Алексей Петрович Морозов
Вот это любовь!
Тюпин (ухмыляется). Назвал. И не раз называл.
Зюзина (с удивлением). Когда?! Что-то не припомню. Ну как называл? Как?
Тюпин. Зюзей.
Зюзина (ехидно). Так это ж ты так мою фамилию всегда коверкал, подлюка!
Тюпин (хихикает). Да нет, фамилия тут не при чём. Хотя, может быть, она и навеяла… Но поначалу-то Зюзей я называл не тебя…
Зюзина (озирается по сторонам, растерянно). А кого? (Возмущённо). А-а-а, Казанова вонючий, у тебя любовница была?! Кого Зюзей называл, говори, маньяк сексуальный!
Тюпин (смеётся, удовлетворённо). Не кого, а что. Неужели забыла всё?..
Зюзина. Не понимаю, о чём ты. (Что-то как будто вспоминает, недовольно). А-а-а, ты имеешь в виду это…
Тюпин (усмехается). Это-это… самое укромное место твоего организма…
Зюзина (возмущённо). Ты совершенно невоспитанный человек, Тюпа! Чужой незамужней женщине сообщаешь такие интимности…
Тюпин (удовлетворённо). Ага, значит, вспомнила, раз про интимности залепетала…
Зюзина (с притворным равнодушием). Ты как будто радуешься? Чему? Не понимаю… Я вот уже давно всё забыла. И вспомнила-то с трудом…
Тюпин (язвительно). С трудом? С трудом, пожалуй, ты разыграла тут спектакль, что якобы забыла это… Но ты же прекрасно знаешь, Зюзя, что такое не забывается! Потому что это любовь! А любовь разве забыть можно?..
Зюзина (наигранно равнодушно). Любовь – нельзя. А раз забыла, значит, это была не любовь…
Тюпин (с удивлением). Но ты же реагировала…
Зюзина (преувеличенно спокойно). Да просто супружеский долг исполняла, и всего-то… Но была я тогда к этому совершенно равнодушна…
Тюпин (иронически). Неужто?..
Зюзина (настороженно). Что – неужто?..
Тюпин. Равнодушна.
Зюзина (уверенно). Конечно!
Тюпин (иронически). А я помню, на мой вопрос «где тут моя Зюзя ненаглядная?» ты всегда не без удовольствия отвечала «вот она, получите – распишитесь!», и я расписывался! Ох как я распи-и-сывался! (Делает в воздухе жесты пальцем, будто пишет что-то). Здесь был Тюпа! И подпись моя тебе всегда ну очень нравилась!
Зюзина (недовольно). Подпись, подпись! Что теперь об этом вспоминать! Право подписи теперь переходит к моему любимому Алексу! Вот человек, достойный большой любви!
Тюпин. А ты уверена, что он достоин, как ты говоришь, большой любви? Чем он тебя убедил в этом? Ты же ещё не видела его!
Зюзина. Как не видела? А фотография? Он же прислал мне свою фотографию!
Тюпин (вздыхает). Ох, до чего же ты наивна. Да это снимок мало известного американского актёра, взятый из Интернета! Он хороший театральный актёр, про него даже в газетах американских пишут, а вот в кино ему как-то пока не довелось показать свой талант, поэтому, именно в виду его безвестности, тебе и был предъявлен его снимок.
Зюзина (возмущённо). Да врёшь ты всё, Тюпа! Врёшь! Потому что завидуешь ему! Потому что я его люблю, а тебя – нет. Вот и злишься, вот и придумываешь всякие гадости про моего дорогого Алекса!
Тюпин. Я не придумываю гадости, а задаю тебе вполне конкретный вопрос: на основании чего ты считаешь, что он достоин большой любви. Ты его знаешь хоть немного?
Зюзина (уверенно). Конечно, знаю! И ещё как знаю!
Тюпин (усмехается). По его любовной писанине?
Зюзина (возмущённо). Это не писанина! Это крик любящей души! Крик о любви!
Тюпин (язвительно). Да-да, о любви. Только не к тебе, а к своему личному благополучию…
Зюзина (возмущённо). Что ты мелешь! К какому благополучию! Человек пишет о настоящей любви…
Тюпин (перебивает, иронически). К деньгам…
Зюзина (недовольно). Ну к каким деньгам! Разве к деньгам любовь может быть настоящей!
Тюпин (смеётся, с удивлением). О-о-о! Вот только к деньгам-то она и бывает настоящей!
Зюзина (ехидно). Да откуда ты-то можешь об этом знать, нищета беспросветная!
Тюпин (ухмыляется). Ну мне-то как раз точно известно, что думал твой Алекс, когда писал тебе якобы о любви…
Зюзина (недовольно). Нет, Тюпа, тебе не удастся очернить светлые чувства моего Алекса! Не удастся, как ни старайся! Потому что ты не способен за буквой увидеть живое чувство, живой дух любящего сердца! Ты посмотри, как он пишет!.. Вот я сейчас ещё почитаю…
Тюпин (испуганно). Нет-нет-нет, не надо читать, не надо!
Зюзина. Ты и здесь ему завидуешь, Тюпа! Потому что тебе не дано так писать! Ты ведь уже читал его письма на моём принтере. И, наверное, сам понял, что именно Алекс настоящий писатель, а не ты! О, как он пишет!.. Какая страсть! Какие находит слова!.. Вот это любовь! Просто невозможно не поверить его прекрасному талантливому слову, пусть это пока и слово только. Но я знаю, что его удивительные слова о любви очень скоро материализуются и в реальную любовь! (Берёт в руки лист бумаги, с восхищением). Нет, ты только посмотри, как он пишет! И что пишет!
