Алексей Макаров
Морские истории
– Не знаю, – пожал плечами Хасан и что-то спросил у продавца.
Пожилой, прилично одетый по местной моде чёрный мужчина с проседью в волосах что-то долго объяснял Хасану. Тот его выслушал и перевёл объяснения:
– Это для того, чтобы каждый мужчина мог представить себе свою женщину в таком виде. Если хочешь, то покажи ему фотографию своей женщины, и он вырежет её лицо.
– Нет, – усмехнулся Пашинцев, – моя женщина белая, а эта чёрная. Пусть она лучше остаётся такой, какой её сделал автор.
Увидев, что статуэтка покупателю понравилась, продавец принялся её расхваливать. Это Пашинцев понял по его интонации и темпераменту, с которым тот хотел продать её.
Хасан сразу взял на себя роль покупателя и активно обсуждал цену на эту статуэтку. Вскоре они пришли к какому-то компромиссу, Хасан рассчитался с продавцом, который упаковал статуэтку в кучу местных газет и уложил её в пакет.
– Чиф, ты будешь ещё здесь что-нибудь покупать? – поинтересовался Хасан. – Ты хочешь посмотреть какой-нибудь другой сувенир?
Но Пашинцев так устал от этого бедлама, что попросил Хасана:
– Поехали в другое место. Мне надо купить подарки жене и детям.
– Зачем ехать? – удивился Хасан. – Здесь всё есть. Пошли, я тебе покажу.
И он, не выпуская руки Пашинцева, поволок его куда-то вглубь базара.
Вскоре он привёл Пашинцева к прилавкам с одеждой, где тот долго копался и, к своему удивлению, нашёл тёплый шерстяной женский кардиган. На взгляд Пашинцева, он оказался именно таким, какие сейчас носили женщины в России. Себе Пашинцев выбрал несколько рубашек и брюки, достал деньги и расплатился, а оставшиеся деньги засунул в карман брюк и застегнул на нём молнию.
Увлёкшись покупками, Пашинцев как-то потерял Хасана из вида и, застегнув молнию, осмотрелся в поисках своего «дружбана».
Но тут он неожиданно почувствовал, что сзади в спину ему воткнулась какая-то железяка. Он ещё подумал: «Вот чёрт, не могли гвоздь заколотить в своей халупе», – и попытался сделать шаг вперёд, чтобы отодвинуться от предполагаемого гвоздя.
Но это оказался не гвоздь, и сделать шаг вперёд Пашинцев не смог, потому что сзади его обхватили чьи-то руки, а тихий голос по-английски прорычал на ухо:
– Заткнись! Тихо! Давай деньги, а то зарежу, – а руки незнакомца, который воткнул Пашинцеву в спину железяку, торопливо шарили у него по карманам.
Но они все оказались застёгнутыми, и грабитель, дёргая, пытался расстегнуть молнию на том кармане, куда Пашинцев только что всунул деньги. Однако молния и в нормальном то состоянии заедала, а тут вообще заклинила, поэтому незнакомец несколько раз рывками попытался ей открыть и ослабил хватку.
Этим Пашинцев и воспользовался и что было сил заорал:
– Хасан, спасай меня!!!
Хасан в это время стоял метрах в пяти от Пашинцева, спиной к нему, что-то обсуждая с продавцом у соседнего прилавка. Услышав крик, он обернулся и кинулся к Пашинцеву.
Незнакомец с хриплым голосом, увидев несущегося Хасана, тут же отпустил Пашинцева, а тот продолжал истерично орать:
– Хасан! Спасай меня!!!
Хасан оттолкнул пару каких-то чёрных личностей, стоявших за спиной Пашинцева, и начал что-то кричать им, а те, как побитые коты, поджав хвосты, исчезли в лабиринтах базара.
– Я же говорил тебе, чиф, – Хасан уже сам накинулся на Пашинцева, – чтобы ты не уходил от меня. Я же говорил тебе, что здесь везде мафия. А ты меня не слушал!
Но теперь Пашинцев полностью услышал его, да ещё к тому же и ощутил, что по спине стекает струйка жидкости. Что это течёт не пот, Пашинцев понял сразу, поэтому в ответ крикнул своему незадачливому телохранителю:
– Всё! Хватит мне этого шопинга, вези меня обратно на судно!
