bannerbannerbanner
полная версияВласть монарха и народный суверенитет

Алексей Михайлович Величко
Власть монарха и народный суверенитет

Полная версия

Здесь самое время спросить: а кто понимается под «народом»? Не успели еще просохнуть чернила, оставившие на скрижалях истории восторженные строки о всеобщем избирательном праве, как выяснилось, что целые группы населения государства этого права лишены. Например, женщины, причем нередко из опасения, что они станут-де послушными орудиями в руках клерикалов. Тут же вступили в силу ограничения по возрасту, имущественному цензу, времени проживания на конкретной территории и т.п.42

Как известно, лишь в 1971 г. Швейцария, в Италии – в 1945 гг., в Бельгии – в 1948 г., в Греции – в 1952 г. женщины, наконец-то, получили избирательное право. Зато во Франции долгое время в избирательном праве было оказано безработным. Но хотя прежние ограничения в массе своей отпали, тут же возникли новые. Поэтому, ни в одном демократическом государстве никогда избирательное право не предоставлялось всем лицам, проживающим в нем. Так что же, они – не «голос народа»?!

Гипотезы рождались одна за другой, но каждая из них неизменно приводила при практической реализации к провальным результатам. На одном из этапов построения правового государства «внезапно» выяснилось, что парламент не организует и не представляет всей нации, а лишь отдельные случайные группы. И что избирательный округ, где избирается депутат, – единица совершенно случайная. Даже высказывались в том духе, что, наверное, неплохо было бы вернуться к средневековому представительству сословий. Конечно, от этой идеи, по существу своему чуждой демократии, тут же отказались43.

Как следствие, сам собой подготавливался следующий окончательный вывод: «Если бы кто захотел исходить из той мысли, что представительство верно и совершенно отражает волю народа, ему пришлось бы в конце концов сказать, что эта задача ни для какого представительства в мире не осуществима и по существу невозможна (выделено мной. – А.В.)»44.

В результате, как и следовало ожидать, парламент из слуги «народной воли» стал признаваться органом не только самодостаточным, но и организующим тот самый народ, который некогда был объявлен носителем суверенной власти, властвующим над ним. И фраза: «Если парламент является в юридическом смысле организованным народом, то вне парламента нет организованного народа, – нет народа, от которого зависит парламент»45.

Эта фраза, написанная более 100 лет назад, может показаться устаревшей – ничего подобного. В 1997 г. Парламентская Ассамблея Совета Европы (ПАСЕ) приняла резолюцию № 1121 (1997 г.), в которой утверждается, что «использование непосредственной демократии должно рассматриваться как дополнение к парламенту». По мнению ПАСЕ, вообще «референдумы чреваты риском превращения в плебисциты»; иными словами, непосредственную демократию предложили… забыть.

В этом контексте уже не кажутся странными утверждения, что, дескать, правовое государство, вовсе не нуждается в идее народного суверенитета, поскольку та утратила свое научное и политическое значение уже в XIX в. А главная ее задача в свое время, как оказывается, заключалась в доктринальном отрицании суверенитета монархов – Божьей милостью, как источника всей государственной власти46. И в самом деле, «понятия XVIII века о человеческом обществе и вытекающее из него учение о народном суверенитете, как оно тогда мыслилось, разрушено до основания», – соглашался с этим мнением известный русский правовед С.А. Котляревский (1873-1939) 47.

Таким образом, идея народного суверенитета была признана кратковременным тактическим средством «исторического прогресса», чтобы исключить Бога из политико-правовой теории и лишить монархов верховной власти. Однако вся хитроумная комбинация оказалась пустой – парламент так и не приобрел источника своего всевластия. Иначе сказать, он не легитимен с точки зрения правовой теории, пусть даже если речь лишь о теоретической конструкции.

Кратко несколько слов и об «общественном договоре», которому приписывают решение о создании государства. Спору нет, некоторые государства, например, США и Швейцарская Конфедерация, возникали в силу определенного договора. Но, во-первых, эти случаи являются очевидным исключением из общей практики создания государств. А, во-вторых, договоры об их учреждении носили качественно иной характер: они заключались от имени конкретных и уже созданных ранее политических обществ (а не бесчисленной совокупности рядовых граждан), преследовали вполне определенную цель, и никак не схожи с теми фикциями, которые приписывают негласному «народному» договору.

Если же нас хотят уверить (что и происходит в действительности), будто «договорная» политико-правовая конструкция носит универсальный характер, то следует разочаровать сторонников этой доктрины. Например, для мусульман носителями прав могут быть только отдельные личности, а не весь народ в целом48. Поэтому никакие «общественные» договоры или разговоры о народном суверенитете в исламе по определению невозможны.

IV

Впрочем, и в христианских государствах эти политические идеи никак не могут закрепиться основательно на практике. «Как же, – скажут нам, – ведь идеи народного суверенитета и правового государства оказались не просто живучими, сохранившись через века, но повсеместно получили практическое воплощение». Однако на самом деле политическая действительность (и где – в демократической Западной Европе!) не готова расстаться со старыми, проверенными формами и традициями. Тем более, отказаться от Бога, как источника политической власти. Да, сегодня практически все монархические европейские государства своими законами (конституциями) ввели правовые ограничения для венценосных особ, но, как выясняется, здесь все далеко не однозначно.

