Алексей Птица
Мамба и большой Куш
Глава 6. Плен
Вернувшись, я решил лечь спать, и даже не стал разжигать костёр. Без огня от ночной горной прохлады меня стал пробирать озноб, так как ни одеяла, ни какой-нибудь попоны у меня не имелось.
Спрятавшись за большой камень, я выгнал оттуда мелких насекомых и парочку змей. Причём сделал это самым жестоким образом: вытащил за хвост и, раскрутив, отшвырнул в пропасть. Змеи – злопамятные существа, если не разобьются, то попытаются вернуться, но дорога им предстоит дальняя и опасная, так что, вряд ли это получится. Пусть радуются, что я их не съел.
Кое-как умостившись на камнях и гальке, я уставился в ночное небо, пытаясь вновь увидеть там неясные силуэты местных крылатых чудовищ. Но кроме летучих мышей и мелких птиц, что временами мелькали над головой, ничего не рассмотрел. В ночном небе неслышно мерцали звёзды, бодро перемигиваясь между собой разноцветными огнями. Ярко горела полная луна, освещая окрестности своим мертвенно-бледным светом. В таких декорациях поневоле поверишь в богов, да и природа казалась более дикой, чем в первый раз моего попадания в Африку.
Мысли плавно переместились с неба на землю. Действительно, природа здесь очень сильно отличалась от ландшафта начала двадцатого века, когда Африка ещё не попала под усиленную эксплуатацию имеющихся природных ресурсов. Я уже нашёл пару трав и соцветий, о которых слышал от Змееголового, читая его рецепты. В другие времена подобные растения отсутствовали, а здесь они имелись, только Змееголового тут не видно.
– Ау, Ящер, отзовись! Ты где? Ты почему не появляешься, это же твой мир, и ты тут очень сильный, и я уже успел принести парочку жертв! – сказал я вслух и затих, надеясь, что ветер донесёт до меня его шёпот или хотя бы намёк о том, что Змееголовый существует в этом мире. Тщетно, ответа я так и не дождался, лишь только крики и визги ночных животных разрывали ночную тишину, доносясь до моих ушей.
А я продолжал вслушиваться в темноту, упрямо не веря в тотальное одиночество. И внезапно различил звук, весьма похожий на предсмертный хрип. Навострив уши, я стал ещё сильнее вслушиваться и смог определить звуки какой-то возни, исходящие как раз с той стороны, где находился пост. Звякнуло оружие, упало тяжелое тело, и всё затихло. Ночью в горах звуки разносятся очень далеко, что и позволило мне их услышать. Да и не так далеко я ушёл вперёд.
Интересненько. Кто же это напал на пост? Звери или люди? Надо бы проверить. Хотя сделать это лучше днём, а не сейчас. Всё же, ночь – время хищников, а не здоровых на голову людей. Может, всё же проверить ради интереса, а то и поживиться чем? Колебался я недолго и, понимая, что не смогу провести всю ночь в неизвестности, подхватив лук и топор, отправился смотреть, а вещи, кинжал и деньги спрятал между камней, чтобы не переживать за них.
Дорогу до поста я знал и осторожно пошёл в ту сторону, стараясь остаться незамеченным. Но увидеть меня, как оказалось, уже было и некому. К тому времени, когда я дошёл до поста, там остались лишь одни обезглавленные трупы. Зачем это было сделано – непонятно, но три тела, лежащие в разных положениях, наглядно на то указывали.
Напавшие забрали всё оружие и вещи и ушли буквально за несколько минут до моего прихода. Я медленно обошёл пост, вслушиваясь и вглядываясь в ночную темноту, и в отдалении различил звуки уходящих, тех, кто разгромил пост. Действовали они осторожно, скрытные твари, ну, да ладно, найдём. Ещё раз всё обыскав, я направился в ту сторону, куда ушли убийцы.
Далеко они уйти не могли, а мне нужно послать очередную жертву Змееголовому, чтобы он смог пробиться в этот мир. Так что, мне за ними дорога. Но, уже уходя, я решил запалить кучу хвороста, явно собранного, чтобы подать сигнал. Искра неохотно подпалила сухие ветки, они стали медленно разгораться, давая мне фору.
Вернувшись к месту ночлега, я забрал оружие и вещи, и устремился вперёд, отыскивая следы. Напавших было много, человек десять, и далеко они не успели уйти, поэтому вскоре я услышал их. Обнаружив отряд, я стал заходить слева, чтобы хорошо рассмотреть и сосчитать, а потом, возможно, и напасть.