Тюпин (бормочет, смущённо). Чего не напишешь, когда позарез надо… и старуху Джульеттой назовёшь…
Зюзина (яростно). Ты что сказал! Это я-то старуха?!
Тюпин (огорчённо). Расслышала… Да нет, конечно, не старуха. Хотя… сорок шесть лет…
Зюзина (в бешенстве). Ну что! Ну что! Договаривай! Сорок шесть – что?!.. Старуха, да?!
Тюпин (смущённо). Ну с цепи баба сорвалась… Да не старуха ты! Не старуха. Хотя…
Зюзина. Опять – хотя!.. Вот чем ты отличаешься от моего любимого Алекса! Он никогда…
Тюпин (перебивает, иронически). Не назовёт старуху Джульеттой…
Зюзина. Да, не назовёт!
Тюпин (хихикает). Наконец-то созналась! Правильно, старуху надо называть старухой! А Джульеттой, соответственно, – Джульетту!
Зюзина. Нет, ну я просто перепутала! Ты сбил меня с толку! Ты кому угодно мозги запудришь! Я имела в виду, что он никогда не позволит себе грубо… ну… обозвать женщину каким-нибудь грубым словом.
Тюпин (смеётся). Ну да, старуху – Джульеттой…
Зюзина. Ну что ты к словам-то цепляешься, Тюпа! Слово лишь символ! Главное, что он хочет сказать! А ещё главнее – как! сказать! Ты понимаешь? Нет, я всё-таки ещё почитаю тебе, может стыдно станет… Вот, посмотри, как! он пишет. (Подносит к лицу лист бумаги). Вот! (Читает). Я знаю, родная… (Отрывает лицо от бумаги, с плачущим надрывом в голосе). Родная! Ты слышишь?! Родная! А ты?! (Всхлипывает). Ну ладно, лучиком не называл… изумрудным, ладно… но один только разочек ты меня, скотина, ну хоть двоюродной!.. назвал?!.. хоть один единственный разочек! А?!.. (Резко, в стиле приговора о смертной казни). Не назвал ни разу! (Плачет). А он – родная!..
Тюпин (кричит, возмущённо). Да чего не напишешь ради денег! Дура ты, Зюзя! Разуй глаза! Тебя надувают как воздушный шарик, а ты сопли развесила! Родная! Ах, как! он пишет! Вот это! любовь!
Зюзина (с подозрением смотрит на Тюпина). Погоди-погоди! Ну то, что на большую настоящую любовь ты чхать хотел, мне давно известно, а вот что ты тут, зараза, только что про деньги тявкнул, а? Что?!
Тюпин (садится на стул, растерянно). Да я… так… к слову просто…
Зюзина (возмущённо). Не-е-ет! Не к слову! Ты что же думаешь, вот это всё (трясёт у него под носом толстой пачкой бумаг) из-за денег? Да?! Вот это вот… (в запале подносит к глазам недочитанную страницу), а я продолжу… я тебя щас словом убью, уничтожу паразита… да где же это… (ищет место, на котором накануне остановилась), вот!.. я начну опять сначала, ты меня перебил, гадёныш… Вот, слушай. Слушай, мерзавец, какая! бывает любовь!.. (Читает возбуждённо, с пафосом). Я знаю, родная, что эту ночь, как и множество других безрадостных ночей, ты опять провела в обнимку с подушкой, со своей любимой подушкой… (Отрывается от чтения, всхлипывает). Вот видишь, он понимает даже, как я люблю свою подушку! Так… где я остановилась… а, вот… (продолжает читать) …со своей любимой подушкой, единственной своей верной подругой, которой ты только и можешь доверить все свои горестные женские тайны и слёзы… (Отрывается от листа бумаги, всхлипывает, начинает плакать, плач постепенно переходит в неудержимые рыдания). Ну разве это не любовь?! А?!.. Ты только послушай, как он пишет! Как пишет! Горестные женские тайны и слёзы!.. Ну скажи, разве можно этому не поверить? А?! Ну скажи, можно?!
Тюпин (встаёт, возбуждённо начинает ходить по комнате, иногда взмахивает руками, задумчиво, тихо, постепенно повышает голос). Чёрт побери, а ведь могу, оказывается… Да, могу… Ещё как могу! Вот, пожалуйста, женский катарсис налицо… Женщина поверила! И плачет! Страдает! Вся в слезах! А что ещё нужно писателю? Выжать из женщины сопельки… И всего-то…
Зюзина перестаёт плакать, замирает в удивлении и, сопровождая поворотом головы метания Тюпина по комнате, растерянно молчит.
(Распаляется, начинает кричать, ещё быстрее ходит вперёд-назад по комнате, периодически возбуждённо и нервно взмахивает руками). А я, дурак!.. «Войну и мир» пытался написать… Я же талантлив! Я же могу!.. Вот ведь женщина плачет! Пла-а-чет! Даже рыдает! Значит, могу! Значит, убедителен!.. Всё, я понял свою ошибку! Надо было начинать не с глобальных проблем человечества, а с маленьких!.. коротеньких!.. слезливых!.. женских ме-ло-дра-мо-чек… Да-да-да!.. Я же могу, оказывается!.. Немедленно начинать! Немедленно! (Поворачивается в сторону двери, начинает движение к ней). Я всё понял! Немедленно!
