Алексей Кудесин
Школа богатырей

Сказ 4 – Моховые болота

Сердце колотилось о ребра, как бешеное. Любимка крался по темным улицам, прижимая к груди сверток из мешковины.

Варьку отыскал, когда уже смеркалось. Удача оказалась на его стороне, девочка целеустремленно перла мимо богатырского забора.

– Подь сюды. Дело есть.

Выглядел он донельзя загадочно, Варвара оглянулась и пошла за ним.

– Варь, а Варь, – проговорил он, чувствуя, что краснеет. К счастью подступающие сумерки и гигантская тень от терема тягателей не позволили девочке разглядеть его чувства. – Тайны хранить умеешь?

– Конечно, – ответила Варвара и с любопытством уставилась на него.

– Книгу надо, – сказал Любим. – Понимаешь, настоятель мне… Ну это… Не то, чтобы сказал… Да и не настоятель вовсе… Но это очень важно… Ну… Как бы… Э-э…

Он мялся и мямлил, ненавидя себя все больше. За столько лет не научился врать, глупо полагать, что это получится сразу, да еще и с Варькой, которая сама никогда не врет и неправду чувствует, как калика земную тягу. Под взглядом рыжих глазищ ему сделалось очень неуютно.

"Все пропало, – обреченно подумал отрок. – Ешки-матрешки, не видать мне книги, как своих ушей!"

– А эта книга… – начала девочка и замолчала, раздумывая. – Эта книга нужна тебе для исполнения твоей мечты?

В такие моменты Варька его пугала. Иногда ему казалось, что она умеет читать мысли. Отрок успокаивал себя тем, дескать, это не она такая, это он, Любим, настолько прост, что все побуждения написаны на лбу.

Но сейчас не до глупых страхов. На кону его дальнейшая судьба. Отвечать не стал, какой смысл говорить, коли Варька все понимает без слов. Лишь кивнул и стал ждать, опустив взгляд на собственные лапти.

Девочка нахмурилась, тонкие пальчики крутили кончики рыжих косичек.

– Понятно, – сказала она и кивнула. Взгляд ее сделался насмешливо – проницательным. Ох, как Любимка не любил этот взгляд. Но что поделаешь, Варька друг, а друзьям многое прощают.

– Говори, как выглядит.

Мечи-калачи! Любимка едва не бросился ее расцеловать. Вот истинный друг. Даже не спросила, зачем надо и когда вернет.

Сбиваясь и путаясь, рассказал, как выглядит обложка. С каждым словом ощущал себя все более скверно. Это где же видано, чтобы для пробуждения силы богатырской нужна книжка с чудищами на обложке. Но Варька ничего не сказала, может, подумала, что кому как не будущему богатырю знать нечисть в лицо.

– Значит, калика тебя все же заметил, – проговорила она и коснулась кончиками пальцев его побитого лица. – Не зря получал раны.

Ее рука была прохладна, прикосновения приятны, вот уж не ожидал от себя этих телячьих нежностей.

Не задав более ни единого вопроса, Варвара пообещала все сделать и тут же поспешила через Соборную площадь к уродливой глыбе библиотеки.

И вот он шагает к западной кремлевской стене с тяжеленной книгой под мышкой, а уши полыхают от стыда.

– Мечи-калачи! Варька такая доверчивая, а я ирод окаянный!

Несколько раз останавливался, с решительным выражением лица разворачивался и даже делал пару шагов назад. Каждый следующий короче предыдущего.

В ушах начинали звучать голоса: "…ни капли земной тяги. Ни единой даже крохотной капельки!"

В груди пробуждалась боль, такая едкая, что щипало глаза. Любимка, позабыв колебания, бежал к Троицким воротам.

Книга и правда оказалась необычной. Здоровенная, в окованной жестью обложке. С хитрой защелкой. Заглянуть внутрь не решился. Девочку помогла ему завернуть фолиант в прочную ткань, так и тащил, пущай Иваш разбирается.