Вскоре показались первые из разбойников. В темноте трудно было разглядеть одежду и лица этих людей и понять, кто они. Стараясь незаметно приблизиться, я неудачно поставил ногу, из-под ступни соскользнул камешек, я оступился и, не удержав равновесия, наступил на сухую ветку, которая тут же предательски громко хрустнула.
Все остановились, напряглись и стали поворачиваться в мою сторону. Бежать и прятаться оказалось поздно. Схватив лук, я быстро наложил на него стрелу, став лихорадочно натягивать тетеву. Меня обнаружили, и один из разбойников тут же кинулся ко мне с копьём наперевес. Едва успев натянуть тетиву, я тут же её спустил, выстрелив буквально в упор.
Расстояние небольшое, промахнуться я не мог, и стрела, свистнув, уткнулась в глаз бежавшему. Вынутая наугад, она оказалась с бронебойным наконечником и легко проткнула череп, застряв в затылочной кости. Разбойник отклонился по инерции назад и стал медленно заваливаться, его судьба меня больше не интересовала.
Отпрыгнув, я потянул следующую из колчана, а ко мне уже бежало сразу трое. Наложив стрелу, потянул тетиву и тут же спустил её. Стрела ударила в разбойника, но тот успел дёрнуться в сторону, и она лишь оцарапала ему плечо.
– Сука! – только и успел проорать я и, бросив лук, схватился за топор. Увернувшись от удара копьём, я обрушил топор на руку разбойника и сразу же схватился со следующим подоспевшим. Удар, ещё удар, прыжок от третьего, которого я ранил. В темноте, мешавшей рассмотреть негров, я ориентировался лучше, но мои враги оказались абсолютно бесстрашными.
Потерявший руку попытался вновь на меня напасть, но небольшая толкучка помешала ему, а кровь из надрубленной руки продолжала хлестать. Странно, что у него не оказалось болевого шока, очень странно, эта мысль мелькнула и тут же исчезла. Я совершил резкий прыжок вправо и со всей силы ударил топором по черепу врага, раненого стрелой.
С противным хрустом бронзовый топор проломил череп и застрял в нём, а ко мне уже бежали ещё двое. Оставив топор, я подхватил копьё убитого и резким ударом проткнул третьего, что пытался убить меня встречным ударом. Ему не повезло, он упал замертво. Дёрнув на себя копьё с обычным листовидным лезвием, я без замаха ударил им по шее того, что без руки, опрокинув наземь, и тут же отступил.
Кажется, пора бежать. Впереди вслед за двумя появились ещё трое разбойников, а за ними ещё двое, один из которых казался больше меня в два раза. Первые двое остановились, поджидая остальных. Воспользовавшись паузой, я наступил ногой на убитого и, схватившись за древко топора, резко дёрнул. Лезвие с хрустом выломилось из черепа, украсив землю двумя тягучими каплями чёрной в темноте крови.
Где-то ещё остался мой лук. Заметив, я нагнулся за ним, что оказалось фатальной ошибкой, потому как среди врагов оказались умельцы хорошо метать дротики. Свиста я не услышал, лишь увидев замах руки, резко бросился на землю, и тут же резкая боль пронзила бедро.
– Суки! Что ж так не везёт!
Дротик попал мне в бедро и теперь торчал там, как клещ. Схватившись за него, я резко дёрнул, вырвав из тела. Удар болью, и тёплая кровь заструилась по ноге. Теперь я ещё и хромоножка. В голову ударила волна отчаянья, пополам с яростью. Что же мне теперь, сдохнуть, что ли, не успев толком понять: куда я попал?! Собаки!
Самый большой детина махнул здоровым хопешем, и вся кодла в одном порыве бросилась ко мне. Первый из них тут же нарвался на копьё, которое я метнул, метко попав в разбойника. Нате, твари! Копьё с хрустом вломилось в его грудную клетку и отбросило в сторону.
Я нечаянно опёрся на раненую ногу и тут же пошатнулся, чуть было не упав. Перехватив топор, изготовился. Блин, лук бесполезным оказался, зря брал или надо было сразу их устранять издалека, но больно осторожные твари, сразу услышали моё приближение, хотя веточка-то небольшая была.
