Николай Леонов
Таежный снайпер
Иркутская область. Нижнеудинск. Лесной массив
– Восемь треф, – с улыбкой объявил Глазберг, любовно складывая десять карт в единую стопку и опуская их себе на ладонь рубашками вверх.
– Восемь? – вскинулся сидящий справа от него светловолосый мужчина.
– Восемь, – уверенно повторил Глазберг.
– А сколько мне там еще осталось? – Угланов скосил глаза на расписанную «пулю». – Черт! Так ты меня закроешь.
– Это твои проблемы, салага. – Глазберг рассмеялся, пыхнул сигаретой и перевел взгляд за окно.
В густом тумане фигура человека едва маячила на расстоянии десяти-пятнадцати шагов. Проселочная дорога, идущая сквозь лес к охотничьему зимовью, была испещрена следами протекторов автомобиля, четко пропечатанными на глинистом месиве. У гигантского бревенчатого двухэтажного сруба, расположенного на границе между лесом и бурной горной рекой, стоял огромный внедорожник последней марки с открытыми настежь дверями.
– Охотники хреновы! Кто в такую погоду на кошку ходит? – послышался голос сидящего за рулем автомобиля мужчины. – Вань, сам подумай, ты видел когда-нибудь кошку, шляющуюся ночью по грязи? Чем рысь-то хуже?
Человек, которому предназначалась эта реплика, сделал вид, что не обратил на нее никакого внимания. Он открыл багажное отделение автомобиля и запустил внутрь черно-белую лайку хаски.
– Альма поедет с нами. А то она без меня этих пьяных придурков порвет, – густым басом коротко бросил он и с размаху ухнулся на переднее сиденье автомобиля. Машина заметно осела под тяжестью огромной фигуры сибиряка. – Слышь, Юрец, почему ты всегда канючишь? Прокатимся сейчас пару кругов. Наследим. Поболтаем заодно… Разговор у меня к тебе есть, Юр…
– А-а! Вот в чем дело. Тебе здесь потрепаться не годится? – Человек за рулем повернулся всем корпусом к двери, наклонился, громко откашлялся и сплюнул на землю. – Да ладно, Вань, я-то тебя понимаю. Сам люблю охоту. В отличие от этих пьяниц. Но туман такой, холодно… Сам же видишь? Дал бы выспаться. Я вон простыл. С утреца бы встали пораньше и пошли бы на зверя. А сейчас… Я бы и сам вмазал с удовольствием.
– Да пошел ты! Хоть ты прекрати эти разговоры.
Дверь дома со скрипом отворилась, и оттуда, слегка пошатываясь, вышли еще два человека. С трудом преодолев расстояние от дома до машины, они по очереди протиснулись в узкий дверной проем автомобиля.
– А вот и наши охотнички. Заводи, Юрец, – сибиряк с грохотом хлопнул дверью машины. – А что, начальник твой не поедет?
– Угланов-то? А зачем он нам нужен? Он в картишки сейчас режется. Получает удовольствие, так сказать. Это мы – отморозки. В такую погоду…
– Все-все. Я понял. Трогай давай. – Машину повело в сторону, затем, выровнявшись, джип мерно покатил по просеке, оставляя за собой глубокий след протекторов.
Темнело. Проехав через лес километров десять-пятнадцать, машина выехала на пустынный перешеек. Широкая дорога в этом месте шла по поляне, образующей довольно большой пустырь между двумя лесами. Проселок делил его на две равные половины. Машина остановилась в центре пустыря, и все четверо пассажиров вышли на дорогу.
– Юр, включай фары. Посмотрим след. Только не выпусти Альму, – бас сибиряка тонул в тяжелом влажном воздухе тайги.
Он уже удалился метров на десять от машины, и его силуэт был едва различим в тумане и сгущающейся темноте. Пригнувшись к земле, мужчина, тяжело дыша, пытался рассмотреть следы, оставленные на дороге ранее проезжавшими машинами и обитателями тайги. Через мгновение на крыше автомобиля загудели мощные прожекторы, осветившие площадку вокруг.
– Дорога вся изрыта. Похоже, мы не одни в лесу, – вставая с четверенек, констатировал охотник. – Зверь будет. Вот увидите.