Хасан, поняв состояние клиента, схватил ошалевшего от пережитого деда за руку и выволок с базара к такси, стоявшее на прежнем месте.
Какие тут сувениры и шопинг! Жара, дурманящие запахи базара, крики, вопли, суета, дороги, ямы, да ещё и железяка в спину сделали своё дело. От всего этого Пашинцев настолько обалдел, что ничего уже вокруг не замечал и пришёл в себя, только тогда, когда такси остановилось возле судового трапа.
Подхватив пакеты, он ломанулся вверх, на спасительное судно, подальше от этой «благодатной» африканской земли.
Только голос вахтенного матроса, когда дед оказался на палубе, привёл его в себя:
– Дедушка, а чего это у вас полспины в крови?
Бросив пакеты на палубу, Пашинцев скинул с себя рубашку и осмотрел её. Действительно, рубашка оказалась в подсохшей крови. Конечно, не на полспины, но крови вытекло достаточно.
– Посмотри, что там? – попросил он матроса, повернувшись к нему спиной.
Тот подошёл ко нему, потыкал пальцем в спину и поставил диагноз:
– Дырочка есть небольшая. Видать, вы где-то цепанулись или на гвоздь налетели.
– А сейчас кровь идёт? – Пашинцев попытался рукой достать место укола.
– Не-а, не идёт, только сукровица немного выступает, – констатировал матрос.
– Ну и ладно, спасибо тебе, – поблагодарил Пашинцев матроса и собрался зайти в надстройку.
Но тут ему на глаза попался Хасан. Он из сосредоточенного охранника вновь превратился в несчастного просителя и заискивающе заканючил:
– Чиф, а ты обещал мне дать ещё масла…
– Какое, на х..р, масло?! – Пашинцев уже не стал выбирать выражений по-английски. – Меня чуть там не зарезали, – он ткнул рукой в сторону берега, – а он мне про какое-то грёбаное масло!
Но вспомнив, что полностью не рассчитался за статуэтку с этим недоделанным бизнесменом, выхватил из кармана оставшиеся местные тугрики и всучил их ему.
– И чтобы я тебя больше здесь не видел, – уже орал Пашинцев на поникшего Хасана. От этих криков тот стал чуть ли не на полголовы ниже.
Почувствовав, что добился в этой ситуации какого-то результата, Пашинцев развернулся и ушёл в надстройку.
Его каюта находилась как раз напротив каюты старпома. Между их дверями расстояние составляло не более полутора шагов. Поэтому, добравшись до своей каюты, Пашинцев нос к носу столкнулся со старпомом. Увидев его, тот тут же поинтересовался:
– Говорят, что тебя порезали в городе? – И участливо посмотрел на деда.
«Господи, в каком скворечнике я нахожусь, – невольно подумалось Пашинцеву. – Здесь новости разносятся быстрее скорости света», – но спокойно ответил заботливому старпому:
– Чё панику поднимать? Посмотри сам, что там на спине.
Они прошли в каюту к стармеху, и старпом, обработав ранку, заклеил её лейкопластырем.
Через час Пашинцеву предстояло заступать на вахту, а через три часа судно вновь снялось в рейс к очередному африканскому порту.
23.09.2021
ФАНЕРА
Экипаж «Кидиры» составлял всего двенадцать человек. Ехало на приёмку судна пятнадцать, но в последний момент какой-то умник решил, что для нового судна, которому ещё и года нет, достаточно будет и двенадцати.
А так как и буфетчица, и дневальная в штатном расписании отсутствовали, то капитан приказал всему экипажу питаться в кают-компании. Так поварихе легче кормить народ решил он.
В кают-компании находилось два стола, и поэтому за одним столом сидели штурмана́ и механики, а за вторым – весь рядовой состав.
Столовую команды теперь использовали как видеосалон. Вечерами там смотрели фильмы по видеомагнитофону, а в остальное время она пустовала или использовалась как помещение для собраний, учебных занятий и разборок по всем тревогам.
Места всем хватало. Поначалу матросы как-то стеснялись такого распределения, но через пару недель эта грань стёрлась, да и все стали друг другу как-то ближе. Ведь делали одно дело. Отрабатывали контракт и обеспечивали доставку грузов из Европы в Африку.
