Алексей Лавров
Руны на шевронах

Никто не приехал в Токио и не получил там мечом по голове. Некому было подарить японцам рыбные промыслы возле своих земель, да возле чужих русские ни с кем не церемонились, что весьма осложняло судоходство. Ну, какой смысл Гардарике поддерживать мир на морских дорогах в чужих пока водах!

Японцы бы собрали флот для нападения на Порт-Артур, но не было его у Гардарики. А был защищённый расстояниями, сопками и батареями крепостных одиннадцати дюймовок «пиратский» Владивосток, откуда выходили под водительством магов на свободную охоту крейсера. И плевать им на мир, как плевать на Японию.

Гардарика как-то умудрялась всех пинать, ни с кем персонально не воюя. Они даже не предоставляют никакого иммунитета дипломатам. Некому назначить господина, кто от имени великой страны подмахнёт документик.

Каждый иностранец просто являлся заложником за тех жителей Гардарики, кто отправлялся за границу. Первым Московские власти обычно вешали так называемого посла или выдавали его княжеству, чей был пострадавший, и вешали там.

Как жестоко и коротко Гардарика мстила за своих, так же бесчувственно она относилась к чужим. Австрияки и турки соревнуются, кто больше истребит сербов? Страсти какие в этой Европе! Немцы вошли в Париж? А французы? Плачут! Ну, умора! Ничто не могло вовлечь Гардарику в Первую Мировую Войну.

Никто не смел тронуть этого спящего гиганта. Ну, чего во сне не сделаешь. Но с другой-то стороны в каждом европейском уме мерцала мыслишка – тридцать четыре княжества. Четыре королевства и царство. И ресурсы Европы не бесконечны, а Гардарика на них просто сидит.

После мировой бойни европейцы одумались, собрались в кучку под крылом Германии и «так и не победившей» Франции. Только Британия как всегда себе на уме, хотя и участвует во всех европейских программах. Ещё Америка, но там всё сложно. Конфедерация трёх союзов может оказать только моральную поддержку и немного экономическую.

Блистательную Бизантию можно не считать. После мировой бойни потеряла она Грецию, все провинции в Африке и на Аравийском полуострове. Там возникли новые государства, а метрополия просто чудом не прекратила существование. Хотя какие там чудеса – Гардарика под самый уже конец лениво подняла бровь. Значит, с той стороны не будет даже моральной поддержки.

Но ведь тридцать четыре княжества, четыре королевства и царство! Как бы только протолкнуть эту мысль русским. У них на земле никак нельзя – за пропаганду там слишком жёсткое наказание. А НКО называется на всякий случай вражеской, и участников просто убивают.

Вот у себя в Европе очень даже можно попытаться засрать мозг какому-нибудь русскому.

– Ну, вы только вдумайтесь в эти цифры, херр Крейц! Тридцать четыре княжества, четыре королевства и царство! – вещал с кушетки благообразный господин.

А Андрей его внимательно слушал и думал, что очень правильно он отослал Катю. Выживет, если не дура, а ему и всем его агентам хана. Европейцы просто обязаны кинуться на Гардарику. Уже скоро. Интересно, а наши это понимают? Готовят что-нибудь на случай большой войны?

* * *

Конечно, чтобы сделать этот невинный звонок, мне пришлось неслабо поработать. Просто не всех отпускали на Зимние каникулы, только трех самых круглых отличников. И занятия с Катей выдались не самыми сложными…

Господи! Как я её, оказывается, любил! Понял это только сейчас! Даже убрав на минимум функцию размножения, а оно совсем не ноль, как мне подумалось вначале! Вот даже на минималках её уроки стали для меня сладкой мукой и наградой.

Хотя, боюсь, что все ребята нашей группы в неё влюбились – женщин же нет, а Катя реально симпатичная, фигуристая девчонка. И нужны ведь пацанам какие-то стимулы для преодоления тягот.

Мы в группе крепко сдружились. Что ещё остаётся делать, когда спишь в одной казарме, вскакиваешь за минуты, стоишь в одном строю на зарядке или на строевых занятиях, ешь с ними за одним столом и старательно морщишь лоб на одних уроках. Лучше излучать любовь к ближнему, даже если ближний готов перегрызть тебе глотку.

