Алексей Макаров
Стройотряд
Глава третья
Грузовик тут же тронулся, а через задний борт, не прикрытый брезентом, Лёнька видел, как исчезают городские домики и чахлая растительность вдоль дороги. Постепенно начали появляться берёзовые рощи с редкими соснами, как бы говорящие, что человеческое жильё закончилось и началась тайга.
Воспоминаний о прошлой поездке в Золотую Гору у Лёньки не возникало, и он молча сидел на бортовой скамейке, крепко вцепившись в борт машины, наблюдая за извилистой дорогой и сопками, покрытыми густым лесом.
Порой машину подбрасывало на ухабах, так что приходилось постоянно амортизировать ногами, чтобы не отбить себе зад о деревянную скамейку. Эти прыжки на скамейке мужики воспринимали недовольно, иной раз и с матами, на которые Лёнька перестал обращать внимания. Здесь почти все так говорили, поэтому для него не являлось новостью, что порой из десяти сказанных слов только пара, а то и тройка, говорились по-русски.
Мужики периодически то начинали разговоры, то ехали молча. Лёнька не лез к ним со своими россказнями, а молчал, наблюдая за дорогой.
Далеко за полдень грузовик наконец-то въехал на прииск Золотая Гора и остановился перед большим деревянным домом.
То, что это контора прииска, Лёнька понял по красному флагу над крыльцом и большой табличке слева от двери, говорящей о том, что здесь находится начальство.
Остановившись перед конторой, шофёр посигналил, и через пару минут из дверей вывалился громадный небритый мужик. Видать, он находился здорово под мухой и сильно на что-то зол.
Как потом оказалось, из конторы вывалился директор прииска – высокий, бородатый и горластый мужик.
Его голос, как раскаты грома, моментально нарушил первозданную тишину, царившую на улице прииска.
– Ну и где этот папенькин сынок? – чуть ли не орал он. – А ну, быстро его ко мне. Я тебе покажу, как надо матушку уважать! Ты у меня узнаешь, как мать ценить! – а дальше шёл набор слов из великого русского языка ненормативной лексики, уточнявшие, как именно этот маменькин сынок должен уважать свою мать.
«Вот это да! – опять пронеслась мысль в Лёнькиной голове. – И тут уже все про всё знают! Что будет?..»
Выпрыгнув из кузова грузовика, Лёнька, вскинув рюкзак на плечо, подошёл к недовольному директору.
– Здравствуйте, – посмотрев в глаза директору, попытался он начать беседу. – Я Макаров…
Но тут ни о какой беседе и речи не стояло.
Директор уставился на Лёньку красными выпученными глазами и заорал:
– Да знаем мы, что ты Макаров! Чего застыл тут столбом? – и, махнув рукой на вход в контору, скомандовал: – Иди! Или тебе особое приглашение надобно?
Обходя директора за полметра, Лёнька учуял стойкий запах спиртного перегара, исходящего от того, но, осторожно обогнув препятствие, проскользнул в открытую дверь.
В комнате, в которой он оказался, хоть и были открыты все окна, но из-за полумрака и густого облака сизого табачного дыма Лёнька с трудом разглядел несколько человек, сидящих за столом.
От такого смрада, стоящего в помещении, он даже закашлялся, чем вызвал смешок у кого-то из сидящих.
– Ты смотри-ка, какой неженка к нам заявился, – раздался чей-то скептичный голос, на что кто-то из сидящих негромко хмыкнул.
Когда глаза привыкли к полумраку, Лёнька рассмотрел, что за длинным дощатым столом сидели несколько мужиков, с неподдельным интересом разглядывающие его.
Кто из них кто, Лёнька понятия не имел, да и видел он их всех на одном месте. Его интересовал единственный вопрос. Чем же всё это закончится? Почему-то серьёзность ситуации, в которой он оказался, до него ещё не доходила. У него создавалось впечатление, что всё это происходит не с ним, а в каком-то кино, которое он наблюдает со стороны.
А закончилось всё это очень быстро и банально. Бородатый директор, сев во главе стола, проорал:
– Зиновий! Вот тебе пополнение для твоего отряда.