Действительно, даже при кратком обозрении действующих конституций несложно обнаружить государства, ставшие на путь «народоправства». Так, статья 33 Конституции Королевства Бельгии установила, что все власти исходят от народа. Статьи 44-46 хотя и описывают права Короля по открытию сессий палат сената, их роспуску или продлению времени работы, но совершенно очевидно, что эти полномочия носят процессуально-технический, а не содержательный характер. Единственное реальное правомочие Короля – назначение и увольнение министров правительства (статья 96 Конституции Бельгии).

Конституция Королевства Испании (часть 1 статьи 1) также закрепляет тот принцип, что полномочия государства имеют своим источником народ. Правда, статья 56 Конституции тут же устанавливает, что «Король является главой государства, символом его единства и постоянства; он – арбитр и гарант правильного функционирования государственных институтов – осуществляет высшее представительство Испанского государства в международных отношениях». И все же круг его правомочий невелик, а акты Короля подлежат контрасигнации (подписанию, подтверждению) в силу статьи 64 Конституции соответствующими министрами. Впрочем, контрасигнация – довольно старая и проверенная форма удостоверения подлинности акта, имеющая в своей основе идею ответственности не монарха, а соответствующего министра в случае, если акт противозаконен49.

 

Аналогичные положения мы без труда найдем в статье 1 главы 1 Конституции Королевства Швеции. Правоспособность Короля Швеции также невелика, как и у его собратьев в других европейских государствах, а парламент (Риксдаг) вправе даже вынести решение об освобождении его от трона, если, скажем, Король в течение 6 месяцев не выполняет свои обязанности.

Но вот уже Конституция Королевства Норвегии выделяется на их фоне. В ней не только нет и намека на народный суверенитет, но даже торжественно провозглашается (п.5 главы А), что «особа Короля священна; он не может подвергаться осуждению или обвинению». Иными словами, на него не распространяется действия государственных законов.

При этом Король непосредственно осуществляет управление государством, «решает вопросы обо всех официальных, церковных и иных богослужениях, обо всех мероприятиях и собраниях по религиозным вопросам и наблюдает за тем, чтобы преподаватели официальной религии соблюдали установленные для них правила (п.16 главы В); регулирует вопросы, касающиеся торговли, таможен, экономики, а также полиции» (п.17 главы В); разрешает в общем порядке вопросы взимания налогов и осуществление повинностей (п.18 главы В); «наблюдает за тем, чтобы управление государственной собственностью и использование знаков королевской власти осуществлялись согласно предписаниям парламента и с наибольшей пользой для общества (п.19 главы В).

В тоже время, власть Короля не абсолютна. Например, он хотя и является главнокомандующим вооруженными силами, но не может принять решения об их сокращении или увеличении без согласия парламента (Стортинга). Все его акты, в силу п.31 главы В, также нуждаются в контрасигнации.

Некоторый компромисс в этом отношении представляет собой Конституция Королевства Дании. Законодательная власть в этом государстве осуществляется совместно Королем и парламентом (Фолькетингом), а исполнительная власть – непосредственно Королем. При этом, «Король обладает в пределах, установленных настоящей Конституцией, верховной властью по всем вопросам Королевства и осуществляет такую верховную власть через министров» (статья 12 Конституции).

Любопытно, что, по тексту статьи 13, Король не несет ответственности за свои действия; его личность неприкосновенна; ответственность несут министры (статья 13). Впрочем, эта формула характерна для всех без исключения монархических держав. И в Конституции Княжества Монако мы также читаем: «Личность Князя неприкосновенна» (статья 3).

Конституция Великого герцогства Люксембург также определяет своего Герцога, как особу священную и неприкосновенную (статья 4). Но при этом статья 32 устанавливает, что «суверенитет принадлежит нации», хотя осуществляет его Великий Герцог, хотя бы в соответствии с Конституцией и законами страны – весьма оригинальная идея! Специально подчеркивается, что «он не имеет никаких иных полномочий, кроме тех, которые официально возложены на него Конституцией и особыми законами, принятыми на основании Конституции».

42Сергеевич В.И. Всеобщее избирательное право. С.10, 11.
43Котляревский С.А. К философии избирательного права // Вопросы философии и психологии. Книга V (80). М., 1905. С.385, 386.
44Новгородцев П.И. Кризис современного правосознания. Введение в философию права. С. 82, 83.
45Гессен В. М. Основы конституционного права. СПб., 1918. С. 137, 138.
46Лазаревский Н.И. Русское государственное право. Т.1. С. 124
47Котляревский С.А. К философии избирательного права. С.395.
48Вайсс Бернард Дж. Дух мусульманского права. М.-СПб., 2008. С.278, 279.
49Лазаревский Н.И. Русское государственное право. Т.1. С.324, 325. Ср.: Алексеев А.С. Безответственность монарха и ответственность правительства. М., 1907. С.45, 46 и далее.
Рейтинг@Mail.ru