Конкуренция жуткая. Ежеминутно вбивается, что мало бежать быстро – нужно бежать быстрее товарища. На каждом уроке преподаватели, даже Катя, назначает самого, на их взгляд, неактивного курсанта, и выписывают час строевой подготовки. Поэтому все всё знают, и на любой вопрос учителя лес рук.

Строевая в будни случается вместо часа из тех двух, что выделяются для самоподготовки. Катя отчего-то в лузеры через урок или два записывает меня. Несмотря на мою активность. Я даже руку перестал тянуть. Зачем, когда и так всё по предмету знаю. Всё равно, раза два-три в неделю тяну носок.

Я быстро научился во время шагистики «думать о своём». То есть не жалеть себя, не думать, какой я стану крутой и всех их в бараний рог согну – вовсе нет. Просто каждый урок задают задачи, требуется всего лишь на переменах все условия правильно запомнить и на плацу решить в уме, чтоб потом за остающийся час только красиво оформить.

И делать это нужно незаметно, с непробиваемым выражением лица – а то ж запросто угодить на «индивидуальные» занятия. То есть всё то же самое, но под особым надзором дежурного ефрейтора. До ужина.

Это дополнительное удовольствие, а основное – когда по воскресеньям всем первым курсом готовимся к очередному параду. По три часа. У ребят старших курсов парады позади, у них другие задачи. И преподаватели же отдыхают, кроме физкультурников – у них текущий график.

Зато в воскресенья нет возможности загреметь на дополнительные строевые, и на самоподготовку даётся аж три часа! И ещё целый час личного времени!

Впрочем, его тоже тратим на самоподготовку.

Как, спрашивается, обошлось без нервных срывов? А преподаватели через одного вдобавок психологи. Проницательно глядя в глаза, просят зайти в медкабинет. А оттуда одним путём – в обычную часть приходить в себя.

Ну, мы же все под присягой! В Гардарике в мирное время служба добровольная, берут как раз с шестнадцати лет. Вот отслужит парень спокойно три годика, укрепит нервы, тогда командование может направить на обучение в обычное училище. А иначе, без направления командования, в училище не попасть.

И без всякого юмора спокойно отслужит! У них же только политзанятия, физкультура и специальная подготовка, то есть без всех этих дисциплин, главное – без этой бесконечной гонки!

У нас тоже каждое утро начиналось с физкультуры. Причём, зарядку с обязательной двухкилометровой пробежкой не считаем. Вот, значит, зарядка, завтрак, потом час политзанятий и до обеда сплошная физкультура. У первого и второго курсов разом! Вот когда Мише учёба показалась адом!

Ну, задают же спарринги постоянно. Меня редко стали выбирать, могу и покалечить, а травма это комиссия и отчисление со всеми вытекающими. Так я сам выбираю Мишу или кого-нибудь из его группы. Всего-то на год меня старше, а понтов! Было. Я вот думаю, когда он сам попросится в обычную часть…

Но это всё глупости, конечно. По два часа в день мы развиваем своё тело, свой дух. Работаем с тренажерами, с манекенами, друг с другом, с инструкторами. После каждого интенсивного контакта инструкторы шлют нас на правёж – медитировать, усиливать силу духа.

Мы офицеры, обязаны быть сильнее любого солдата. Чтоб не пришлось его стрелять в ответ на пьяную ругань – такое случается в любой армии.

Мы станем офицерами, и нам только для учёбы потребуется нешуточная сила духа. А как вести людей на смерть, точно зная, что на смерть! Чтобы просто быть офицером, требуется сила духа, как у десяти солдат.

И многие из нас маги. Я всё ждал боевых заклинаний, разных фаерболлов и молний. Хорошо, что молча ждал, за меня эту глупость сморозил однокашник Федя. Инструктор смеялся!

Ну, некоторые маги обладают таким духом и разумом, что способны создать огненный шар. Только зачем он, когда у простого солдата есть винтовка и гранаты! Может, дать магу просто пистолет, и пусть он тратит силу духа и разум на что-то более эффективное?