Этим криком директор обратился к одному из сидящих за столом. Им оказался молодой парень в светло-зелёной стройотрядовской форме с несколькими значками на груди.
Зиновий с интересом смотрел на Лёньку.
От крика бородатого у него на лице не произошло никаких изменений. Наверное, бородатый частенько находился в таком состоянии и все здесь давно уже привыкли к этому.
От криков со стороны бородатого у Зиновия только взгляд заострился на Лёньке. Он встал из-за стола и, подойдя к нему и потрепав по плечу, спокойно сказал:
– Пошли в барак. Я покажу тебе твоё место, – и, уверенный в том, что Лёнька безоговорочно последует за ним, пошёл на выход из комнаты.
Подчинившись приказу своего будущего командира, Лёнька последовал за ним.
Не успели они выйти, как в правлении снова раздавались громогласные вопли бородатого. Чувствовалось, что он всерьёз долбал своих подчинённых.
Выйдя из правления, Зиновий подождал, пока Лёнька с ним поравняется, и начал разговор.
– Ты вообще представляешь, куда ты приехал? – как бы безразлично начал он.
– Да. В стройотряд я приехал, – уверенно подтвердил Лёнька.
– А что этот стройотряд от мединститута, знаешь? – продолжил Зиновий.
– Знаю, – так же подтвердил Лёнька, без всяких объяснений, что об этом он узнал только от папы два дня назад.
– И что теперь я буду твоим командиром, знаешь? – Зиновий закончил фразу, со значением посмотрев на Лёньку.
– Да понял я, понял. – Лёньку важность Зиновия начала уже раздражать.
– А так как ты всё понял, то уясни себе одно: что ты будешь работать вместе с нами и наравне со всеми нами. И поблажек я тебе никаких делать не буду, а буду только от тебя требовать работы и только работы. – И, остановившись, добавил: – А так как ты папенькин сыночек, то и спрос с тебя будет двойной. – Зиновий прямо и без стеснения смотрел Лёньке в глаза. – Потому что я здесь командир. Я здесь твой начальник, а ты обязан мне подчиняться.
Сделав такую вводную, Зиновий пошёл дальше, продолжая свою мысль, из которой Лёнька понял, что Зиновий бог и царь над всеми в отряде. А директор прииска, то есть бородатый – бог над ним. Над Зиновием. До начальства далеко, а правда всегда у Зиновия в руках. Поэтому не рыпаться, приказы не обсуждать, а подчиняться им, и, перефразируя Ленина, Зиновий добавил:
– Работать, работать и только работать. А еду и кров я тебе обеспечу. Расчёт будет по окончании работ.
Из дальнейшего инструктажа выяснилось, что отряд строит гараж, детский сад, столовую и остальное, что потребует директор. Рабочий день от подъёма до заката. А так как здесь север, то подъём и закат будет делать он сам, Зиновий.
Они дошли до барака, и, войдя в него, Зиновий указал на одну из свободных коек со свёрнутым на ней матрасом:
– Эта будет твоей. – И, выглянув из дверей на улицу, громко крикнул: – Зина!
– Чего тебе? – откуда-то издалека послышался девичий голос.
– Иди сюда! – так же громко позвал он невидимую Зину.
Вскоре в барак вошла красивая стройная девушка в белом переднике и с таким же платком на голове.
– Чего тебе? – вопросительно посмотрела она на Зиновия, искоса глянув на Лёньку.
– Он будет здесь спать, – указал Зиновий пальцем на пустую койку. – Принеси ему бельё.
– Сейчас. – Зина дёрнула плечом и, резко развернувшись, вышла из барака.
– Ладно, – осмотрев барак и заглянув под все койки, произнёс Зиновий. – Ты тут устраивайся, а я пойду, посмотрю, как там парни работают, – и вышел из барака.
Лёнька огляделся. Куда же это его занесло? Но пока ничего особенного не увидел.
Здесь, как и во всех общежитиях, рядком стояли кровати с панцирными сетками.
В комнате, где находился Лёнька, стояло с десяток аккуратно заправленных коек. Но его удивил порядок в комнате.
Полы подметены, нигде ничего лишнего не валялось, и нигде ничего не разбросано. Кровати аккуратно застелены одеялами. В изголовьях под ними на каждой кровати лежала подушка.
