Алексей Ракитин
Грех Каина. Острые семейные конфликты на примерах подлинных уголовных расследований
© Алексей Ракитин, 2023
ISBN 978-5-0059-6492-2
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Ярость настойчивого человека
Около 5 часов вечера 1 декабря 1924 г., в понедельник, сразу после захода Солнца, на юго-западе небольшого немецкого городка Хайгер вспыхнул особняк, в котором проживал вместе с членами семьи один из наиболее уважаемых членов местной общины Фриц Ангерштейн (Fritz Heinrich Angerstein), управляющий расположенного за городом известнякового карьера. Соседи, увидев пламя, бросились к зданию, а им навстречу буквально упал с высокого крыльца хозяин дома. Он был окровавлен и едва мог говорить…
Так начался один из самых удивительных и интригующих сюжетов в криминальной истории Германии, полный неожиданных поворотов, обмана и пугающих тайн. До сих пор некоторые обстоятельства случившегося ясны не до конца, чему способствуют обстоятельства как субъективного, так и объективного характера, о которых предстоит сказать особо.
Тяжело раненый хозяин виллы ещё до прибытия полиции сообщил соседям, что дом подвергся вторжению большой группы налётчиков, намеревавшихся, видимо, совершить грабёж. Дом Ангернштейна являлся не только местом его проживания, но и управляющей конторой предприятия, которым тот руководил. Весь первый этаж здания представлял собою офис, в котором среди прочих кабинетов находилась и касса. Нападавших было гораздо более десятка, по мнению Ангерштейна в доме побывали человек 15—25. Фриц был ранен в самом начале, нападавшие бросили его на пол и он притворился мёртвым, что и спасло ему, видимо, жизнь. Преступники, совершив поджог, уехали, по-видимому, на грузовой автомашине, во всяком случае, Ангерштейну казалось, что он слышал звук запускаемого мотора. Кроме того, исчез грузовик, принадлежавший компании и находившийся у дома Ангерштейна, хотя в ту минуту Фриц не мог сказать, угнана ли машина, или же на ней уехал кто-то из работников…
Фриц Ангерштейн в больнице.
Сообщение о грабителях вызвало настоящий переполох в городе. Хайгер был небольшим городком с населением чуть менее 10 тыс. человек, расположенным в гористой местности в земле Гессен, в западной части Германии. Населенный пункт был построен в живописной долине, окруженной со всех сторон склонами, поросшими густыми хвойными лесами, которые прорезали многочисленные ручьи и речки. Хотя район Хайгера находился в самом сердце Европы, там было где спрятаться…
Полицейские отделения в ближайших населенных пунктах – Брайтшайд, Дилленбург, Бурбах – были оповещены и приведены в состояние полной готовности. А для усиления полиции Хайгера и проведения масштабной поисковой операции к месту преступления были направлены полицейские подразделения из более отдаленных мест. В частности, в течение часа прибыл взвод полиции из Ветцлара (Wetzlar), города в 30 км. на юго-восток от Хайгера. Ещё один взвод с двумя пулемётами приехал на грузовиках из Зигена (Siegen), города примерно в 10 км. к северо-западу. В течение вечера и ночи полицейские силы продолжали прибывать. С их помощью началось масштабное прочёсывание местности и осмотр городских строений.
Подобной реакции властей удивляться не следует, ведь речь идёт о Германии 1924 года! Время с момента окончания Первой мировой войны (т.е. с ноября 1918 г.) прошло в Германии под знаком острой классовой борьбы и крайней непримиримости враждующих сторон. За год до описываемых событий, в ноябре 1923 г., Адольф Гитлер с сотоварищами-фашистами предпринял попытку государственного переворота, вошедшую в историю под названием «Пивной путч». А на 7 ноября 1924 г. «кремлёвские мечтатели» из Москвы запланировали уже коммунистический переворот. Правда, в последнюю минуту от него пришлось отказаться, но ценные кадры «экспортёров революции» никуда из Веймарской республики уезжать не спешили. Хотя 1924 г. стал для Германии годом стабилизации и окончания весьма болезненного для экономики и населения экономического кризиса, классовая борьба в стране не утихала: ветераны минувшей Мировой войны из «Стального шлема» били таких же ветеранов из коммунистического «Союза Спартака», те в свою очередь били ветеранов в коричневых рубашках из числа членов немного попритихшей нацистской партии, а «коричневорубашечники» избивали, когда могли, первых и вторых. Разумеется, все они дружно били социал-демократов и с упоением дрались с полицией. Преступность политическая шла рука об руку с тривиальной уголовщиной, так что порой невозможно было понять, когда же преступления действительно совершались на почве идеологических разногласий, а когда такого рода разногласия лишь маскировали тривиальную уголовщину. Грабежи, убийства, террор, разного рода акции устрашения являлись буднями Веймарской республики того времени и именно поэтому рассказ о 15 или 25 грабителях, напавших на дом управляющего крупным предприятием, никому не показался фантастическим или нереальным.