Маг способен охватить умом картину боя и просто почувствовать усиление или ослабление противника. Он физически ощущает каждого своего бойца, его воля направляет действия отделения. Сильный маг способен чуть ли не внушать своим солдатам идеи!

И мы переходили к побоищам стенка на стенку. Часто разделяли наш поток, и ребята сами выбирали из магов командиров. Меня выбрали аж четверо самых крупных наших не-магов. Ну, своих мы не бросаем, а меня инструкторы частенько ставили против старшего курса. Большая честь, ведь кадетов второго курса намного меньше, чем первого. Часто против Миши!

Как он терпел такое – не представляю!

Зато с физкультуры строем, с песней весёлой, шли на обед, а там и нормальная учёба, которая, правда, могла закончиться плацем – но это уже мелочи.

И ведь в школе я этого точно не проходил, предметы подавались тоньше, глубже. Задачи задавались намного сложнее. Главное, что в классах мы чувствовали себя людьми. И целых два раза в неделю была Катенька!

Наверное, только из-за неё я вытянул этот полугодовой кошмар. И немного из-за сверстников – они ведь тянут! Но вот вытянул, сделали нас солдатами, и мне захотелось смеяться! Такая ерунда!

Только Катенька…

Я ни секунды не забывал, кто я и откуда. Другие преподаватели часто вспоминали её предшественницу – вот Тамара Сеймуровна в таких случаях говорила то или это. Я отметил для себя, что Катя появилась с моим поступлением.

Дополнительные занятия строевой сейчас кажутся мне полезными, но тогда-то Катя явно старалась меня озлобить, вызвать какую-то реакцию. Или обратить на себя внимание?

Потом я стал одним из трёх курсантов группы, кто удостоился провести две недели Зимних каникул дома. Остальных ждал лыжный поход – на нас однокашники смотрели просто влюблено! Многим не хватило паршивых одного-полутора баллов…

Хотя я сам заставлял себя учиться. Но придумала дополнительные занятия только Катя. Другие учителя ни о чём таком не заикались. Причём только для нас троих. Очень интересная девушка!

Мы трое на гимнастёрки, сюртуки и шинели сами пришили шевроны с эмблемой Московского Кадетского Корпуса, приклеили руны «искра» и «начало». Надели парадку, полюбовались собой в зеркало и, сетуя на то, что в корпусе разрешение на съёмку нужно подписывать у командования, двинулись к КПП.

Там предъявили предписания на двухнедельный отпуск, и пошли дружной стайкой на трамвай. По пути с особым вкусом козыряли встречным военным. Я даже посетовал в душе, что их встретилось всего двое.

На трамвае доехали до станции метро, сели в один вагон. Только Федя и Серёжа сошли раньше, им пересаживаться на другие ветки. Я сам потом менял поезда, козырял военным и предъявил предписание военному патрулю.

Можно было без всего этого обойтись, попроситься позвонить из деканата, и за мной бы приехали. Но эта сердитая тётка! И ждал бы я авто в пустой казарме, ребята все уже ушли с утра в поход.

Уж лучше так! Обрадованные и растерянные лица Авдея, Мухаммеда и Миланьи! Кстати, ничем предосудительным в моё отсутствие они не занимались.

Вот чудаки!

Но это на их совести. Я испил с дороги чаю с плюшками и позвонил Екатерине…

Глава 5

Повторюсь, затащить Катю в койку и мысли не возникало!

Ну, там, в другом мире. Здесь я боярин, должен это сделать хотя бы для конспирации. Тем более там не здесь, эта какая-то другая Катя. В любом случае, старше. Ненамного, но всё-таки.

Значит, позвонил я ей, а она такая:

– Какой боярин Большов? Ах, курсант! Ёлки! Я думала, что просто так принято, никак не ожидала звонка!

– Но ты ведь маг и не могла такое просто ляпнуть, – сухо напомнил я. – Тем более дать верные цифры.

– Ой, ты слишком много требуешь от девушки! – весело воскликнула она. – Тебе действительно больше нечего делать?

– Действительно, – сказал я честно.

– Тогда приезжай… э… к шести, – сказала она. – Только прихвати чего-нибудь к кофе. В Европе нынче Новый Год.