Роба и дождевики вывешены на общей вешалке, прибитой к стене, а личные вещи в рюкзаках лежали под кроватями.
Порядок в бараке Лёньке понравился. Он чем-то отдалённо напоминал ему кубрик в училище, к которому он уже привык за последний год обучения.
Развернув матрас на кровати, указанной ему Зиновием, он уселся в ожидании Зины.
Вскоре она появилась со стопкой постельного белья в руках.
– На, вот тебе бельё. Стелись сейчас, если хочешь, – протянула она Лёньке стопку с бельём. – Тут две простыни, наволочка и полотенце, – начала пояснять она. – Меняем бельё раз в неделю. Так что смотри, здорово не пачкай его. Нас тут, девчонок, четверо всего. За всем и так не успеваем следить. Так что будь аккуратен, пожалуйста, – мягко попросила она, пристально посмотрев Лёньке в глаза.
– Спасибо, – от такого внимания к своей персоне Лёнька неуклюже поблагодарил её, принимая бельё. – Не переживай. К порядку я приучен. Нас в училище его научили соблюдать. – Улыбнувшись, он так же откровенно посмотрел на Зину.
– Где это там у вас? – не поняла она.
– В Мурманске, – гордо произнёс Лёнька.
– Там что, тоже военные училища есть? – удивлённо посмотрела Зина на Лёньку.
– Нет, не военное, – поправил её Лёнька, – а мореходное.
– Как мореходное? – не поняла Зина. – Ты что, на моряка учишься?
– На них не учатся, – поправил её Лёнька, – а ими становятся. А я на механика учусь.
– А-а, на механика, – разочарованно протянула Зина, – а я-то думала…
– Чего ты думала? – не понял её разочарования Лёнька.
– Ничего не думала, – сама себя прервала Зина и переключилась на другую тему: – Ты кушать-то будешь? Небось с утра ничего и не ел, – заботливо посмотрела она на Лёньку.
– Точно, не ел, – подтвердил её догадку Лёнька. – Только пару пирожков утром умял.
– Ну, тогда давай, – доброжелательно продолжила она, – пошли. Я тебя покормлю.
От такого предложения Лёнька не смог отказываться, и утвердительно кивнул Зине:
– Ага, сейчас, – и, положив стопку с бельём на койку и задвинув под неё рюкзак, осмотрелся в бараке. Ему тут определённо нравилось, но, не забывая о приглашении Зины, он двинулся вслед за ней.
Зина его ждать не стала, а направилась к соседнему домику, в котором, по всей вероятности, и находилась кухня со столовой.
Войдя в домик, Лёнька огляделся. Он оказался в большой светлой комнате с двумя длинными дощатыми столами и с такими же длинными скамейками по обе стороны от них. В конце комнаты находился стол с чистой посудой и плита, на которой сейчас стояло несколько больших кастрюль.
Зина у плиты стояла не одна. Рядом с ней находились ещё две девушки, с интересом разглядывающие Лёньку.
Одна из них, высокая блондинка, после минутной паузы тут же спросила:
– Тебя как зовут-то?
– Леонидом меня зовут, – буркнул Лёнька, невольно оробевший от таких откровенных девичьих взглядов.
Что-то он отвык от женского внимания за последний год. Там, в училище, если в столовой и работали женщины, то это были дородные тётеньки, которые на курсантов вообще не обращали внимания. Для них курсанты являлись объектами, которым надо раздать приготовленное варево и проследить, чтобы эти шустрики за собой наводили порядок, да чтобы первокурсники с вечно голодными взглядами, чего-нибудь ненароком не стащили. А когда иногда по воскресеньям в училище устраивались вечера с танцами, то на них, первокурсников, девчонки вообще никакого внимания не обращали. Их больше привлекали старшекурсники. Поэтому от таких взглядов, которыми на него смотрели три симпатичные девушки, Лёньке сделалось как-то неловко.
– И откуда ты приехал? – блондинка беззастенчиво продолжила расспросы.
– Из Свободного я приехал. – Что-то Лёньке расхотелось откровенничать, думая, что таким образом он избавится от дальнейших расспросов.