Это Германия! И тогда там было возможно всё…
В ноябре 1923 г. национал-социалисты Гитлера и Рема предприняли попытку государственного переворота, вошедшую в историю под названием «пивной путч». Слева: один из моментов путча. Справа: пивная «Бюргербройкеллер», являвшаяся местом встреч нацистов и сочувствующих им лиц.
Осмотр городских строений, проводившийся полицией вплоть до утра 2 декабря, ничего существенного не дал. Точнее сказать, его существенный результат заключался как раз в том, что ничего значимого для расследования обнаружить не удалось. Следов нападавших или чего-то подозрительного, что можно было бы связать с трагическими событиями в доме Ангерштейна, обнаружено не было. Правда, вне границ города, примерно в 2 км. по дороге в сторону Дилленбурга (т.е. на восток от Хайгера) был найден брошенный грузовик, принадлежавший, как оказалось, той самой компании, которой управлял Фриц Ангерштейн. Причина, по которой машину оставили у дороги, представлялась неясной. Грузовик находился в исправном состоянии и хотя в его баке было совсем мало топлива, машина могла ещё какое-то время двигаться. Никаких следов, указывающих на пребывание в машине либо возле неё группы людей, найдено не было.
Последующее расследование показало, что накануне – т.е., 1 декабря, – грузовик видели стоящим у дома Ангерштейна. Принимая во внимание, что раненый хозяин дома до того, как потерял сознание успел сообщить о работавшем автомобильном двигателе, представлялось вполне возможным, что именно на этой машине скрылись преступники. Скорее всего, они покидали грузовик по-одному, выпрыгивая на ходу из кузова; в противном случае трудно было понять, как пара десятков мужчин сумела уйти в лес, не оставив множества следов на мягком грунте.
В самом грузовике, как отмечено выше, ничего подозрительного найти не удалось – ни следов крови, ни орудий преступления, ни каких-то подозрительных предметов. В общем, почему грузовик оказался там, где его нашли, понять в первые дни расследования не представлялось возможным…
В процессе осмотра городских строений и опроса жителей были получены сообщения о подозрительной группе или группах неустановленных лиц. Некоторые из горожан утверждали, будто видели группу из 7—10 человек, двигавшихся в колонне по-одному и явно старавшихся не привлекать к себе внимания. Один человек сообщил о большой подозрительной группе мужчин («человек 25»), прошагавшей мимо него в конец улицы и далее ушедшей в сторону леса. Нашёлся свидетель, который вроде бы видел, как большая группа мужчин после короткого разговора на пустыре разошлась в разные стороны, разделившись на пары. Были также получены сообщения о неких группах незнакомцев числом в 3—5 человек, которые двигались непонятно откуда непонятно куда…
В общем, горожане что-то видели, но не знали толком, что же именно. Жители Хайгера были явно напуганы событиями последних часов и пребывали в состоянии, близком к паническому.
Что же происходило в это самое время возле горящего дома? Борьба с огнём с последующей «проливкой» здания продолжалась около полутора часов, её успешному исходу очень помогло то обстоятельство, что Хайгер хотя и был небольшим городком, имел тем не менее прекрасную пожарную команду, которая и выполнила своё дело на «отлично». Пожарные во время перемещений по дому сделали первые пугающие открытия, обнаружив залитые кровью трупы сначала на первом этаже, а затем и на втором. Первоначально казалось, что в доме находятся тела 7 человек, но в последующем, когда детективы криминальной полиции и криминалисты приступили к разбору мусора и провалившихся чердачных перекрытий, стало ясно, что трупов 8.