– Хорошо, – ответил я и повесил трубку.

Без семи минут шесть я вышел из машины у приличного подъезда. Успокоил Авдея и Мухаммеда, что сам отлично чувствую агрессию, взял тортик и приказал дожидаться меня на парковке.

Поднялся всего на второй этаж. Девочка явно не из бедных. Хотя на третий звонок открыла сама, а не домработница.

– Какой ты! – воскликнула Катерина, принимая у меня торт. – Привет! Раздевайся, проходи.

– Здравствуй, – сказал я солидно.

Неторопливо снял шапку с кокардой Сухопутных Сил Гардарики, положил на полочку и, повесив на крючок шинель, весь при параде осанисто проследовал за хозяйкой. Ну, я просто обязан носить форму. Вот выйду в отставку или получу предписание, разрешающее носить гражданку… э… ещё подумаю.

Катя тоже была такая ничего себе. Синее платье с пристойным вырезом, длинной до коленок, с белыми погончиками и белым поясом с большой фигурной пряжкой, а на миленьких ножках маленькие белые лодочки на тонком высоком каблуке.

Она провела в гостиную, где уже был сервирован кофе. Велела мне присаживаться пока к столу, а сама пошла с тортом на кухню. Вернулась, неся его на блюде уже разрезанного. Уложила нам на блюдца по куску, уселась и предложила по-английски:

– Только давай говорить на английском. Ты же заниматься пришёл.

Я покивал, пережёвывая пирожное, и спросил на преподаваемом ей языке:

– Почему у нас английский, а не немецкий? Мы ведь военные!

– И кто с такими страшными вами захочет воевать? – уточнила она насмешливо.

Я решительно взял салфетку, удалил крем с носа и важно молвил:

– Но всё-таки?

– Вам могут попасть не только немцы, а французы, поляки, итальянцы… всех не перечислишь, – весело ответила она. – Все офицеры должны знать английский. А для допроса солдат достаточно разговорника…

Короче, в тот раз не дала, да я особо не надеялся. Ну, в тот раз. Зато следующую нашу встречу назначила на завтра! Сказала, что у неё в холодильнике тортик до завтра ещё будет свежим, а мне много сладкого в один присест вредно.

Вот только о тортиках и думать небедной девочке! Другой же можно купить! Ладно, купил цветов…

Ну, торт же ещё оставался! Вот и Авдей с Мухаммедом это никак не комментировали. Купил я, значит, цветов и весь красный, но при параде, поднялся на второй этаж и позвонил ровно в шесть. Катя открыла уже в другом платье, в белом с крупными красными горошинами, и вырез чуть выразительнее.

Цветы поставили в вазу и доели тортик. Она присела уже намного ближе. Я читал английскую газету и будто случайно касался её коленки. Катя строго говорила:

– Не отвлекайся, – убирала мою ладошку, следила за строчками и поправляла моё произношение.

Ужас просто, какие глупости пишут в английских газетах!

То есть на второй день тоже не дала, хоть и надеялся я немного больше. Но всё-таки назначила новый сеанс на завтра. Оказывается, я не понимаю главного!

Нельзя относиться к врагу так… э… по-вражески. Пока для меня враг тот, на кого укажет командир, я просто пёс. Но я ведь офицер! И боярин! Для себя, для собственного уважения нельзя унижать врага. Нужно понимать врага…

Ну, думаю, ладно. Если она и в третий раз не даст! То я… я… э…

В общем, купил я торт и цветов…

И плевать, что подумали Авдей и Мухаммед!

Поднялся на второй этаж с картонкой и букетом весь красный и в парадке. На третий звонок Катя открыла в бело-зелёном платье из таких как бы треугольников, и я решительно взглянул ей в весёлые глазки!

Цветы поставили в другую вазу, ели тортик, Катя мне что-то доказывала, а я ей возражал невпопад и как бы случайно гладил коленку. Она даже не заметила, и я оборзел – сам перешёл в наступление и стал говорить на ушко, в каком виде хотел этих её врагов, обняв Катю за талию.

