Алексей Рябчиков
Диалоги. Почти как у Вуди Аллена
Она замирает, потом демонстративно ударяет пальцем по своему стаканчику с кофе. Он опрокидывается на стол, и кофе льется в сторону парня. Он вскакивает.
– Ты че делаешь?!
– Ой, я случайно, – произносит она и встает. – Такое бывает. Неуклюжая… Я же девушка.
Она идет к выходу. Он мешкает, но все же бросается за ней. И не успевает сделать даже пары шагов, как его хватает за руку сидящий за соседним столиком крупный мужчина.
– Я все слышал. – Мужчина прямым взглядом смотрит на парня. – Она права. Хочешь что-то сказать ей, скажи мне.
– Я просто пошел в туалет.
– Сядь обратно, потом сходишь.
Диалог о гуманизме
Крупного мужчину зовут Дмитрий. Он медленно ест пирожное, смотря на своего собеседника, сидящего напротив. Собеседник похож на молодого Вуди Аллена, если, конечно, кто-то помнит, как выглядел молодой Вуди, – маленький, невзрачный… Разве что без очков. И тоже все время болтает, размахивая руками.
Оба одеты в классический черный костюм.
Дмитрий, усадив парня на место, отламывает вилкой кусок пирожного, пока «Вуди» продолжает свою болтовню.
– Я, конечно, все понимаю, но зачем?.. Зачем так делать? Я, представляешь, ем, а она начинает мне рассказывать, как сходила к врачу… И потом берет такая и ставит свою ногу на стол, прямо мне под нос. Все, конечно, привыкли, что женские ноги не воняют, но ее нога смердела, как… Блин, я даже не знаю, как что. И эта ее шишка возле большого пальца… Из нее лился гной, как из твоего пирожного. Прям такого же цвета!
– Ты можешь заткнуться? – Дмитрий, скорчив недовольную мину, отодвигает тарелку.
– Нет. Я же счастливый человек и хочу делиться с людьми своими мыслями. Именно поэтому мне не нужен психиатр.
– И именно поэтому у тебя проблемы?
– Проблемы? У меня? Какие?
– Сократ, пойми, – говорит Дмитрий, – я не хочу этого делать, но он сказал мне тебя убить…
– Убить меня?! – Сократ на мгновение задумывается. Он в шоке от новости. – Это из-за той шутки про ментов и кладбище?
– Ну-у… – Дмитрий делает глоток кофе. – В меньшей мере из-за шутки, в большей – из-за того, что много языком мелешь. Он боится, что ты ненароком взболтнешь лишнего.
– Да я же только с вами и разговариваю! Кому я что взболтну?
– Женьке, например.
– Да что я ему такого сказал? Он же ходил два дня и ныл: «Где моя тачка? Куда вы дели мою тачку?..» Я ему и сказал, что мы ее сожгли.
– Да. И потом у нас были проблемы, – замечает Дмитрий. – Потому что это была тачка его отца. Подарок ему.
– Да кто из-за такого убивает? Взболтнул и взболтнул. Бывает же.
– Он сказал также, поэтому его первым вариантом и было просто отрезать тебе язык, чтобы ты не болтал.
– Отрезать язык?! – вскрикивает Сократ.
– Да, но я объяснил, что отрезать тебе язык – это негуманно. Гуманнее просто тебя убить.
– То есть подожди… Он предложил отрезать язык, но ты сказал, что это негуманно и лучше меня убить?.. Ты че, рехнулся?! Если я умру, то умру! Всё, смерть, меня не будет! А без языка я еще поживу.
– Да? А я подумал, что гуманнее тебя убить. Как ты без языка-то болтать будешь?
– Ты сам слышишь, что говоришь? Знаешь, что означает слово «гуманный»? Это означает ценность человеческой жизни. Жизнь человека превыше всего! Жизнь!
– Ни хрена, – качает головой Дмитрий. – Меня хоть и не назвали в честь древнегреческого философа, но я знаю, что гуманность – это человеколюбие, то есть уважение к людям. А гуманизм – это… Начало не помню, но типа там превыше всего ставится человеческая жизнь.
– Мне сейчас без разницы! Язык или смерть! Это же нонсенс.
– Ты сам начал этот спор.
– Ладно… Просто интересно: как ты хотел меня убить?
– Как в «Крестном отце».
– В «Крестном отце»? Сесть сзади и задушить?
– Да.
– И ты думаешь, что у меня не возникло бы подозрений, если бы водитель остановил машину, сел сзади меня… – Сократ хватает себя за лицо. – Думаешь, я идиот?!
