путем.

«Иди в институт, и перед тобой откроются все двери», – сказал однажды модный блогер в одном из бесконечных видео. И Денис пошел, несмотря на то, что отец был против, и вполне хорошо окончил это учебное заведение, но двери так и не открылись. Радужное будущее с интересной работой и положением в обществе так и не наступило. А потом было подполье, митинги и та девочка, горящая заживо за чужие амбиции. И впервые за почти полгода нахождения здесь, на совершенно чужой для него планете, Денис поймал себя на мысли, что рад этому. Он действительно вырвался из трясины земного существования, и, может быть действительно пора уже прислушаться к отцу и перестать играть в политику. Попробовать наконец просто жить.

С этими мыслями он и добрался до своего общежития. Собирать ему было нечего. Сменный рабочий костюм остался в шкафчике в штабе, а другой одежды он просто не имел. Принадлежности для гигиены, выдаваемые раз в две недели, как раз подходили к концу, не жалко и выбросить, а потому Денис просто растянулся на кровати и постарался забыться сном. Завтра его снова ожидают перемены в жизни, но волнения это вовсе не вызывало.

Он явился в штаб за полчаса до пересменки и долго слушал последние сплетни о происшествии, на этот раз для разнообразия касавшиеся количества пострадавших (счёт шёл уже на тысячи). Участникам той операции настоятельно рекомендовали не распространяться об увиденном во избежание паники, и Денис честно следовал этой рекомендации. Он не вполне понимал, для чего поддерживать в людях, и без того находящихся под защитой внешних стен посреди враждебного мира, такой уровень страха, но видел, что им очень важно верить в нерушимость этих самых стен, а потому лишь согласно кивал, когда кто-то из сплетников ссылался на него. Пусть мелют, что хотят, раз других тем для разговоров все равно нет.

А уже спустя час его вели по цокольному этажу заново отстроенного корпуса перинатального центра двое одетых в белое невзрачных мужчин. Вели молча, не рассказывая, не объясняя и вообще всячески подчеркивая огромную дистанцию между обладателями темно серых роб и хозяевами белого сектора.

– Это ваше рабочее место. – Одним из провожатых был запомнившийся Денису по прошлому приезду длинноволосый. – Там, чуть дальше, жилая комната с душем и уборной. Питание вам будут привозить сюда же.

– Выходить-то мне можно? – поинтересовался Денис, даже не пытаясь скрыть охватившее его раздражение.

– Выходить можно, но в границах территории медицинских корпусов. Здесь есть уютный сквер, где можно безопасно прогуляться. – Длинноволосый пропустил мимо ушей его реакцию.

Неприкрытая издевка больно кольнула самолюбие Дениса, но он промолчал. Нечему тут было удивляться. Даже сменившие планету люди все равно остались теми же людьми, не упускающими шанса продемонстрировать свое превосходство и значимость. Совсем не так говорил этот волосатый юнец, когда в Денисе и других работягах была действительно острая необходимость: не было ни издевок, ни снобизма, ни вот этого завуалированного хамства. Только непонятно, когда этот парень был настоящим – там, когда встречал вездеход со спасателями, или сейчас, когда упивался своей маленькой властью и правом объявить другим людям не им установленные ограничения.

Денис мысленно махнул на него рукой и первым вошел в указанное помещение. Небольшой пульт слежения и управления роботами, одно кресло перед ним и круглый стол с тремя стульями в дальнем углу, и сразу несколько камер видеонаблюдения по углам кабинета. В рабочей зоне не было ничего лишнего и ничего, что могло бы отвлечь оператора от его функций. Денис быстро оглядел мониторы пульта, удостоверился, что отсюда оператор может отслеживать состояние сетей всего белого сектора, и прошел дальше, в жилую комнату.

Тоже ничего удивительного. Обычная кровать с тонким, но довольно удобным и приятным матрасом, пара прикроватных тумбочек, с уже стоявшим на одной из них гигиеническим комплектом, чуть дальше – приоткрытая дверь в душевую, совмещенную с туалетом. Ничего лишнего. Денис даже оглядел стены в поисках описи имущества – так сильно это место напомнило ему армейский кубрик. Но не нашел.