Тут она засмеялась, попробовала высвободится… и я её поцеловал. Просто в щёчку. Катя замерла вдруг, глядя на меня удивлёнными синими глазками, и я поцеловал её в другую щёчку. Она приоткрыла розовый ротик, видимо, что-то хотела сказать – я не вдавался, просто впился губами в эти губки.

Она не возражала, то есть ответила на поцелуй! Ну и взрослая уже девочка просто целоваться, начал её раздевать по ходу поцелуев. А она меня! И дала, конечно, прямо на диванчике. Первый раз… то есть разы почти без разговоров.

Потом ещё три дня мы сперва делали вид, что за день до этого ничего особенного не случилось, друг друга убеждали и прямо на диване переходили к этому ничего особенному. На четвёртый день Катя сразу сказала, что ей нужно со мной серьёзно поговорить.

Я налился суровостью и сделал серьёзное лицо. Она заявила, что то, что между нами происходит, для неё значит намного важнее, чем она думала вначале. И мне ведь каникул осталась сущая ерунда, после чего меня ждут полгода воздержания, созерцания её на уроках английского и сладких воспоминаний. Вот чтоб мне было, что вспомнить, Катя предлагает не маяться больше ерундой, а сразу идти в спальню. Она вот и бельё специальное одела.

Я с ней, конечно, согласился и отнёс её в спальню на руках. Только спрашивал первый раз, куда нести. Три дня мы начинали целоваться прямо в прихожей, и я нёс её сразу в кровать. Через час-полтора мы пили растворимый кофе с помятым тортиком и болтали о пустяках. Я поднимал с пола прихожей шапку с кокардой и шинель с шевроном, одевался, целовал Катю и прощался до завтра.

У меня, может, с прошлой жизни не было такого! Да и в прошлой жизни тоже…

* * *

А Мухаммед с Авдеем не просто меня дожидались в машине! То есть не только! Мне стало не хватать школьной физкультуры по утрам, так после завтрака я час проводил для них политзанятия, а потом до обеда они были мне, и тренажёрами, и манекенами, и партнёрами в спаррингах.

После обеда я принимал с докладами управляющих, но они быстро закончились, к тому же нам, кто удостоился побыть дома, много на каникулы задали. Мне стало не хватать не только физкультуры, я с упоением решал всё новые задачи. И вечером меня ждала Катя!

Было интересно за ней наблюдать, у меня тоже проявились способности. Так я себе поставил размножение и самосохранение на минимум, вот Катя потихоньку мне добавляла. Я умудрился перебрасывать её усиление на другие участки с приемлемой для меня потерей в пятьдесят процентов…

Ну, дармовое же! И жадность это плохо, ещё мама так говорила. Вот хоть и жалко до слёз её усилий, я Кате ничего не говорил, демонстрировал эффективность её воздействия. И то ж размножаться хотелось даже на минимуме, аж челюсти сводило. В шестнадцать лет это, наверное, нормально.

И вот в определённый момент, когда от Катиного воздействия у меня мозги должны расплавиться, сам я превратиться в овоща, а она находилась просто на пределе, Катерина сама не выдержала:

– Расскажи мне всё! О себе!

– Да! Я расскажу тебе всё! – ну, сначала мне требовалось довести её до оргазма и самому кончить.

– О да! Рассказывай! – застонала она.

– Всё! Я тебе… расскажу… – вот и финишная. – Уф! Ты действительно хочешь это услышать?

– Да! – заглянула она мне в глаза.

– А с чего это вдруг ты стала задавать такие вопросы боярам? – уточнил я холодно.

– Э… – попыталась она отвести глаза.

– В глаза смотреть боярину! – приказал я небрежно. Вот так. – Продолжаем разговор. Не потому ли ты стала задавать боярину вопросы, что провела против меня магическую атаку? И просто по-человечески скажи, сколько дают за растление малолетки?

– Я тебя люблю! – пролепетала Катя.

– Я тоже тебя люблю, – сказал я добрым голосом. – Так сколько?

– От пяти! – горестно воскликнула Катя. – Тебе всё равно ничего не грозило! Ты бы просто рассказал, что попаданец из другого мира…

– Это вопрос? – спросил я холодно.