Похоже, они накачаны чем-то: вон как бегут, вылупив свои глазёнки. Подлые твари! И не убежать уже с раненой ногой, видимо, придётся принять свой последний бой, ну, да чего уж теперь. Русские не сдаются!
– Змееголовый, тебе очередная жертва!
Топор замелькал в моих руках, давая отпор сразу троим: одному я успел перерубить шею, другому разрубил ключицу, а дальше меня смяли. Я ещё какое-то время побарахтался, ударив ножом, оставшимся у меня за поясом, в живот одного, сделав ему харакири, но получил мощный удар в лицо, и наступила темнота.
Сколько я пробыл в беспамятстве – неизвестно, судя по положению солнца, оставшуюся ночь и утро. Когда я очнулся, то оказался распятым на каком-то дереве, а передо мной плясали дикари в масках, причём корчились они практически голыми, в одних набедренных повязках. Зато на головах у каждого красовались черепа разных животных или сборные самые немыслимые конструкции. Стоило даже поучиться такому мастерству.
Все они плясали и кружились вокруг костра. Я потянул носом: знакомый запах. В костёр явно подбросили какой-то дурман, я использовал похожий в своей прошлой жизни. Подняв голову, посмотрел вокруг себя: дерево, к которому меня прибили… хотя, кто бы ещё тут имел железные гвозди? Поэтому привязали грубыми верёвками и шпагатами из стеблей колючих трав.
Дерево оказалось весьма невысоким и изрядно корявым. Жёсткая кора терзала вновь открывшиеся старые и новые раны, а ещё неведомо откуда взявшиеся муравьи ползали по моему телу и кусались. К тому же, я оказался абсолютно гол, только кусок ткани вместо набедренной повязки и прикрывал мои уязвимые места, на этом всё.
Я перевёл взгляд на костёр, что оказался не менее странным, чем дикари. Он горел кольцом, внутри которого торчали три пики с насаженными на них головами бойцов поста. Их раззявленные рты и выпученные мёртвые глаза невидяще смотрели в три стороны света. По головам ползали жирные мухи и разные летающие насекомые, их даже не отпугивал дым и огонь от костра.
Но это оказалось ещё не всё: по внешнему периметру располагались другие головы, ранее принадлежавшие воинам, которых, видимо, убил уже я. Всего их оказалось пять штук, и они также торчали на пиках. А немного поодаль лежал труп или ещё тело тяжелораненого. В любом случае, ему никто не собирался оказывать медицинскую помощь, а сам он находился в такой позе, что становилось понятно: жить ему осталось немного, а дальше, видимо, его голова займёт место ещё на одной пике, вон она валяется. Мда…
Дикари плясали, кружились и пели заунывные песни, тела их казались намного чернее моего, а также тех воинов, что погибли на посту. Лица имели ярко выраженные негроидные черты: большие толстые губы, глаза навыкате, почти лысые, покрытые редким курчавым мелким волосом, головы.
Вожак этой кодлы стоял позади костра, прямо напротив дерева, и смотрел на своих людей через глазницы черепа льва, украшенного рогами от какого-то барана, всё его тело покрывали узоры, нарисованные белой глиной, смешанной с каким-то ужасно вонючим и прогорклым жиром. Не иначе, здесь водится скунс, хоть это и Африка, а не Северная Америка. Впрочем, кто их знает, отыскали же где-то такую вонизму, что даже издалека ударяла в нос так, что глаза слезились. Придурки…
Вожак, как я заметил ещё ночью, ростом был под два метра, массивен, с широкой, как у гориллы, грудной клеткой, имел такие же толстые руки и не менее толстые ноги, на которых он уверенно и крепко стоял, как ливанский кедр, практически врастая ими в землю. Странный тип для жреца, из него бы получился хороший предводитель и воин, а никак не жрец.
В руках этот клоун держал длинный жезл, на конце которого болталась человеческая голова, усушенная до такого состояния, что её вполне можно было принять за детскую, но нет, голова явно принадлежала взрослому человеку, просто обработанная таким образом, что значительно уменьшилась в своих размерах. Давно я не сталкивался с подобными типами.
Интересно, что они собираются со мной делать: пытать или принести в жертву? Видимо, второе, но шестерых из них я смог уговорить посетить логово Змееголового. А вскоре, по всей видимости, придётся и самому туда попасть, хотя и не факт, что удастся, судя по тому, что Ящер по-прежнему не является мне ни во сне, ни наяву. Это же куда он меня послал, гад? Хреново всё, короче.
