Люди любят разоблачать чужие тайны. Это отвлекает внимание от их собственных1.
24 апреля
Атум стоял посреди вечерней улицы, жадно вдыхая прохладный воздух. Смотрел по сторонам и чувствовал удовлетворение от того, что предметы вокруг остаются неизменными. Настоящими.
Деревья не оживали, не превращались в хищные лианы, не разлетались разноцветными летучими мышами и не исчезали бесследно. Под ногами был твердый асфальт, а не зыбкая субстанция, напоминающая воду и дым одновременно.
За то время, что Основатель пробыл в мире Иллюзий, в этом мире изменилось многое. Растаял снег, на деревьях набухли почки, обещая скорое появление зеленой дымки – призрака первой листвы. Запахи города не могли заглушить волшебный аромат весны.
Но самое главное – все здесь было реальным, материальным, не подверженным безумным, нелогичным изменениям. И сам Атум перестал чувствовать себя разорванным. После счастливого спасения с Грани, Дарэл снова замолчал. Создавалась иллюзия, будто он мертв. Но Основатель понимал, что это не так. Воля и сознание Атума лишь заглушили его, но сканэр продолжал существовать, и, похоже, избавиться от него невозможно. Значит, придется мириться с его незримым присутствием и быть очень осторожным.
Основатель свернул в один из дворов и пошел по разбитому тротуару мимо подъездов домов.
Телепат продолжал молчать. Атум снова попытался почувствовать хотя бы отголосок его мыслей, но вновь не ощутил в себе ничего подозрительного.
– Эй! Осторожнее!
Он задумался так глубоко, что не заметил человека, идущего навстречу, и столкнулся с ним.
– Извини,– буркнул Основатель, глядя на смертного, одетого в потрепанный спортивный костюм. – Не знаешь, сколько времени?
– Без десяти одиннадцать,– ответил тот, взглянув на часы, и хотел идти дальше, но Атум удержал его.
– А какое сегодня число?
– Двадцать четвертое апреля,– невозмутимо ответил тот, на всякий случай назвал год и, вместо того чтобы быстрее уйти от странного собеседника, который вполне мог оказаться пациентом сумасшедшего дома, с интересом уставился на Основателя: – А где находишься, знаешь?
– Да. Спасибо.
Атум шагнул от неожиданного доброжелателя и направился дальше.
Две недели. Порядочный срок.
– Что ж,– сказал он тихо сам себе,– пора возвращаться домой. Асиман, я полагаю, уже заждались. Да и Хранья, думаю, соскучилась. Надеюсь, ее ученики во время моего отсутствия не успели передраться с пироманами или объединиться с кем-нибудь против меня.
Телефон конечно же не работал. Время, проведенное на Грани, сказалось на нем самым пагубным образом.
– Эй! – окликнул Атум человека, от которого отошел недалеко. Тот обернулся с вновь вспыхнувшим интересом. – Мобильный есть? Можешь дать позвонить? Я недолго…
Он набрал номер и подождал несколько секунд.
– Хранья? Это Дарэл.
Основатель прикрыл глаза, пережидая шквал бессмысленных вопросов и восторженных всхлипов.
– Со мной все в порядке. Извини за недолгое отсутствие… Что случилось? Да ничего особенного. Пришлось задержаться кое-где… Амир хотел избавиться от вас, но боялся моего внезапного появления? Передай ему, что я скоро буду и попытаюсь вознаградить его за терпение. Нет… не сразу, у меня есть еще одно небольшое дело. Да, мне нужна твоя помощь. Прямо сейчас. Приезжай.
Он назвал адрес, отключил телефон и сунул его в руки человеку. Тот хотел что-то сказать, но Основателю было уже не до него.
«Приятно, когда тебя ждут так страстно,– думал Атум, быстро шагая в сторону довольно оживленного в этот час шоссе. – Хотя это ожидание и вызвано всего лишь страхом за собственную судьбу и нежеланием потерять сильного союзника».
Он остановился на обочине дороги, поднял руку, и почти тут же рядом затормозила машина.
– Куда едем? – спросил водитель, мельком взглянув на позднего пассажира.
– Прямо до проспекта, потом сверни налево, а дальше я покажу,– рассеянно отозвался тот и закрыл глаза…
В темном переулке гулял ветер, принося с собой запахи дождя и мокрого камня.