Чем дальше отходил от библиотеки, тем сильнее книга оттягивала руку. А ведь он даже не добрался до кремлевской стены.

Паренек обогнул двор княжий, по правую руку оставил двор патриарший. К западной стене жались терема бояр и выслужившихся гридней. Белые камни в темноте казались серыми, отчего стена выглядела зловеще.

Троицкая башня возвышается над стеной мрачной глыбой. Любимка отчетливо различал ее на фоне ночного неба. Внутренние ворота распахнуты, над входом два масляных светильника.

Внутри башни прохладно и сумрачно. Светильник здесь один и очень тусклый. Дабы страже легче было разглядеть тех, кто стучался во внешние ворота. Ворота на ночь закрываются, но в них есть калитка, в которую при нужде можно пропустить даже всадника с конем.

Стражей двое. Один дремлет, опершись на копье, второй задумчиво бродит вдоль ворот.

– Кто идет! – крикнул он бодро, едва Любимка вступил в круг неровного света. Спящий подскочил, едва не выронил копье, заозирался вытаращенными от усердия глазами.

– А?! Что?! Где?!

– Прости! Совсем забыл… – зашептал страж и сунул оброненное копье товарищу. Тот ухватился за него и снова заснул.

Отрок узнал стража, высокого тощего парня с густыми усами.

– Ешки-матрешки! Это же Гришка-Жердина! Ха-ха-ха! – вскричал он. Страж зашикал и замахал руками.

Потом глаза его округлились, он зашипел:

– Какая я тебе жердина?! Никак не уймешься! Высокий я! Просто высокий!

Когда немного успокоились, завели беседу. Любимка сказал:

– Ну, как дела? Как служба?

Гришка отвечал:

– Служба-то? Хорошо. Начальником стражи вот сделали. Работаю за двоих.

– Хи-хи! – Любимка покосился на спящего и зажал рот ладошкой.

– Не смейся! – Гриня аж раскраснелся от обиды за товарища. – У него детки малые, дома бедлам, не дают выспаться. Ноне времена спокойные, вот я и позволил болезному....

– А ну как враг? – нахмурился Любим. – Страж должон бдеть!

– А я на что? – не сдавался Гриня и тут же сменил тему разговора. – А ты, не бросил еще глупые бредни про богатырей?

Любимка насупился. Это был их давний спор.

– Совет тебе – иди в стражу. Работка не пыльная, сильно не напрягают.

– А может я хочу, чтобы напрягали! – воскликнул Любимка. – Подвигов хочу!

– Ребячество, – отмахнулся Григорий. Любимка вспомнил это слово, которого наслушался еще когда приятель жил в приюте. Потом косяками пошли воспоминания многочисленных тупых шуточек, на которые был горазд Гришка, Любимка вдруг подумал, что не очень-то и соскучился.

– На меня погляди? – разглагольствовал Григорий. – В тепле, уважаем, девицы поглядывают, – он подкрутил правый ус. Щеки порозовели, заметно даже в свете масляного фонаря.

– Гривен в карманах хоть отбавляй. Жилье имеется, – перечислял страж. – И не гоняют нас, как княжих гридней. Вот что главное. А в богатырях-то, смотри, еще сильнее станут гонять.

Любимка открыл было рот дабы отстоять честь богатырской стези. Поспорить не дала уставшая рука.

– Недосуг мне. Топать надо! Настоятель… – смутился, но Григорию большего и не требовалось.

– Отец Варфоломей-то? Никак не угомонится?

Он уже гремел засовом, отворяя калитку в воротах. Любимка выдохнул. Ночные послушания настолько привычны, что его даже никто не спрашивает, что в свертке.

Проскользнул мимо Григория, нога уже касалась деревянного настила моста.

– Стой!

Любимка застыл.

– Осторожнее в болотах, – напутствовал его Григорий. – Мужики сказывают, собаки пропадать стали. Кабы не завелося какое чудо-юдо…

– Хорошо, – проговорил отрок.