Я подёргался, тело сразу отозвалось болью на малейшие движения. Да, повезло за первые месяц получить столько ран, сколько многие не получают и за всю жизнь. Привязали меня крепко, не вырваться, а дикарей в живых осталось ещё восемь человек, включая их жреца-предводителя. Хрен с ними справишься, ведь я один и без оружия. Не вооружён и не опасен.
Дикари, между тем, ещё быстрее закружились, распевая свои дикарские песни, только теперь к ним подключился и жрец, выудив откуда-то примитивный там-там и принявшись барабанить по нему своими широкими ладонями. Полный писец. Надо готовиться к худшему, может, хоть плюнуть в кого-то удастся напоследок, жаль, что я не ядовитая кобра, а то бы глаза выжег.
Тяжело ощущать беспомощность, осознавать, что так глупо попался, зазвездился…, уверен в себе стал. Ладно, пока есть хотя бы одна искра надежды, буду жить и бороться. Я вам ещё покажу! Попляшете у меня пляской святого Витта.
Тут предводитель дикарей остановился и что-то заорал на каком-то малопонятном мне диалекте. Его широкие ладони забили по барабану ещё сильнее, отчего дикари заплясали энергичнее и быстрее. Помнится, я и сам занимался подобным, а теперь вот смотрю со стороны на это действие и ощущаю сюр и пафос в одном флаконе. Вот только приношение жертвы и пытки я не применял. Что с бою взято – то богам, что в плен попало – то в дело, а не в смерть.
А тут всё совсем наоборот. Не зря меня привязали: явно мучить будут, вон и тесак рядом воткнутый. Таким только грудную клетку вскрывать да сердце вырывать, ну и живот распарывать, кишки тянуть. Мда, что-то фантазия разыгралась не на шутку, а может, и не фантазия, а предвидение. Тут особого ума не надо, чтобы понять, к чему приведут эти безумные пляски. Встретили сильного воина и решили его замучить во славу богам, а попутно сжевать его печень и сердце, чтобы стать такими же сильными, как он, храбрыми, как он, умелыми, как он и…тьфу.
Пока я думал-размышлял, жрец бросил барабанить, схватил свой посох и принялся орать, вскидывая его к небу. Клоун, жаль Змееголовый такого оценить не может, чтобы разницу почувствовать между мной и этим чёрными извращенцем. Весело…
Но должен же быть какой-то выход? Я стал дёргаться, пытаясь освободиться от пут, а мозг стал лихорадочно работать, пытаясь найти выход из создавшегося положения. Пытался, но не мог. Раны саднили и кровоточили, причиняя боль, но больше всего мучила боль моральная. Так глупо попасться, это надо постараться, и чего попёрся? Гораздо проще было плюнуть и прийти с утра, чтобы посмотреть, а то и вовсе свалить «в закат» под утро, чтобы забыть и не вспоминать, как очередной неудачный эпизод своей полной приключений жизни.
На костре парило какое-то варево, бурля, как начало жизни всей вселенной, исторгая попутно такие тошнотворные запахи, что кроме рвоты ничего и не вызывали. Не иначе, накидали туда куски протухшей человечины, земляных червяков, местных тараканов с тарантулами, да приправили сороконожками и тошнотворными сколопендрами, ещё и помочились, небось, туда же. А предводитель называет сиё варево напитком богов! Стопудово! Сюр, одним словом, а я непосредственный участник сего действа. Тьфу!
Безумный, здоровый, как окружающие скалы, и такой же чёрный, жрец бросил тамтамы и, сжимая в руке скипетр, попёрся к костру, на огне которого и бурлил огромный котёл. Взяв лежащую недалеко от костра здоровую деревянную ложку, он зачерпнул дымящееся варево, поднял его вверх, проорал какие-то магические арии, которые на мой слух выглядели откровенной абракадаброй и, помахав ложкой, сунул её под нос ближайшему дикарю.
Тот с радостью втянул в себя ещё не совсем остывшую жидкость, даже не пытаясь понюхать её и, сглотнув, довольно осклабился, словно ему в рот попал какой-то неземной сладости щербет. Впрочем, я не знаю вкусы этих негров, может они питаются слоновьим говном, и это варево для них сродни шоколадки из листьев колы.
Дикарь, попробовавший варево, начал энергично отплясывать, подбрасывая вверх ноги так, что кончики пальцев оказывались гораздо выше его головы. А вожак зачерпнул вновь своей большой ложкой варево из котла и понёс дымящуюся паром жидкость ко мне.