Оба пассажира с заднего сиденья стояли чуть поодаль от машины и безучастно наблюдали за происходящим, слегка покачиваясь из стороны в сторону.
– Садитесь в машину и ждите. Сейчас прокатимся еще пару-тройку километров и поедем обратно, – скомандовал сибиряк и переключил внимание на водителя. – Юрец, утром встанешь на этой опушке, на номере. Метров через двести дорога поворачивает направо. Второй номер поставим за поворотом. Машину оставишь около скрадки в лесу. К перешейку ближе трех-четырех километров не подъезжай.
– Сейчас тут ни черта не видно. Я все равно ничего не запомню, – возразил было Юрий, но ему не дали договорить.
– Иди сюда, сейчас я тебе покажу конкретно, где встать.
Мужчины отошли от машины. Их силуэты были различимы в свете мощного прожектора, но туман скрадывал движения охотников. Они активно жестикулировали, было понятно, что между ними шел какой-то напряженный разговор. Через пять минут они вернулись к машине и сели по местам.
– Трогай домой.
Джип развернулся и поехал в обратном направлении.
Когда охотники вернулись, стало уже совсем темно. В доме на первом этаже горел яркий свет. Просторная комната на первом этаже была наполнена густым табачным дымом и запахом алкоголя. В камине горел огонь, рядом с ним на деревянных досках пола сидел дед в фуфайке и пушистых толстой вязки шерстяных носках. Карты веером валялись на полу. Высокоинтеллектуальная игра завершилась.
– Вы все пьете? – пригнувшись, чтобы не задеть головой дверной проем, сказал сибиряк, проходя в гостиную.
За ним, стряхивая влажный конденсат с куртки, в комнату вошел Юрий.
– О, охотники приехали, – сказал один из сидящих за широченным длинным столом мужчин. – Юра, а почему у тебя куртка мокрая?
– Да ладно тебе, Степа. Посмотрим, какая у тебя завтра будет, если ты вообще встанешь с утра.
Входная дверь отворилась снова, и в комнату ввалились двое отставших охотников. За ними в помещение вбежала лайка. По их лицам было видно, что хмель за время прогулки уже успел выветриться. Они прошли к столу и сели на деревянные лавочки по разные стороны.
– Налейте и мне, что ли. – К столу подсел сибиряк и, развернувшись своей могучей спиной к сидящим за столом, обратился к старику, пристроившемуся у камина: – Дед, скажи. Я сейчас проехал вокруг леса. Доехали мы до «Чертовой дыры», а там чьи-то следы на дороге. Кого ты здесь без меня принимал? Раскалывайся.
– Да бог с тобой, Иван Андреевич. Что ты говоришь такое? Сейчас не сезон, сам знаешь. Никого я сейчас не пущу в лес. А если что, тебе первому скажу. Обознался ты, сынок. Сами небось напились да поехали кататься. А потом забыли…
– Ладно, дед, не злись. С утра пойду в загон сам. Скажи лучше, откуда мне рысь гнать?
– С этими, что ли, в загон пойдешь? – Егерь неодобрительно кивнул в сторону сидящих за столом, уже изрядно подвыпивших мужчин. Но, поняв по выражению лица собеседника, что он не желает обсуждать эту тему, тут же перевел разговор в нужное русло: – Пойдешь прямо от дома через лес. Через сорок минут выйдешь к «Дыре». Альму возьми с собой. Когда найдешь свежий след рыси, дай понять Альме, что тебе интересна только рысь, не дай сбиться на другой след. И гони ее до «Дыры». Там поставь два-три человека на номера. Один по центру. И два на поворотах, к «Дыре» и из «Дыры». Понял?
– Спасибо, Антоныч. Понял.
В семь часов утра, несмотря на бурно проведенное окончание вчерашнего дня, все охотники собрались в гостиной на первом этаже. Кто-то уже сидел за столом, успев изрядно «позавтракать». Сибиряк, спускаясь со второго этажа дома по скрипучим деревянным ступеням, скомандовал, чтобы все выходили на улицу. Через две минуты шесть вооруженных охотников стояли около заляпанного ошметками глины внедорожника. Двое из них неуверенно держались на ногах. Один вдруг, ничего не говоря, двинулся в сторону леса. Он вскинул на плечо оружие и без разбора начал беспорядочную пальбу по деревьям.