Основатель стоял, прижавшись спиной к влажной стене, терпеливо дожидаясь появления старого знакомого. Давным-давно Атум учил своих первых созданий тому, как опасно уподобляться неразумным животным и есть в одном и том же месте в одно время. Вполне возможно, что твои привычки могут хорошо изучить и напасть на тебя в момент, когда ты занят своей беспомощной жертвой. Подобную беспечность по отношению к еде можно допустить только в том случае, если чувствуешь себя неуязвимым.
Как кадаверциан, например.
Общаясь с Кристофом и читая его мысли, Основатель мельком узнал многое о личной жизни колдуна. Тогда он почти не придал значения его секретам. Теперь кое-что из них могло пригодиться… Например, место, где тот предпочитает оставаться на ужин.
В воспоминаниях Атума мелькнул образ рыжеволосой белокожей девушки, крови которой мастер Смерти отдавал предпочтение…
Кадаверциан появился не скоро, но Основатель был терпелив. Когда в конце переулка показался темный силуэт, Атум ощутил холодную волну силы и понял, что сегодня некромант особенно голоден.
Улыбнулся, поняв, что не ошибся в своем выборе места охоты.
Кристоф быстро прошел мимо, не почувствовав наблюдающего за ним: эманации недавней мучительной смерти заслонили для него все остальное. Едва ли не бегом колдун поднялся на крыльцо и скрылся в доме.
Он задержался там совсем недолго, но достаточно для того, чтобы увидеть залитую кровью прихожую и труп девушки на ковре среди мокрых, свежих подснежников.
Атум сам не знал, зачем это сделал. Можно было оставить девчонку в живых, но сейчас он испытывал огромное удовольствие, уничтожив даже такую малость, имеющую отношение к некроманту.
– Доброй ночи, Крис. Рад тебя видеть.
Увидев Основателя, колдун не стал тратить время на объяснения и тем более извинения. Понимал, что это бессмысленно. Казалось, стены домов содрогнулись от оглушительного воя. Гулкое эхо прокатилось по узкому переулку, а свет фонарей заслонила огромная крылатая тень.
– Как жаль,– тихо сказал Атум, глядя на колдуна, чьи руки и глаза горели опасной магической зеленью. – Как жаль, что ты меня предал.
Крылатая тварь заслонила собой улицу. Атум совсем близко увидел ее широко разинутую пасть и взмахнул рукой. Невидимая ладонь сжала длинную шею Тёмного Охотника и вздернула его вверх. Потустороннее существо забило крыльями, пытаясь освободиться, захрипело. И в ту же секунду кадаверциан схватился за горло, словно его душила та же удавка, что и его слугу. Но колдун не спешил сдаваться, он швырнул в Основателя изумрудную молнию, однако тот с легкостью уклонился от заклинания и небрежно отразил очередную атаку некроманта, выбив из его рук боевой топор. А затем бросил в Тёмного Охотника длинный ледяной брус, покрытый черными шипами искр.
Призрачное «копье» вонзилось в грудь Охотнику, и тот с воплем рухнул на землю. Беспомощно забился, поливая асфальт бурой кровью. На белой рубашке Кристофа расплылось темное пятно, он попытался освободить слугу, но магия Атума крепко держала крылатую тварь привязанной к этому миру. Кадаверциан пошатнулся, однако устоял на ногах. И тогда Основатель обрушил на Охотника еще один кристалл. Колдун рухнул на землю…
– А ведь Вольфгер предупреждал тебя,– хладнокровно заметил Атум, приближаясь. – Просил прекратить эксперименты с темной тварью. Но ты не послушал. Привязал к себе так крепко, что его раны становятся твоими.
Он коснулся носком ботинка неподвижного крыла потустороннего существа и вздохнул с притворным сочувствием.
– Ты, видимо, считал, что этих замечательных крылатых слуг невозможно убить?.. И был отчасти прав. Невозможно никому, кроме Основателя.
Он подошел к колдуну, грудь и руки которого были залиты кровью, но в глазах по-прежнему горел яростный зеленый огонь. Атум укоризненно покачал головой, в задумчивости посмотрел на стены окружающих домов.
– Я доверял тебе. Считал своим другом. А ты меня предал. Ради чего, скажи?
Говорить колдун не мог. Ледяные змеи, пожирающие внутренности Охотника, раздирали и его тело.