Но тут он глубоко ошибался, потому что вопросы посыпались с невероятной скоростью.
– А почему Зинка говорит, что ты из Мурманска? – блондинка с хитринкой посмотрела ему в глаза.
– А потому что я там учусь, – пояснил Лёнька, в изумлении подняв брови.
На этот раз Лёнька действительно удивился. Когда это шустрая Зинка успела выдать подругам такую информацию? Ведь после её прихода на кухню прошло не больше пяти минут.
«Ну, Зина! – удивлённо подумалось Лёньке. – Вот это информатор! В ЧК бы тебя».
– Да ты не переживай особо, – успокоила его блондинка. – У нас тут о тебе уже второй день всякие разговоры идут.
– Какие разговоры? – насторожился Лёнька.
– Да всякие, – махнула рукой блондинка и, отвернувшись к плите, принялась помешивать что-то в одной из кастрюль.
– А что именно? – настаивал на ответе Лёнька.
– А тебе оно надо? – повернулась блондинка к Лёньке. – Ты чё пришёл? Отношения выяснять или кушать?
– Конечно, кушать. – Лёньке не пришлось ничего преувеличивать. Он действительно проголодался, ведь с самого утра он даже и попить толком нигде не смог.
– Вот и садись, – она указала на один из столов, – я тебе сейчас положу. Хоть немного поешь. А то видишь, какие у него глазюки голодные, – и она со смехом посмотрела на своих подруг.
Лёнька послушно сел за стол, стоявший ближе к плите, и послушно принялся ждать, когда девчонки его накормят.
Блондинка поставила перед ним железную миску с кашей и присела на скамейку, что стояла по другую сторону стола.
– Ты не обижайся, что я на тебя наехала со всякой глупостью. Но нам же, – она обвела взглядом своих подруг, – интересно знать, кто это к нам приехал. – И, ещё раз показав на своих подруг, продолжила: – Это Зина. Ты её уже знаешь. Это Катя, – она показала на стройную брюнетку. – Ленка где-то сейчас порядок наводит. А я Таня. Все мы из мединститута. Закончили первый курс, и вот сейчас все мы в стройотряде, – мило улыбнулась она. – Парни работают на стройке, а мы тут – на кухне. Так что тут у нас никаких секретов нет.
Лёнька, несмотря на Танины разговоры, уминал кашу, приготовленную с тушёнкой и после утренних пирожков и голодного дня она казалась ему изумительной на вкус.
Еда, девчонки, откровения Тани произвели должный эффект. Он расслабился и разоткровенничался.
– А я Лёня, – ещё раз представился он. – Учусь в мурманской мореходке, тоже закончил первый курс и сейчас нахожусь в отпуске. Вот, приехал к родителям. Сам я из Свободного. Там закончил школу в прошлом году.
– А чего это тебя к нам-то занесло? – прервала его излияния Таня.
Разоткровенничавшийся Лёнька уже не мог остановиться, и в том же духе продолжил:
– Приехал домой, загулял с друзьями, мама от этого сильно расстроилась, пожаловалась папе, вот он и решил меня от моих корешей сюда отправить.
– Маму он, значит, расстроил. – Девчонки разом прыснули. – Ты посмотри на этого нехорошего непослушного мальчика! – и они от души, заразительно рассмеялись, а Лёньке стало обидно от такого отношения к его рассказу, но более обидным оказалось то, что он в состоянии своей откровенности не выбирал выражений и ляпнул первое, что пришло на ум. Конечно, он зря вплёл сюда маму, но что уж тут поделаешь. Слово не воробей, его не поймаешь.
Он насуплено сидел перед пустой чашкой и уже не знал, что сказать развеселившимся девчонкам, когда к нему подошла Катя и поставила перед ним полную кружку компота.
Это как-то сгладило обстановку и Лёнька, отхлебнув из кружки, по-прежнему смотрел на веселящихся девчонок, ожидая от них очередной провокации.
– Ты не обижайся на нас, – успокоила его Катя. – Весело тут у нас. Унывать здесь не приходится. Иной раз так напашешься, что только бы до кровати добраться. Да и парням не легче. Завтра всё сам увидишь.