– К своим обязанностям приступите через три дня, как только откроем корпус. Пока обживайтесь. – сказал напоследок длинноволосый, и оба провожатых вышли.

– Вот же индюк напыщенный! – Денис присел на край кровати, по привычке поправил подушку, и в руку сам собой скользнул небольшой портативный компьютер.

Денис тут же включил его, даже не задумавшись о правильности своих действий. На экране мгновенно появились несколько иконок с приложениями и пара текстовых файлов. Титов решил начать именно с документов, и в первом же обнаружил учетные данные. Кому они принадлежат, указано не было, но он не сомневался, что эти данные пригодятся для авторизации где-нибудь.

Во втором документе было всего три слова, напечатанные очень крупными буквами: «Денис, хватит спать!» И эта записка его смутила. В случайность того, что компьютер под его подушкой просто забыли, он уже не верил. Но от этого становилось только интереснее. Опытным пользователем Денис себя не считал, однако с подобной техникой был знаком хорошо, а потому без малейшего страха стал открывать все приложения по очереди. Но ничего, что могло бы представлять интерес, не нашел. Три из пяти иконок увели его на облачные хранилища, к крупным скоплениям музыки, фотографий и видеозаписей с видами Земли. Архивы на серверах были огромны и требовали отдельного изучения. И Денис отложил это дело. Четвертая иконка открыла почтовую программу, в записной книжке которой хранилось чуть меньше полутысячи адресов, из чего Денис сделал вывод, что интернет в городе есть, но есть он совсем не для всех.

Но больше всего его заинтересовала пятая иконка, открывшая доступ к программе управления уличными экранами. Именно для авторизации в ней и подошли записанные в текстовом документе учетные данные. И в голове Дениса созрел план, как можно использовать эту программу для раскачивания ситуации в городе. Но он выключил и отложил в сторону компьютер. Кто-то слишком старательно подталкивал его к этим действиям.

Денис прошелся по комнате отдыха – не для того, чтобы успокоить расшалившиеся нервы. Он внимательно осмотрел все углы помещения, мебель и даже туалет и душ, пытаясь найти и здесь устройства слежения, и, не найдя ничего, уже через минуту погрузился в более пристальное изучение подброшенного компьютера.

3. Инга.

– Молодой человек, прекратите уже пялиться в горизонт!

Денис обернулся. Перед ним стояла девушка, одетая в облегающий белый комбинезон, стройная, очень высокая, почти с него ростом, и достаточно красивая, чтобы заставлять мужские сердца стучать сильнее в ее присутствии. На правильном узком лице, обрамленном аккуратным каре прямых светло-русых волос, отчетливо выделялись высокие скулы, а аккуратный, чуть вздернутый носик, слегка пухлые губы и миндалевидный разрез огромных фиолетовых глаз не давали отвести от красотки взгляд. Потому Денис и не сразу заметил в руках девушки объёмный пластиковый кейс, который она держала в руках.

– Если вы мне не поможете, я сломаюсь пополам на этом самом месте. – Девушка смотрела на него с укоризной, но Денис готов был поклясться, что глаза ее оставались смешливыми, а эмоции были несколько наигранными. – Я могу вас отвлечь?

– Да, конечно.

Денис никуда не спешил. Пульт, обсуживавший системы белого сектора, обладал куда большим уровнем автоматизации, требуя присутствия оператора лишь два часа в сутки, а потому Денис часто позволял себе небольшие прогулки по больничному скверу. Тот, кто проектировал эту часть города, явно знал толк в обустройстве парковых зон. Небольшой, всего сотни три метров в поперечнике, овальный сквер вместил в себя и две центральных широких аллеи, по бокам которых были настоящие живые изгороди почти двухметровой высоты из густого кустарника с плотными и очень крепкими ветками, усеянными тонкими шипами. Судя по ярко-синим листьям, эти кустарники были представителями уже астрейской флоры.

