Алексей Лавров
Руны на шевронах
Глава 2
Всё-таки у меня среди прочего случилась ретроградная амнезия. Стёрлось всё до избиения в туалете, но, как и положено, только двоиться перестало, так и быстро припомнилось. Особенно когда Олежкин папа не пришёл…
То есть он уже приходил, говорил, что положено, потом сам Олег очень искренне извинялся. Я принял извинения и предложение его отца – что мне оставалось-то ещё! Сказал следователю, что не было ничего или я ничего не помню.
За две недели меня вылечили, и я принялся навёрстывать пропущенное за время болезни. Забавно, что льготники меня заметили, даже давали списать конспекты, но общение с другими студентами ограничилось дежурными приветами. Да я ни к кому и не лез.
Дожил так до осенних коллоквиумов, когда надо было сдавать первую часть задач. Когда я у доски опроверг «минусы» преподавателя в индивидуальном задании, как он ни пытался посадить меня на место, на мою скромную персону обратила внимание Катя Самая Главная.
Вот так всё с большущей буквы! А кто хотя бы в букве с Катей не согласен и имеет смелость заявлять об этом вслух – мир его праху. Я и не спорил. Раз Катя сказала, что есть во мне что-то, думаю – ну, пусть себе будет.
Преподы меня не минусовали, хотя решать я стал вдвое больше – за себя и немножко за Катю. Лабораторные работы делал за двоих тоже я, но раньше ведь исполнял просто в одну шею.
Она просто не всё так же быстро понимала, ей некому было объяснить. Или Катя стеснялась спрашивать. А меня чего стесняться? И так за счастье всегда было чего-нибудь порешать зубодробительного.
Затащить её в койку даже не пытался, хотя влюбился в неё жутко. Ну, кто я, и кто она! Сам понимал, что трачу молодость на миражи, и ничего не мог с собой поделать. А она игралась со мной, как с куклой.
Таскала по бутикам, приодела. Потом я в клубах с ней всегда танцевал и вёз домой, как непьющий дежурный ухажёр. Она давала мне деньги на такси, чтоб добрался до общаги уже под утро…
С этого всё и началось! В смысле водить меня дед научил, когда ноги стали до педалей доставать. Подменял его частенько, у старого с возрастом то спина, то давление. Оно у нас запросто, когда полгорода, включая ГАИ, родственники.
Так что ничего такого в том, чтобы втыкать передачи «на слух», я не видел. А Катя радовалась:
– Давай того обгоним! А теперь этого!
Ну и докатился до гонок без правил. А куда б я делся, коли её величеству припёрло! Поупирался для порядку, но сдался всё-таки. Платила ведь Катя. Мне половину выигрыша или просто ничего, если проиграю…
Господи! Я впервые в жизни держал пятьсот долларов!
Первая гонка из одолжения. Второй раз уже спокойней. На третий раз сам шутливо спросил Катю…
Независимый стал, крутой! Маме послал тысячу баксов с барского плеча – она так благодарила! Им в маленьком городке много не нужно. Снял комнатку, хотя из общаги съезжать не спешил. Откладывал на гоночное авто, если Катя ко мне охладеет.
Зима выдалась бесснежной. После экзаменов и Нового года в …дцатой гонке просто выстрелил задний правый баллон. Хорошо, что задний – не кувыркался. И правый – потащило к отбойнику, а не на встречку. Я никогда не пристёгивался и на скорости под двести просто вышел…
И понял тут, что никогда не увижу Катю…
Снится какая-то смазливая малолетка в белом сарафане! Без переднего зуба! И доктор этот несёт, не понять что!
Вообще, можно понять, только зачем? Я, оказывается, просто умер. И никогда не увижу Катю…
Господи, что ж голова-то снова так болит!
* * *
Заметил систему – чем больше себя жалею, тем больше болит голова. К тому же если что-то болит, какое умер? Сказано ведь кем-то из мудрых, что жизнь – это боль. Ну и получаем ту же головную боль, только наоборот – живой я.
Простая логика, которая моё всё. Следуя ей, родимой, убедился, что живой, теперь подумаем, кто такой «я». Вот Манечка меня давеча перевязывала и обтирала, так хоть режьте – не моё это тело! Какое-то маленькое! Ну, не совсем прямо мелкое, но точно меньше моего!