– И это… – замялся страж. – Настоятелю поклон передавай. Говори, дескать не заходит Григорий, потому что занят. Понял?! Так и скажи!

– Скажу, Гришка-Жердина! Обязательно скажу!

– Р-р-ра! Вертаться будешь, ух я тебя!

Не веря своему счастью, Любимка вприпрыжку бросился по мосту. Внизу тихо журчит Неглинная, сердце громко обстукивает ребра.

За мостом начинается местность за обширные пласты ряски и мха прозванная Моховым болотом. Меж кочек и холмов петляет дорога, которая ведет в стольный град Новгород.

Новгородский тракт один из самых оживленных. Даже малые дети в княжестве знают, что Новгород – это город хитроумных купцов и отважных мореходов. А Москва за последнее десятилетие стала важным перевалочным пунктом в транспортном пути между Востоком и Западом. По крайне мере так об этом говорит братец Иоанн, его приютский наставник. И Любимка ему, конечно же, верит. Потому что, во-первых, наставник очень умный и начитанный, а, во-вторых, у Любимки же есть глаза, он сам видит, как по тракту тянутся бесконечные вереницы телег, груженных товарами. Купеческие караваны разбавляют крестьянские подводы, везущие в столицу княжества снедь и пушнину. Среди общей толчеи яркими пятнами выделяются фургоны скоморохов, которые умудряются перешуметь даже нескончаемый гомон дороги. Звучат рожки, бренчат бубны, порыкивают медведи, кувыркаются акробаты.

Но все это происходит днем, в полночь дорога пуста. Караваны не успевшие засветло миновать ворота ночуют прямо под открытым небом. Любимка видел поодаль темные силуэты телег и фургонов, отблески углей догоревших костров.

Света звезд вполне хватает, чтобы разглядеть унылые просторы Моховых болот с чахлыми кривоствольными деревцами и оконцами темной воды. Над болотом плывут обрывки тумана, причудливо изгибаясь, наполняя пространство таинственной жизнью. В тишине громко звучат голоса лягушек.

Любимка вспомнил слова Гришки-жердины о пропавших собаках. Вот бы здорово, если это и правда чудище! Я бы его пымал и, такой, дядьке Ивашу предоставил. Дескать, вот вам, дядечка! Не ошиблись во мне!

На душу плеснуло чем-то едким. Захлестнула обида и злость. А калика Олег ошибся! Есть во мне сила богатырская! Не может не быть!

Пройдя по дороге с полуверсты Любимка остановился. До заброшенного терема отсюда рукой подать, хоть его и не видно в сумерках. Отрок свернул с хорошо наезженного, посыпанного щебнем тракта и осторожно ступил в высокую траву. Под ногами захлюпало. Болото около тракта осушили, но оно так и норовит вернуться.

Шел быстро, огибая оконца воды. Пару раз провалился по колено. Вода тут же пропитала онучи, противно хлюпала в лапте.

Потом дорогу преградили кусты. Ива, прозванная в народе козушкой, натыкана плотно, тянет свои колючие ветви. Листики шелестят, полощутся на ветру. "Не пройдеш-ш! Не сдюш-шишь!"

Продирался сквозь кусты долго и упорно. Когда уже совсем решил, что заплутал, вдруг выскочил на свободное пространство. Дом поджидал его в темноте, словно тать ночной. Провал окна оскалился беззубой пастью.

Любимка подкрался и заглянул. Внутри, словно две сестры, царствуют тишина и темнота. В голове ожили все страшилки, которые слышал о брошенном доме. Помнится, один менестрель пел про проклятый старый дом…

Враки! Мечи-калачи! Иваш специально выбрал такое место, чтобы проверить мою смелость. Любимка резко выдохнул и толкнул дверь.