– Знаешь, я все еще верю в закон равновесия. Ни одно деяние не может остаться без последствий. И твоя, безусловно оригинальная, идея устроить мне экскурсию в мир лигаментиа не должна остаться без внимания. Думаю, я сделаю то же самое. Осталось лишь решить, куда отправить тебя.
Основатель заметил, что Кристоф перестал смотреть на него. Некромант пытался дотянуться до крыла своего слуги.
– Какая трогательная привязанность,– улыбнулся Атум, хотя внутри него все клокотало от бешенства. – Но ты не сможешь ему помочь. Это заклинание тебе не под силу. Как и всем остальным в этом мире… Впрочем, я отвлекся. В какое же пространство предложить тур для тебя? Пекло асиман – слишком жарко, то, что осталось от ледников их братьев леарджини – слишком холодно. Даханавар – слишком призрачно.
Пальцы Кристофа, наконец, сомкнулись на кожистом крыле Охотника, тот дернулся, открыл глаза, и его мутный взгляд встретился со взглядом кадаверциана.
– Нахтцеррет! – с глумливой радостью ведущего ток-шоу воскликнул Атум. – Да! Именно то, что тебе нужно.
Он наклонился, взял колдуна за мокрые от крови волосы и повернул к себе его голову.
– Будь добр, смотри на меня, когда я с тобой разговариваю. Тебе понравится в Садах Боли. Жаль, что ты не сможешь рассказать мне об этом.
Дверь подъезда соседнего дома распахнулась, и по ступенькам обшарпанного крыльца легко сбежала невысокая стройная девушка. Приблизившись, остановилась рядом.
– Я обращалась к тебе за помощью,– сказала она, сверху вниз глядя на кадаверциана,– но ты отказал мне. Не захотел ссориться с Миклошем. Не захотел рисковать своим драгоценным кланом и в итоге погубил мой. Это было большой ошибкой, Кристоф.
Она посмотрела на Основателя, кивнула, затем отвела взгляд и чуть нахмурилась, сосредотачиваясь. Атум почувствовал первое дуновение мира Нахтцеррет и наклонился над некромантом:
– Теперь идем, Крис. Путь неблизкий. А у меня есть кое-какие дела еще и в этом мире.
Чтобы вернуть свою молодость, достаточно повторить ее безрассудства2.
24 апреля
Однажды Луций рассказал Миклошу старинную легенду о том, что первое зеркало на земле придумал Лигамент. Повелитель иллюзий долго смотрел в него, а затем разбил, ужаснувшись своего одиночества. И создал себе детей. Иноканоана, Соломею и других – таких же ущербных, несчастных, странных и смертельно опасных, как и он сам.
– По мне, так лучше бы он и вовсе не смотрелся в дурацкие зеркала,– прошептал Бальза, вспоминая неприятную ночь в трамвайном депо.
Сейчас тхорнисх, как и сгинувший во тьме веков Лига-мент, желал разбить зеркало. Ему очень не понравилось увиденное, но Миклош понимал, что, даже сокрушив иллюзию, не изменит реальность.
А реальность была не той, какую хотел бы видеть нахттотер. Он чувствовал себя старой развалиной. Впрочем, и выглядел теперь иначе, чем пару недель назад. Вряд ли кто-нибудь сейчас дал бы ему двадцать человеческих лет. Скорее двадцать пять.
Миклош Бальза изменился.
Стал взрослее.
Постарел.
Жало взяло с него положенную плату. И только теперь нахттотер начал понимать, почему Луций, которому во время обращения едва исполнилось сорок, выглядел в последние годы жизни на шестьдесят. Использование артефакта, доставшегося клану от Основателя, жрало жизненную силу и молодость.
Именно поэтому Луций предупреждал ученика о непомерно высокой плате, которую взимает с обладателя Жало. И, доверяя учителю, за все прошлые годы тот ни разу не прикасался к артефакту. Он не пользовался им во время первого мятежа Храньи, не воспользовался и потом, чтобы перекроить мир и уничтожить Фелицию.
Для господина Бальзы не было ничего ценнее господина Бальзы. И все подковерные интриги, грызня, возня и суета шли прямой дорогой на солнце – если были затронуты интересы его благополучия и здоровья. Миклош предпочитал выжидать, благо никуда не торопился.
Он посмотрел на едва заметные морщинки в уголках глаз, вздохнул. Борода старила его еще сильнее, но с этим тоже ничего не сделаешь – Хранья еще жива. Он избавится от этой неудобной, вечно чешущейся дряни только после того, как вытащит сестрицу на солнце.