Спрашивать у медперсонала зеркало я не стал. Вообще, молчал, чтобы не давать потенциальному противнику лишней пищи для размышлений. А что противник лишь пока потенциальный, для меня аксиома. Уж так воспитан.
Кстати, о воспитании. Катенька рассказывала мне о попаданцах и разных мирах, её веселило, что сам я такой литературы не читал. Забавляло девушку, что из гаджетов в классе долго только у меня был персональный компьютер!
Так вот себя попаданцем в чужое тело я считать не мог! Ну, не могут написать что-нибудь умное сочинители этакой мути!
Но факты…
Подошёл с другого боку. Пофиг я, сосредоточился на том, куда меня занесло. Вот некоторые учёные ломают голову, как установить контакт с другим разумом. Кто им сказал, что оно разумное? По каким признакам они это поняли?
Я начал с поисков иной разумности в собственном теле. Для начала принял вводную, что оно не моё…
Странно, но голова стала болеть меньше и как-то иначе – я будто ощутил неродные области мозга, знакомился с ними. Они тоже приняли моё существование и всё больше сдруживались со мной.
Ёлки! Как, оказывается, больно и грустно умирать! Того мальчишку я увидел во сне. Всего пятнадцать лет. Скоро будет шестнадцать, а осенью его отправят в кадетский корпус при Академии Генштаба Московского княжества. Должны были отправить.
Общался с Артёмом во снах. На мою удачу, его звали также. Он погиб, мне достался его растущий, хоть и немного поврежденный организм. Буду надеяться, что его душа нашла хороший приют…
Но всё равно даже организму легче умереть, чем менять хозяина, потому наша притирка шла так долго. Он свыкался с мыслью, что отныне всем в нём заправляю я и расставляю мебель по своему вкусу. А я привыкал к идее, что я чёртов попаданец!
Так сначала во снах я увидел Артёма, его старшего брата Григория, его папу и маму. Его любовь Танечку Сокольникову, что была его одноклассницей. Как его учили читать, как брат уговаривал его не бояться и спрыгнуть с ветки старой ирги, куда он сдуру залез в девять лет…
И как всё кончилось. Ехали всем семейством из загородного имения – отца неожиданно вызвали из отпуска. Папа велел сыновьям пристегнуться, хоть и ехали они сзади. Григорий честно выполнил папино приказание, но и Артёма не стал сдавать – тот просто из вредности лишь накинул ремень. Ехали по великокняжеской трассе, когда отец вдруг закричал:
– Тормоза! Что с тормозами! – и направил машину тормозить об бетонный отбойник.
Что-то в его голосе заставило Артёма открыть дверцу и выйти на скорости в сто шестьдесят километров. Его подбросило на дороге, последнее, что он запомнил – их седан врезается в бетон, летят искры, но внезапно уходит с трассы, порвав красную ленточку.
«Реконструкция», – успел подумать Тёма, и наступила темнота.
В целом общие знания я от организма получил и понял, что пора прекращать играть в молчанку.
– Ещё, – сказал я Манечке, возвращая пустую тарелку.
– Не надо! – молвил я, когда она вновь пришла с пиявками.
Манечка, конечно, доложила доктору о моей речевой активности, и я вскоре отвечал на его вопросы, а он, сидя перед моей кроватью на стульчике, аккуратно записывал ответы.
– ФИО?
– Большов Артём Дмитриевич.
– Какой сейчас год?
– Семь тысяч четыреста сорок третий…
* * *
И вовсе я не в будущее попал! Что поделать, если теперь 7443-й год, только не от Рождества Христова, а с Сотворения мира. Точнее 2-е серпня 7443. Ещё хорошо, что названия и длительность наших месяцев соответствуют европейским, только отстают на две недели. Вот раньше с восемью древнерусскими месяцами было мороки! Только в этом да ещё с переходом с девятидневной на семидневную неделю наши славные предки смогли пойти на компромисс…
Вот так весело жить в стране настоящей демократии! Не было в истории России… тьфу ты! То есть в истории Гардарики правителя, который мог просто приказать. Вернее, правителей в каждом из её тридцати четырёх княжеств и связанных договорами четырёх королевств и одного царства хватало, приказывать они могли что угодно. Только кто их приказы будет исполнять в других землях?
«Замечательно»! – скажете вы. – «Я буду таким правителем»!
