Алексей Рябчиков
Диалоги. Почти как у Вуди Аллена
Диалог о несправедливости
Худую кассиршу со злыми черными глазами зовут Кристиной. И, судя по выражению ее лица, она делает вам одолжение, продавая вам еду.
За второй кассой, напротив Кристины, сидит Марина – девушка, которая всем намекает на секс и у которой его давно не было.
– Я это убирать не буду! – грозно заявляет Кристина. – Я вообще сегодня не должна была работать11, сегодня не моя смена!
– Тот, который первый убежал, симпатичный. А второй все ныл и ныл. Я бы тоже ему изменила.
– Ты слышала, что я сказала?
– Да, слышала. Неужели не можешь забить?
– Ха, как тут забить? Они тут и жрут, и срут в одном месте, а мне потом убирать за всеми.
– Забей, – машет рукой Марина, – просто забей.
– Да это жуткая несправедливость! Почему кто-то рождается в богатой семье, а кто-то – я. До самой пенсии буду продавать эту сраную второсортную еду. И чашки давать долбоебам, у которых на пластик типа аллергия.
– Один умный парень, с которым я вчера встречалась и который меня к себе приглашал… – Марина подмигивает Кристине. – Ну, ты поняла… Так вот между делом он сказал, что у человека, в отличие от дерева, есть ноги и он может поменять место, которое ему не нравится.
– И чего? К чему ты это сейчас сказала?
– Да к тому, что, если тебе тут не нравится, ты можешь уйти в другое место.
– Например, куда?
– Можешь в любой супермаркет пойти кассиром.
– Ты меня вообще не слышишь, что ли? – возмущается Кристина. – Из одного кассира в другого? Имею в виду, что если бы я родилась в богатой семье, то уже была бы директором этой кофейни.
– А если бы я родилась мальчиком, то у меня… Короче, не буду пошлить.
– На что ты намекаешь?
– Ты похожа на типа, который ныл тут про девку. Ныл: «Вокруг несправедливость!» – и все такое. А тот симпатяга взял и трахнул его подругу. Вот и все. Одни ноют, а другие действуют.
– Хочешь сказать, что я не действую?
– Да. Ты только ноешь о том, что не в силах ничего изменить. Ноешь и ноешь, что устала тут работать, а сама уже шесть лет тут сидишь.
– Четыре.
– Ну четыре… И все четыре года ноешь о несправедливости, хотя твоя работа – просто продавать еду. Ты не таскаешь грузы, тебя не продали в рабство, ты не пашешь огороды и не топишь печи. Если сравнить с половиной населения нашей страны, у тебя нормальная работа и нормальная жизнь, но ты все ноешь о несправедливости.
– Ты бы меня еще с бомжами сравнила.
– Не нравится – у тебя есть ноги. Ты не дерево. Уходи!
– Ну и уйду.
– Чего сидишь, иди.
Кристина закрывает кассу, отходит.
К Марине подходит женщина средних лет.
– У вас есть рыбные котлеты? – спрашивает она.
– Нету.
– А что есть?
– Все, что есть, написано сзади меня на стене. Большими буквами.
– А вы бы не могли подвинуться?
Марина цокает и чуть сдвигается влево.
– О, мне картошку и рыбные котлеты, – просит женщина.
– У нас нет рыбных котлет.
– Но там же написано.
– Где? – Марина оборачивается.
– Ну вот: «Котлета, 110 рыб».
– Это не «рыб», это «руб.»!
– Котлета стоит сто десять рублей?! Да в соседнем магазине шесть рыбных котлет стоят двести рублей. А у вас одна – сто десять.
– Так идите туда и там покупайте!
– Ха, вы мне еще и хамите! Где ваша жалобная книга?
– Там, на стене.
– Ну я вам сейчас напишу… – Женщина отходит.
За кассу возвращается Кристина.
– И? – Марина смотрит на нее.
– Директор сказала, что нужно обсудить нюансы и что мне не нужно торопиться.
– То есть ты и дальше будешь тут работать?
– Да, продолжение жизни кассирши следует.
Диалог, вместо послесловия
Солнце полностью утонуло в море.
– Можно попробовать и снять, – проговорил Артем. – Актеров тут много. Только место действия придется менять.
– Мы же придумаем что-нибудь.
– Думаю, да. Ладно, пойдем, покажу тебе твою комнату.
– Я же вас не стесню? Если что, могу пока в отель.
– Нормально все.
И мы направились куда-то в светлое будущее. Надеюсь, что светлое.