Бальза отошел от зеркала, рухнул в кресло, запустив пальцы в растрепанные волосы. Последние известия не способствовали его хорошему настроению. Основатель в теле Дарэла, гин-чи-най, кланы, которых не было, тысячелетнее противостояние и еще целый океан лжи, недомолвок и столь нелепой мерзости, что голова шла кругом.
От всех этих новостей чувствовал он себя не самым лучшим образом. Мало радости получить подтверждение, что ты не один во вселенной. Знать, что какие-то твари, до которых даже нельзя добраться, пытаются лезть в политику кланов, вершить их судьбу и делать так, как нужно им… Не слишком приятное ощущение. Понимать, что где-то по столичным подворотням ходит всесильная мразь, встречаться с которой опасно для здоровья. Осознавать, что твой город уже не принадлежит тебе, и какая-то древняя гадина, из которой давно песок сыплется, пытается мутить воду в и без того мутной реке – что может быть отвратительнее…
Единственный повод для радости заключался в том, что господин Бальза смог противостоять Основателю, пускай и с помощью Жала.
Миклош взял лежащий на столе клинок и убрал его в ящик, а затем достал носовой платок и тщательно вытер вспотевшие ладони – артефакт стал неприятно теплым и жег кожу, оставляя на ней красные следы.
Бальза пробормотал ругательство.
Ему было невыносимо душно в доме – не помогали ни кондиционер, ни распахнутые настежь окна, ни ледяной ветер, что залетал с улицы и колыхал занавески. Миклош потел, постоянно принимал душ, менял рубашки, чертыхался, но ничего не мог поделать: последствия использования Жала давали о себе знать.
Больше не в силах находиться в помещении, он спустился вниз, набросил на плечи легкое весеннее пальто и вышел подышать чистым воздухом. Хотя днем, похоже, было яркое солнце, к вечеру наступил холод, и на лужах появилась толстая ледяная корка.
– Когда же кончится эта проклятая зима,– прошептал господин Бальза. – Словно весь мир захватили леарджини, и мороз будет вечным.
Он почувствовал движение за спиной, обернулся и встретился взглядом с Рэйлен. Девчонка неотступно следовала за ним, куда бы он ни пошел. После визита в «Лунную крепость», когда ей пришлось уступить свою роль Норико, она старалась наверстать упущенное. Более верного и утомительного телохранителя было не найти в целом мире.
Миклош раздраженно повел плечами, еще раз посмотрел на ученицу Йохана и ничего не сказал. Сунув руки в карманы, побрел вокруг дома.
Нахттотер не стал менять логово, лишь укрепил периметр территории многочисленными ловушками, капканами и крысоловками. Без его позволения сюда не пробрались бы даже вриколакосы. Бальза больше не боялся, что кто-нибудь узнает, где он. После случившегося было как-то поздновато скрываться, особенно учитывая то, что Паула давным-давно ушла, успев рассказать ему сказочку о злобном психованном прародителе кровных братьев. Слухи о воскрешении Миклоша уже расползлись по Столице, и те, кому надо, наверняка разузнают, где его искать.
Однако пока никто не рискнул нанести ему визит вежливости. Ни кровные братья, ни Хранья, ни Основатель. Впрочем, если верить Кристофу, последний был заточен в мире Лигаментиа. Но как долго новый Дарэл просидит там – никто не знал. И поэтому господин Бальза старался без нужды в город не выходить, разумно предполагая, что его дом – лучшая на сегодняшний день крепость.
Порой рыцарь ночи пытался успокоить себя тем, что вряд ли понадобится Основателю. А с другой стороны, он хорошо понимал, что если тот хотя бы немного злопамятен, то скорее всего не забудет, как Миклош посмел выступить против него.
В такие минуты нахттотер начинал подумывать, что пора покинуть Столицу. Переехать куда-нибудь. Например, в Стокгольм или Нью-Йорк. Мало ли в мире городов, где всегда найдутся блондинки?
Но его держала Хранья. Сестрица умудрилась спеться с Основателем, и, если дело спустить на тормозах, неизвестно насколько она укрепится и какие знания получит от этой могущественной гниды.
Нет. С ней следует разобраться как можно скорее. Пока не стало поздно.
– Норико звонила? – негромко спросил он.
– Да, нахттотер,– тут же отозвалась Рэйлен. – Час назад. Никаких новостей.
