Алексей Птица
Керенский. Конец партии
Глава 1. Восстание
Вершина всех зол – это победа в гражданской войне. М. Цицерон
События в Финляндии, неочевидные вначале, постепенно стали приобретать всё более интересный оборот. Отто Куусинен, получив от Юскевича огромную сумму денег, рьяно взялся за подготовку восстания. Прибывшее в вагоне оружие с помощью Юскевича было изъято и роздано подготавливаемым отрядам красной гвардии.
Две тысячи винтовок, да ещё несколько тысяч, купленных через посредника в Швеции, дополнили арсенал отрядов красных финнов. Ещё почти тысяча трёхлинеек была добыта с боем в результате ограбления армейских и флотских складов.
Куусинену осталось определиться с датой выступления, что желательно было сделать поскорее. Потому что с каждым днём в Финляндии повышались цены на всё, и стало трудно закупать оружие и боеприпасы. Продовольствие для отрядов, которые организовывались и уходили в летние лесные лагеря, также поднялось в цене.
В конце концов, дату выступления перенесли на двадцать пятое мая, к этому дню всё было подготовлено. Неожиданно Куусинен узнал, что в столице Финляндии объявился генерал Маннергейм и активно стал заниматься перекупом депутатов сейма. И даже ему стал предлагать десять тысяч марок за переход на другую сторону, но Отто, конечно же, не согласился.
Впрочем, его коллеги не были столь принципиальными и щепетильными, да и суммы, выделенные на «дружбу», значительно различались для каждого депутата сейма. Что-то затевалось, Отто чувствовал это всем телом. Маннергейм метил в премьер-министры и, очевидно, желал независимости Финляндии, но с собой во главе. Это категорически не устраивало Куусинена, который тоже желал независимости для Финляндии, но сам хотел все это возглавить.
Нет, с Маннергеймом Отто был во многом согласен, но категорически не хотел власти шведской аристократии, ведь он был приверженцем Германии, а не Швеции с Англией. Догадавшись о планах Маннергейма, Куусинен испугался. Нужно было спешить, ведь Маннергейм тоже собирал и вооружал свои отряды. «Опередить!» – вот было главной мыслью Куусинена.
***
Адмирал Григорович принял флот в состоянии всеобщего раздрая, особенно в этом усердствовал Кронштадт. Поездка туда не принесла никаких результатов, кроме неприятного осадка. Анархически настроенные матросы, во главе с изрядно поредевшим советом, по-прежнему стояли на рельсах коммуны, опираясь на оставшийся актив, состоящий из большевиков, эсеров и анархистов. И возглавлял все это сообщество студент Анатолий Ламанов.
Каким образом этот студентик, совместно со старшим братом, являющимся младшим морским офицером, взял власть, было непонятно. И, тем не менее, это было так.
Григорович прибыл в Кронштадт из Ораниенбаума на миноносце «Прыткий», в надежде обуздать созданную коммуну. Но озлобленные матросы через час уже собрались вокруг здания Морского собрания, где была организована встреча. Часть из них проникла на заседание Кронштадского совета, с недвусмысленной целью арестовать адмирала. Ну, или разорвать, там же.
Но Григорович был много наслышан о новых нравах членов коммуны и подготовился, взяв с собой хорошо вооружённую охрану. Состоявшиеся переговоры ни к чему конкретному не привели. Они представляли собой одну болтовню и жонглирование лозунгами, но арестовать Григоровича местная коммуна не решилась.
Самых буйных и агрессивных отрезвили карабины и пулемёты. Да и тот факт, что Григорович был назначен Керенским, изрядно остужал горячие головы. Многие ещё помнили штурм Таврического дворца. Но, тем не менее, Григорович был вынужден уехать из Кронштадта ни с чем.
Его короткий разговор с Ламановым был непритязателен и однобок.
– Товарищ студент, – обратился к нему Григорович. – Кого вы представляете?