Едва только стало ясно, что дом Фрица Ангерштейна явился местом весьма кровавого и жестокого преступления, в Хайгер были приглашены крупные специалисты в области криминалистики, такие как, Георг Попп, руководитель Института судебной химии и микроскопии из Франкфурта-на-Майне, и профессор Кёльнского университета Гюстав Доне. Оба преодолели весьма значительное расстояние для того, чтобы принять участие в расследовании, которое с самого начала обещало стать очень необычным. Достаточно сказать, что Попп приехал из Франкфурта, удаленного от Хайгера более чем на 90 км., а Доне проделал путь и того больше (до Кёльна от места преступления более 100 км.).
Помимо упомянутых специалистов, к обследованию полусгоревшего дома было привлечено большое количество – около 15 человек – других специалистов: электриков, водопроводчиков и судебных медиков. Поскольку силами небольшого отдела полиции в Хайгере провести полноценное расследование столь серьёзного преступления представлялось весьма проблематичным, на помощь местным полицейским прибыл целый десант детективов криминальной полиции из других городов земли Гессен (Вецлара, Марбурга и Франкфурта). Их общее число достигало дюжины.
Поскольку в первые часы и дни имелись основания подозревать политическое преступление, то подтянулись и сотрудники политической полиции. Правда, потенциал последней не следует преувеличивать – «охранка» Веймарской республики была чрезвычайно слаба. Достаточно сказать, что численность всего отдела политического сыска, занимавшего обслуживанием Франкфурта-на-Майне – а это, секундочку, в 1925 г. был город с населением в 470 тыс. человек! – составляла всего 23 человека. И эти люди боролись со всем спектром политических экстремистов – от национал-социалистов, до коммунистов и анархистов. В общем, политическая «охранка» мало могла помочь криминальной полиции, но тем не менее, на первом этапе расследования поучаствовала и она.
Итак, что же удалось выяснить при расследовании по горячим следам?
Конструктивно дом Фрица Ангерштейна представлял собой 2-этажное капитальное строение с большим подвалом и чердаком, частично переоборудованным под мансардное помещение. К домовому владению относился и участок земли в 15 «соток». Возле дома была устроена оранжерея, высажены кусты шиповника и роз. Фриц Ангернштейн въехал в этот дом ещё летом 1917 г., получив должность управляющего известняковым карьером (о жизненном пути этого человека чуть ниже будет сказано особо). Фактически вилла являлась служебной площадью, оплачиваемой из бюджета предприятия, Фриц не являлся её владельцем. Постоянно в доме проживали Фриц Ангерштейн, его жена Кетэ, в девичестве Барт, тёща Катарина Барт, свояченица (сестра жены) Элла Барт и домработница Минна Штоль. У Фрица и Кетэ детей не было, хотя они и состояли в браке 13 лет.
В подвале здания находились подсобные помещения: большая кладовая для продуктов, разделенная на несколько секций (для картофеля, круп, мяса и масла), столярно-слесарная мастерская, бойлерная, комната для сельхозинвентаря и складом для дров. Последние два помещения имели отдельный вход с улицы. В бойлерной была обнаружена убитая овчарка, со следами трёх ударов топором на голове и одним – на шее. Собака принадлежала хозяину, прошла необходимую дрессуру и использовалась для охраны во время отсутствия Фрица. По делам службы ему приходилось проводить много времени в разъездах, посещая известняковый карьер за городом, цементный завод, отделения различных банков и офисы заказчиков – эти места были удалены друг от друга на значительное расстояние. Поскольку в большом доме женщины подолгу оставались одни, а время было очень неспокойным, желание обеспечить их охраной выглядело вполне понятным.
Однако, получалось, что в минуту опасности сторожевой пёс своей главной задачи не выполнил. Убийство его рождало определенное недоумение, связанное с тем, что на овчарке оказался ошейник и поводок. Кто и когда одел поводок? Кто привёл собаку в подвал? И, наконец, почему натасканный на борьбу с вооруженным человеком пёс позволил себя зарубить?
Впрочем, главные открытия были сделаны детективами на вышележащих этажах.
Первый этаж представлял собою офис: приёмный зал, перегороженный стойкой, позади которого располагались кабинет Ангерштейна, бухгалтерия с небольшим чуланом [там хранился архив предприятия] и помещение кассы. Также на первом этаже была оборудована уборная. Под лестницей находилась большая – на 40 крючков, – вешалка. По рабочим дням первый этаж использовался как контора: сюда доставлялась почта, здесь проводились совещания, выплачивалась зарплата работникам и т. п. Окна первого этажа во время его осмотра полицией оказались закрыты снаружи ставнями и эта деталь, как скоро станет ясно, имела большое значение для правильной реконструкции картины случившегося.