– Даже если это вопрос, что это меняет?! – зло проговорила Катя.

– Многое, – так же холодно сказал я. – Я запрещаю тебе двигаться и издавать какие-либо звуки, только отвечать на мои вопросы.

Она явно напряглась… ну, корчить рожицы я ей не запрещал. Уложил повыше, поправив подушку, поцеловал её в щёчку и принялся одеваться. А она лежала на спинке голенькая и только следила за мной чудными синими глазами.

Чувствуя себя последней сволочью, я подтащил поближе стул, уселся и долго на неё смотрел, сомкнув руки в замок. Так, кажется, половое влечение к объекту ушло достаточно, можно задать первый вопрос:

– Почему ты ко мне пристала?

– По приказу моего куратора, – через силу заговорила Катя. – Его контора проследила магический обряд в Европе, благодаря которому в мир должен прийти попаданец из магически отсталой реальности. Они ошиблись, попаданец мог появиться где угодно в мире. Я должна была дать экспертное заключение, что это не ты.

– Запрещаю кому-либо отвечать на любые вопросы обо мне и самой меня спрашивать, не являюсь ли я попаданцем, – немного оборзел я. – Это ясно?

– Тебя я ни о чём не спрошу, – мрачно ответила Катерина. – Но если меня спросит мой боярин… кому я дала клятву мага! Я могу умереть от ментального противоречия!

Я пожал плечами:

– Наверное, я сильно расплачусь, но меня устроит и такой вариант. Тебе лучше больше не встречаться со своим боярином. Кстати, это не твой куратор?

– Нет, – проворчала голая девушка.

Я задумчиво посмотрел на её сиськи и спросил:

– А ведь приказ растлить меня ты выцарапала из куратора в письменном виде?

– Да, – сухо проговорила она.

– Где он? – уточнил я.

– В гостиной картина «Ваза с подсолнухами» является декорацией для тайника, – доложила Катя.

– Что с ней нужно делать, чтоб она открылась? – деловито спросил я.

– Нажать на раму справа, – сказала она без эмоций.

– Ты пока никуда не уходи, – попросил я, вставая со стула.

Она проводила меня злыми глазками. В гостиной я быстро нашёл «Вазу с подсолнухами» и нажал на раму справа. Изображение открылось на скрытых шарнирах и явило моему взору дверцу с пятью отмеченных цифрами ручками. Я раздражённо вернулся в спальню.

– Эй! Там ещё один тайник! – воскликнул я.

Катя промолчала, глядя в потолок.

– Почему ты не сказала шифр? – добавил я для убедительности.

– Потому, что я не хотела, чтоб ты его знал, – сообщила она потолку.

Это просто объект, не нужно нервничать.

– Скажи мне шифр, что заставит тайник открыться, – смог проговорить я спокойнее.

– Семь, три, восемь, два, четыре! – выкрикнула Катя.

– Легко запомнить, – прокомментировал я, выходя. – Придётся сменить.

Шифр подошёл. В тайнике были только пистолет «Парабеллум» с двумя обоймами, удостоверение, что Катерина Васильевна Стрелкова является постоянным сотрудником совета княжеств по внешней политике, а также приказ от некоего Жучирина Сергея Викторовича оной сотруднице растлить мага Большова Артёма Дмитриевича и выведать, не является ли он пришельцем из другого мира.

Я аккуратно сложил приказ и уложил его вместе с удостоверением во внутренний карман, а пистолет проверил и запихнул за пояс, уложив обоймы в боковой карман сюртука. Аккуратно закрыл тайник, покрутив ручки, но комбинацию менять не стал. Просто, зачем серьёзно запирать пустой сейф?

«Надо бы кобуру заказать для оружия», – подумал я и вернулся в спальню.

Заложив большие пальцы в карманы брюк, ещё полюбовался от дверей Катей и сказал ей небрежно:

– Вставай и оденься.

Она злобно на меня посмотрела, но рот ведь я ей открывать не разрешил. Оделась паинькой, молча.

– Иди за мной, – приказал я и направился в гостиную. Когда пришли, выдал новый приказ. – Звони куратору. К нему разрешаю обращаться, как хочешь. Если он не приедет за полчаса, вам обоим хана.