– Я – глава Кронштадтского совета солдатских и рабочих депутатов. И поэтому прошу вас обращаться ко мне соответственно. Я представляю здесь интересы рабочих, солдат и матросов.
– Понятно. Цель моего приезда – признание Кронштадтским советом депутатов главенства Временного правительства. Вследствие чего Кронштадтский гарнизон должен подчиниться мне, как командующему Балтийским флотом, и товарищу Керенскому, как морскому министру.
Но Ламанов словно бы не слышал сказанного.
– Мы отказываемся признавать его власть и полномочия. Керенский незаконно арестовал настоящего командующего, выбранного матросскими депутатами, адмирала Максимова. А вы – самозванец и ставленник диктатора.
– Ну, я бы не стал разбрасываться такими словами, юноша.
– За мной стоят рабочие и матросы Кронштадта! – повёл рукой Ламанов. – Они не допустят произвола. Берегитесь, господин адмирал!
– Спасибо за предупреждение. Возможно, это и так, но вы обрекаете своих людей на различные несчастья, противопоставляя их законной власти и революции.
– Революция – это мы! – с пафосом произнес на это Ламанов. – И мы не стремимся к диктатуре, как господин Керенский, объявивший себя вождём революции.
– Товарищ Керенский, – заметил адмирал, – военный и морской министр, и по совместительству ещё и министр МВД. Вы не боитесь столкнуться с его волей и силой?
– Ха! Вы меня хотите запугать? Вы угрожаете мне? Самодержавие пало! Да здравствует новое самодержавие! Опять реакция и полицейский произвол! Мы этого не допустим! У нас коммуна, и мы будем делать то, что захотим! Анархия – мать порядка! Так товарищи?
Матросы, находящиеся здесь же, яростно сверкнули глазами и вскричали:
– Да! Да! Вон! Вон! – полностью заглушив слова адмирала, который продолжал пытаться урезонить толпу, но всё было тщетно.
Поняв, что переговоры бесполезны, адмирал с охраной удалился на эсминец. Напасть на него открыто анархисты не посмели. Вернувшись в Петроград, Григорович доложил о состоявшейся встрече Керенскому.
Выслушав Григоровича, тот пообещал, что разберётся сам, и адмирал с тяжёлым грузом в сердце отправился в Гельсингфорс, оставив на морского министра всё, как есть.
Оставшись в одиночестве, Керенский долго обдумывал полученные известия и вызвал к себе генерала Климовича.
– Евгений Константинович, а не пора ли нам прекратить эту вольницу, которая царит вокруг нас.
– Ммм, Александр Фёдорович, а что вы конкретно имеете в виду?
– Кронштадт.
– Да, но вы же понимаете, что, несмотря на некое его ослабление, там по-прежнему сильны анархистские настроения и они не желают никому подчиняться, кроме своего Совета.
– Понимаю, но матросы принесли уже немало вреда. Надо что-то с этим делать… Иметь у себя под боком несколько десятков тысяч агрессивно настроенных матросов весьма нехорошо-с и опасно. Мы ещё не так сильны, как это может показаться со стороны.
– Тогда нужно арестовать всё руководство Совета Кронштадта, а матросов отправить по всем базам флота.
– Действительно, Евгений Константинович, и почему мне это самому не пришло в голову?! Ну, тогда давайте оценим все риски этого решения. Кроме матросов у нас ещё есть тыловые части в Петрограде. Они не желают идти на фронт и при малейшем поползновении в эту сторону поднимут вооружённый бунт.
Если уже на фронтах появились большие проблемы с дисциплиной, то здесь тем более. С помощью кого мы подавим матросов Кронштадта? Ответ напрашивается сам собой – только с их помощью…
– Но зачем тогда нужны казаки Шкуро? Да и мои люди, и люди генерала Брюна, а также военная милиция Рыкова готовы к этому. Все вместе мы одолеем Кронштадт.