И станете в ряд тех, кто ошибался так же. Началось всё с одного Великого Кай-ёвского князя и сына его с новоградским ополчением, кто захотел жителей другого княжества… Труевского, кажется, научить жизни. В результате сынок Великого князя погиб в сече, папа его долгие лета платил дань, а княжества древней Руси все сплошь стали удельными. Князь просто перестал быть Великим.
Папа с сыном научили княжества, что укорот можно сделать любому, если правильно выбирать друзей. Все бросились дружить с князьями Труева и печенегами. Но ведь их могущество не навсегда, кто-то может стать круче – подружились княжества и между собой на всякий случай.
Приходили в Гардарику православные священники, католические и протестантские. Прибывали всех видов мусульманские миссионеры. Ходили по городам и весям буддисты со своей проповедью. Даже евреи заявились со своим богом!
Все они находили паству и всем давали землю под строительство храмов. Все конфессии создавали строгую иерархическую структуру и пытались пролезть во власть. Но власти каждого княжества знали, что они принадлежат Гардарике, пока на Великом месте перед идолищем Перуна ли, Даждьбога ли, Велеса… всех и не упомнить. Вот пока перед идолом одного из родных богов курится жертвенный огонь.
Можно обойтись и без идолов или вообще не иметь Великого места. Короли Норвегии, например, из протестантского собора идут вешать козлёнка в священной роще Одина. Но их связывают с Гардарикой договоры, от которых короли просто не могут отказаться, поэтому они считаются частью Гардарики условно.
Спросите, а как же Монголо-татарское иго? А не было его. Отчего-то не было даже отражения страшного нашествия. Пошли печенеги с новгородцами на восток…
Ну, тем и другим больше остальных на месте не сиделось.
Вот пошли, значит, на восток древние исследователи, так всех там нашли – и башкир, и татар, и половцев. А калмыки и ногайцы сами позже нарисовались. Но вот кого-то, кто хотя бы самоназванием походил на известных монголов, нашли ближе к 18-му веку аж черт знает как далеко от Москвы. И никто, кроме Артёма из другого мира, этому факту не удивлялся.
Кстати, до начала 19-го века всё, что восточнее Уральских гор, считалось общей землёй Гардарики, и управлялось законами княжества, чья была концессия. Но ведь потребовались договоры с Китаем и Японией, а для их заключения нехилая вооружённая сила. Потому собрались все заинтересованные княжества и учредили Восточное Царство.
Хотели назваться Восточным Русским Царством, да слишком много было народу от татарских и печенежских княжеств. И так ясно, что русское, любого татарина или печенега спроси – ответят, что русские. А царство сделали потому, что формально для княжества народу маловато, а, по сути, есть уже шесть нерусских княжеств в Гардарике – вот и хватит. И не называться же им королевством, как каким-то нерусям!
Вот королевств всего четыре – Молдавское, Датское, Шведское и Норвежское. Потому Артём знает, что 20-й век на дворе. Не ведали мудрые предки, что и у веков должен быть номер, потому в Гардарике считали столетия по-европейски. И с месяцем своего рождения я встретил затруднения. Ну, нет в нынешнем русском языке слова «август»! И другие месяцы называются иначе!
А как оно выглядит по-европейски, Тёма хорошо знает. Папа считал, что будущему боярину нужно читать европейские газеты в оригинале. Вот дата его шестнадцатилетия, например, смотрелась во всех просвещённых столицах: 28. 08. 1939.
В моём мире год начала Второй Мировой Войны, два года до Великой Отечественной…
Тёма бы рассмеялся мне в лицо, если б мог. Он считал конфликт просто невозможным. Как ни пытались втянуть Гардарику в войну, получали только шиш с маслом. Австрияки с Бизантией истребили почти всех сербов, немцы взяли Париж – Гардарика осталась недвижима. И теперь у неё достаточно оружия…
Я понял, что ничего не понимаю! Впрочем, не все структуры своего мозга я ещё прощупал, а что прощупал, не совсем мне нравится. На логику у меня всего полтора процента! Не знаю, может, в прошлой жизни у меня было не больше. Вот и полез в гонки, придурок! Нет, нам в новой с Тёмой жизни этого совершенно недостаточно. Только откуда бы снять лишние мощности…
* * *
В одной из Берлинских богатых квартир прозвенел звонок. Милая горничная в чепце и переднике поверх синенького платьица в белую горошину открыла двери. У порога стояла Кэт только в бежевом костюме и элегантной шляпке из синего бархата.