– Паш, ты что?! Совсем обдолбался? – сорвавшись с места, прокричал сибиряк и рванул вслед за уходящим человеком.
Догнав беглеца, он сбоку мощным ударом в челюсть свалил его на землю. Автомат выпал из рук. Затем сибиряк взвалил безжизненное тело себе на плечо, перекинув руку изрядно подвыпившего охотника себе через шею. Тот, не сопротивляясь, повис кулем.
– Ты куда в таком состоянии собрался?
– В лес… По делам… – язык говорившего сильно заплетался.
– Ты в тайге, Паша, а ведешь себя как гость. Я тебя не узнаю, мать твою! Останешься дома с Антонычем. Понял? Отведи его в дом и запри там, – передавая расслабленное тело выскочившему из дома на звуки автоматной очереди егерю, сказал сибиряк. – Антоныч, не выпускай его, пока мы не вернемся. Запри дверь и оружие. А то проблем не оберешься. Ладно, братва. По машинам, – переключившись на стоявших около двух джипов охотников, пробасил сибиряк. – Антоныч, возьми у Митрофанова в комнате мое ружье «бенелли» и притащи сюда, – крикнул он вдогонку егерю, надрывающемуся под тяжестью начавшего сопротивляться Митрофанова. – Отдашь ружье Степану.
– Антоныч, если не хочешь, не тащи его в дом. А то я не знаю, когда мы вернемся, – подал голос Юрий. – Ты с ним один не справишься. Отведи его лучше в машину к Степану, – он указал на второй внедорожник, в котором уже сидели двое охотников. – Пусть едет с нами.
– Юр, поехали. Высадишь меня километра через три от дома. Оттуда я пойду пешком, – сказал сибиряк, аккуратно укладывая свое ружье на заднее сиденье машины. Потом развернулся назад, к багажному отделению, где уже сидела его собака, и потрепал ее по голове. – Ты помнишь, где мы вчера ползали на опушке? Вот там встанете на номера.
После вчерашнего разговора в тумане Юрий уже не был так же любезен с собеседником. Сибиряк не придал этому никакого значения.
– Ты вставай по центру. Где была машина, – продолжал он свой инструктаж в присущем ему повелительном тоне. – Степан встанет за поворотом по ходу дороги. Третьего поставите перед въездом в «Чертову дыру». Стрелять только в сторону леса. Если что, я на связи. Наберешь мой номер телефона.
Машина тронулась. На переднем сиденье автомобиля молча сидел один из вчерашних охотников. Он так же безучастно, как и накануне, наблюдал за происходящим. Через две минуты отъехал второй внедорожник, в котором находились начальник Юрия, Угланов, его недавний собеседник – политик Сергей Поперечный и Павел Митрофанов.
Юрий Дражайский высадил Ивана там, где они договаривались, и тронул джип дальше.
– Он меня достал, – признался Дражайский.
– Да забей ты на него, – посоветовал сидящий рядом Глазберг. – В последнее время Иван всех подряд достает. Словно с цепи сорвался. То не так, это не так… Я уж с ним и разговаривать-то перестал. – Он склонился к бардачку, раскрыл его и выудил оттуда банку пива. С хлопком сорвал кольцо. – Хлебнешь?
– Не, я потом, – отказался Дражайский. – И так башка гудит после вчерашнего.
– Так вот и надо подлечиться.
Юрий еще раз отрицательно покачал головой.
– Ну, как знаешь, – пожал плечами Глазберг.
Глядя прямо перед собой на окутанный утренним туманом лес, он с удовольствием сделал несколько глотков и поставил открытую банку на правое колено. Автомобиль тряхнуло на ухабе, и несколько пенистых капель упало на новенькие камуфляжные штаны Александра. Он небрежно смахнул их рукой. Глотнул еще раз.
– Что решил с долгом? – неожиданно прозвучал вопрос.