***
После выхода из Лас-Пальмаса капитан приказал экипажу после ужина собраться в столовой команды.
Послушная команда собралась вовремя и ждала, что такого умного скажет капитан.
Но он ничего особенного так и не сказал, кроме того, что зачитал новости компании «Юником». В конце своего выступления капитан посмотрел на полузасыпающий экипаж и выдал главную новость, которую приберёг напоследок:
– Чартер просит нас сохранять фанеру, которую в портах используют как сепарацию. Он будет её использовать вторично и таким образом экономить на доставке груза.
Боцман от такого объявления чуть ли не подпрыгнул на стуле, но капитан остановил его жестом руки и продолжил объяснения:
– За каждый сэкономленный куб экипажу будет выделена определённая сумма денег, которая будет выдана тем, кто примет участие в сохранении фанеры.
Капитан перестал говорить и, ожидая реакцию экипажа, осмотрел присутствующих.
– И как это мы её будем сохранять? – первым не выдержал боцман. – Грузчики её в стропа́ закладывают, и попробуй скажи им что, так моментом или зарежут, или в трюм скинут. Это ещё те бандиты! Если что останется после выгрузки, то мы эту сепарацию за борт выкидывать не будем, а свяжем в стропа́. Пусть пользуются хоть второй, хоть десятый раз, но к этим бандюганам я под раздачу не полезу, – категорично заявил он.
Народ полностью поддержал боцмана, но капитан настаивал:
– Надо пойти навстречу компании, поэтому мне в «Юникоме» дали по этому поводу рекомендации, чтобы мы организовали тальманскую вахту. В дела грузчиков не лезли, а только вели наблюдение за выгрузкой и при выявленных нарушениях сообщали старшему стивидору, а там пусть они уже сами разбираются в своей кухне. Поэтому, – он обратился к старпому, который на время собрания спустился в столовую с мостика, – нужно составить расписание тех, кто будет наблюдать за ходом выгрузки. Особенно ночью.
– Понял, сделаем, напишем, составим, – как обычно, закивал старпом.
Народ при этом недовольно загудел, но капитан напомнил:
– В зависимости от участия и от объёма сохранённого груза каждый член экипажа получит дополнительное вознаграждение. Старпом за этим пронаблюдает. – И опять выразительно посмотрел на старпома.
– Сделаем, проконтролируем, посчитаем, – вновь согласно закивал старпом.
А так как больше выступающих и недовольных не оказалось, то капитан выдал последнюю новость:
– Это будет наш последний заход в Конакри и Банжул, а потому это нас коснётся только один раз. А по возвращении в Европу нас будет ждать замена, и мы едем домой.
От такой долгожданной новости угрюмые лица собравшихся просияли, послышались смех и весёлые шутки. Сейчас моряки были готовы на всё. Ведь это произойдёт в последний раз, а там пусть со всем этим разбирается другой экипаж, до того уже всех «достала» эта Африка…
***
А то, что в порту царил беспредел, особенно ярко показала последняя выгрузке в Конакри.
По корме у «Кидиры» стоял сухогруз с грузом риса в мешках. Район выгрузки на причале огородили цепью полицейских. Каждый строп встречала особая группа охранников, но через неё временами прорывались группки пацанов, которые специальными «царапками» разрывали мешки, и из них на причал сыпался рис. Другие подбегающие пацаны подставляли под эти струи чашки, ложки, плошки – всё, во что можно набрать высыпающийся рис. Ещё одна группка вениками сметала с причала просыпанный рис в мешки. Всё это происходило под град дубинок полицейских и их истошные вопли.
Поэтому все прекрасно знали дух жизни на причалах в Конакри.
***
Старпом составил расписание охраны фанеры и вывесил его на доске объявлений в коридоре.
Время охраны несравненной фанеры у Пашинцева приходилось на период с четырёх до восьми утра. Как раз на его вахту в машинном отделении. Но так как, кроме динамки и котла, ничего в машине не работало, то механику позволялось туда вообще не соваться.
Заниматься охраной на этот период предписывалось старпому, как вахтенному помощнику, Пашинцеву и Мише.