Её слова как-то разрядили обстановку. Девчонки перестали смеяться, сели за стол и уже мирно продолжили беседу об учёбе, о трудностях, которые пришлось всем пережить в этот первый год обучения. Обо всём том, что тревожило и Леньку, и этих смешливых девчонок.
Лёньке с трудом представлялось, что эти хохотушки когда-то станут врачами, будут лечить людей, а он сам тоже когда-то пойдёт в море, хотя рассказывал он об этом вполне серьёзно.
На что Катя как-то задумчиво произнесла:
– Хорошо, наверное, быть женой моряка. Постоянные разлуки и встречи. И если это и в самом деле любовь, то она при каждой встрече будет вновь и вновь разгораться с прежней силой.
– Да брось ты, – перебила её Таня. – Что ты знаешь о разлуках? Я вот когда своего Сашку несколько дней не вижу, то вся от тоски не нахожу себе места. А тут месяцами быть одной… Я даже и не представляю, как это может быть.
Лёнька об этой стороне морской жизни никогда не думал, поэтому задумался над словами девчонок. Точно. А как же это будет на самом деле? Сейчас он это даже и не представлял.
За столом воцарилась тишина, которую через некоторое время прервали голоса приближающихся парней.
Катя встала из-за стола и, посмотрев в окно, обернулась к девчонкам:
– Хватит, девоньки, болтать. Сейчас работяги наши придут. Кормить их готовьтесь.
Девчонки поднялись из-за стола и начали его накрывать, а Лёнька, поблагодарив за еду, пошёл к бараку.
Зайдя в барак, он увидел несколько вернувшихся с работы озадаченных и возбуждённых парней.
– Здрасьте, – негромко поздоровался он, но никто не ответил на его приветствие.
Все чего-то суетились. Началась беготня. Кто-то переодевался, кто-то побежал мыться, и на Лёньку никто не обращал внимания.
Видя, что он никому тут не интересен, он прошёл в угол, где находилась его койка, и наклонился над нею, чтобы расстелить бельё, но этого не успел сделать. Неожиданным лёгким боковым толчком в плечо его свалили на койку.
От такого провокационного удара Лёнька, потеряв равновесие, завалился на кровать, но, оттолкнувшись от неё обеими руками, обернулся, чтобы посмотреть на обидчика, и увидел своего одноклассника, Черпака.
Черпак был выше Лёньки, шире в плечах, и его удары иногда причиняли ему много неудобств на ринге. Но сейчас этот удар Черпак сделал несильно, по-дружески лишь только для того, чтобы Лёнька потерял равновесие.
Черпак, как и прежде, стоял перед Лёнькой довольный и улыбающийся, что подловил его и на этот раз. Они в школе учились в одном классе и занимались в одной секции.
Черпак, как всегда, приветливо улыбался, но вместо приветствия спросил:
– Чего это ты, Лёнь, к нам пожаловал? Или опять натворил чего?
Он протянул Лёньке руку и, крепко сжав её, рывком притянул к себе, помогая встать с кровати, затем обнял и по-дружески похлопал по плечам.
А что отвечать, когда и так, наверное, все здесь знали о причине Лёнькиного появления, потому что с интересом смотрели на встречу двух друзей и, притихнув, прислушивались к их разговору.
– Да достал я маманю своими загулами, – начал рассказывать Лёнька после того, как Черпак выпустил его из своих объятий, – вот она и пожаловалась папе. А у того, ты же сам знаешь его, разговор короткий. Труд из обезьяны сделал человека, как он говорит, вот ты и докажи, что ты человек. Теперь придётся мне это доказывать здесь, – невесело закончил он.
– Да не бзди ты горохом, у нас тут всё нормально, – с чувством превосходства начал Черпак. – Директор – злодей, но мужик справедливый. Если план выполняем, то он к нам не лезет. Зиновий тоже ничего. Бывший десантник. Он за всё перед директором в ответе. Поэтому и долбает нас по полной схеме. Наряды закрывают по-справедливому. Кормят на убой. Комары и мошкá жрут по-серьёзному. Вот от них уж точно никуда не денешься, – рассмеялся он. – Главное – не сачкуй, и всё будет нормально.