Раздался ужасный скрип, в нос ударил влажный застоявшийся воздух, пропитанный плесенью. Любимка прислушался. Не похоже, чтобы здесь кто-нибудь был.

Неугомонное сердце начало набирать обороты. А вдруг сказки про деда правда? Он превратился в упыря, сидит сейчас в темноте, смотрит жадными глазами, тянется скрюченными пальцами…

Тьфу ты! Собственное сердце предать норовит. Угомонись, окаянное!

"Я не от страха – я жажду боя! – оправдывалось сердце, прыгая туда-сюда. – Иди сюда, монстр! Ужо я тебе!.."

Ешки-матрешки, ничего не видать. Надо зажечь огонь.

Ощупал ногой пол. Доски прогнили, угрожающе похрустывали. Зато здесь не так сыро, как на улице. Присел и осторожно прислонил сверток к стене. Уф, какое блаженство. По онемевшим мышцам словно огонь пустили.

Извлек из-за пазухи мешочек. Внутри небольшой масляный светильник и огниво.

Тук-тук-тук! Сноп искр упал на трут, обернутый вокруг фитиля. Занялся крохотный огонек. Любимка убрал огниво и поднял светильник.

Дрожащее пламя разогнало мрак по углам. Отрок поднялся и уткнулся в оскаленную морду с остекленевшими глазами.

– А-а-а-а!

Светильник выпал из ослабевших рук, свет мигнул и погас. Тьма злорадно прыгнула из углов, заполняя комнату.

Тук-тук! Тук-тук! Тук-тук! Мечи-калачи! Страшно-то как! Любимка понял, что еще чуть-чуть и заскулит, как напуганный щенок.

Целую вечность ждал, когда оскаленная морда прыгнет на него из темноты, но все было тихо. Наконец, заставил себя присесть. Руки зашарили по доскам пола.

Пальцы влезли во что-то липкое и противное. "Фу, что это?" К счастью светильник оказался рядом.

Тук-тук-тук. Сноп искр, крохотный огонек. Сердце будто взбесилось, в голове жарко от страха.

Любимка вскинул светильник, теперь знал, куда смотреть.

На сей раз оскаленная морда выскочила из тьмы не так быстро. Да, она по-прежнему здесь. И, слава Богу, недвижима.

– Мечи-калачи! Это же собака!

Смерть застала ее в ярости, зубы оскалены, глаза распахнуты, уши прижаты к голове. Тело висело на крюке, вбитом в стену. На полу натекла лужа темной крови.

Так вот во что я влез пальцами. Любимка брезгливо сморщился.

Что убило пса? Неужели старый дед и правда сделался упырем?! Липкий страх холодными пальцами пробежал вдоль хребта.

Что же делать? Зачем Иваш позвал меня сюда? Может это проверка? Коли я справлюсь с дедом, он возьмет меня в ученики?

Эта мысль ободрила и прогнала страх. Губы отрока превратились в твердую полоску. Коли надо – значит справлюсь.

На плечо легла тяжесть, отрок подавился криком. Лапоть ступил в лужу крови, заскользил. Чтобы не упасть, ухватился за мертвое тело. Лицом уткнулся прямо в оскаленную морду. В ноздри шибанул запах тлена. Желудок подскочил к горлу. Все это смешалось с диким страхом.

В довершении ко всему светильник упал на пол и с жалобным хрустом разлетелся на части. Огонь тут же погас. Любимка остался в темноте.

Сказ 5 – Книга Полуночи

– Тихо. Это я, – прошипел из темноты знакомый голос. От облегчения Любимка едва не потерял сознание.

– Ешки-матрешки! До чего неслышно подкрался! Я чуть лужу не наделал! – сказал отрок, пытаясь обуздать ломкий голос.

Темный силуэт хмыкнул, Любимка с удивлением понял, что может различить его.

– Будешь делать, как я скажу, сам так сможешь.