Центральные аллеи образовывали своим пересечением площадь с маленькой стелой, украшенной детской фигуркой с шаром в руках. Издалека эта фигурка выглядела даже забавно, и, только рассмотрев ее ближе, Денис ощутил щемящую тоску. На матово-сером шаре четко проступали контуры земных континентов.

Весь сквер хаотично, будто художником, решившим испортить полотно удачливого коллеги, был изрезан узкими, не шире полутора метров, аллеями, и эти маленькие тротуары уже были украшены вполне земными на вид кустарниками, в листве которых зелень родной для людей планеты самым непостижимым, и от того особенно красивым образом смешивалась с яркой синевой флоры Астреи.

В этих узких аллеях было удивительно спокойно. В них же располагались скамьи, слегка утопленные в живую изгородь. И если неизвестный ему устроитель этого сквера хотел, чтобы в этих аллеях люди испытывали умиротворение, то он определенно достиг желаемого. Уже три месяца Денис жил и работал в белом секторе, и самым ярким впечатлением для него стала царившая там тишина. Больничные корпуса стояли в стороне от основных зданий белого сектора, почти на границе с малонаселенным зеленым, и звуки от административных зданий и управления колонии сюда почти не долетали, а звуки самих отделений надежно глушились стенами корпусов, и Денис все больше проникался уважением к разработанному для колонистов материалу.

– Тогда возьмите, пожалуйста, эту коробку, у меня уже руки болят от нее, а я покажу, куда отнести.

Денис забрал у нее груз, удивившись его тяжести, и молча пошел следом за девушкой. Та направилась прямиком к входу в перинатальный корпус, и Денис не отказал себе в удовольствии осмотреть внутреннее убранство этого здания. Просторный холл первого этажа, по которому мимо него прошла пара человек в привычных белых костюмах со странной эмблемой на груди – красным цветком лотоса в голубом круге, закончился банальными ступенями, что, впрочем, Дениса не удивило. В Коробове не было здания выше пятиэтажного управления, а потому и лифты не были предусмотрены.

Они поднялись по лестнице на последний, третий, этаж и свернули в просторный коридор. Вместо стен здесь были широкие проемы, выполненные из прозрачных стеклопакетов, и Денис отчетливо разглядел ряды небольших прямоугольных аппаратов, в каждом из которых лежал младенец.

– Это инкубаторы? – не удержался он от вопроса.

– Да, – подтвердила девушка. – Нам сюда.

Она открыла неприметную дверь, за которой оказался просторный светлый кабинет с широким столом и даже небольшим диванчиком для отдыха.

– Вы выращиваете детей? – Денис не мог прийти в себя от увиденного. Так и стоял в дверях, сжимая в руках кейс.

– Можно и так сказать. Поставь, пожалуйста кейс на стол.

– Подожди. – Денис избавился от груза, подошел вплотную к девушке и уловил идущий от нее едва заметный фиалковый запах. – Что значит «выращиваете»? Это клоны?

– Как тебя зовут? – вопросом на вопрос ответила девушка.

– Денис Титов.

– А я Инга. Ты очень любопытен, Денис Титов. – Ее голос перестал быть вежливым, в нем прозвучали нотки неприязни. – Клоны непродуктивны, они не разнообразят наш генофонд. Это естественные дети, просто находятся под контролем специалистов.

– Но это значит…

– Спасибо тебе за помощь, Денис Титов! – бесцеремонно оборвала его девушка. – Прости, мне нужно работать. Буду рада еще увидеться с тобой.

Денис понял, что ему недвусмысленно указали на выход, и не заставил просить дважды, только дверь за собой закрыл чуть громче, чем следовало. Но, едва выйдя из кабинета новой знакомой, он почти столкнулся с другой девушкой, медленно бредущей вдоль прозрачной стены. На этой девушке из одежды был только распахнутый медицинский халат. Она, казалось, не замечала ничего вокруг, даже собственной наготы, только скользила рассеянным взглядом по детям за стеклом, будто искала что-то очень важное и никак не могла найти.