Дражайский вздрогнул, как от стремительно нанесенной ему хлесткой пощечины. Машина вильнула на тропе, но уже в следующую секунду Юрий сумел вернуть управление. Ладони, лежащие на рулевом колесе, вспотели от напряжения. Он бросил короткий взгляд в сторону Глазберга, но тот оставался спокоен и невозмутим, как всегда. Правильный греческий профиль, тонкие сомкнутые в единую линию губы, ярко-голубые глаза на смуглом фоне лица. Однако Дражайскому лучше, чем кому-либо другому, было известно о том, что такое выражение Глазберга не более чем маска. Напротив, как раз тогда, когда эта маска появлялась у него на лице, это не предвещало ничего хорошего для человека, с которым Александр разговаривал. Обычно простой, общительный и вполне жизнерадостный человек, готовый откликнуться на любую просьбу близких, Глазберг становился настоящим монстром, когда дело касалось его собственного бизнеса и денег.
– А что я должен был решить? – Дражайский лихорадочно облизал губы. Он еще толком не отошел от общения с Дибеловичем, как назревал новый неприятный разговор. – Ты же дал мне отсрочку. Или нет?
– Дал, – Глазберг кивнул. – Но она же не пожизненная, Юра?
– То есть… Ну… И сколько же времени у меня осталось?
– Нисколько, – жестко ответил Глазберг, но, тут же развернувшись к Дражайскому лицом, миролюбиво и даже ласково добавил: – Ты пойми, старик, я ведь не меценат в самом деле. Как говорится, жизнь дорожает, падая в цене. Слыхал, наверное, такую поговорку? Могу подкинуть еще одну: «Деньги должны делать деньги». А твои долги никак не способствуют увеличению моих доходов…
«Змея! Настоящая змея, – мелькнуло в сознании Дражайского. – Лесная гадюка. А чего я ожидал? На что, черт возьми, рассчитывал? Глазберг всегда таким был и всегда таким останется».
– Ну, дай мне еще время, Саша. – Он остановил машину, зная, что в этой точке Глазберг будет десантироваться для того, чтобы чуть позже занять свою позицию и посодействовать в загоне Дибеловичу. Номер самого Дражайского располагался чуть дальше. – Я отдам. Все отдам, ты же меня знаешь. Просто у меня сейчас… Ну, как бы это сказать?.. Временные финансовые трудности, что ли.
Глазберг не торопился покидать салон автомобиля. Допив пиво, он смял баночку сильными узловатыми пальцами и бросил ее обратно в бардачок. Усмехнулся.
– Насколько я могу судить, – он сдвинул на затылок зеленую вязаную шапочку, без которой никогда не отправлялся на охоту, – у тебя эти финансовые трудности здорово подзатянулись. Месяца два уже, кажется, если я не ошибаюсь. И что-то подсказывает мне, Юрец, что они и не собираются заканчиваться. Мы, кстати, оба знаем, по какой причине. Отсюда вывод. Накрылись мои денежки. Пыльным мешком накрылись…
– Ну, зачем ты так? Я…
– Я разговаривал с ребятами. И знаешь, они, оказывается, того же мнения. Ты садишься на мель, старик.
– Я выплыву, – Дражайский попытался выжать из себя улыбку, но получилось не очень естественно. – Мне же не впервой.
Глазберг перевел взгляд за окно, помолчал пару секунд, а затем веско, словно принимая для себя самого какое-то решение, произнес:
– Не уверен. Прости, Юрец.
Дражайский хотел сказать еще что-то в свое оправдание, но не успел. Глазберг развернулся, взял с заднего сиденья нарезное ружье и сумку, после чего, не добавив к сказанному ни слова, выбрался из салона. Хлопок дверцы показался Дражайскому подобным раскату грома. Проводив Глазберга взглядом, он смахнул со лба выступившие капли пота и тронул автомобиль с места. Теперь он был один, но это обстоятельство поспособствовало еще более хаотическому нагромождению невеселых мыслей. Машина неспешно петляла по тропе среди густорастущих деревьев.
Дражайский остановил внедорожник в условленном ранее месте и еще с пару километров прошел пешком в глубь леса. Туда, куда они наведывались с Дибеловичем вчера вечером. В какое-то мгновение где-то поблизости с его номером Дражайскому послышался хруст веток. Он замер и прислушался. Показалось? Или это кто-то из участников охоты, перебрав лишнего, сместился к нему чересчур близко?