– Ой, хватит ломать комедию. Я подумываю тебя вообще не убивать. Поэтому и привел тебя именно сюда, где народу много. Сбежишь при свидетелях, а ко мне вопросов не будет. А ты потом, когда он поймет, что без тебя не сможет, раз – и появишься.
– То есть мне сейчас встать и побежать?
– Конечно нет. Ты должен сначала меня вырубить.
– Как? – восклицает Сократ. – Ты такой здоровый, а я такой маленький.
– Кружкой.
– Какой кружкой?
– Из-под кофе.
Сократ опускает глаза.
– Мы пьем кофе из пластиковых стаканчиков. Ты хочешь, чтобы я ударил тебя пластиковым стаканчиком?
– Нужен стакан. Нормальный стакан.
– И где я возьму нормальный стакан?
– На кассе?
– Там только пластиковые дают.
– Слушай, нужен нормальный стакан, иначе придется тебя убить… Я, кстати, понял: убью тебя, как в фильме «Груз 200», – неожиданно в шею, как на расстреле.
– Погоди, стой… Я придумал: скажу на кассе, что у меня аллергия на пластмассу, и возьму кружку.
– Аллергия на пластмассу?
– Да. Бывают же разные аллергии.
– Но наш стол обшит пластмассой.
– У меня только на белую аллергия… Да и вообще, какая разница! Ты видел этих кассирш? Жирная только и строит глазки, а худая смотрит так, будто зарежет.
– Иди, всё.
Сократ идет к кассе. В это время Дмитрий звонит по сотовому.
– Алло, – тихо говорит он в трубку. – Мы решили… Сократ на пару месяцев пропадет… Точно пропадет… Может, испугается и будет больше молчать… Отрезать язык мы ведь всегда сможем, да и убить тоже… Все-таки больше всего денег он нам принес… Ну, послужной список, все такое… Да, он спрячется, мы его не найдем. Отлично. Я отвечаю за него… До встречи.
Дмитрий убирает телефон в карман, делает глоток кофе, смотрит на пирожное.
Возвращается Сократ. Он ставит на стол кружку с горячим кофе.
– Я сказал, что у меня аллергия на белую пластмассу, которая вступает в химическую реакцию с кофе, – объясняет он. – И они дали мне бесплатную кружку с бесплатным кофе.
– Теперь перелей кофе из кружки в стаканы и бей.
– Зачем?
– Кружка разобьется, я упаду, а ты убежишь.
– Зачем кофе переливать?
– Потому что мне не нужен ожог.
– Но для достоверности!
– Для достоверности хватит и синяка.
– Ладно.
Сократ переливает кофе, пробует пустую кружку на вес.
– Я бью чуть дальше в висок, – говорит он.
– Подожди, – останавливает его Дмитрий и отодвигает от себя пластиковый стакан. – Бей сюда. – Он показывает пальцем на точку между виском и ухом и закрывает глаза.
Сократ смотрит на него, думает, настраивается, замахивается… и бьет. Кружка прилетает почти в лоб Дмитрию и не разбивается – слышится лишь глухой стук.
– Бля! Сука! Больно! – кричит Дмитрий на все кафе. – Бля! – Он хватается за лоб, трет его.
– Все нормально! – Сократ обращается к удивленным посетителям. – Мы каскадеры, мы репетируем. Это новая сцена из фильма.
– Сука! – уже тише шипит Дмитрий. – Я же показал, куда бить…
– Ну промахнулся.
– «Промахнулся…» Я тебе промахнусь… – Дмитрий сжимает правый кулак.
– Эй-эй-эй!.. Ты сам это предложил!
– Да знаю я… – Дмитрий еще морщится от боли. – Почему кружка не разбилась?
– Наверное, крепкая.
– Меняем план. Замахивайся, я падаю на пол, а ты быстро убегаешь.
– А удар?
– Он уже был.
– Просто замахиваюсь и убегаю?
– Почти: замахиваешься, я падаю, ты убегаешь.
– Понял, – кивает Сократ. – И все-таки без удара как-то не так…
– Замахивайся.
Сократ замахивается, Дмитрий сразу же падает на пол. Посетители снова оборачиваются.
– Клоуны! – слышится женский голос.
Сократ смотрит на Дмитрия, потом резко вскакивает и выбегает из кафе. Дмитрий встает с пола, отряхивается.
– Репетиция, – пожимает плечами он, берет кофе и выходит следом.