Я уселся за стол, а она послушно сняла с чёрного аппарата трубку и навертела номер. Отрывисто проговорила:

– Алё! Да, это Катя. Он сказал, что если ты не придёшь сюда за тридцать минут, нам конец. Подробности при встрече.

Она аккуратно положила трубку на рычаги и, глядя на меня, высказалась:

– Мелкий вонючий засранец!

– Кто? – выразил я холодное удивление, приподняв брови.

– Куратор, конечно, – серьёзно сказала Катя.

– А! – кивнул я. – Тогда совсем заткнись и присаживайся за стол.

Она уселась напротив, и мы воззрились друг на друга. Что-то она хотела сказать одними глазами, а я ею просто залюбовался. Катя мне продолжала жутко нравиться…

Через двадцать пять минут позвонили. Я подошёл к дверям. Чувствовался один человек, беспокойство, интерес, но не агрессия. Тоже, наверное, сканирует через дверь. Я решительно открыл и сразу отошёл назад. В прихожую проник парень в сером пальто и норковой шапке и спросил ровным тоном:

– Я уложился в полчаса?

– Да. Раздевайся, проходи.

Он со вкусом повесил вязаный мохнатый шарф, пальто и шапку. Я его пропустил вперёд.

– Садись рядом с Катей, – проговорил я, и присел напротив него.

– Вообще-то, я думал поговорить только с Катериной… – начал пришелец.

Я его прервал, обращаясь к Кате:

– Это куратор?

Она кивнула.

– Но ты больше не выполняешь его приказы? – спросил я.

Она отрицательно помотала лицом.

– Ты ведь стала моей вещью? – уточнил я.

Катя утвердительно нагнула голову.

– Какой интересный спектакль… – подал голос куратор, но я снова прервал.

– Жучирин Сергей Викторович? – улыбнулся я. – Догадался, из какого приказа я узнал твоё имя?

Я ещё не договорил, а он уже пришёл в движение. Едва я закончил, Сергей обхватил тёплую рукоять…

Только я всё равно быстрее, тем более он так предсказуем. Мой «Парабеллум», снятый с предохранителя, и с патроном в стволе уже смотрел в его лицо. Я завёл новую речь:

– Пустые руки положи перед собой… вот так. Мне плевать, чего ты там себе думаешь. Считаешь это спектаклем, да и ради всего святого. Просто учти, что Катерина отныне не служит в твоей конторе и тебе не подчиняется. Что-то случится с ней или со мной, и твой приказ попадёт в правильные руки. Это уяснил?

– Да, уяснил, – проговорил Серёжа сдавленным тоном. – Но боярин Большов! Ты же понимаешь…

– Пошёл вон, – сказал я ласково. – Любое слово или движение, что мне не понравится, и ты поймаешь несколько пуль. Ну, что замер? Встать!

Бледный Серёжа встал и под моим стволом оделся, пожелал всего хорошего и ушёл. Я вернулся в гостиную и присел за стол. Молчал ровно пять минут.

– Вставай и за мной, – сказал я Кате. В прихожей приказал. – Одевайся для прогулки.

Она сняла лодочки, натянула тёплые рейтузы и сапожки. Поверх платьишка чудную шубку, а на голову милый меховой беретик. По моему приказу она закрыла двери и спустилась на первый этаж. Мы прошли немного до парковки…

Авдей и Мухаммед не спали, но не заметили никаких машин у подъезда. Ну, ничего другого от куратора я не ожидал. Приказал Кате устраиваться рядом со мной, мои охранники никак не отреагировали.

Дома Миланья вела себя, словно Кати у меня стадами по квартире бродят. Без эмоций накрыла нам ужин и свечки зажгла.

– Ешь, – приказал я.

Катерина охотно меня послушала…

В спальне ей уже сказал:

– Отмена всех приказов. Пистолет, удостоверение и записка этого козла у меня в сюртуке.

– А я могу тебя спросить о той вещи, боярин? – уточнила Катя.