– Понимаете, – Керенский подошёл ближе к Климовичу и сразу же отошёл от него, пребывая в глубокой задумчивости. – Понимаете, Евгений Константинович, я бы не хотел сейчас использовать все свои резервы в таких целях. Это контрпродуктивно. Для осуществления данного мероприятия мне нужны целиком посторонние силы, например, солдаты Петроградского гарнизона. И всем будет лучше, если это будут самые буйные, самые революционно настроенные из них. Вот именно таких и надо направить на Кронштадт. Главное – заинтересовать их в этом.
– Но они не пойдут воевать с матросами!
– Конечно, не пойдут. Более того, будет очень трудно заставить их пойти на это. Поэтому я и пригласил вас сюда, чтобы обдумать этот вопрос. Мне и вам, под моим руководством, надо незамедлительно придумать, каким образом мы сумеем их направить. Подумайте, может у вас появятся какие-нибудь мысли на этот счёт.
– Я думаю, господин министр, здесь нужно организовать многоходовочку.
– Так-так, я вас внимательно слушаю, – Керенский заинтересовался.
– Сначала нужно понять, где у них самое больное место.
– Больное место у Кронштадта – это снабжение продовольствием, – усмехнулся Керенский.
– Угу, тогда я предлагаю пустить слух среди солдат Петроградского гарнизона, что их объедают моряки, и действительно, в подтверждение этого урезать пайки солдат фортов Кронштадта и собственно солдат Петроградского гарнизона. А у матросов оставить такими же, как и прежде. Военные интенданты должны будут вывезти под разными предлогами часть продуктов питания с фортов и самого Кронштадта, если это будет возможно. Всё это для того, чтобы развязка наступила как можно быстрее.
– Это возможно, – подтвердил Керенский. – Ничто не мешает вывозить продовольствие мелкими партиями для перераспределения по частям. А пустые склады больше ничем не заполнять. Или завозить туда мешки и ящики с песком и мусором.
И после всех этих действий нужно так настроить солдат, чтобы они провели целую манифестацию, требуя обрезать поставки продовольствия матросам Кронштадта. Потому что, как те их вроде объедают. Правительство согласится с этими требованиями, об этом узнают матросы и соберут в ответ свою демонстрацию. Там они будут выдвигать уже свои требования к правительству. Ответом на это будет очередной, более многочисленный солдатский митинг и демонстрация, в ходе которой возникнут столкновения с матросами, последуют выстрелы. Ну, и дальше по понятному сценарию. Понимаете?
– Понимаю, Александр Фёдорович, но возникнут бои, в ходе которых могут пострадать мирные граждане. И, кроме того, толпа может броситься громить всё подряд, превратившись в вооружённое восстание, направленное против нас.
– Да, скорее всего, возникнут, но нам надо будет проявить революционную твёрдость. То есть, провести массовые аресты матросов и солдат, не дав распространиться заразе. Но победить должны солдаты, а победивших солдат нужно отправить в Кронштадт творить справедливость и дальше. Ну, а после того, как они там восстановят справедливость, если смогут, то отправить все части на фронт, потому как матросы из Ораниенбаума, Свеаборга и Гельсингфорса захотят отомстить им. Таким образом, мы решим сразу несколько задач, если всё будет отлично организовано, в результате чего Кронштадт станет подконтрольным Временному правительству.
– Вы готовы взять на себя всю ответственность за эти действия? – усомнился Климович.
– А у меня есть другой выход?
– Ну, мы можем просто подавить весь мятеж собственными силами и не стравливать матросов и солдат между собой.
– Конечно, можем, – не стал спорить Керенский. – Мы всё можем. Потратим свои ресурсы, восстановим против себя людей, потеряем союзников, приобретём новых врагов и, в конце концов, проиграем. А у меня нет возможности заново перезагрузиться.
– Простите, что?
– Иметь возможность поменять свое решение на другое, более здравое.
– Но могут погибнуть множество гражданских лиц.
