Алексей Калинин
Служу Советскому Союзу

Когда-то давно я пришел из школы с синяками. Отец тогда посмотрел моё лицо на свет, спросил: «Сколько было?» Я ответил: «Два брата Котовых. Меня ударил один, а потом влез второй». Тогда отец сказал: «Ударил один? И ты ждал, пока он в тебя попадет?» Я кивнул, так как врать не хотелось. Тогда отец мне и сказал важную вещь, которую я запомнил навсегда…

– Ну чо, где ваше «Дяденьки, простите засранцев?» – хмыкнул сиплый. – Или мне ваши хлебала на лоскуты порезать?

– Дяденьки… – послышался голос Михаила.

Вот ещё чего не хватало – идти на поводу у этих козлов! Злость смешалась с агрессией. Этот коктейль выбросил прочь всё сонливость.

Ну что, дяденьки, готовьтесь стать засранцами!

– Мишка, – сказал я, всё ещё согнутый. – Когда драка неизбежна, то бей первым!

С этими словами я схватил сиплого за ноги и дернул на себя.

Глава 5

Падение сиплого обернулось для нас как нельзя лучше. Он взмахнул рукой и выбил нож из руки офигевшего приблатненного. Тот точно не ожидал подобной прыти от того, кто только что корчился от боли на полу.

Эффект неожиданности очень сильный эффект, поэтому глупо было бы им не воспользоваться. Я шагнул вперед, при этом пристукнув пяткой в пах упавшего сиплого. Хорошенько так пристукнув, чтобы тот выпучил глаза и забыл хотя бы на несколько секунд про сопротивление.

Сам же схватил приблатненного за шею и быстро-быстро влепил с пяток ударов локтем правой руки.

В тамбуре особо не размахнешься, но вот с локтя удары в челюсть прошли как по маслу. Голова приблатненного пыталась мотнуться в сторону, но ладонь не давала увернуться. Шестой удар пошел в висок…

За это время я решил, что если и убью, то будет считаться самообороной. Время уходило, и моя неожиданная атака теряла свой эффект. Приблатненный не хотел засыпать от ударов в челюсть, поэтому и пришлось добавить повыше. После такого удара он закатил глаза и сполз по стенке.

– Сссссука! – простонал сиплый, шаря по полу. – Я тебя сейчас…

Шарил он одной рукой, второй зажимал пах, как будто ладонью пытался остудить бушующий там пожар.

– Хочешь сказать: «Дяденьки, простите засранцев!» – я спародировал его голос.

И в это время его рука наткнулась на рукоятку отлетевшего ножа…

Ну почему все эти ублюдки так уверены в силе металла? Чуть что хватаются за нож или за пистолет? Руками-то порой эффективнее можно нанести поражение. А уж ногой тем более!

Я коротко размахнулся и отправил сиплого в путешествие к его другу. От взмаха его руки рюкзаки упали на пол, из них посыпались кошельки, документы. Напоролся на Мишкины глаза размером по пять копеек. Советских пять копеек, если вы понимаете, о чем я.

– Миш, быстро вызови полицию. Они где-то по поезду шляются. Спроси у проводниц, если что. Я пока что свяжу этих гнид! – скомандовал я.

– Какую полицию? У нас нет никакой полиции, – ошалело проговорил Михаил.

Вот жеж жеванный каблук! Оговорился! А ведь обещал вести себя аккуратнее.

– Да это чо-то у меня в башке перемкнуло. Милицию, конечно, Миш, милицию, – проговорил я. – Проводницу найди и всё объясни, она быстрее поможет. В наш вагон не ходи, тебя та тетка точно запомнила. Лучше из соседнего вагона подтяни.

Он кивнул и дернулся в другой вагон, перешагнув через лежащего сиплого. Зацепился за упавшие сумки и сам едва не растянулся. Из сумки высыпались не только зелененькие паспорта и красные партбилеты, но ещё и броши, цепочки, кольца.

Эти двое весь вагон обнесли? Ни хрена себе…

Когда Мишка с горем пополам перешел в другой тамбур, я стянул с сиплого рубаху. Перевернуть на живот и связать руки за спиной было не такой уж большой проблемой. Да, неудобно, но если знаешь, как брать «языка», то неприятностей не возникнет.