Она остановилась, дойдя почти до конца прозрачной стены, и бесшумно сползла на пол. Оторопь, охватившая Дениса от этой немой сцены, исчезла так же внезапно, как и появилась, и он бросился к девушке.

– С вами все хорошо?

На него смотрели сильно покрасневшие, заплаканные глаза на миловидном личике. Девушка была совсем еще юной, на вид не старше двадцати лет, и в ее взгляде читалось столько боли и отчаяния, столько нечеловеческого страдания, что Денису стало невыносимо тоскливо и захотелось сесть рядом и рыдать вместе с ней.

– Они его забрали. Унесли…

– Кого? – Ее голос был едва слышен, и Денис наклонился, чтобы разобрать хоть что-то из ее слов.

– Сына… Моего Сережку. Забрали. Я чувствую, он где-то тут.

– Что значит – забрали? – удивился Денис.

– Сказали, что он болеет…– Девушки устремила на него долгий взгляд. – Ты должен знать, где он. Отведи меня!

В коридоре послышались шаги, и Денис бросил туда быстрый взгляд. К ним приближались сразу три человека в белых костюмах с вышитым на груди цветком лотоса. Еще минута, и они подхватили девушку под руки и стремительно увели прочь, одновременно пытаясь успокоить дежурными и ничего не значащими фразами. Никто из них не обратил внимания на Дениса, и он почел за лучшее убраться из медицинского корпуса в свою неуютную, но уже ставшую привычной нору. За этот день было слишком много впечатлений, и, чтобы продолжать прогулку, нужно было как следует отдохнуть.

Но увиденное в коридорах перинатального корпуса все равно его не отпускало. Было во всем этом нечто странное, чему он никак не мог найти объяснение. И думать об этом тоже никак не мог перестать. Денис стал почти все свободное время проводить в больничном сквере, ища встречи с Иногой, но дни сменяли друг друга, а она ни разу не появилась.

Зато он стал подмечать другие странности. Пару раз в неделю, обычно под вечер, к зданию перинатального корпуса приезжал черный вездеход с тремя зелеными полосками на бортах. Четверо крепких мужчин загружали этот вездеход небольшими черными свертками и быстро уезжали. Весь процесс выглядел как обычная утилизация отходов, если бы не одно «но»: за эту самую утилизацию отвечал Денис, а ее проводили совершенно незнакомые ему люди, не ставя его в известность.

Вечера Денис проводил за изучением программ и архивов в подброшенном ему компьютере, серьезно и основательно готовясь к реализации созревшего в голове плана. Сегрегация жителей уже не просто раздражала его, а выводила из себя. Он не знал, чья именно была авторизация в почтовой программе, но эта учетная запись дала ему доступ к серьезной и важной информации. И Денис, соблюдая предельную осторожность, изучал отчеты о жизни в черном секторе, порой едва сдерживая гнев, и искал ту железобетонную причину, после которой черный сектор можно будет поднять на открытый бунт. Искал и не находил.

Информации было много: травмы на производстве, пропажи людей, жалобы на питание и снабжение. Но это все мелочи, и их было явно недостаточно для того, чтобы раскачать несколько тысяч человек и направить их силы на изменение уклада жизни. Толпа инертна (так ему объясняли в одном из подпольных лагерей подготовки революционеров), и заставить ее сдвинуться с места очень и очень тяжело, особенно, если надо направить ее гнев на людей вооруженных. Нужны сакральные жертвы, нужны чудовищные преступления, даже провокации, в конце концов. Но Денис понимал, что для провокации у него не хватит сил, такое не делают в одиночку, а жертв и преступлений власти он пока не нашел. Даже не нашел, как эту власть зовут и кто стоит во главе.