Недавно с Мишей в Гамбурге при посещении знаменитой Рипербан Пашинцев купил себе в одном из турецких магазинчиков «амуницию», включающую в себя полицейские пояса со всякими прибамбасами и крючками.
Пашинцева к этому поясу «присобачил» огроменный нож в кожаных ножнах, фонарик «Мэглайт» на четырёх батарейках, который можно при необходимости использовать в качестве дубинки, наручники, футляр для «воки-токи» и даже кобуру для пистолета. Зачем она там находилась, Пашинцев понятия не имел, но для общего понта он её оставил. Там же они прикупили по пачке газовых баллончиков с перцовым газом. Кроме того, нашли магазин со спортивным инвентарём, где приобрели по внушительной бейсбольной бите.
Теперь Миша в Африке у трапа нёс вахту в таком поясе, а без бейсбольной биты в руках Пашинцев его уже и не представлял.
Зачем всё это они купили? Пашинцев и сам не знал. Ну, просто так захотелось. Сыграло роль тут какое-то пацанство.
В последний заход в Конакри на выгрузку предназначалось очень много груза. Если обычно судно ставили к причалу к девяти утра и отход происходил после двадцати часов, то сейчас предстояло отстоять около полутора суток.
Так что одна из ночей выгрузки приходилась на вахту Пашинцева.
И в четыре часа утра полностью экипированный Пашинцев вышел на вахту.
Увидев его, Миша даже не сдержался:
– Ну, дедушка, теперь вся фанера наша! Ни один бандюган к нам не сунется.
Походив гоголем у трапа, стармех решил выйти на главную палубу.
Работал только один кормовой кран, поэтому Пашинцев подошёл к комингсу трюма, встал на кожуха́ ограждения труб гидравлики и перегнулся через комингс, чтобы заглянуть в трюм.
Грузчики укладывали груз на паллеты, но когда крановщик начал набивать стропа́, то попутно в строп они засунули пару листов фанеры.
Увидев такое, Пашинцев, исполнительный Вася, сразу закричал им:
– Эй! Что вы делаете?! Выньте фанеру из стропа!
Но те, не обращая внимания на крики бдительного охранника, скомандовали крановщику «вира». Тот и начал поднимать строп. Увидев это, Пашинцев кинулся к колонне крана, забежал внутрь и нажал кнопку его аварийной остановки.
Кран встал. В создавшейся тишине сразу стали слышны возмущённые крики грузчиков из трюма. Пашинцев перегнулся через комингс и вновь потребовал:
– Фанеру вынимайте, тогда дам питание на кран!
Но в ответ на его слова грузчики отреагировали иным способом. Они начали вылезать из трюма по скоб-трапам.
Как только первый из них появился из горловины трюма, он с криками кинулся на борца за справедливую выгрузку.
Пашинцев отскочил от комингса трюма на главную палубу и прокричал:
– Миша! Сюда! Убивают!!!
Хотя несущийся на него здоровущий негр в руках ничего не держал, но Пашинцеву показалось, что если он достигнет его, то точно прибьёт.
Перехватив биту в правую руку, он сделал обманный шаг влево, куда негр и кинулся, а Пашинцев огрел его справа битой по корпусу. Грузчик от удара согнулся и припал на колени, а набегавший на него другой грузчик споткнулся о него и тоже растянулся на палубе. Из рук его вывалилась какая-то железяка, которая зазвенела по палубе и закатилась под кожуха́ гидравлики.
Обстановка резко переходила в критическую фазу, так как к Пашинцеву быстро приближались ещё пара грузчиков, но тут сзади послышался рёв Мишиного голоса, который орал по-русски:
– А ну раздайся, шелупонь! Пошли вон отсюда!!! – и неслись, сопровождающие этот вопль многочисленные громогласные идиоматические выражения.
Миша оттолкнул стармеха и выскочил перед оробевшими грузчиками. Встав в боевую стойку, он приглашающе помахивал битой.
– Ну, есть желающие?! – кричал он на пятившихся грузчиков. – Кто тут у вас самый смелый?!
Тут один из грузчиков крикнул по-английски:
– Чиф, скажи своему солдату, чтобы он не трогал нас, и мы пойдём работать.