Шаги направились к еще более темному месту. Любимка на ощупь отыскал сверток. Не хватало потерять книгу. Обойдя тело собаки по дуге, двинулся следом, осторожно щупая перед собой ногой, прежде чем надежно встать. Ужасно скрипнуло, Любимка ощутил, как за спиной закрылась дверь. Сделалось жутковато. Теперь никто его здесь не увидит, а он наедине…

Фу ты, ну ты! Это же Иваш, богатырь княжества московского. Чего с ним боятся?

Раздался звук ударов, полетели искры, затеплилась маленькая свечка. Потом от нее вспыхнула еще и еще одна. Тьма отступила, Любимка смог разглядеть помещение.

Здесь стоял старый дубовый стол, несколько развалившихся шкафчиков. Покосившаяся, но еще крепкая лавка. На ней-то и сидел Иваш, зажигая последнюю свечу. Он хлопнул ладонью по столешнице, она была чистой, без пыли и плесени, богатырь явно приготовил стол заранее.

– Принес? – спросил Иваш. Свечи озаряли его лицо снизу, отчего оно казалось незнакомым и страшным.

– Ага! – кивнул Любимка.

– Давай сюда!

Глаза Иваша блеснули. Любимка отступил на шаг. Показалось, что в них метнулось что-то темное и живое. Да нет, просто тень.

– Ну же! Чего медлишь?

Любимка оглянулся на дверь. Там по-прежнему висит эта… Эта… Кто и зачем умертвил ее? С какой целью принес сюда и привесил к стене?

– Пса убил я, – Иваш ухмыльнулся. – Не тебе одному потребны тренировки…

Оскал наставника напоминал волчий. Любимке сделалось жутко.

Превозмогая страх, заставил себя положить на стол сверток, долго не мог освободить книгу от мешковины.

– Скорей же! – рявкнул Иваш, ухватил за края и дернул. Во все стороны полетели обрывки ткани. Любимка вскрикнул, но богатырь не обращал на него внимания. Он жадно глядел на книгу.

– Да! Т-та самая!

От волнения парень начал заикаться. Трепеща, прикоснулся к кожаной тисненой обложке. Там перекрещивались черный и белый мечи, над которыми нависала страшная морда. В дрожащем свете морда казалась живой, челюстные мышцы подрагивали, как будто монстр собирался кинуться вперед и вцепиться мертвой хваткой.

Любимка невольно отступил. Иваш поднял на него глаза и захохотал.

– Чего боишься? Все так и должно быть. Книга реагирует на темные силы.

– Темные силы? – Любимка заставил себя вернуться, но книга все равно внушала непонятный страх.

– Они самые, – Иваш вновь склонился к фолианту. – Да не отходи ты. Пара шагов тебя не спасут.

– Откуда здесь темные силы? – собрался со смелостью паренек. – Неужели легенда о замурованном деде правда?

– Каком деде?! А, нет, – отмахнулся Иваш. – Здесь нет нечисти…

Любимка немного разочарованно выдохнул. А он, было, вообразил битву и великий подвиг. И князя московского, который прикалывает ему на грудь вот такенный орден.

–… кроме той, что мы принесли с собой, – закончил Иваш и замолчал.

– Как это? Не понимаю… – проговорил Любимка и нервно оглянулся.

Богатырь перелистнул несколько страниц, на лице его возникло алчное выражение.

– Как же я соскучился по тебе! Да!

Пальцы касались пожелтевших страниц, скользили по ним, словно лаская. Страницы дрогнули и подались вверх, Любимка ощутил вибрацию воздуха, словно большой невидимый кот урчит от удовольствия.

Отроку вдруг захотелось оказаться как можно дальше от этого места. Поведение богатыря пугало.

– Что мне делать? – спросил Иваш, глядя в пространство.

– Ешки-матрешки, – фыркнул Любимка. – Откуда ж я знаю…

Он не договорил. Кровь заледенела в жилах. Ибо Иваш ответил сам себе. Только вот голос его уже не был его голосом.