Я аккуратно повесил сюртук на спинку стула и обернулся к ней, тяжко вздохнув. Начинается! Катя положила ладошки мне на плечи и, заглянув мне в глаза, спросила тихонько:

– Ты, правда, меня любишь?

– Правда, – сказал я печально.

Она внезапно толкнула меня но койку и упала рядом, весело воскликнув:

– Меня любит боярин! Самый могущественный маг! Ему всего шестнадцать, и я его вещь! Вот это класс!

В принципе я с ней соглашался и стремился соответствовать. Мало ли, что это сегодня уже было – первые разы не считаются. Главное, то, что делается по любви…

– А ты меня, правда, любишь? – уточнила Катя, прильнув к моей руке. – А то ж это могут назвать неравным браком… или ты не думаешь на мне жениться?

Я припал к её губкам. Нет! А на что я ещё надеялся?!

* * *

Катю можно понять – дипломатические службы всех стран испытывали серьёзные затруднения. Особенно это касалось Японии. Японцы многое хотели сказать представителям Восточного Царства, но не могли даже объявить ему войну – Восточное Царство просто не поддерживало никаких отношений с Японией.

Вот с Китаем или Правительством Кореи в изгнании у Царства были самые тесные отношения, Правительство Кореи собственно находилось на их территории, а с японцами они говорить не хотели. Ни о чём.

Вынужденно Япония заключала договоры с Московским княжеством, до которого по прямой десять тысяч километров! Но оно входило в совет княжеств, королевств и царства Гардарики по внешним сношениям и занимало там пост вечного председателя с согласия всех княжеств, королевств и царства. Потому японцам приходилось обруливать Азию и кусок Европы, потом ехать в запломбированном вагоне через южные княжества, чтобы добраться до Москвы.

Затем подавать в совет заявку и ждать, когда пришлют приглашение. Если за это время всех японцев не выдадут тому же Восточному Царству по основополагающему договору Княжеств, Королевств и Царства и не повесят там, можно прийти и высказать суть претензий:

Императорскую Японию весьма огорчает дикость Восточного Царства и его неразборчивость в выборе друзей. Ладно, не хотят они японских друзей – их выбор. Но хотя бы установить дипломатические отношения и подписать договор о ненападении они могут? Сколько ещё будет пылиться в их канцелярии проект соглашения! И ни одного ведь замечания с их стороны – они его, вообще, читали?!

Корабли Царства такие-то потопили подлодки, эсминцы и даже крейсеры японцев такие-то, а так же захватили или потопили такие-то японские транспорты! Это недопустимо в отношениях просвещённых народов! Такое ставит народы на грань войны! Кстати, нельзя ли узнать о судьбе экипажей?

Партия тяжёлого оружия с территории Царства снова проследовала в Китай! Япония всё видит и фиксирует! Пусть Восточному Царству сейчас недовольство Японии безразлично, но ведь когда-нибудь ему придётся подписать с Японией мирный договор – тогда-то японцы припомнят всё!

И тут у японцев накопилась тысяча пленных русских наёмников. С ними обращаются согласно всем конвенциям, ситуацию проверяют непосредственно на месте чуть ли не круглосуточно сотрудники Красного Креста! Вот нельзя ли сменять оных наёмников на экипажи, указанные в первом пункте?

Бумагу с изложением проблем принимал клерк невозмутимого облика и обещал передать всё представителям Восточного Царства, а сейчас просил не задерживать, а то за японцами заняли довольно много народу. Японцы церемонно кланялись и отбывали к себе пить зелёный чай.

Не! Пленных обменяют через третьи страны! А в остальном… э… поможет только чай.

Смирив немного самурайский дух, японцы признавали за русскими некоторую правоту. Их не обманывали все эти княжества и царства, имеют они дело именно с русскими.

Так вот русские также хорошо понимали японцев, знали, что на их пути к Великой Азии бесполезны какие-то разговоры. После японских десантов в Китае и Корее они просто повесили всех…

Мать их так! Эти выродки повесили просто всех японцев, кто случился тогда в Восточном Царстве! И Япония не могла им ответить тем же, иначе они бы повесили всех, кто случился в Гардарике, и у Императора не было бы даже столь хлопотного и долгого пути сношения с этими варварами.