Миша без перевода понял, что сказал грузчик, и, опустив биту, уже спокойно смотрел на притихшую толпу.
– Все в трюм, – уже скомандовал Пашинцев, – тогда я включу питание на кран.
Когда грузчики уже находились в трюме, он подал питание на кран, крановщик ослабил стропа́ паллеты, и из неё вытащили злосчастные листы фанеры.
После этого инцидента до утра задержек с выгрузкой не происходило, она продолжалась в прежнем темпе. Случаев воровства фанеры больше не происходило. Пашинцев с Мишей тщательно осматривали каждый выходящий строп.
Пашинцев сдал дежурство электромеханику, который стоял вахту с восьми до двенадцати. Но после обеда, когда он вышел к трапу поглазеть на причал, самый вертлявый из проходящей группки негров окликнул его:
– Чиф! Ты на причал больше не ходи, а то мы тебе это… – И он резанул себя ребром ладони по горлу.
Вот тут Пашинцев уже и в самом деле струхнул, и моментально ретировался в надстройку.
Через пару часов произошёл отход от причала, так что неграм своё намерение осуществить не удалось, а Пашинцеву больше никогда не пришлось побывать в Конакри.
25.09.2021
«ЗАЯЦ»
Отход из Банжула произошёл поздно, а выход из него сложный и долгий. Пашинцев, конечно, из машины этого всего не видел, но судя по голосу капитана, позвонившего в машину после полуночи, чувствовалось, что он очень устал.
– Всё, свободен, Иваныч, – расслышал Пашинцев в трубку телефона, – иди отдыхай.
ЦПУ в машинном отделении отсутствовало, так что вахтенный механик нёс вахту перед консолью управления главным двигателем в наушниках и охлаждался только под потоком воздуха, дующего из раструба общей машинной вентиляции.
Хотя судно и имело класс автоматизации А-1, что означает безвахтенное обслуживание на ходу, но во время манёвров и швартовок Пашинцев с вахтенным механиком всегда находились в машинном отделении. А так как вахту несли старший механик, второй механик и электромеханик, то ему, как старшему механику, до своей вахты с четырёх утра оставалось всего несколько часов.
– Понял, – подтвердил Пашинцев приказ капитана и дополнительно пояснил: – Оставляю второго. Он проследит за вводом в режим до полного.
Повесив трубку телефона, Пашинцев подошёл ко второму механику и, приблизив голову к его наушнику, прокричал:
– Всё! Я пошёл, – и махнул рукой в сторону трапа, ведущего из машинного отделения.
Второй согласно кивнул головой и поудобнее устроился под раструбом вентилятора, продолжая наблюдение за приборами главного двигателя.
Поднявшись в каюту, Пашинцев наскоро ополоснулся в душе и завалился на койку в прохладе кондиционированного воздуха каюты.
За многие годы на флоте привычка засыпать сразу возобладала, и он моментально провалился в яму сна; но та же самая привычка заставила моментально проснуться, когда над ухом задребезжал звонок телефона. Это второй механик предупреждал его, что до начала вахты оставалось десять минут.
– Всё нормально? – поинтересовался у него Пашинцев и, получив утвердительный ответ, пробурчал: – Не жди меня. Иди спать. Я попозже приду.
Потянувшись и пару раз зевнув, он набрался сил и выбрался из кровати. Посмотрел на приборы компьютера, который говорил, что в машинном отделении полный порядок, и принялся умываться.
В машину идти не хотелось, а шпионская мысль уговорила Пашинцева не идти туда: «Да успею я ещё там пошарахаться, пойду-ка я лучше к старпому на мостик, да потрындим там с ним…». И он, вместо того чтобы спуститься в машину, поднялся на мостик.
После яркого коридорного освещения темнота мостика ненадолго ослепила его, но вскоре глаза привыкли, и он уже стал различать огоньки приборов и контуры лобовых окон мостика.
Возле центрального окна стоял старпом, и Пашинцев подошёл к нему.
– Чё, в гордом одиночестве тут кукуешь? – в шутку обратился он к старпому.
– Ага, – кивнул тот. – Миша с утра к боцману пойдёт. Порядок надо на палубе навести, – пояснил он отсутствие вахтенного матроса.