Миклош разочарованно поджал губы и неспешно направился к крыльцу. Вошел в дом. Не глядя, сбросил с плеч пальто, ловко подхваченное девушкой.
Никаких новостей, даже несмотря на то что Норико черной куницей носится по всей Столице в поисках хоть каких-то следов!
Еще одна ночь впустую. Хранья затаилась. Оставила разоренную магией и пламенем «Лунную крепость» и смылась под крылышко Основателя, логово которого дьявол знает где спрятано. И теперь сестрицу не выкуришь.
– Проклятая мокрица! – буркнул господин Бальза, входя в гостиную. – Рэйлен! Потуши камин. Жарко.
Он лег на диван, закинул руки за голову и стал смотреть в белый потолок, потом закрыл глаза, слушая, как возится девчонка.
У Храньи осталось лишь пятеро сторонников, и все они, вместе взятые, даже с сестрицей не так сильны, как прежде. Жало дает Миклошу преимущество в борьбе. Но не против Основателя.
– Какого черта эти гин-чи-най скрываются, когда они действительно нужны?! – зло сказал он в пустоту, не открывая глаз. – Где следует расписаться кровью, чтобы они дали мне возможность добраться до этой медузы?!
Он не колеблясь заключил бы любой договор, если бы только ему пообещали голову Храньи на блюде и невмешательство в семейную разборку новой в Столице силы – Основателя.
Рэйлен кашлянула, однако Миклош, занятый своими мыслями, не обратил на нее никакого внимания.
– Нахттотер… – не выдержала она.
– У тебя больше нет дел, кроме как докучать мне? – желчно поинтересовался Бальза.
– Простите, я просто хотела…
– Ступай,– не терпящим возражения тоном велел он.
Она ушла, но лишь для того, чтобы вернуться с мобильником:
– Это вас, нахттотер. Рамон.
Господин Бальза вздохнул, протянул руку, взял телефон:
– Да, Рамон… Да… И я… Представь себе, рад, что я жив. Даже больше, чем ты. Вот как? Сколь лестно услышать, что вьесчи все еще поддерживают Нахтцеррет. Настоящий Нахтцеррет, а не ту жидкую рыбью кровь, что пытается любыми способами добиться чужого расположения. Ну, полно. Какая ирония? Я совершенно серьезно. – Лицо Миклоша было кислым, словно он съел целый железнодорожный состав лимонов. – Вот как? Не может быть. То есть я хотел сказать: неужели это ты? Вьесчи так редко извиняются, что мне просто неловко. О! Ты не извиняешься. Ну, значит, мне показалось. Тогда можешь извиниться прямо сейчас… По какому поводу?! – Господин Бальза стал темно-бордового цвета и, брызгая слюной, заорал в трубку: – Это ты меня спрашиваешь, Рамон?! Какого дьявола мои счета закрыты, а деньги ушли к сестрице?! Как работают твои банки, если произошло такое?! Ах, ошибка?! Непростительная ошибка! Возмутительная ошибка!! Репутация клана Негоциантов больше совсем ничего не стоит! Какое, к черту, наследование?! Какие известные ей пароли?!! Мало ли, что вы думали! Ну и что, что я умер! Да мне Хранья такой же родственник, как тебе Тёмный Охотник!
Он замолчал, слушая спокойный голос вьесчи и поняв, что орать на него бесполезно – все равно не проймешь. Рамон всегда считает себя правым, даже если прет у тебя из кармана парочку миллиардов. Такие мелочи для него – не повод ругаться.
– Да. Хорошо. Не будем выносить сор из избы… Делайте, что хотите, но деньги должны быть у меня. Сегодня же. И тогда я не стану окончательно портить вашу подмоченную репутацию. Всего доброго. О да. И тебе хорошей ночи.
Он нажал «отбой», подумал было вмазать мобильник в стену, но поймал жалобный взгляд Рэйлен и кинул телефон ей.
– Придурок! Всю свою жизнь мне приходится иметь дела исключительно с идиотами!
Миклош снова выставил Рэйлен вон и, оставшись в одиночестве, принялся ждать возвращения Норико.
Ему была нужна информация, где скрывается Хранья…
От мыслей его отвлек Альехо:
– Нахттотер, к вам посетительница.
Миклош удивленно поднял брови. Гостей он сегодня не ждал:
– Надеюсь, блондинка?