Видя, что им не дадут спокойно поговорить, они вышли на улицу, чтобы продолжить беседу.
Черпак предложил пройтись на стройку, где они только что закончили работу.
На пороге кухни стояла Зина и смотрела вслед удаляющимся парням.
– Саша! А ты что? Кушать позже будешь? – громко крикнула она.
– Потом! – Черпак махнул Зине рукой и, обернувшись к Лёньке, удивлённо вымолвил: – Чё это с Зинкой случилось? Никогда она раньше меня не звала по имени, – а потом хитро ухмыльнулся: – Кажись, она положила на тебя глаз. Мы тут только как к ней не подкатывали – ни в какую. И в институте тоже. Ни с кем она не водится из парней. Всё только учёба да учёба.
Всё это Сашка рассказывал легко, со смехом, но тут он прервался и настороженно предупредил:
– Смотри, не вздумай с ней конториться, – и, увидев, что Лёнька его не понял, разъяснил свои слова: – Сам Зиновий за ней ухлёстывает. Но ничего у него из этого пока не получается, несмотря на его авторитет, – и рассмеялся.
Так, болтая, они приближались к стройке, когда у барака раздались какие-то крики. Прислушавшись, парни поняли, что их зовут обратно.
– Что за ерунда? – недовольно бурчал Черпак. – Не дают рабочему человеку и минуты покоя. Вечно им что-то надо.
Когда они подошли к бараку, то там уже стоял Зиновий, что-то объясняя окружившим его ребятам.
– Завтра директор даёт всем бойцам выходной. – Ребята удовлетворённо загудели от такой новости, но Зиновий, повысив голос, продолжил: – Это он делает нам только из-за того, что мы студенты мединститута, – тут же пояснив: – Но отработать его придётся позднее.
– Чего это вдруг такая щедрость? – выкрикнул широкоплечий высокий парень.
– А ты что, не видел, что ли, что позавчера из тайги старатели вернулись? – повернулся к нему Зиновий.
– Видел, конечно, – ответил тот Зиновию. – Они в своём бараке, – он указал на соседний длинный дом, – уже который день своё возвращение празднуют.
– Вот-вот, – подтвердил его слова Зиновий. – Они скупили почти всю водку в магазине, а один из них дуба дал.
– Чё? Помер, что ли? – не понял кто-то из толпы.
– Во-во, – продолжил Зиновий. – Конкретного дуба. А сейчас приехал следователь с патологоанатомом, и они собираются делать вскрытие этого старателя.
– Ну и пусть делают, – это уже возмущённо встрял в разговор Черпак.
– Не может один патологоанатом с этим справиться. Просил он нас помочь ему со вскрытием. – Зиновий осмотрел лица ребят. – Да и мы не забудем, как это всё делается, – добавил он для ясности.
Кое-кто оказался недоволен полученной новостью, но в основном ребята обрадовались, что на завтра намечался выходной, что ещё раз подтвердил Зиновий:
– Поэтому на завтра рабочий день отменяется. Будем помогать следствию.
Лёнька посмотрел на недовольно бубнящего Черпака:
– Насмотрелся я на этих жмуриков. В институте что ни день, то труп. То вскрывай их, то зашивай. Теперь от них и тут нет покоя.
Но ребята в основном изъявляли желание помочь, объясняя это ещё и тем, что уж очень у них напряжённый график работы и надо бы сделать небольшой перерыв. Ведь после приезда на прииск им ещё не дали ни одного выходного дня. Работали они даже по субботам и воскресеньям. Поэтому с общего согласия, решение, чтобы завтра устроить выходной день, восприняли с одобрением.
С этим все и разошлись, а Лёнька с Черпаком зашли в столовую, где незаметно, за разговором, проглотили ужин и решили прогуляться по прииску, хотя уже темнело.
Лёнька многого не узнавал на прииске, так разрослась Золотая Гора за эти прошедшие два года.
То тут, то там виднелось много новых построек.
Черпак пояснил, что это новые дома жителей прииска Комсомольского, где уже ведётся вскрытие почвы для будущей разработки золота.