Брошенный на него красноречивый взгляд ничем не помог мне, с таким же успехом я мог бы смотреть на собственную задницу, требуя от неё уважения. Дойдя до меня, дикарь ткнул мне в зубы ложку и произнес на понятном мне наречии: «Пей!»
В ответ я сказал чисто по-русски: «Иди на х…». Он не понял, я повторил, он снова не понял. Третий раз я повторять не стал, не видел смысл с дураком разговаривать: он ведь всё равно русского не знает, поэтому повторяться – только силы тратить.
Что думал дикарь, я не понял, но уговаривать он меня перестал, а просто принялся принудительно вливать в рот это вонючее варево, кажется, я ощутил запах сельдерея, который с самого детства всегда у меня вызывал рвотный рефлекс.
Я сопротивлялся, как мог, но силы оказались не равны, и предводитель дикарей всё же смог влить мне в рот пару ложек этого вонючего настоя. Но запах сельдерея не подвел, тут же спровоцировав рвотные позывы. И не успело варево добраться до моего пищевода, как тут же вернулось обратно.
Рвотные спазмы выбросили всё назад, обрызгав моего мучителя. Тот начал ругаться, не понимая, почему так случилось. Ну, вот так, надо привыкать к несправедливостям этого мира, пусть и хорошо знакомого. В итоге, весь забрызганный, дикарь отступил, пребывая в явном недоумении. Ему нужно напоить меня своим варевом, чтобы уже без труда принести в жертву, а я, думалось ему, ещё при этом должен улыбаться, накаченный его растительным ядом. Угу, но что-то пошло не так.
Предводитель отступил, чтобы сразу же вернуться с новой порцией варева. На это раз он решил не церемониться, а сразу ударил меня в лоб крепким кулаком. На какой-то миг я потерялся, а он, быстро разжав мне зубы, стал вливать в рот своё гнусное пойло. Сознание поплыло, и я не совсем разобрал, вкусил ли столь божественный напиток, или он так и остался у меня в зубах, не проникнув в пищевод.
Чёрный жрец поднял вверх руку с зажатым жезлом и торжествующе заорал. Его призыв тут же подхватили остальные. Их торжествующий рык поднялся в вышину, распространившись в разные стороны. Жрец что-то кинул в костер, тот вспыхнул и, разбрасывая искры, взметнулся высоко вверх огненным столбом. Дикари взвыли ещё сильнее и энергичнее задвигались в безумном танце. Шабаш близился к своему финалу.
Жрец дикарей последний раз взвыл на высокой ноте и закружился, потряхивая бёдрами, прикрытыми лапшой из тростника и сухой травы, вперемежку с полосками разноцветной ткани. Откинув жезл в сторону, двухметровый жрец схватил вместо него здоровенный тесак и медленно направился ко мне, но не дошёл буквально пару метров.
Внезапно небо накрыла огромная тень, тут же до меня донеслось гнусное шипение, и на землю опустилось крылатое чудовище. Огромные кожистые крылья с острыми когтями на концах принялись бить по воздуху, сметая все на своем пути.
Пара секунд – и на месте костра остались только раскиданные во все стороны угли, да сломанные пики. У монстра имелся и длинный хвост с утолщением на конце. Им он сбил одного из дикарей, стоящего поодаль. Сам же птеродактиль висел в воздухе, вцепившись своими внушительными когтями в могучее тело жреца.
Огромный костяной клюв монстра с зубами, как у пилы, подхватил тело другого дикаря и, перехватив его посередине, сжал челюсти. Во все стороны брызнула кровь, и одна половина негра свалилась вниз, другая же по-прежнему оставалась в пасти птеродактиля.
Монстр легко подкинул половинку тела и, открыв рот во всю ширь, заглотил её, после чего тут же схватил другого дикаря, откусил ему голову и затем сожрал всего. Та же участь постигла ещё нескольких негров, которых он съедал или полностью, или кусками. Зависнув над землёй, ужас неба, видимо, решил, что хватит понапрасну тратить силы, и приземлился на землю, тут же схватив ещё одного дикаря, и принялся его жевать.
Пока он молотил крыльями по воздуху, один из его когтей содрал ремень, что фиксировал мою правую руку, невольно освободив её, но я не сразу это заметил.