– Нет. Кадаверциан.
– Ого! Колдунья и не блондинка? – Он подумал о Доне, разочарованно цокнул языком. – Оч-чень интересно. Что же. Пригласи даму в кабинет через пару минут. И будь с ней повежливее.
Он поднялся, надел чистую рубашку, застегнул сапфировые запонки, гадая, что понадобилось от него клану Смерти.
Гостья оказалась гостем, и Миклош, увидев Флору, разочарованно поджал губы:
– А… Вивиан. Что тебя привело в мою скромную обитель?
Ученик Кристофа казался взбудораженным и нервным. Странно было видеть отражение подобных эмоций на прекрасном лице, доставшемся ему от леди даханавар. Мальчишка, конечно, постарался как мог избавиться от сходства с погибшей любовью колдуна с помощью уродливой одежды и короткой стрижки, но все равно сражение с даханаварской привлекательностью было неизбежно проиграно. К несчастью для Вивиана, Флора принадлежала к той редкой породе женщин, которые выглядят изумительно в любой одежде. Хоть в бальном платье, хоть в бесформенных штанах и растянутом свитере.
Кадаверциан сел в предложенное кресло, крепко стиснул подлокотники и произнес торопливо:
– Основатель выбрался из мира лигаментиа. Грань не смогла его сдержать.
– И почему я не удивлен,– равнодушно пожал плечами Миклош. – Я с самого начала говорил, что из затеи твоего учителя не выйдет ничего путного. И как ему вообще могло прийти в голову обращаться за помощью к малолетним сумасшедшим…?! Видимо, Основатель теперь очень зол,– предположил господин Бальза, не без удовольствия рассматривая взволнованное лицо Флоры.
– В ярости,– хмуро подтвердил Вивиан. – И он забросил мэтра в мир Нахтцеррет. Ваш мир.
– Сады Боли? – господин Бальза невесело хохотнул и откинулся на спинку кресла. – Откуда эти сведения? Основатель позвонил тебе, чтобы поразить вас своим чувством юмора? Или Кристоф оставил предсмертное письмо?
– Его Тёмный Охотник… – Некромант замялся, видимо решая, стоит ли посвящать Миклоша в тонкости магии кадаверциан. – В общем, он передал, где находится мэтр и что ему нужна помощь.
– Не знал, что вы используете этих тварей в качестве почтовых голубей.
Некромант с досадой взглянул на собеседника:
– Мы не используем. Но Крис сумел установить со своим очень прочную связь. Так что теперь его Охотник… – Вивиан запнулся и решительно тряхнул головой. – Впрочем, это неважно. Нам нужна помощь.
– И при чем тут я?
– Это мир Нахтцеррет,– терпеливо повторил Вивиан.
– Верно. Но все равно не улавливаю связи. – Миклош продолжал корчить из себя идиота.
– Босхет передал моему учителю ваши слова о долге перед ним…
– Я готов сделать многое,– перебил его нахттотер, ничуть не кривя душой. – Но чего я не собираюсь делать, так это лезть в Сады Боли, мальчик. С легкостью согласиться сунуться туда могут только сумасшедшие. Этот мир не подчиняется никому! Даже клану Нахтцеррет. Кстати, с тем же успехом в него могут отправиться и ваши колдуны.
– Если потребуется – я пойду,– сухо заметил ученик некроманта.
Бальза отстраненно подумал о том, как жаль, что Флора умерла столь не вовремя. Девчонка любила власть, но из-за дурацкой игры Амира вляпалась в противостояние с Фелицией, и теперь в этом прекрасном теле суждено жить наивному дураку, который даже не понимает, о чем просит.
– Ну, тогда составь завещание. – Бальзе начал надоедать разговор. – Ты не продержишься и пяти минут.
– Я практически не сомневался, что Нахтцеррет не умеет держать слово,– с презрением сказал Вивиан, вставая с кресла.
– Не тебе читать мне мораль, щенок! – отчеканил Миклош и приказал: – Сядь!
Но, увидев, что кадаверциан не подчиняется, сбавил тон:
– Сядь. Я еще ничего не решил. Мне следует подумать.
Вивиан поколебался и вновь опустился в кресло. Нахттотер тяжело вздохнул, достал Жало, заметил, как напрягся колдун, и начал править карандаш.
Чик. Чик. Чик.