– Так объявите, что по улицам опасно ходить, создайте из своих людей и людей Брюна пешие и мотопатрули, эвакуируйте всех гражданских, попавших в заваруху. Да и вообще, желательно по возможности убирать из Петрограда всю местную публику, чтобы не мешалась. Пусть едут на дачи, на воды, к родственникам в Сибирь или хотя бы в Москву, где накал страстей гораздо меньше.
– Я вас понял.
– Это хорошо. Если мы потеряем власть, то вместо меня и вас придут гораздо менее щепетильные и уничтожат всё то, о чём мы даже не думаем. Мы пытаемся соизмерить свои потери, а другим на это будет глубоко всё равно, уж поверьте моему чутью, господин генерал. Провоцируя дикие чувства вседозволенности, они зальют кровью всю Россию. Миллионы сбегут, миллионы погибнут от войны, голода, болезней. Да… не будем больше об этом.
Не обращайте внимания, генерал, бывает, что на меня нахлынет что-то. Так вот, я беру на себя всю ответственность и отвечу и перед собой, и перед народом. Правда, не думаю, что меня будут о чем-то спрашивать, убьют и с концами. В подтверждение моих слов вы, генерал, можете вспомнить революционные события, происходящие во Франции.
В истории можно найти множество ответов на вопросы, которые сейчас стоят и перед нами. В этом вы можете убедиться сами. Кроме того, пора заканчивать с анархистами. Сил и возможностей, чтобы придумывать и плести против них интриги, у меня нет, да это и ни к чему. Все они почти целиком сосредоточены здесь, в Петрограде, и на флоте. Эта чёрная зараза разрослась по всей остальной стране лишь незначительными очагами. Уничтожим их здесь, значит, уничтожим и везде. Где у них в Петрограде штаб-квартира?
– На бывшей даче Дурново.
– Я понял, это хорошо. Тогда готовьте прикрытие, операцию будут осуществлять казаки Шкуро. Они как раз находятся тут и будут востребованы. Всё, как вы и хотели.
– Понял, я могу идти?
– Да, – и, пожав протянутую руку, Климович ушёл.
***
Бравый войсковой старшина Шкуро, выслушав личный приказ Керенского о зачистке штаба анархистов, только уточнил.
– Атаковать и всех убить? И если будут женщины, то их тоже?
– Нет! – Керенский был предельно краток. – Атаковать, принудить к сдаче, а всех, оказывающих вооружённое сопротивление, уничтожить. Остальных арестовать и заключить в Петропавловскую крепость. Решение о их дальнейшей судьбе я приму позже. И оградите, пожалуйста, женщин от насилия. Задача вам ясна?
– Как есть, ясна. Всё сделаем. Хлопцы уже изрядно заскучали здесь. А когда матросню пойдем рубить?
– Пока не стоит их рубить, но если не поймут по-хорошему, то Кронштадт нужно будет брать. А возможно, что они схватятся с солдатами и в Петрограде, тогда уж дело будет за вами. Надеюсь, на вас можно надеяться?
– На нас всегда можно надеяться, особенно после того, как вы назначили генерала Каледина на пост начальника Петроградского гарнизона. Все казачьи полки готовы пойти за вами и в огонь, и воду.
– Ну, что же, я рад, искренне рад. Ждите приказа, вы свободны.
Теперь оставалось дождаться вестей от Маннергейма и Куусинена. Подумав, Керенский несколько урезал запланированную сумму денег Маннергейму и добавил из них Куусинену и теперь ждал развязки. И она наступила довольно скоро.
Май уже подходил к концу, когда в Финляндии начались сначала редкие, а потом всё более учащающиеся нападения на матросов Балтийского флота, находящихся в Гельсингфорсе. Началось всё с нападений на склады и единичных нападений на матросов и офицеров.
Дальше – больше. Приехавший в Гельсингфорс по железной дороге адмирал Григорович был удивлён и обрадован хорошим отношением к себе офицеров и настороженным – солдат. Особенно плохо его встретили в бригаде линейных кораблей, но неприятную ситуацию помогли изменить внезапные нападения неустановленных лиц на матросов.