– Я к доктору Крейцу, у меня назначено, – сказала она на безупречном немецком даже с берлинским выговором, протянув визитку.
– Вам придётся обождать, прошу за мной в гостиную, – проговорила горничная, принимая картонку и уступив Кэт дорогу.
Девушка в чепце и переднике закрыла за Кэт двери и провела её коридором в уютно убранную гостиную.
– Располагайтесь, – указала горничная на диванчики чёрной кожи. – Вас позовут.
Кэт, как королева уселась на диван у столика и взяла яркий журнал, а горничная ушла через те же двери. Спустя пять минут девушка снова вошла в гостиную и молвила, указав на двери в кабинет:
– Проходите, пожалуйста.
Кэт лениво бросила на журнальный столик глянец, поднялась и прошла в двери с непередаваемой грацией. Только за ней закрылась створка, она повернулась к поджарому, тонконосому немцу и капризно сказала по-русски:
– Вот не можешь ты без понтов!
– Конспирация, – ответил немец. – Привет. Проходи, присаживайся.
Кэт подошла к креслу для посетителей, устроилась в нём, закинув ногу на ногу, и молвила:
– И тебе привет, боярин.
– Рассказывай, – сухо приказал тот.
– Тебя интересует только конференция? – уточнила девушка. – Или прям всё рассказывать?
– Начни с конференции, – уклончиво сказал немец.
– Ладно, – пожала плечиками Кэт. – Проверила это сборище по дороге, как ты просил. На саму конференцию не пошла, пообщалась с источником. Источник британец, сам присутствовал на церемонии после докладов. По его словам, у Штанмайера ничего не вышло, как ты и предполагал. Теорема Лобачевского-Кирхгофа в данных условиях неприменима…
– Её условия оценочны, – мягко возразил херр. – Заклинание сработало?
– Ну, мистер сказал, что руны светились, – лениво ответила Кэт.
– Теперь они по всему миру будут искать и проверять возможных кандидатов на перенос, – задумчиво молвил мужчина.
– Пусть ищут, – пожала плечиками девушка. – Эти хитрые немцы ведь все нам известны.
– По всему миру кроме… – ещё задумчивей проговорил немец и вдруг расцвёл улыбкой. – Катя! Ты нуждаешься в отдыхе!
– Да не устала, вроде, – настороженно проговорила она.
– Не спорь, начальству виднее! – с невероятной заботливостью сказал немец. – Ты немедленно эвакуируешься в Московское княжество.
– Но мне нужно хотя бы сдать дела! – успела возразить Кэт.
– Спать, – приказал мужчина.
Катерина обмякла в кресле. Херр снял трубку телефонного аппарата и заговорил по-немецки:
– Марта! Срочно автомобиль и санитаров из клиники. Пациентке стало плохо.
* * *
Голова почти не кружилась, я начал вставать с кровати вначале в туалет, а потом в баню и, наконец, вовсю разгуливал в госпитальном парке в сопровождении дюжих санитаров. Думали они, что лучше бы я лежал…
А может, совсем не умели думать – не отвечали даже на мои приветы – только пустыми глазами ощупывали окрестности. Да бог бы с ними, у меня всегда было о чём с собой поговорить.
Шёл я неспешно по аллеям меж раскидистых деревьев и сам себе не уставал поражаться. Вот вам-то как кажется, просто вселиться в иное тело? Ах, вы ещё не пробовали! А я пробовал???
Вот и болела жутко голова, а организм просто не хотел ей подчиняться – вдруг это чья-нибудь посторонняя голова!
Но постепенно мозги стали признавать некоторую мою легитимность, и тело начало меня слушаться. Как раз ноги и рёбра поджили достаточно, чтоб я смог ковылять. Значит, иду, с себя поражаюсь и сам с собой разговариваю.
Вот взять, к примеру, перенос меня. Первый вопрос – какая часть меня умудрилась, несмотря на боль, зацепиться за умирающие ткани? Сто процентов? Восемьдесят? Или сорок пять?
Кстати, боль можно считать первым положительным фактором, она не позволила мозгу тихо умереть. Вторым таким фактором можно считать волю. Именно моя воля является ядром меня, дублируется, как вирус, в каждой области мозга. Вызывая, между прочим, боль.