Добившись идеальной остроты, рыцарь ночи провел на белоснежном листе волнистую линию. Кристоф идиот, раз дал себя упечь. Это неоспоримо.
Но и Основатель хорош – не убил колдуна, а отправил в ссылку без обратного билета. Впрочем, послать кровного брата в Сады Боли равносильно убийству. Только очень медленному и мучительному.
Какие выгоды клану и самому Миклошу в том, что колдун вернется?
Кадаверциан – это тот, вокруг кого могут сплотиться остальные. Он силен. Без мастера Смерти справиться со всем случившимся в Столице будет гораздо сложнее. Кроме того, его возвращением можно будет позлить нового Дарэла. Возможно, Основатель разозлится настолько, что прибьет Хранью… А даже если и нет, тот, кто сумел провести Витдикту – ценный союзник.
Заслуживает ли это неоправданно высокого риска? Вполне. К тому же когда еще у Миклоша появится такая возможность – стать спасителем благородного рыцаря? Очень романтичный подвиг. Ха-ха.
– Хорошо. Будем считать, что я согласен, но есть условия… – произнес господин Бальза, заштриховывая часть рисунка.
Вивиан пошевелился в кресле и осторожно, стараясь не спугнуть удачу, произнес:
– Я вряд ли уполномочен вести дипломатические переговоры и обещать что-то клану Нахтцеррет.
– Я делаю это не ради выгоды! – оскорбился господин Бальза, даже не оторвавшись от работы – царапанья карандашом по бумаге. – «Honi soit qui mal y pense!»3 Одному в Садах Боли делать нечего, молодой человек.
– Я уже сказал, что готов идти,– тут же решительно заявил проситель.
Бальза желчно усмехнулся:
– Ну, во-первых, ты не знаешь, на что соглашаешься. А во-вторых… Я тебя с собой не возьму.
– Почему? – возмутился тот.
– Потому что ты женщина.
Миклош поднял глаза, увидел, как окаменело лицо Вивиана, и мило улыбнулся:
– Это не издевательство, мой друг. Мне, право, все равно, что за суть наполняет эту прекрасную даханаварскую оболочку, но тело есть тело. А женщинам в Сады Боли ходу нет. Так что мне потребуется иная кандидатура. Кто-нибудь еще из клана Смерти желает составить мне компанию?
Вивиан не колеблясь ответил:
– Любой из нас.
– Я бы предпочел Аду. Или Дону,– проворчал Миклош нахохлившись. – Но, к сожалению, придется довольствоваться худшим.
Эти слова не понравились ученику Кристофа, он нахмурился, однако вновь промолчал.
– Кто из колдунов сейчас в Столице? – Господин Бальза закончил набросок и протянул его через стол.
– Весь клан,– мальчишка посмотрел на рисунок. – Это ведь не я, да?
– Верно. Это Флора. Такая, какой я ее запомнил на балу Фелиции. Она очаровательно танцевала с Йоханом. Воистину, королева бала. Так кто в городе? Перечисли поименно. Только мужчин.
– Анри.
Миклош фыркнул:
– Наставник безумной бэньши? Ну, нет! Увольте! – Нахттотер поднял вверх обе ладони, словно сдаваясь. – Сколько я его помню, в голове сплошные куртизанки и пустота! Слишком легкомыслен и безответственен, чтобы я рискнул доверить ему себя. Дальше.
– Адриан.
– Уже что-то. Но после стычки в Праге во время первого Великого Наводнения мы друг друга не слишком-то жалуем.
– Филипп.
– А… – протянул Миклош. – Чертов аристократ. Он белоручка. Хорошая защита, но непутевое нападение. Мне он точно не подойдет. Кто там следующий в списке?
– Франциск.
– Старик еще не преставился? – оживился господин Бальза. – Впрочем, от него не будет никакой помощи. Я не собираюсь работать поводырем.
– Грэг.
– Он ведь тоже мастер Смерти, не так ли?
Вивиан кивнул.
– Цепкий парень… Однажды схватился с правой рукой Винченцо Лудэра и его учениками и размазал их по стенкам монастыря Святого Стефана в Саламанке… Да. Пожалуй, он то, что нужно. Позвони ему.
– Сейчас? – Вивиан явно не ожидал от господина Бальзы такой прыти.
– Нет! Через неделю! Как раз когда от твоего обожаемого мэтра останутся рожки да ножки! Раз уж решили, лично я не собираюсь ждать – ночь только началась.