В кабинете Ангертштейна оказались найдены четыре мужских трупа, сильно обгоревшие и имевшие рубленые и колото-резаные раны в области головы и шеи. Погибшими оказались Рейнхольд Дитхардт (Reinhold Diethardt), Хейнрих Киль (Heinrich Kiehl), Алекс Гейст (Alex Geist) и Руди Дарр (Rudi Darr). 44-летний Дитхардт работал у Ангерштейна бухгалтером, он был убит шестью ударами топора в голову и шею, кроме того, у него были разрезаны, очевидно, ножом, ухо и кожа на скуле слева. Удары были нанесены с большой силой и причинили жертве тяжкие повреждения, лезвие топора не только пробило кости свода черепа, но и проникло в толщу мозга на глубину до 4 см. Первые два удара были нанесены по затылку когда мужчина находился в вертикальном положении, последующие явно наносились после падения тела на пол. Никаких защитных ран на теле жертвы не оказалось. Представлялось очевидным, что Рейнхольд Дитхардт был застигнут врасплох и сопротивления оказать не успел. Тяжесть ранений оказалась такова, что мужчина сразу же лишился сознания и умер в течение очень короткого времени с момента нанесения первого удара.
Хейнрих Киль работал секретарём Фрица Ангерштейна. Это был молодой, крепкий мужчина в возрасте 28 лет. На его теле были обнаружены следы по меньшей мере 8 ударов топором, кости черепа оказались раскрошены на большое число осколков. Точное число ударов подсчитать представлялось почти невозможным – их могло быть и 8, и 10, и даже более десятка. Данная неопределенность была связана с тем, что все повреждения оказались локализованы на сравнительно небольшой площади головы – на затылке и справа сзади. Ясно было только, что удары наносились как лезвием топора, так и его обухом. Хейнрих Киль также не оказал сопротивления и умер в течение нескольких минут с момента травмирования.
Алекс Гейст являлся садовником и по совместительству – разнорабочим. Очень сильный физически, он при необходимости выполнял по дому мелкий ремонт и тяжёлые работы, вроде разгрузки угля, который использовался для обогрева и топки печей, и т. п. Гейст был убит топором в той же манере, что Дитхардт и Киль – ему нанесли большое количество ударов по голове сзади, примерно 5—6 или больше, что привело к открытой черепно-мозговой травме. Также имелся длинный ножевой порез в основании шеи. Нападение, по-видимому, явилось для Гейста неожиданным и он не предпринял никаких мер самозащиты.
Его помощник Руди Дарр, в отличие от садовника, не успел даже переоблачиться в рабочую одежду. По-видимому, Руди убили сразу при появлении возле дома. Ему было нанесено не менее дюжины ударов топором – как лезвием, там и обухом – причём часть ударов пришлась на плечи, чего не отмечалось при убийствах других людей, найденных на первом этаже. Ожесточение, с которым рубили Руди Дарра, заставляло подозревать, что убийца опасался этого молодого и рослого мужчину более остальных. Из четверых убитых, тела которых оказались сложены в кабинете Ангерштейна, садовник и его ученик были самыми рослыми и сильным. Тем не менее, они подобно остальным жертвам, оказались застигнуты врасплох и не оказали убийце сопротивления.
Дом, явившийся местом массового убийства, сильно выгорел от пожара и впоследствии был снесён.
На полу в углу кабинета был найден заряженный револьвер, принадлежавший, как стало ясно позднее, Фрицу Ангерштейну. Другой револьвер хозяина дома оказался найден под лестницей, ведущей в подвал. Из пистолетов не стреляли, гильз или пулевых отверстий на месте преступления найдено не было.
Уже при первоначальном осмотре тел на месте их обнаружения судмедэксперты обратили внимание на то, что трупы Дитхардта и Киля имели намного более выраженное трупное окоченение, нежели тела двух других жертв – Алекса Гейста и Руди Дарра.