Инга подошла к нему сама, почти через месяц после их знакомства. Денис в очередной раз наблюдал за странной погрузкой, не замечая ничего вокруг, и не услышал ее легких шагов. А она несколько минут стояла в паре шагов от него, внимательно наблюдая за ним, и лишь потом нарушила молчание.

– Что это у тебя?

Денис перевел на нее удивленный взгляд, не сразу уловив смысл вопроса, а затем искренне, улыбнулся: он действительно был рад встрече с Ингой.

– Батончик. Выдали вместо обычной бурды на правах сухого пайка.

– Угостишь? – Инга присела на лавочку рядом с ним. Денис отломил половину от мутно-серого брикета и протянул ей.

– Какая гадость! – Она положила в рот небольшой кусок и тут же его выплюнула. – Собачья шерсть и то на вкус приятнее. Вас этим кормят?

– Вас кормят иначе?

– Да. У нас нормальная еда. Не это. Угощу тебя, как-нибудь, – пообещала она.

– Инга, можно тебя спросить?

– Спрашивай.

– Когда я вышел из твоего кабинета, то встретил девушку. – Денис на секунду задумался, подбирая слова.– Она говорила странные вещи. Что у нее забрали ребенка. Это возможно?

– А, Катя. – Улыбка исчезла с лица Инги.– Жалко девчонку. Ее ребенок умер на третий день, такое бывает. Понимаешь, в здешнем воздухе много бактерий, чуждых человеческому организму. Наши тела модифицированы, мы не замечаем их, а вот детям почему-то этот иммунитет не передается, приходится прививать отдельно, потому и держим новорожденных в инкубаторах первые два месяца, пока иммунитет не окрепнет достаточно.

– Что значит «модифицированы»? – спросил Денис, ухватившись за услышанное слово.

– А ты не знал? Перед пробуждением наши тела были адаптированы для жизни в условиях Астреи. Скелет стал более прочным, чтобы выдерживать гравитацию, легкие увеличены, и иммунитет подготовлен к новым вызовам. Вот иммунитет-то и не получается пока передавать при рождении.

– Ее ребенок заболел?

– Наверное… – Инга пожала плечами. – Я не знаю, если честно. Я же не медик, я напрямую с детьми не работаю. У меня чуть иные задачи, пока не очень нужные.

– Инга, скажи, а много детей вот так умирает? – Денис твердо решил использовать откровенность собеседницы и узнать все, что возможно.

– Почти все. – Голос Инги дрогнул, выдав накатившие под воздействием эмоций слезы.

– И что с ними потом? —Титов пристально посмотрел собеседнице в глаза.

– Хоронят, наверное. Я, правда, не знаю. – Она несколько секунд напряженно вглядывалась куда-то Денису за спину, в дальний конец аллеи. – Прости, мне надо идти. Увидимся. – И Инга быстрым шагом направилась к выходу из сквера.

Денис еще долго смотрел ей вслед. По большому счету, этот короткий разговор оставил больше вопросов, чем ответов, но и информацию к размышлению он тоже подкинул: и о модификациях людей, о которых вскользь упоминали еще на научной станции, и о судьбе тех детей, которые не справились с враждебностью окружающей среды и погибли. Но больше других сейчас его интересовал всего один вопрос: откуда берется так много детей?

Сам процесс деторождения Денис представлял себе очень хорошо, но память упрямо твердила, что за все время нахождения на Астрее он не видел ни одного ребенка, за исключением инкубаторов в перинатальном корпусе и тел тех несчастных, погибших при разрушении предыдущих строений. Получается, детей действительно забирают. Но почему тогда никто не говорит об этом? Считают нормой или просто не задумываются об этом, как не задумывался раньше и сам Денис?

Во всем этом чувствовалось подозрительное замалчивание. Денис не слышал ни о свадьбах, ни о романтических отношениях. Жизнь в черном секторе сама по себе почти исключала пересечение мужчин и женщин в повседневном общении: отдельные общежития, отдельные производственные функции и рабочие места. Денис встречал девушек на улицах, но в суетливом темпе жизни человеческого муравейника, где все вечно куда-то спешат, было не до отвлеченных разговоров. Но теперь в его сознание закралась мысль, что это могло быть сделано целенаправленно. Исключить общение, для того, чтобы… А, собственно, для чего?