Сначала их только били и разоружали. Матросы стали передвигаться по несколько человек, офицеры также старались не появляться в городе по одному. Очередное нападение финнов произошло на трёх матросов, возвращающихся с увольнения, привычно захвативших с собой вытребованный у старшего офицера крейсера револьвер.
Поняв, что нападения не избежать, один из матросов вытащил револьвер и стал стрелять по нападающим, в результате чего убил одного из них. На это тотчас же прозвучали ответные выстрелы. И все трое оказались убиты на месте.
На кораблях по тревоге были подняты экипажи. Вооружённые отряды матросов направились в город искать убийц, но так и не нашли. Криминальная финская полиция тоже начала поиски, но грабителей уже и след простыл. А может, их никто всерьёз и не искал?
И вдруг, ровно через неделю после этого случая, в Гельсингфорсе и по всей стране вспыхнуло восстание. На вооружённые матросские патрули стали нападать целыми отрядами. В разных частях города завязывались бои, и матросам ничего не оставалось, как отступать под атакующими превосходящими силами финнов в порт.
Сейм забурлил, в нём единогласно была принята резолюция об отделении от Российской империи. Тем не менее, сейм разделился на леворадикальную партию во главе с Куусиненом и праворадикальную партию власти, представляющую буржуазию во главе с Свинхудом и генералом Маннергеймом.
По всей стране тут же завязались бои между сторонниками двух радикальных партий. Отряды Красной гвардии, не теряя времени, стали захватывать города юга Финляндии. В короткий срок были взяты под контроль Турку, Выборг, Тампере, Коувола, Пори и Виипура. Гельсингфорс оказался в окружении. Генерал Маннергейм бежал в центральную часть Финляндии и стал спешно создавать шюцкур и отряды егерей. В Гельсингфорсе остался председатель финского Сената Пер Свинхувуд. Его защищали горожане и шведские добровольцы, прибывшие по морю.
Русские моряки в этой борьбе также понесли ощутимые потери, но это мобилизовало их на борьбу, несмотря на увлечение идеями анархии и большевизма. Под эту марку нескольких человек с неясным прошлым и активистов всех партий, агитирующих против войны, арестовали. Впоследствии, когда город оказался в кольце, арестованных передали администрации города, где их и расстреляли в местной тюрьме по приговору финского суда.
Восстание красных финнов вспыхнуло двадцать третьего мая и быстро переросло в полномасштабную войну. Генерал Маннергейм оказался на высоте и смог быстро создать отряды из охранного корпуса и егерей, которые начали постепенно теснить отряды красной гвардии. На помощь ему Швеция активно присылала добровольцев из числа собственных военнослужащих, уволенных в запас или находящихся в отпуске.
Борьба завязалась не на жизнь, а на смерть. Никто из противоборствующих сторон не брал пленных, заливая страну кровью. Началась Гражданская война. Адмирал Григорович по приказу Керенского вооружил часть отрядов финнов, располагавшихся в Гельсингфорсе. Эти отряды совместно с командами матросов держали оборону города, отбиваясь от отрядов красных финнов. Специально назначенные миноносцы огнём корабельных орудий отогнали восставших финнов и высадили десант, который и помог отбросить от города отряды красной гвардии.
Григорович направлял одну за другой телеграммы Керенскому, прося его дать приказ вмешаться на стороне Маннергейма, чтобы покончить с восстанием. Но ответная телеграмма гласила: «Это не наша война тчк. Держать оборону тчк. Базы должны функционировать тчк. Продолжить подготовку к операции на море тчк. Керенский».
Юскевич был срочно вызван в Петроград, где получил очередной транш денежных средств и оружие, и даже получил разрешение для набора добровольцев на войну. Деньги он потратил с умом, оставив и себе, и набрав добровольцев отовсюду, в том числе и из Эстонии, после чего уехал обратно. Он даже смог раздобыть пару артиллерийских батарей из числа трофейных немецких и снаряды к ним. Всё это было доставлено красным финнам.