Трупное окоченение начинает развиваться с жевательной мускулатуры, приводящей в движение челюсти, примерно через 2 часа после наступления смерти и опускается сверху вниз, т.е. от головы к икрам. Примерно через 12 часов с момента смерти тело оказывается сковано окоченением полностью. Снятие трупного окоченения начинается примерно через 2—3 суток и происходит в обратном порядке, т.е. те части тела, которые оказались скованы последними, обретают подвижность первыми (надо оговориться, что так следует из т.н. теории Нистена, которая признаётся не всеми судебными медиками). На скорость развития и степень выраженности трупного окоченения влияют различные факторы: температура окружающей среды (в тёплом помещении процесс растягивается), тип сложения умершего (у лиц атлетического сложения трупное окоченение более выражено) и т. п. Наличие в теле некоторых ядов (т.н. деструктивных) способно заметно исказить классическую картину развития трупного окоченения, что может служить своеобразным индикатором отравления. Причина трупного окоченения не вполне ясна до сих пор, на сей счёт существует несколько гипотез (как-то: патологические импульсы умирающей нервной системы, свёртывание мышечного белка под воздействием молочной кислоты и пр.). Но независимо от природы этого явления, степень выраженности трупного окоченения и его распространение по группам мышц, несут важную с точки зрения судебной медицины информацию. Каким бы ни был пол и возраст умершего, развитие процесса окоченения и его последующее снятие развиваются одинаково, что позволяет судебным медикам довольно точно судить о времени наступления смерти.
То, что тела Дитхардта и Киля находились в состоянии полного окоченения, свидетельствовало о наступлении смерти за 12 и более часов до момента их осмотра судебными медиками. Поскольку осмотр проводился примерно в 21 час, получалось, что потерпевшие были убиты ранее 9 часов утра. Как быстро выяснили сыщики, оба канцелярских работника покинули дома, в которых проживали, в своё обычное время, рано утром. В доме Ангерштейна они должны были появиться в интервале от 7 до 7:30. А сие означало, что оба были убиты сразу или почти сразу по прибытии на рабочие места.
А вот с садовником и его помощником картина выглядела иначе. Судя по степени трупного окоченения Гейста и Дарра, они были убиты гораздо позже – за 6—8 часов до осмотра судебными медиками. Это передвигало время наступления их смерти к полудню и даже послеобеденным часам. Если грабители вломились в дом ранним утром и сразу же убили секретаря и бухгалтера, то почему они продолжали оставаться на месте преступления ещё долгие часы, рискуя привлечь к себе внимание? Ведь 1 декабря являлся рабочим днём, в контору могли явиться самые разные люди: рабочие каменоломни и цементного завода, которыми управлял Ангерштейн, почтальоны, курьеры и пр. Наконец, посторонних людей могли заметить соседи. Таинственные грабители сильно рисковали уже тем, что не открыли ставни на окнах первого этажа, т.е. там, где находились помещения конторы. Для рабочего дня подобное выглядело весьма подозрительно, удивительно даже, что никто из окрестных жителей не обратил на эту деталь внимания. Попадись среди соседей или проезжавших мимо жителей Хайгера какой-нибудь особо бдительный гражданин с хорошим зрением – и эта небрежность могла выйти грабителям боком.
В свете первичных выводов судмедэкспертов получалось, что грабители помимо серьёзной ошибки, связанной с не открытием ставен, допустили и другую, более важную – они надолго остались на месте преступления.
Кабинет в котором находились тела убитых, сильно выгорел, однако, отнюдь не полностью. Как впоследствии выяснили пожарные эксперты, изучавшие состояние здания, первоначально разгоревшийся огонь практически затух из-за отсутствия притока воздуха. А притоку воздуха помешали закрытые ставни на окнах и плотно притворённая дверь. Поэтому после первоначального яркого пламени, уничтожившего легко воспламенявшиеся предметы (бумаги на столе, мебельная обивка, тюль и шторы на окнах), интенсивность горения понизилась, огонь притух и дал сильную копоть. Это позволило сделать криминалистам очень интересное открытие: на полу остались следы крови, появившиеся в силу волочения трупов. Тела Дитхардта и Киля перетащили волоком в кабинет Ангерштейна из приёмного зала, где оба служащих и были убиты. Для чего это было проделано, понять не представлялось возможным. Можно было только догадываться, что же хотели скрыть нападавшие, занимаясь подобными перемещениями мёртвых тел…
Приёмный зал также был повреждён огнём, но в значительно меньшей степени, нежели кабинет Ангернштейна. Очевидно было, что очагом возгорания являлся именно кабинет.