Когда совсем стемнело, они вернулись к бараку, прошли на кухню и ещё раз попросили девчонок, чтобы они хоть что-то дали им перекусить перед сном.
Черпак первым сунулся на кухню, но сразу же получил отказ от Зины, но, увидев Лёньку, та изменила своё решение и навалила им по целой миске макарон по-флотски.
Лёнька с Черпаком, перекидываясь шутками с Зиной, быстро уничтожили содержимое мисок и вернулись в барак, где уже погасили свет и большинство ребят спали. Они осторожно прокрались к своим койкам и последовали примеру большинства трудяг.
Утром Зиновий громким криком «Подъём!» поднял весь барак, а Лёнька непроизвольно подпрыгнул на койке, готовый по привычке от такой команды начать одеваться. Недаром прошли тренировки старшины их группы Преснова.
Недовольные студенты неохотно с ворчанием покидали койки, но всё-таки вразброд шли к умывальнику, расположенному недалеко от барака.
Вода оказалась очень холодной, но Черпак с присущей ему весёлостью всё равно брызнул ею на Лёньку. Тот тоже не остался в долгу, и они со смехом, обрызгав друг друга, закончили утренний туалет.
Вернувшись в барак и вытершись вафельными полотенцами, прошли к кухне, где девчонки уже приготовили гречневую кашу с тушёнкой и крепким чаем.
После завтрака Зиновий объявил, что через час бойцы должны собраться у здания правления, где их будет ждать патологоанатом.
Лёньке такое начало трудовой деятельности начинало нравиться. Надо же! Первые дни в тайге, и всё начинается с приключений.
Они подошли к правлению и Черпак познакомил Лёньку с парнями из отряда, стоящими в сторонке. Почти все ребята курили. Без сигарет стояли только Лёнька и Черпак.
Девчонки скучковались поодаль и о чём-то шептались, но дыма от сигарет из их кружка не исходило.
Вскоре подъехал грузовик с трупом, и Зиновий скомандовал занести труп в правление. Парни, подхватив носилки, погрузили в них труп и занесли внутрь, а за ними следом туда вошли и остальные ребята.
Труп лежал на столе, покрытом какой-то рогожей. В комнате, несмотря на открытые окна, чувствовалась духота, и Лёнька ощутил непонятный приторный запах. Студенты, не обращая внимания на труп, стояли полукругом у стола, потихоньку переговариваясь между собой.
Из соседней комнаты вышел невысокий мужичок в белом халате и, остановившись у трупа, окинул студентов весёлым взглядом.
– Ну что, ребятки? Приступим? – Чуть ли не радостно провозгласил он.
Но в ответ не раздалось ни звука. Мужичок посмотрел на Зиновия и обратился к нему:
– Мне нужно два помощника. – Зиновий с готовностью кивнул в ответ. – Один будет мне помогать, а другой записывать, что я надиктую.
– Кто писать будет? – Зиновий оглядел застывших в молчании студентов.
Видя, что добровольцев нет, он решил:
– Я буду ассистентом, а Катя будет писать.
– А чего это сразу я? – тут же возникла Катя.
– А у тебя самые лучшие конспекты и самый лучший почерк в нашей группе, – посмотрел на неё Зиновий. – Поэтому ты и писать будешь, – подвёл он итог своим словам, чем вызвал со стороны студентов одобрительные голоса.
– Правильно! – негромко подтвердил кто-то. – Я сам у неё не раз лекции передирал.
– Ладно уж, – недовольно согласилась Катя. – Где тетрадь?
– Да вот она, – протянул ей тетрадь патологоанатом.
Катя устроилась рядом с ним за небольшим столиком, а Зиновий, надев перчатки и белый халат, встал рядом с врачом.
Лёньке стало жутковато, когда мужичок в белом халате, взяв в руки скальпель, провёл им по человеческому телу.
Он сжался оттого, что никак не мог поверить, что вот так можно запросто взять и разрезать человеческое тело. Корову, свинью – можно. Ведь это животные. Их много раз разделывали у него на глазах, а когда Лёнька повзрослел, то и сам участвовал в разделке туш. А вот чтобы так разделать человека… У него в голове не укладывалось, как же это всё может произойти.