– Эй! Братва!
Ему никто не ответил. Дражайский пожал плечами, сбросил на землю сумку и расчехлил ружье. Любовно погладил гладкий, поблескивающий в слабых предрассветных лучах, приглушенных листвой и туманом, ствол оружия. Огляделся. Сверился с наручными часами. По его подсчетам, гон должен был начаться не ранее чем через сорок минут. В том, что зверь пойдет здесь, мимо него, Дражайский не сомневался. С его богатым охотничьим опытом он редко ошибался в выборе номера. Еще реже ошибки допускал Дибелович. Уж в чем-чем, а в звериной интуиции на этот счет коренному сибиряку не откажешь.
За спиной Дражайского вновь прозвучал едва уловимый на слух хруст ломаемых веток. Буквально в двух-трех шагах. Юрий резко обернулся, и глаза его округлились от удивления.
– Ты? Что ты тут делаешь? И какого?..
Оружие смотрело точно ему в грудь. Дражайский шагнул вперед, но выстрел остановил его движение. Грудь опалило огнем, а все тело пронзила острая нестерпимая боль. Дражайский выронил ружье и машинально прикрыл рану двумя руками. Опустил взгляд. В эту секунду грохнул еще один выстрел. Сзади и на более отдаленном расстоянии. Дражайскому показалось, что ужалили в затылок. Но это было последнее ощущение в его жизни.
Москва. Кабинет начальника четвертой автоколонны областного транспортного управления
Гуров пристально изучал сидящего в низком кожаном кресле мужчину с редкими черными волосами, зализанными на правую сторону, сквозь которые отлично просматривалась розоватая лысина. Высокий покатый лоб, маленькие, глубоко посаженные глазки, двойной подбородок. Начальнику четвертой автоколонны Степану Степановичу Угланову было немногим меньше пятидесяти, но более точно определить его возраст не представлялось возможным. Он выглядел слегка полноватым, но при этом неплохо сложен. По всему было видно, что Степан Степанович старается следить за собой.
– Юра впервые пригласил меня на охоту, – опираясь одной рукой на подлокотник кресла, другую Угланов держал на весу. Между средним и указательным пальцами дымилась сигарета, однако затягивался он ею крайне редко. – Я давно мечтал о ней. Хотел понять и почувствовать на собственной шкуре, что же это такое. Вот и почувствовал, – он грустно усмехнулся. – Если бы я знал, что так случится… Хотя…
– А сам Юрий Валентинович часто охотился? – спросил Крячко.
Станислав сидел на диване рядом со своим напарником, беспрестанно комкая в кулаке носовой платок. Голос Крячко звучал глухо и сипло. Сказывалась подкосившая его пару дней назад простуда. Температуры, правда, не было, но полковник все равно чувствовал себя крайне разбитым. Насморк и кашель не давали покоя.
– О, да! – Выработанным уже до автоматизма движением Угланов пригладил рукой свои жиденькие волосы и бросил мимолетный взгляд в зеркало, висевшее напротив. – Юра был прирожденный охотник. Он буквально бредил охотой. И если ему не удавалось мотаться в Нижнеудинск каждые выходные, то уж раз в две недели он ездил туда точно. У них сформировалась своя компания…
– А почему именно Нижнеудинск? – поинтересовался Гуров. – Разве в Московской области мало лесных массивов? Или зверь тут недостаточно хорош?
Сыщики подбрасывали Угланову по вопросу то с одной, то с другой стороны, словно играли в пинг-понг. Однако этот нехитрый прием никак не подействовал на Степана Степановича. Он чувствовал себя вполне комфортно и уверенно в комнатке для гостей, расположенной в смежном с его рабочим кабинетом помещении. В нем не наблюдалось никакой нервозности, никакого беспокойства или озабоченности, будто бы речь шла не о недавнем убийстве его заместителя, а об одном из рутинных рабочих моментов. А ведь согласно досье, которое сыщики бегло просмотрели перед тем, как явиться с визитом к Угланову, покойный Дражайский был не просто его коллегой, но и близким товарищем, единомышленником.