Война заполыхала с новой силой. Бои продолжались с большим ожесточением, чем прежде. Войска и белых, и красных финнов несли большие потери. После того, как моряки отбросили от Гельсингфорса красных, те больше уже не приближались к нему, предпочитая сражаться с белофиннами за другие города.
В конце концов, через месяц с невероятными потерями и усилиями Маннергейм смог пробиться к столице Финляндии, переломив ход войны. Из Гельсингфорса им была направлена телеграмма Керенскому о признании независимости Финляндии.
Глава 2. Независимость всех от всех
Гражданская война – это всегда война всех со всеми. И прежде всего, бандитов против всех. Но не всех против бандитов. В. Листьев.
В начале июня Блюменфельд, то есть Керенский, собрал совещание по вопросу Финляндии.
– Товарищи! – обратился ко всем министрам Блюменфельд. – В наш адрес отправлена телеграмма Сената Финляндии, подписанная его председателем Пером Свинхудом и генерал-лейтенантом русской армии Карлом Маннергеймом. В ней они уведомляют нас о желании провозгласить независимость своего государства от Русской республики. Выношу этот вопрос на всеобщее обсуждение, господа.
Все переглянулись. Первым выступил Плеханов, который был министром просвещения.
– Я целиком и полностью поддерживаю это решение финского народа. У них идёт война. У меня есть сведения, что отряды красной гвардии поддерживает Троцкий, который окончательно отошёл от позиции партии РСДРП. Он прибыл из Америки с неизвестной мне целью. И я официально заявляю, что фракция большевиков прекратила свое существование. Они никогда не являлись марксистами и образовали в наших рядах некое подобие секты. Мы исключили их из рядов РСДРП навсегда.
Сейчас они спровоцировали братоубийственную войну, сражаясь за независимость с такими же гражданами Финляндии, как и они. Более того, с Сенатом, который официально выбран финским народом. Ситуация весьма схожа с нашей. И там, и здесь большевики и иже с ними пытаются организовать контрреволюцию и свергнуть законную революционную власть. Мы не можем этого допустить. Призываю всех, кто здесь присутствует, оказать помощь генералу Маннергейму для восстановления законной власти и предоставить независимость Финляндии.
Разволновавшись, Плеханов сел на своё место.
– Товарищи, кто ещё хочет высказаться по этому поводу? – спросил Блюменфельд.
Неожиданно для всех слово взял Коновалов.
– Товарищи, – поправив на носу очки, начал он. – Текущее положение дел просто обязывает нас помочь финнам и дать им независимость. Мы можем разрешить офицерам флота принять участие в этой войне на стороне Маннергейма, если это только возможно.
Коновалов хотел сказать ещё что-то, но, мельком взглянув на Керенского, невольно осёкся, тронул очки дрожащими пальцами, промычал что-то нечленораздельное и сел обратно на своё место. Блюменфельд кивнул ему и произнёс.
– А что по этому вопросу скажет нам Александр Фёдорович?
Керенский пожал плечами.
– Я тоже считаю, что надо дать независимость Финляндии, но они должны заключить с нами договор, по которому обязуются никогда не воевать с нами и оказывать молодой российской республике любую помощь. А так, да, окажем им помощь, насколько сможем.
– Ну, что же, тогда давайте проголосуем, товарищи, за это… Единогласно, – после небольшой паузы, взглянув на поднятые руки, произнёс Блюменфельд. – Но этот вопрос у нас сегодня не один. Ко мне приходят телеграммы от поляков, которые воюют с немцами на нашей стороне, а также прибыла делегация из польских беженцев с просьбой обнадёжить их по поводу дальнейшей судьбы и получения независимости ими как государства, находящегося под германской оккупацией. Прошу также высказаться по этому поводу.