С волей ничего не поделать, она просто есть, как есть пока боль – это нужно перетерпеть или привыкнуть. Но как же насчёт всего остального? Вот те же алгебраические, геометрические и шахматные задачки, что я решал!
Начал вспоминать их, когда ещё не мог ходить, и быстро убедился, что забыл больше половины. То есть начало помню, а дальше середины уже не. Точно не сто процентов.
Хорошо, что организм отнёсся к моим умствованиям положительно – напрягался и почти не болел. Пользуясь его таким отношением, я запретил себе записывать решения на бумаге и разыгрывать этюды на натуральных шахматах – они нашлись в этом мире и пользовались большой любовью среди выздоравливающих. Так вот каждая задача должна быть решена и аккуратно уложена только в моей голове.
Вот гулял себе, вспоминал и решал задачи, и понял вдруг, что боль в голове – это просто непонятое ещё ощущение областей мозга. Быстро нащупал речевой и двигательный центры. Следующим шагом нашёл раздел мелкой моторики и выпросил у доктора карандаш и тетрадь – стал вести дневник.
Не отвлекаясь от решения задач, вышел-таки сам на себя. Моё «я», моя воля подчиняло себе всё. В том числе раздел запоминания и логики. Ну, живой мозг думает и запоминает одновременно, зависит от уровня энергии, направленной на конкретные участки.
Решать задачи стал заметно быстрее, хотя радости мне это почти не принесло – форсировал же через боль. Тогда и определил, что на логику могу выделить, самое большее, полтора процентика. Если больше, есть вероятность потерять сознание.
В первую очередь подумал, откуда бы снять мощностей. С себя любимого, со своей воли снимать просто рука не подымалась. Снимать с движения, быть косоруким инвалидом тем более не хотелось.
Ну, довёл до минимума функцию самосохранения и размножения – они, оказывается, связаны. Катя и Танечка перестали сниться, и куда-то ушёл весь страх, но и всё на этом. То есть на логику я мог пустить один и шесть десятых мощности!
Что ещё оставалось делать! Только медитировать! Постигать Дзен, его мать!
Нашлась у Тёмы такая функция. Показалась забавной и полезной – надо же как-то отдыхать от боли. Самое полезное, что таким образом я беру у пространства энергию и даже могу увеличить её запас.
Вот уселся я медитировать, успокоился, а Тёмин организм мне и говорит…
То есть, когда провёл часик в максимальном для себя состоянии покоя, стало мне понятно, что моя функция ощущения зон мозга и распределения сил – просто невообразимая хрень! Об этом нужно молчать, особенно магам о ней не нужно знать.
Но бог с ней, моей уникальностью – ещё будет время в этом разобраться. Обнаружились просто неотложные вещи – этим миром правит магия!
Не поняли? Ещё раз:
Этим миром правит магия! Магия, твою крапину мать!
Если что я тоже охренел.
Так вот охреневшему мне открылось, чем обычный человек отличается от мага. У обычного человека даже преимущества! Он всю волю, всю логику, всю энергию или дух расходует только для себя. Маг же, чем сильнее, тем большую часть себя проецирует в астрал или истинное пространство. И тем подчиняет своей воле живых существ или даже события.
Тёма был растущим магом – я, наконец, уяснил причины львиной доли моих болей. По привычке обычного человека старался всё захапать себе, а нужно наоборот – взял у мира рубль, отдай два. Просто отдай, ни на что не надеясь. Тогда мир даст тебе три рубля, а ты вернёшь четыре. Когда-нибудь это закончится…
У Тёмы в голове нашёлся замечательный пример, на который он готов был молиться. Пушкин Александр Сергеевич. Великий маг Новгорода, великий поэт. Убит на дуэли другим магом – характером обладал вздорным…
Вообще, в своём княжестве дуэли как бы нежелательны, но если нарывается маг из другого княжества, так дуэльный кодекс неумолим. Я подумал, что просто однофамилец, но в Тёминой памяти нашлись и стихи – уж их-то я не мог спутать.
Вот тогда-то и стал я понимать устройство Гардарики. Оно кажется нежизнеспособным лишь обычному человеку, для мага же просто лучше не придумать. Если есть маги, как Пушкин, кто служат своему народу – тогда всё становится понятным.