Пашинцев встал рядом со старпомом и так же, как и он, принялся смотреть в безбрежную черноту моря, где-то вдали сливающуюся с горизонтом.
Поговорили о судовых делах, последней выгрузке и предстоящей замене в Антверпене. Когда темы разговоров оказались исчерпанными, Пашинцев потянулся, расправляя затёкшую спину, и покрутил головой.
Неожиданно ему показалось, что на правом крыле мостика мелькнула какая-то тень, и он повернул голову в ту сторону, но там больше никаких теней он не увидел и озабоченно спросил старпома:
– Ты ничего не видел на крыле? – Пашинцев показал на правое крыло.
Старпом повернул голову в сторону крыла мостика, присмотрелся и, усмехнувшись, пошутил:
– А тебе, дед, черти ещё не мерещатся? Шестой месяц пошёл. Пора бы уже… – и, рассмеявшись, уже спокойно пояснил: – Кто там может быть сейчас? Спят все без задних ног. Одни мы с тобой тут торчим, как три тополя на Плющихе, – добавив с раздражением.
– Понял, – согласился с ним Пашинцев. – Пошёл я тогда в машину. Проверить кое-что надо.
– Давай, иди, – махнул ему рукой старпом и вновь уставился в сторону бака.
Пашинцев вышел с мостика и направился в машину делать обход, который полагалось сделать ещё в начале вахты.
Рейс продолжался спокойно. Прошли Канарские острова с заходом в Санта-Крус и Лас-Пальмас. До Гибралтара оставалось около двух суток. Погода баловала. Штормов не было, и только пологая волна с океанской стороны слегка раскачивала судно.
К семи часам утра Пашинцев закончил очередной обход машинного отделения и остановился у конторки, чтобы сделать записи в машинном и черновом журналах.
Неожиданно прозвенел телефонный звонок. Вернее, не звонок, а общая сирена о тревоге в машинном отделении, и только мигающая лампочка на консолях сигнализации говорила, что это не тревога, а звонит телефон.
«Что понадобилось чифу?» – невольно подумал Пашинцев, и он поднял трубку.
Несмотря на то, что он затыкал второе ухо дополнительным наушником, старпома он плохо слышал из-за шума машинного отделения, но разобрал в трубке его озадаченный голос:
– Срочно дуй на мостик! Дело есть!
– Понял, иду, – Пашинцев в недоумении пожал плечами и повесил трубку телефона.
«Что там ещё случилось? Труба, что ли, отвалилась?» – подумал он, потому что за полгода работы вместе со старпомом он никогда не слышал, чтобы тот был таким взволнованным.
Через пару минут, вывалив язык и запыхавшись, Пашинцев взобрался на мостик. Ведь ему пришлось преодолеть десять палуб, да ещё и по крутым и узким трапам.
На мостике находились старпом и боцман. Пашинцев сразу заметил, что они что-то активно обсуждали, но его приход прервал их разговор.
– Что случилось? Чего у вас тут произошло? – выдохнул Пашинцев, с трудом переводя дыхание.
Старпом кивнул на боцмана:
– Ну, рассказывай…
Боцман имел взъерошенный вид, и от событий, которые его потрясли, глаза его напоминали два блюдца. Он и так-то не отличался говорливостью, а из-под его роскошных усов, редко слышалось что-то другое, кроме виртуозного мата, но сейчас он, как распущенная пружина, разразился тем, что только что пережил:
– А я и говорю, – продолжил прерванный рассказ боцман, – заглядываю я в шлюпку, – боцман переключил своё внимание со старпома на Пашинцева, – вот так только ручку приоткрываю, – сопроводил он жестом свои действия, – и тут мне как говнищем даст в нос, что я невольно её обратно закрыл. Стою и думаю: что-то здесь не то. Потом тихонько снова её открываю, а на меня как глянет эта чёрная морда. Глазищи у неё во! – Боцман руками показал, какие у этой чёрной морды глаза. – Зубищи у неё – во! И она тянет ко мне свои длинные руки. – Боцман, ища понимания, прервал свой эмоциональный рассказ и посмотрел в глаза слушателям. – Но я тут же шкертик вытащил из кармана, перевязал ручку – и на мостик. Пока бежал сюда, врубился, что это никакой не чёрт, а какая-то негра к нам забралась.