Остальные комнаты первого этажа пострадали от огня ещё меньше. При всём том, на первом этаже отчётливо ощущался запах бензина – так бывает в том случае, если более-менее заметные количества топлива не сгорят. Очевидно было, что пожар на первом этаже толком не разгорелся, хотя поначалу не совсем было ясно что же именно помешало огню.
Последующий тщательный осмотр помещений всё разъяснил. Оказалось, что трубы водной разводки в уборной были размонтированы и при повороте вентилей вода с сильным напором начинала заливать пол. Именно обильное поступление воды и способствовало тому, что огонь на первом этаже причинил повреждения сравнительно незначительные, во всяком случае, его воздействие оказалось куда менее разрушительным, нежели на втором этаже и чердаке.
Однако, данное обстоятельство рождало новые вопросы: кто и когда размонтировал трубы? с какой целью это было проделано? поскольку соединения труб нельзя было разобрать голыми руками, а слесарного инструмента в помещении уборной не оказалось, то куда же исчез инструмент, использованный для этой работы?
Дальнейший осмотр дома привёл к обнаружению новых трупов. Второй этаж, как было сказано, использовался в качестве жилого. Там находились, выражаясь современным языком, три квартиры. Самую большую из них – из трёх жилых комнат и совмещенной с ванной уборной, занимала чета Ангерштейнов (Фриц и его жена Кетэ). Две других, поменьше, отводились Катарине и Элле Барт, матери и младшей сестре Кетэ. Эти квартиры представляли из себя спальни с отдельными ванными комнатами и уборными. Также на этаже находилась кухня. Приготовленную там пищу подавали в гостиную в квартире Ангерштейнов, где обычно по вечерам собирались родственники.
Комнаты второго этажа выгорели гораздо сильнее, чем первого. Этому способствовали объективные причины – как обилие мягкой мебели, так и отсутствие на окнах ставен. Последнее привело к свободному поступлению уличного воздуха после того, как в части окон лопнули от жара стёкла. Данное обстоятельство эффективно поддержало горение. Пожарные, опасаясь падения потолочных перекрытий, обрушили часть стропил и чердачного настила, поэтому после окончания тушения пожара из квартиры Ангерштейнов можно было видеть ночное небо.
В спальне четы Ангерштейн под грудой мусора и углей была найдена Кетэ, жена Фрица, точнее, её сильно обгоревшие останки. От кровати, в которой находилось тело, мало что осталось, однако часть постельного белья и матраса, оказавшиеся под телом, от огня почти не пострадали. Они оказались сплошь пропитаны кровью, так что факт жестокого убийства сомнений не вызвал. Тело Кетэ, как было сказано, сильно обгорело, но его исследование судебными медиками принесло некоторый результат. Удалось установить, что для убийства женщины был использован нож (в отличие от топора, которым были убиты мужчины этажом ниже). Кетэ получила по меньшей мере 18 ножевых ранений – и это только то, что смогли обнаружить эксперты. Данная деталь не оставляла сомнений в чрезвычайной ярости нападавшего.
В комнате по другую сторону от лестницы, которую занимала Катарина Барт, был найден её труп, также подвергшийся значительному разрушению огнём. Катарина, крупная и крепкая 61-летняя женщина, оказалась зарублена сильными ударами топора, подобными тем, что имелись на телах мужчин, найденых на первом этаже. Как показал последующий судебно-медицинский осмотр, раны располагались как на передней стороне торса Катарины, так и на задней, а кроме того, на голове. Женщина явно пыталась закрыться от нападавшего – два удара пришлись в область левого плеча со стороны спины и ещё один – между лопаток. Возможно, жертва пыталась убежать или опустилась перед преступником на колени, наклонив голову. Катарина Барт явилась первой жертвой, про которую можно было уверенно сказать, что она видела нападавшего.
В другой комнате, точнее, небольшой квартирке, занимаемой Эллой Барт, оказался найден труп последней. Тело находилось в ванной комнате и не пострадало от огня. Этот угол здания в силу некоей специфики распространения пламени, вообще остался практически не тронут пламенем. Картина убийства Эллы Барт резко отличалась от того, что криминалисты, судебные медики и детективы видели в других местах. 18-летняя девушка оказалась облачена в тёплый халат, поясок которого остался затянут. Эта деталь свидетельствовала о том, что убийца не пытался обнажить жертву и посягательство его не носило сексуального характера. Тело было аккуратно уложено на пол между ванной и стеной, а кроме того, сверху его прикрыли двумя полотенцами. Не вызывало сомнений то, что ванная комната явилась местом убийства – на это явственно указывали сохранившиеся на кафельном полу обильные потёки крови. Но явная упорядоченность места убийства сбивала с толку. Убийца – кто бы он ни был! – проявил к своей жертве странное сострадание и уважение, разумеется, в том смысле, в каком о «сострадании» и «уважении к трупу» можно говорить применительно к такого рода бесчеловечному преступлению.