Почему когда-то давно войско под руководством магов разгромило обычного противника, пусть он имел подавляющее численное превосходство. Кого стали искать удельные князья, чтобы остаться удельными, и чьи кланы со временем стали всем в княжествах заправлять. Это же объясняет причины, почему эти неглупые люди так легко сговорились.
Гардарику пронзают шоссейные и железные дороги, и управляет там всем совет княжеств. В Гардарике действуют крупные концерны, Гардарика обладает мощной промышленностью, и управляет ей другой совет княжеств во взаимодействии с первым. У Гардарики могучие флоты, оснащаются они, вроде как, вскладчину, но самыми лучшими, крупными кораблями, и заправляет всем совет княжеств во взаимодействии с первыми двумя…
Да трудно найти область, где бы не было своего совета! Даже леса высаживаются и охраняются не просто так, а согласно общему плану. И каждое княжество или царство остаётся очень сильным. У советов всегда есть, где брать кадры.
В результате имеем то же правительство с теми же министерствами, только ни одна копейка не уходит налево, лишних людей нет, и они всё могут. Маги не принимают извинений у магов.
Но есть один жирный минус – этим людям некому что-либо приказать. Какой Григорианский календарь, когда и так всё работает? Какая Аляска, зачем? Какой китайский поход, на кой? Просится Грузия в состав? А это где?
Это самая миролюбивая страна. Или самая ленивая. Ни копейки, ни солдата на непонятные даже магам вещи. Ну, а мнение не-магов большого значения не имеет – им маги всё объясняют очень понятно и доходчиво.
Другое дело Европейские страны, Блистательная Бизантия, всё-таки принявшая турок и ислам, или могучий Китай и энергичная Япония. Там тепло. Там тоже есть маги, но они не являются властью, как в Гардарике, они власти служат и друг друга давят, чтобы на власть влиять.
От них Гардарике одно беспокойство! Хоть ту же Польшу взять – по три-четыре раза за столетие приходится урезонивать…
В целом мне не очень нравилась Гардарика. Ну, воспитан так – сам без порток, но «в Гренаде крестьянам землю отдай». А тут куркули и попросту фашисты!
Но ведь Родину не выбирают. Пусть в том мире она звалась Россия, а в этом Гардарика, княжество Московское. Я молодой боярин и маг. Можно сказать, рыцарь. Мой выбор однозначен.
* * *
Вот всегда так в жизни. Тебе практически шестнадцать лет – «мой друг, отчизне посвятим души прекрасные порывы»! И приезжает тётя.
Я холодно спросил доктора:
– Она тебе заплатила?
– Нет, боярин, – почтительно ответил лекарь. – Мы обязаны сообщать о твоём состоянии близким, и по их запросу я испрашиваю твоего позволения на визит.
– Я приму только её в парке, – сказал я официально. – Немедленно.
– Как скажешь, боярин, – молвил лекарь и удалился.
Да вот стал я боярином. Мне долго не говорили, но, когда я стал ходить, лекарь просто вынужден был сообщить, что машина наша сгорела, а с ней нашли пристёгнутые, обугленные трупы отца, мамы и брата…
Тётка моя являлась младшей папиной сестрой. Не, были у меня ещё дядя и тётя, только мамина родня совсем не рассматривалась в вопросах наследования – у неё свой род.
Вот сестрица бати и явилась, дабы лично убедится, что я живой и в здравии, и что ей не видеть боярского звания. Тёть Свету – так её звали – я бы совсем не назвал обабившейся. Она поддерживала фигуру, несмотря на третьи роды, и чем-то непреклонным и решительным в лице походила на отца.
Тетя совсем не задавала мне глупых вопросов – она же была магом и даже состояла в Московском клане. Без особого чувства выразила мне соболезнования. И предложила продолжить реабилитацию в госпитале на год, а она пока приглядит за хозяйством.
Ага. Это означало наделить её временными правами, которые через год могут стать постоянными, если я влезу в какую-нибудь историю от нефиг делать!
Я твёрдо официально сказал, что намерен исполнить волю отца – поступить в Кадетский корпус при Академии Генштаба Московского княжества, а за хозяйством присмотрят мои уполномоченные.
– Да, боярин, – молвила тётя Света спокойно.
Другого ответа она и не ждала… если я действительно в себе.