Пашинцев, едва сдерживая смех, посмотрел на старпома:
– Так чего ты меня вызвал-то?
– Чё делать будем с негрой этой? – Старпом ждал ответа о деда.
– Чё делать, чё делать, – ехидно повторил Пашинцев. – Не за борт же негру выкидывать. Капитану докладывать. Вот чё делать. Пусть он разбирается. Буди его.
Старпом посмотрел на боцмана и отдал тому распоряжение:
– А ты, дракон, иди и охраняй свою негру, не ровён час свалит куда-нибудь. Смотри, чтобы из шлюпки он никуда не сквозанул.
– Ясно море, – подтвердил боцман, что понял старпома, и ушёл с мостика, а старпом поднял трубку телефона и вызвал на мостик мастера.
Капитан, весь взъерошенный со сна, появился через пару минут.
– Что у вас тут произошло? – недовольно накинулся он на старпома.
– «Заяц» у нас – вот что произошло… – попытался объяснить старпом.
– Какой заяц? – Ничего со сна не мог понять капитан.
– Обыкновенный «заяц», – начал объяснять старпом, – из Банжула вывезли.
– Как из Банжула? – Капитан уже возмущённо смотрел на старпома. – Почему мне не доложили? Неделя уже прошла.
Капитан долго просидел в службе мореплавания пароходства и был ещё тем буквоедом и бюрократом. Правда, за прошедшие полгода лоск клерка с него сошёл, но иногда он из него вылезал, как иголки из ежа.
– Так вот и докладываю, – по-прежнему спокойно отвечал на нервозность капитана старпом. – Сами только что узнали. Боцман с утра обнаружил его в шлюпке.
– В какой шлюпке? Где? – посыпались вопросы от капитана, но успокоившись после первого шока, он уже спокойнее приказал: – Пошли посмотрим на этого «зайца».
У шлюпки стояли боцман и его друг фиттер. Они о чём-то оживлённо беседовали.
– Открывай, – распорядился капитан, указывая боцману на шлюпку.
Боцман развязал шкертик, которым обмотал ручку двери, и, предварительно отвернувшись, приоткрыл её.
Из открывшейся двери вылетело облако такого амбре, что все стоящие непроизвольно закашлялись и отскочили от неё.
Вслед за запахом, конечно же не роз, показалась испуганная негритянская физиономия. Владельцем её оказался невысокий тщедушный парнишка, одетый в старый застиранный комбинезон. Он оказался босым. На ногах у него отсутствовали даже обычные шлёпанцы.
Негритёнок испуганно смотрел на своих освободителей и, протянув к ним руки, только повторял:
– Хелп, хелп, вотер, вотер, – показывая, что очень хочет пить.
Все присутствующие вначале уставились на него, а потом перевели взгляды на капитана, ожидая его решения, которое он тут же выдал:
– Немедленно его в душ, дать другую одежду, накормить и напоить, а я пойду звонить в контору, пусть пришлют мне инструкцию, что с ним делать.
С отвращением отвернувшись от смердящего чучела, он пошёл на мостик.
– А я к нему даже прикасаться не буду! – тут же заявил боцман старпому, который хотел ему что-то сказать. – Он там столько насрал, что неизвестно какие бациллы на нём сидят.
В ответ на его возмущение старпом молчал, а боцман, видя, что его слова не доходят до начальства, продолжил возмущаться:
– И говно его я в шлюпке убирать не буду, пусть он сам его оттуда выносит.
– Ладно тебе выступать, дракон, – махнул на недовольного боцмана старпом, – потом с уборкой разберёмся, а сейчас и в самом деле парня надо помыть и накормить.
– Понял, – уже более-менее спокойно пробурчал недовольный боцман, подошёл к парню и толкнул его ногой: – Гоу, пошли.
Но парень, увидев злого боцмана, упал на колени и в голос принялся причитать на своём языке, из которого Пашинцев разобрал только:
– Папа, мама, дай… бред ноу… – И он, чуть ли не плача и показывая в сторону моря, кричал: – Ноу, ноу, ноу.
Боцман почесал затылок.