А произошло это очень просто и обыденно. Скальпель врача прошёлся от подбородка трупа до лобка. По помещению разнёсся обычный утробный запах внутренностей животного. Патологоанатом подрезал связки у горла и ещё где-то что-то внутри и вынул из человеческого тела, как обычный забойщик скота, горло с языком и лёгкими и поднял их над тазом.
Лёнька стоял сзади, за всеми ребятами, и только между голов впередистоящих мог видеть, что врач доставал из тела.
– А этот человек при своей жизни очень много курил, – услышал Лёнька его голос и, с интересом приподнявшись на цыпочках, старался рассмотреть, почему так решил патологоанатом.
Но, приглядевшись к тому, что находилось в руке патологоанатома, на самом деле увидел в его руках нечто странное.
Когда разделывали свинью или быка, то лёгкие у животного имели нежно-розовый цвет. Здесь же врач держал в руках какой-то осклизлый буро-коричневый кусок, который с трудом напоминал лёгкие, только что вынутые из человеческого тела. Скорее всего, это больше походило на залежалый и заветренный кусок несвежего мяса. Сверху лёгкие имели тёмно-коричневый цвет, покрытый слизью, а к низу коричневый оттенок переходил в более светлые тона. И, наконец, где-то в самом низу лёгких просматривалась небольшая розоватость.
– Он был заядлым курильщиком, – продолжал врач, – через десяток лет, а то и раньше, у него бы были проблемы с лёгкими, и он бы всё равно умер от этого, но уже в мучениях. Так что будем справедливыми, – патологоанатом, подняв глаза, осмотрел студентов, – ему сейчас очень даже повезло, что он умер от отравления алкоголем во сне, а не в муках на больничной койке. – И небрежно бросил в таз этот осклизлый кусок человеческого тела.
Лёнька заворожённо смотрел на выброшенный кусок мяса в тазу, а Зиновий, не обращая ни на что внимания, помогал патологоанатому вынимать остальные внутренности трупа, которые небрежно кидал в тот же таз, а кто-то из парней даже принялся отчерпывать кровь из тела.
Все свои действия патологоанатом сопровождал объяснениями, которые записывала Катя.
Студенты, как могли, помогали патологоанатому, а Лёнька всё никак не мог отвести взгляд от таза, где, как обычный мусор, валялись останки этого человека.
Это был результат насаженной человечеству культуры. Пьянства и курения. Лёнька никогда не задумывался, что безобидные сигареты могут сотворить с человеком такую страшную вещь. Он всегда думал, что курят многие, да и пусть курят. У ребят из его окружения и в городе, и в училище это являлось одним из признаком взрослости и независимости.
У них в школе курили только троечники и второгодники. Да к ним и относились соответственно. Куришь – значит мозгов нет. Они у тебя усохли. И на большее ты не способен. Твой удел быть троечником и неудачником. Если хочешь, то и продолжай курить дальше. Это твоё личное дело. Но если нарушишь законы, а ты их и в школе и так не соблюдал, посадят в тюрьму. А оттуда и выходят только вот такие, с такими чёрными лёгкими. И если и дальше будешь курить, то никогда не добьёшься каких-либо результатов. Ни в спорте, ни в жизни. Никогда не пробежишь за рекордное время стометровку. Не одолеешь дистанцию в десять километров на хорошей скорости. Не выдержишь даже пару раундов, а не то, чтобы обычных три. Да и в футболе сдохнешь после первых же пятнадцати минут игры.
Папа у Лёньки курил постоянно. В его карманах никогда не переводились папиросы и сигареты. Карманы в его пиджаках и плащах всегда были полны просыпанного табака. По дому везде валялись пачки папирос и спички. Мама на это не обращала внимания. Она всегда говорила, глядя на это безобразие:
– А что делать. Тогда это была такая мода. Мальчишки в то время рано становились мужчинами, кормильцами семьи. Вот и закуривали рано. Всё подражали своим бывалым отцам и фронтовикам. Ведь табак их и грел, и кормил. Их отцы прошли войну, и он помог им выжить. А вы не курите. У вас будет совсем другая жизнь. Не будет больше ни войны, ни голода. Всё будет по-другому. Счастливыми вы будете.