Очнувшись, я с откровенным ужасом смотрел на то, что происходило перед глазами. Меня снова стошнило и, освободившись от остатков варева, заботливо влитого жрецом, я повис на ремнях, не в силах самостоятельно развязаться и убежать. Вот будет дурная смерть, и от кого, от летающего монстра, птеродактиля, ёшкин кот. Твою же мать! Но сил сопротивляться не было, смена декораций и главных лиц, желающих меня убить или сожрать, произошла крайне быстро, я даже не успел понять всего действа, не говоря о том, чтобы что-то предпринять.
И тут я почувствовал, что моя правая рука свободна. Дёрнув ею, я окончательно освободился от верёвки, что ещё удерживала запястье тонкими волокнами. Онемевшая конечность тут же безвольно свалилась вниз, потянув за собой всю правую часть тела. Коснувшись земли рукой, я попытался опереться на неё и освободить левую, но тугая волна воздуха отбросила меня обратно на дерево. Острая боль пронзила тело, и я вновь потерял сознание, бессильно повиснув на остатках верёвок.
Весь в потёках едкого вонючего варева, пота, крови и грязи, я болтался немым укором сам себе. Птеродактиль или кто там это был, сожрав всех, кого нашёл, оглянулся на висевшее на дереве тело. Оно не подавало признаков жизни, а монстр оказался подслеповат, его чувствительные большие ноздри уловили запах, исходящий от этой добычи, и он ему весьма не понравился. Ящер не питался падалью, ему нравилась живая добыча, та, которая так забавно трепыхается, пытается убежать и даже оказывает сопротивление.
На дереве висело же пока ещё живое существо, но уже не добыча. Можно и её сжевать, но он уже сыт. Ему повезло: сегодняшняя добыча сама нашла себя. Она громко вопила, кидала вверх красные сполохи огня, хорошо заметные сверху, и вообще, вела себя очень нахально, за что и поплатилась.
Монстр задрал вверх голову, протяжно крикнул и двумя взмахами широких крыльев поднял себя в воздух, без труда унося тело мёртвого жреца себе про запас. Пара взмахов могучими крыльями – и он уже взмыл высоко в небо, ещё пара взмахов – и он уже напоминал небольшую точку, а через несколько минут летучего монстра и след простыл, как будто его здесь никогда и не видели.
Я не заметил, как улетел птеродактиль, очнулся я намного позже и какое-то время никак не мог понять, где нахожусь. Картина, открывшаяся мне, больше походила на Ад, хоть я и видел очень много. Разорванные на куски человеческие тела, ошмётки кожи и мяса, валяющиеся кишки, и повсюду кровь, кровь, кровь.
Действительно, шаманский ритуал удался на славу, вот только он оказался смертелен не для меня, а для самих дикарей. Из всех, кто находился на этой площадке, в живых остался только один я. От переизбытка впечатлений и увиденной картины я застонал и на какое-то время вновь потерял сознание, а когда очнулся, солнце уже клонилось к закату, и останки дикарей постепенно стали источать зловонный запах.
Надо спасаться, пока не поздно. Для начала нужно освободиться, вот только как это сделать. Я стал потихоньку шевелить правой рукой, и она, хоть и неохотно, но стала действовать и понемногу я начал освобождать левую. Дальше – больше, освободив ноги, я без сил грохнулся на землю. Вот попал, так попал, а я ещё думал, что мне в самом начале не везло. Ошибался…
Свалившись наземь, я полежал ещё какое-то время, приходя в чувство. Руки и ноги болели, как и остальное тело, отчего пошевелить ими оказалось практически невозможно. Каждое движение отдавало болью во всём теле, но меня спасёт только уход отсюда и, кряхтя и постанывая, я стал вставать.
Вяло посмотрев на искалеченные останки дикарей, побрёл к костру. Остановившись, внимательно огляделся. Я находился на площадке одной из невысоких гор. Она оказалась довольно большой и открытой, отсюда открывался отличный вид на близлежащие окрестности. Вот только откуда пришёл я – неизвестно.
Самое удивительное, что я не ожидал, что спасусь, причём таким экстравагантным способом. У меня оставалась надежда на то, что костёр привлечёт внимание большого отряда, который, по рассказам убитых стражников, находился где-то рядом, но они так и не пришли или пока не пришли. На их месте я бы, возможно, тоже не торопился – жизнь-то дороже. Оставаться здесь дальше не имело смысла, и я принялся искать свои вещи.