И откуда берутся дети? С момента трагедии прошло не так много времени, а все три корпуса снова работают с полной нагрузкой. Денис знал об этом по обрывкам разговоров медиков, проходивших мимо него или, как и он, отдыхавших в сквере. Дети рождаются постоянно, это факт бесспорный, но остается загадкой, что с ними происходит потом. Почему при таком количестве рожденных детей улицы пусты? И эта загадка лишала Дениса покоя, требовала найти логичное и правдивое объяснение, которое и могло стать тем самым, так нужным ему поводом. Но пока вопросов было куда больше, чем ответов.

На улице окончательно стемнело, и Денис счел за лучшее отправиться спать.

Полдень следующего дня он встретил все в том же больничном сквере. На этот раз он выбрал лавку так, чтобы видеть огромный информационный экран, с которого как раз в эту минуту транслировался ролик, призывавший сплотиться всем вместе на пути к процветанию человечества на Астрее. Денис успел хорошо изучить очередность этих роликов и не нашел времени лучшего, чем это. Сразу после призыва сплотиться шел небольшой, всего трехминутный ролик о величии возложенной на колонистов миссии создать цивилизацию с нуля, и именно это время Денис выбрал для реализации своей задумки.

Едва ролик о единстве закончился, как на кроваво-красном фоне ярким белым огнем вспыхнуло слово «сегрегация», заставив замереть случайно оказавшихся в сквере людей. Следующие три минуты короткий ролик рассказывал зрителям об оборотной стороне того единства, которое пытаются построить в городе, о пропадающих людях, об авариях, о жертвах, о которых не говорят с больших экранов, и об ограничениях, разделяющих вроде бы единое человечество на разные лагеря, готовые в любой момент возненавидеть друг друга. Но еще до того, как ролик озвучил призыв объединить все силы для борьбы с этим злом, Денис покинул сквер и обсуждения его маленького послания, стихийно возникшего сразу после трансляции, уже не видел.

В следующие три недели Денис почти каждый день вмешивался в работу уличных экранов, подменяя трансляции обычной агитации своими призывами к восстанию против тирании. Особого успеха это ему не принесло, горожане только обсуждали эти видеоролики, но об открытом бунте никто даже не заикался – по крайней мере здесь, в благополучном белом секторе. На остальные сектора города Титов тоже вел трансляцию, но связи с ними не было, и потому реакция жителей так и осталась неизвестной.

И почти каждый день Денис виделся с Ингой, которая с нескрываемым удовольствием тратила свой обеденный перерыв на общение с ним, и его это только радовало. Вот только дистанция, которую держала девушка, оказалась для него неприятным сюрпризом. Денису нравилось их общение. Ему нравилась Инга, нравилась настолько, что он ни разу за эти три недели не опоздал к тому времени, когда она выходила в сквер, и нетерпеливо ждал ее появления, расстраиваясь, когда она не выходила.

В один из таких дней Инга провела его служебным ходом в свой корпус, где на последнем этаже находилась комната релаксации для старшего медицинского персонала. Три кабины, полностью оборудованные под использование программ второй реальности. Денис слышал об этом жутко дорогом оборудовании, но сам никогда им не пользовался. Зато Инга чувствовала себя здесь, как дома. По-хозяйски включив две кабины, мгновенно засиявшие бледно-зеленым светом, она испытующе посмотрела на Дениса.

– Пользовался такой штукой?

– Никогда. – честно признался он.

– Вон там, – произнесла Инга, указав рукой на дальний от входа угол, —за ширмой, есть тактильные костюмы. Не бойся, они дезинфицируются каждые два часа паром с активным оксимиренолом и полностью безопасны. Надевай скорее и возвращайся ко мне. Я просто обязана тебе это показать!