– Похоже, он думает, что мы его хотим утопить, и хочет сказать нам, что его родители померли и у них дома хлеба нет. Чё делать-то будем? – В ожидании решения, он посмотрел на старпома.
– Чё делать, чё делать, – передразнил его старпом. – Веди его в азиатский гальюн, там и отмоем, а потом заставим его отмывать собственное говно из шлюпки.
Боцман вновь направился к парню, но при виде него тот ещё пронзительнее что-то залопотал, и у него из глаз даже выступили слёзы.
Не выдержав такого зрелища, Пашинцев отодвинул рукой боцмана, зашёл к парню со спины, поднял под мышки его тщедушное тело и как можно доброжелательнее по-английски предложил:
– Пошли, помоешься и поешь. Хлеб будешь кушать. Воду будешь пить. – И он жестами сопроводил свои слова.
Парень, как будто поняв Пашинцева, поднялся и, всё ещё рыдая, уже пошёл сам.
Боцман открыл азиатский гальюн, Пашинцев подал туда воду, открыл её из крана и показал парнишке, что ему надо делать.
Глаза у того засветились благодарностью, он кинулся к струе воды и долго пил её, а потом стал обмываться и плескаться под её струями.
Подошедший фиттер принёс откуда-то старый комбинезон, поношенные рабочие ботинки, жестами показал, чтобы парнишка отдал свой провонявший и мокрый комбинезон и переоделся.
Счастливый помытый парнишка вышел из азиатского гальюна довольный и сияющий. Он понял, что ему тут зла не сделают, и радостно смотрел на своих спасителей.
Тут уже и боцман с фиттером без всяких напоминаний подхватили его и отвели в столовую, где Вера Ивановна навалила ему целую тарелку какой-то каши.
Когда процедура мытья и кормления «зайца» закончилась, старпом подошёл к стармеху и поделился:
– А ты был прав в прошлый раз, когда увидел тень на крыле. Я тогда утром, когда вышел на крыло, увидел чёрные следы босых ног, которые вели к трубе. Я ещё подошёл к скоб-трапу и посмотрел на него. Точно помню, что белые балясины были перемазаны сажей. Но что-то не придал этому значения. Матросы с утра помыли пароход, так эти следы и пропали. – И он, осторожно посмотрев по сторонам, понизил голос: – Только смотри, мастеру о том, что мы какие-то тени видел, не брякни.
– Не волнуйся, – уверил его Пашинцев, – я сам себе не враг, зачем нам лишняя головная боль?
На том и порешили, что капитану об этом инциденте они не доложат.
Да и без того до самого прихода в Антверпен забот с этим «зайцем» у всего экипажа прибавилось выше крыши.
Капитан через пару часов принёс распоряжение из конторы, что делать с «зайцем», и озвучил его всему экипажу.
Оказывается, согласно международным правилам привлекать его к работам экипаж не имел права. Но боцман устроил такой хай, что он не будет за негрой выгребать говно, поэтому капитан парнишку отдал в распоряжение дракона. Парнишка вылизал не только шлюпку, которую загадил, но и шлюпку левого борта, а попутно азиатский гальюн и несколько других палубных кладовок, куда ещё не дошли руки боцмана. Но этого капитан не видел.
Парнишку пришлось содержать в отдельном запертом помещении, для чего ему выделили палубную тальманскую, которую закрыли на замок.
Кормили его два раза в сутки. Вера Ивановна наотрез отказалась кормить «зайца» из страха, что её этот страшный чёрный охальник снасильничает. И только когда старпом выделил ей для охраны Мишу, она готовила ему кастрюлю с какой-то бурдомагой. Скорее всего, она варила то, что не доел экипаж.
Миша открывал дверь в тальманскую, при виде него негра прятался под телогрейки, глубоко пряча под них голову. Такую реакцию «зайца» на Мишу никто не смог разгадать. Эта тайна осталась покрыта мраком. Но Пашинцев уже во Владивостоке всё-таки заставил Мишу сознаться во всех страхах негры.
Вера Ивановна заносила кастрюли, а пустые забирала. Миша же заставлял негру выносить свою парашу и мыть её, а Вере Ивановне советовал, чтобы она поменьше давала пленнику еды, а то у того едва хватает сил из-за тяжести параши перекинуть её через леера за борт.