– А что тут говорить, – начал опять Плеханов, – нужно предоставлять независимость и всё. Польша вся под немцами, с которыми они в такой ситуации могут вступить в соглашение, а если мы дадим полякам гарантии получения независимости, то они продолжат воевать вместе с нами против Германии.
– Георгий Валентинович, а как же Единая и Неделимая Россия? – осведомился у него Керенский.
Плеханов встопорщил бороду.
– Товарищ военный министр, вы должны понимать, что Россия не должна быть тюрьмой народов, мы должны быть всегда впереди планеты всей в этом вопросе. Нам не нужны эти территории, достаточно и того, что у нас есть. Россия большая и не оскудеет землёю.
– Согласен, – сразу же сказал Керенский, – я за!
– Товарищи?! – произнёс Блюменфельд и, немного помолчав, добавил, – Ну, что же, и снова все только за. Я очень рад такому поразительному единодушию. Мы только что предоставили независимость двум большим территориям бывшей царской империи. Николай Романов всех нас за это уже бы заключил в тюрьму.
– И поделом ему, – вскричал Плеханов. – Нужно сегодня же оформить это решение в виде меморандума или манифеста и распространить через печать. Пусть все знают, что русская революция несёт только освобождение народам, порабощённым царским режимом. И, к слову, о Романове… Александр Фёдорович, а где Романов и что с ним происходит? Объясните нам, пожалуйста, а то все министры и страна находятся в полном неведение относительно судьбы бывшего российского императора.
– Извольте. – Керенский давно был готов к этому вопросу. – Романов арестован и находится в камере Петропавловской крепости. По нему идёт следствие, результаты впечатляют. Ну об этом вам лучше скажет министр юстиции.
Скарятин, заранее предупреждённый об официальной версии заключения под стражу императора и категорической нецелесообразности что-либо говорить по этому поводу, постарался заболтать вопрос.
– Товарищи, следствие идёт, бывший император даёт множество показаний, которые фиксируются. Но пока я ничего об этом вам сообщить не могу. Многое неясно и много всего ещё предстоит выяснить. Поэтому, прошу вас, товарищи, не пытать меня. Это нужно для дела.
– Ясно, ясно, милейший, – замахал на него руками Плеханов, – Я всё понял, спасибо. Разбирайтесь с ним сами. Но я вас попрошу обязательно вводить в курс дела о ходе следствия всех министров и меня в том числе. Это очень важный вопрос, очень важный.
– Конечно, я сразу это сделаю. Министерство юстиции стоит полностью на страже закона и готово делиться со всеми теми сведениями, которые будут получены от сверженного революцией царя.
Скарятин замолчал, Керенский тоже молчал. Терещенко перешёптывался о чём-то с Коноваловым. Неожиданно заговорил Второв.
– Господин председатель, мы с вами только что потеряли две большие территории, но какая судьба ждет наши военные базы, дислоцированные на территории Финляндии, и что будет с военными заводами и остальным промышленным производством на территории Польши после окончания войны? Этот вопрос я бы хотел задать всем.
Блюменфельд покачал головой.
– Пока ещё слишком рано говорить о том, что будет после войны, но очевидно, что это будут уже полностью самостоятельные государства, с которыми нам придётся заново налаживать все связи и производственные цепочки. Что касается Балтийского флота, то этот вопрос лучше задать не мне, а военному и морскому министру.
– Да, – отозвался на это Керенский. – Флот так и будет размещаться на своих штатных базах, а все форты и крепости, построенные Российской империей, продолжат своё существование до конца войны. Впоследствии мы, скорее всего, оставим береговые укрепления на территории Финляндии под нашей юрисдикцией. Что касается военных морских портов, то они ещё на какое-то время останутся в нашем ведение. Мы заключим насчёт них соответствующее соглашение с финским Сенатом. Надеюсь, я ответил на ваши вопросы?