– Массивов много, – ответил Степан Степанович. – А вот зверь тут и в самом деле хуже. Во всяком случае, так говорил Юра. Да и остальные тоже. Выбор там побогаче, поэкзотичнее. А потом, я думаю, основная причина заключалась в другом. Антураж. Понимаете, о чем я?
Его последний вопрос остался без должного внимания. Гуров покосился в сторону напарника. Крячко шумно высморкался в платок, зажал его в кулаке и поднял глаза на Угланова.
– Насколько мы поняли, Степан Степанович, – без особого энтузиазма начал Станислав. – Пора было переходить к сути дела, и согласно оговоренной ранее тактике этот момент выпадал на его долю, – убийство Дражайского могло быть совершенно случайным. Необдуманный выстрел, шальная пуля или что-то в том же роде… Однако для полноты картины нам бы все-таки хотелось прояснить эту ситуацию. В частности, взаимоотношения Дражайского со своими партнерами по охоте. Не могли быть у кого-нибудь из них мотивы…
– Что? – изумленно вскинул брови Угланов. – Вы полагаете, что кто-то мог намеренно застрелить Юру. Зачем?
– Это мы и пытаемся выяснить.
– Но ведь я вам уже рассказал…
Гуров тяжело вздохнул. Со слов генерала Орлова, а затем и со слов Степана Степановича ему, да и его напарнику, уже была отлично известна общая картина произошедшего. Во время инцидента почти недельной давности в Нижнеудинске основных охотников было шестеро. Не считая, конечно, местных следопытов, егерей и оруженосцев. Последних пока в расчет можно было не брать, хотя бы по той причине, что согласно заведенным традициям никто из них не мог открыть стрельбу по несущемуся мимо обозначенных номеров зверю. Могли быть и исключения из правил, но в данный момент сыщиков интересовали только пять основных участников охоты. Кто-то из них всадил пулю в Юрия Дражайского, а вернее, две пули, намеренно или случайно. В свою очередь, баллистическая экспертиза не дала никаких результатов. Пули, извлеченные из груди и головы Дражайского, не соответствовали ни одному из имеющихся в наличии орудий. Последнее обстоятельство и послужило причиной для серьезных подозрений, исключающих возможность несчастного случая. Понятное дело, что и признаваться в содеянном никто из пятерки не собирался.
– Я ознакомился с делом, – сообщил подчиненным два часа назад Орлов, водрузив на нос очки и методично перелистывая страницы в стареньком скоросшивателе. – И пришел к выводу, что потенциально убить Дражайского могли трое. Его непосредственный начальник Степан Угланов, находившийся в момент гибели Дражайского на противостоящем номере, Иван Дибелович, начальник таможенного отдела Иркутской области, и известный в нашем городе крупный предприниматель Александр Глазберг. Оба последних находились в загоне. Двое других охотников, бывший сотрудник налоговой инспекции, а ныне бизнесмен из Иркутска Павел Митрофанов и лидер политической фракции «Лига интернационалистов» Сергей Поперечный, располагались на третьем и четвертом номере и теоретически не имели возможности достать Дражайского на таком расстоянии. Но, как вы сами понимаете, все это только теория, ребята. Как там и что было на самом деле – шут его знает.
– А на кого они охотились? – спросил Крячко.
– Тут их показания тоже имеют разногласия. – Орлов захлопнул папку и сдвинул ее на край стола, поближе к сидящему рядом Гурову. Полковник взял папку и углубился в ее изучение, вполуха слушая генерала. – Поперечный в своем интервью по данному инциденту указал, что охота велась на пушного зверя. То же самое подтвердил и Глазберг. Дибелович и Угланов уверяют, что охотились преимущественно на кабана. А Митрофанов и вовсе не смог дать вразумительного ответа. Утверждает, что в тот день он здорово набрался. Что называется, сверх нормы.
– Браконьерствовали, что ли? – усмехнулся Крячко.
– Может, и так, – Орлов неопределенно повел плечами. – А может, стреляли в кого попало. Главное ведь процесс. А остальное так, семечки.
– Кого-нибудь из них уже допрашивали официально? – Гуров на мгновение оторвался от просматриваемых бумаг.