Элла Барт была убита очень «экономно» с точки зрения трудозатрат убийцы. Ей было нанесено всего три удара топором в голову, прямо в лоб. Удары наносились с большой силой, лезвие каждый раз пробивало лобные кости (самые толстые кости человеческого скелета!) и глубоко входило в мозговое вещество. Первый же удар не оставил Элле шансов на спасение, она умерла в течение нескольких минут с момента начала нападения. Судебно-медицинская экспертиза показала, что девушка не подвергалась сексуальному насилию, однако не являлась девушкой в строгом медицинском понимании этого термина. Специалисты сошлись во мнении, что девушка жила половой жизнью, хотя… нельзя было исключать того, что партнёром Эллы являлся вовсе не живой человек, а сексуальная игрушка. Таковые были найдены в её вещах и более того, сделанные с них смывы показали, что они использовались по прямому назначению. Такого рода детали могут показаться кому-то излишними, но это только на первый взгляд, на самом же деле наличие у Эллы любовника могло бы многое прояснить в подоплёке случившегося в доме Ангерштейна.
Однако, судмедэкспертиза хотя и сделала важное в этом отношении открытие, ясности в данный вопрос не только не внесла, а скорее даже, запутала картину. И даже сейчас, спустя почти столетие со времени описываемых событий, в этом вопросе нет никакой ясности.
Выше второго этажа находилась квартира горничной и по совместительству поварихи Минны Штоль (Minna Stoll). Это был не полноценный этаж во всю длину дома, а своеобразная мансарда, встроенная в чердак (классическая мансарда предполагает наличие наклонных окон, прорезанных в скатах крыши, в данном случае же ничего подобного сделано не было. Поэтому и употреблен эпитет «своеобразная». ). Сама квартира представляла собою две комнаты – спальню и уборную, – перед которыми находилась крохотная лестничная площадка. В процессе пожара весь этот объём здания под крышей выгорел полностью и обрушился вниз, частично, как под собственным весом, так и потому, что его разрушили пожарные. Какие предметы обстановки и где именно находилось до трагических событий, не представлялось возможным определить. Уцелели лишь отдельные фрагменты несгораемых вещей, вроде деталей металлической кровати, чугунного унитаза, небольшой фаянсовой раковины и пр. Все эти несгоревшие предметы были хаотично завалены грудой обгоревших конструкций крыши и кровли.
В толще этого мусора оказалось найдено тело Минны Штоль, вернее, те жалкие останки, которые являлись им прежде. Эта жертва пострадала от огня более других. Конечности от локтей и колен вниз практически исчезли, сильно был разрушен череп. Повреждения костей черепа были таковы, что трудно было однозначно определить их природу, нельзя было исключить того, что на голову мертвой женщине падали массивные элементы кровли. На спине судмедэксперты обнаружили следы по меньшей мере двух ударов топором, но мало кто сомневался в том, что повреждений было гораздо более, только состояние трупа не позволило их выявить.
Чтобы закончить описание места преступления, упомянем о ещё некоторых деталях, представляющих несомненный интерес.
На первом этаже возле помещения кассы был найден топор, сильно запачканный кровью. Потёки и брызги крови покрывали весь топор и на деревянном топорище остались хорошо различимые следы ладони и пальцев. На металлической части топора остались волосы, словно приклеенные высохшей кровью. Эта деталь не оставляла сомнений в том, что топор явился одним из орудий преступления. Особенно ценным для следствия представлялось то, что на деревянной части топора остались чёткие отпечатки пальцев [их оказалось не менее шести]. Окровавленный отпечаток пальца, если только он принадлежит не жертве, является для обвинения лучшей уликой из всех, какие только можно вообразить! Топор тут же взяли в работу, дабы в кратчайшие сроки получить отпечатки пальцев, пригодные для сравнения.