– Вполне, вполне, – пробормотал Второв. И продолжил. – А что, на этом всё? Или есть ещё территории, которые хотят отделиться от нас? Сепаратистские настроения на всех окраинах нашей империи только усиливаются, насколько я знаю. Также ещё хотел бы обрести самостоятельность Туркестан, но их восстание в 1916 году и последующий разгром от Семиреченских казаков заставили их присмиреть на много лет. Это очевидно. Насколько полезны тамошние территории, это другой вопрос, но они обеспечивают Россию хлопком для производства пороха и одежды, что тоже нельзя сбрасывать со счетов. Насколько я знаю, многие из киргизов откочевали в Китай, остальные либо погибли, либо приведены в покорность и сейчас им не до того. Но есть ещё и Малороссия, сиречь Украина, а там дела не менее критичны. И как таковой власти там нет, а есть только желающие получить власть для себя.
– Спасибо, уважаемый Николай Александрович, за вопрос, – ответил Блюменфельд. – Я и сам его хотел поднять, но не сегодня. Ну, что же, раз он всё равно прозвучал, то нам надо решать, как нам быть с Украиной. У кого есть мнение на этот счёт? – и Блюменфельд обвёл всех присутствующих глазами.
– Ну, для начала прошу меня хотя бы просветить, что там сейчас происходит, – отозвался Керенский. – Я занимаюсь делами военными и мне не досуг ещё и заниматься делами гражданскими. И, признаюсь честно, я как-то упустил из виду этот вопрос. Может, мне кто-то пояснит, какая там обстановка?
Терещенко, обычно сдержанный, сейчас усмехнулся и ответил.
– Александр Фёдорович, спрашивайте, я сам оттуда и отвечу на любой ваш вопрос.
– Ну, что же вы, Михаил Иванович, – перебил его Блюменфельд. – Не только вы оттуда, но и я. Я родился в Херсоне, а потом учился и работал в Одессе. Но начинайте вы, а я продолжу, если вы что-то позабудете.
– Хорошо, Герман Фадеевич, так вот. Сейчас мы имеем в Киеве самопровозглашённую Украинскую Центральную Раду. Её создание инициировала группа товарищей из партии прогрессистов. В их числе Грушевский, Петлюра, Винниченко, Дорошенко и прочие. Как таковой у них власти нет. Это кружок по интересам. Они поначалу о самостийности и не думали, лишь хотели перевести образование на ридную мову и жить по принципу: «Слава Украине!». В связи с этим провели в апреле Всеукраинский съезд депутатов, где и постановили требовать предоставление Украине широкой и неограниченной автономии.
В Петербург приезжала украинская делегация с Винниченко во главе, он разговаривал с Львовым, просил и требовал этого, но его не услышали и автономию предоставлять не решились. Он и уехал ни с чем. Но так называемая Центральная Рада на этом не успокоилась, а даже наоборот, развила ещё более бурную деятельность.
Самопровозглашённая Рада стала проводить свои съезды, они прошли в мае. Так были проведены военный, крестьянский, рабочий, кооперативный, ну и ещё бог весть какие. По итогам всех этих съездов, буквально на днях, был прислан меморандум. Но его текста я не видел и не читал, – закончил свою речь Терещенко.
– Да, я его никому ещё не показывал, – подтвердил Блюменфельд, – но сам прочитал. Правда, пока не решился представить сей документ всему кабинету министров, – Но если вы готовы рассмотреть этот меморандум сейчас, то я готов его зачитать.
– Будьте любезны, – холодно отозвался на это Керенский.
Блюменфельд быстро взглянул на него, кивнул и подошёл к своему сейфу. Повозившись с замком пару минут, открыл его и вскоре возвратился обратно, держа в руках тонкую кожаную папочку.
– Вот, прошу вас! – и Блюменфельд протянул Керенскому лист бумаги с текстом меморандума.
– Спасибо, Герман Фадеевич, но я прошу вас самому его зачитать, чтобы можно было понять их требования на слух, а я потом заберу у вас копию, чтобы спокойно почитать в тиши своего кабинета и тщательно обдумать его смысл и мои действия в соответствии с этим.