– Весьма поверхностно, – поморщился Орлов. – Это дело практически сразу было передано в Главное управление. Меня, можно сказать, обязали разобраться с этим вопросом. Ну, а я, естественно, надеюсь на двух своих лучших подчиненных…
– Вот только давай без грубой лести, Петя, – отмахнулся Гуров. – Как-нибудь перетопчемся.
– А почему именно нам? – вновь подал голос Крячко.
– Так ты подумай, какие шишки тут замешаны, Стас. И не только те, что были с Дражайским на этой чертовой охоте в Нижнеудинске. В прошлую вылазку, например, с ними были два человека из городской администрации, советники нашего мэра. А до этого – кое-то из президентского аппарата, – Орлов указал пальцем в потолок. – Богемная тусовка, Стас.
– С чего это вдруг сотрудникам президентского аппарата общаться с заместителем начальника одной из колонн транспортного управления?
– Дело тут не в статусе, а в интересах. Охота. Вот что связывает их всех вместе.
– Понятно, – Крячко лениво потянулся в карман пиджака за сигаретами.
Ознакомившись со скудными показаниями участников охоты в Нижнеудинске, сыщики первым делом отправились с визитом к Угланову. Застать последнего на рабочем месте удалось сразу, а узнав, кто к нему пожаловал, Степан Степанович принял сотрудников Главного управления на удивление радушно. Отменил все предстоящие встречи и даже пригласил в комнату для гостей, отгороженную от кабинета скрытой дверью. Здесь все трое удобно и расположились, смакуя кофе из личных запасов Угланова, приготовленный его секретаршей.
– Начнем по порядку, – взял инициативу разговора в свои руки Гуров. – Дибелович.
– Я с ним практически незнаком, – на лице Степана Степановича почему-то обозначилось виноватое выражение. – Но могу сказать одно. Он был у нас за главного. Организатором и все такое. Во-первых, Иван Андреевич из местных, а во-вторых… Должен признаться, он – прирожденный лидер. Ну, знаете, как это бывает? Деятельный, шумный, готовый мгновенно задавить своим авторитетом. Про таких обычно говорят, что их слишком много. Мне достаточно было двух дней общения с Дибеловичем, чтобы почувствовать, как его много. И, кстати, он чертовски вспыльчив по натуре.
– В чем это выражалось?
– С ним невозможно было спорить. – Угланов докурил наконец свою сигарету, большая часть которой бесцельно истлела, и погасил окурок в пепельнице. – Все непременно должно было быть так, как он того хочет. Он решал, кому где стоять, когда стрелять, как стрелять… Следопытов и оруженосцев вообще гонял в хвост и в гриву. Постоянно. А они его боялись, – начальник автоколонны невольно улыбнулся, судя по всему, припомнив какой-то знаменательный инцидент. – В приступе своих вспышек агрессивности Дибелович способен был убить… – Угланов неожиданно осекся, нахмурился, а затем вдруг с жаром хлопнул себя ладонью по отставленному колену. – Кстати! Я вспомнил!
– Что?
– У Дибеловича была ссора с Юрием. Как раз незадолго до того трагического случая. Я находился на своем номере и, честно говоря, не мог слышать того, по какому поводу они там повздорили. Но прекрасно видел их обоих. Дибелович сам подошел к Юре, и они начали о чем-то спорить. Вернее, в первые секунды между ними, как мне показалось, происходил вполне нормальный разговор, но потом… Они явно стали спорить. Размахивали руками, напирали друг на друга. Особенно Дибелович. Впрочем, Юра тоже не слишком-то уступал своему оппоненту в агрессивности. – Угланов замолчал, наклонился вперед и подхватил со столика миниатюрную чашку кофе, которая утонула в его широкой пухлой ладони. Сыщики не торопили Степана Степановича с продолжением рассказа, молча наблюдая за тем, как он сделал три неторопливых маленьких глотка. После этого чашка вернулась на прежнее место, а сам Угланов расслабленно откинулся на спинку кресла. Облизал губы. Судя по всему, Угланов был одним из тех, кому подобные длинные эмоциональные монологи давались нелегко. – Короче, в итоге они чуть не подрались. Да что там подрались! Мне показалось, что Дибелович даже ткнул Юру дулом ружья в грудь. Тот сделал шаг назад, оступился и замахал руками, стараясь удержать равновесие. Я уже собирался было направиться к ним и выяснить, в чем дело, но Дибелович, продолжая целиться в Юру из ружья, сказал еще что-то, затем резко развернулся и ушел…
– А Дражайский?