– Отрок-к-х! Пусть глядит-т-х отрок-к-х!

– Что?! При чем здесь он?! – обычным голосом возразил себе Иваш. – Ведь он умрет, коли в нем нет…

– Молчи! Делай как я сказал-л-х!

Богатырь развернул раскрытую книгу, так резко, что столкнул краями несколько свечек, те плюхнулись на пол, зашипели и погасли. Но Иваш даже не заметил этого.

– Читай! – приказал он.

– Но… зачем? – пролепетал Любимка. Ему очень не нравились слова "ведь он умрет…".

Иваш оскалился. Он как будто боролся с чем-то внутри себя. И явно проигрывал.

– Читай!

Под пылающим взором Любимка склонился к страницам книги и увидел изображение огромного воина в черном доспехе. Руки, ноги чудовищной толщины, а уж туловище… Шлем походил на маску оскаленного демона. Над переносицей гладкая личина с семью прорезями для глаз.

Полыхнуло темное пламя. Любимка закричал, попытался отпрянуть, бежать, но было поздно. Книга цепко держала его разум невидимыми оковами.

– Читай! Смелее!

На соседней с картинкой странице были начертаны черные, парящие туманом буквы.

«Перводемон Мрак, предводитель темного воинства. В качестве первого носителя использовано тело княжьего рода. Имя княжича сокрыто во мраке веков, есть мнения, что это не кто иной, как младший сын Святогора, Падший. Дабы отплатить своему старшему брату за обиду добровольно открыл ворота в свою душу, впуская чудовищную мощь князя демонов в этот мир. Но месть так и не была совершена до конца…»

Слова скользили в сознание, будто холодные змеи и обосновывались там навсегда.

«Перводемон Мрак способен многократно усиливать действие грехов и страстей любого человека и с их помощью управлять его помыслами. За всю историю известен лишь один человек, который сумел…»

– Дальше неразборчиво. Будто кто-то вытер… или нет, выжег это имя…

– Не важно. Дальше.

«Кроме того Мрак обладает чудовищной силой, сопоставимой с земной тягой сильномогучих богатырей. Эту силу называли тленный дух или темная волна.

По правую руку Мрака всегда следует Черный Скоморох, иначе именуемый первым одержимником. Черный Скоморох умело возбуждает страсти толпы и использует их для ослабления противников хозяина. Без вмешательства небесных сил уничтожить темное воинство не представляется возможным».

Любимка похолодел. «Уничтожить темное воинство не представляется возможным…» Как же его тогда победили четырнадцать лет назад?! Да и раньше. Батенька настоятель сказывал, что перводемон – проклятие рода русского и является раз в полвека. Может быть не случайно богатыри и князь Владимир исчезли, и с тех пор их никто не видел…

– Прочитал? А теперь гляди сюда!

Иваш перевернул страницу и рукой нагнул голову отрока к книге. Там был символ. Символ, от которого у Любимки сразу же перехватило дыхание.

Черная секира на фоне черного облака между холодным прищуром семи черных глаз.

Рука давящая на плечо исчезла, но Любимка ощутил, что не может оторвать взгляд. Темное облако дрогнуло и начало расползаться. Семь глаз вдруг распахнулись во всю ширь. На их дне плескалась абсолютная тьма.

– Нет! Я не хочу! – пискнул Любимка. Он попытался отвернуться, мышцы шеи напряглись, но глаза не желали отрываться от изображения.

Темное облако пульсировало, расширялось, а вместе с ним пульсировало сердце Любимки.

– Не хочу… – выдавил отрок сквозь сведенное судорогой горло. – Не желаю!..

Глубоко внутри него что-то отозвалось этому облаку. Маленькая черная точка, которая вдруг стремительно стала расти, шириться, испускать черное свечение, если такое есть…

– Да! – прорычал Иваш. – Какая удача! Я овладею тленным духом и стану новым перводемоном в подлунном мире!

Любимка почувствовал, что летит в бездну.