– Он остался. – Угланов провел рукой по левой штанине, то ли разглаживая на ней образовавшиеся складки, то ли смахивая на пол микроскопические крошки упавшего табака. – Не знаю, насколько серьезным было намерение Дибеловича, когда он наставлял на Юру ружье, но скорее всего этот поступок стал чисто импульсивным. Хотя сам факт ссоры… Не знаю, может быть, вам пригодится…
– Нам пригодится все, – веско произнес Гуров, делая какие-то пометки шариковой ручкой в своем компактном блокноте. – Что связывало Дражайского и Дибеловича, кроме охоты?
– Понятия не имею. Наверное, ничего, – ответ Угланова прозвучал без излишней уверенности в голосе. – Из всей этой компании, кроме Юры, я более или менее знаком только с Глазбергом. Да и то, как знаком? Шапочно. Приходилось несколько раз бывать у него в «Нити Ариадны», а так… Я – не игрок и, как вы уже, наверное, поняли, толком не охотник.
– А Дражайский был игрок? – вновь подключился к разговору Крячко.
Угланов посмотрел в его сторону. Что-то такое неуловимо мелькнуло в его лице, чего не могли не заметить ни Гуров, ни Крячко. Словно тень пробежала по высокому покатому лбу. Машинально Степан Степанович потянулся к лежащей на подлокотнике кресла пачке сигарет, но в последнюю секунду его рука зависла в воздухе, так и не достигнув намеченной цели.
– Ну, как вам сказать?.. – замялся начальник автоколонны. – О покойниках ведь плохо не отзываются? Верно?
– В данном случае можно, – сказал Станислав.
Угланов с явной неохотой кивнул. Теперь его взгляд устремился куда-то под ноги.
– У Юры был такой грешок. Азартен. Не всегда, конечно, но случалось.
– Карты?
– Когда как. Были и карты, и рулетка, и кости. Если он принимал на грудь лишнего, мог переключить свое внимание даже на игровые автоматы. «Однорукий бандит», или как там это называется. Я не сильно в этом разбираюсь… – Угланов вдруг понизил голос до шепота, хотя сыщики были склонны подозревать, что вряд ли кто-нибудь из посторонних горел желанием подслушать их разговор. – Не так давно, будучи не совсем в трезвом состоянии, Юра признался мне, что он задолжал Глазбергу весьма нехилую сумму денег. Что-то около полумиллиона, кажется… Александр Романович выдал ему кредит в «Нити Ариадны», но, как выяснилось, Юра оказался в итоге неплатежеспособен. Во всяком случае, такой суммы у него в наличии не было. И не предвиделось.
Гуров мгновенно напрягся, на пару секунд прекратив делать коротенькие пометки в своем блокноте. Переглянулся с напарником. Крячко многозначительно покачал головой и вновь высморкался.
– Кредит Дражайского так и остался невыплаченным? – исключительно для проформы уточнил Гуров, хотя и так догадывался, каким будет ответ Угланова.
– Ну… Насколько мне опять же таки известно, пока нет… То есть теперь уже совсем нет, выходит, – Угланов выжал из себя печальную улыбку. – Глазберг дал ему какую-то отсрочку.
– Сколько?
Угланов пожал плечами.
– Об этом вам лучше спросить у самого Александра Романовича. Я в их дела не вникал. Да и саму историю с долгом, как я уже сказал, знаю со слов самого Дражайского.
– Ясно, – Гуров снова что-то пометил у себя в блокноте. – Что по поводу Митрофанова?
– Я его не знаю. На самой охоте нам тоже не удалось толком познакомиться. Как-то не успели. Мне известно только, что у него какой-то бизнес в Иркутске. Павел и в охоте-то особенного участия не принимал. Больше налегал на спиртное. Так же, как, впрочем, и Поперечный.