С приблатненным тоже не было проблем. За семь минут, пока Мишки не было, я упаковал обоих «пассажиров». Прямо бери и бросай в «воронок». Оба дышали, но были в беспамятстве. Сиплый ещё и улыбался. Может быть, ему снилось, как он гуляет на бабло, которое получил, скинув награбленное?

Хм… Даже с худощавым телом я сохранил те навыки, которые сформировались у меня за долгую жизнь. Да ещё и реакция улучшилась – всё-таки молодость дает о себе знать. Я затянул узлы покрепче и уселся на корточках, выдохнув.

Адреналин начал покидать тело. Колени подрагивали. Руки тоже слегка потряхивало. Чтобы немного отвлечься от накатывающих последствий в виде апатии, я посмотрел вниз. Понятно, что я ничего не стал трогать. Всё лежало на грязном полу также, как упало.

О! А вот это старый знакомец! Тот самый мужчина, который читал «Советскую культуру». Убористым почерком было написано, что его владельца звали Александр Иванович Орлов. Время и место рождения: 9/3 – 1945 город Ленинград. В графе национальность значилось «русский».

Я помотал головой. У меня в паспорте этой графы уже не было. Как не было и специальности. А что за специальность у этого чувака? Рабочий?

Рядом валялись другие раскрытые паспорта. Зеленые корочки, имена, фамилии, маленькие черно-белые фотографии.

И зачем этим ребятам понадобились документы? Это в моё время можно было взять кредит или оформить товары на паспорт в торговых центрах техники, а тут?

Для какой цели им нужны были документы?

Что-то меня слегка цепануло. Какое-то несоответствие, но…

Вот жеж жеваный каблук!

Как будто сидеть рядом с двумя спелёнатыми ворюгами было для меня ежедневной забавой. Да ещё и стоять под ножами… Не, мне прогулки под пулями более знакомы.

Вскоре дверь тамбура открылась и на пороге возникли два заспанных милиционера. Кителя были небрежно застегнуты, пояса ослаблены. Похоже, что Мишка выдернул их с помощью проводника из теплых объятий Морфея.

– Чово тут? – спросил губастый мужчина лет двадцати пяти, обозревая тамбур.

– Вот, товарищ сержант, группа курсантов Военно-инженерной академии имени Валериана Владимировича Куйбышева, задержала двух преступников. На их счету воровство, ограбление, попытка убийства, – отчеканил я, показывая на двух лежащих субчиков.

Из-за спины сержанта высунулось круглое лицо в обрамлении кудряшек. Похоже, что универсальная прическа «моток медной проволоки» главенствовал у проводниц поездов. Дальше маячил уже Мишка.

– Группа курсантов? А где остальные? – спросил сержант.

– Михаил Ерин был послан призвать вас, я охранял, а остальные отправились набираться сил после грандиозного побоища, – я с трудом не взял под козырек.

Сержант присел на корточки возле сиплого, приподнял его голову за чуб и усмехнулся. Он обернулся на младшего по званию – почти нашего ровесника:

– Сева, похоже, что мы имеем честь поздороваться с Маркушей. Вот же гаденыш, опять за старое взялся… И на ком прокололся? На молодняке!

– Никита Александрович, а кто это?

– Сучонок тот ещё. Вместе с подельником засыпали снотворное в воду для чая. Как только все засыпали, так сразу шмыркали по вещам и сходили на первой станции. Вот и сейчас бы сошли, но… Ребят, вы точно их схомутали? Может кто другой?

– Да это вот он, Сенька обоих и завалил, – по-товарищески вложил меня Мишка.

Милиционеры уставились на меня.

– Самбо занимался, – пожал я плечами.

– Ладно, Марин, пошли в твою каптерку. Там всё и запишем, – мотнул головой сержант. – Севка, помоги этих ухарей поднять. А вы, молодые самбисты, идите следом.

Упрашивать нас не нужно, поэтому мы все хором втиснулись в небольшую рабочую зону проводницы. Так как места там было катастрофически мало, то кинули воров на пол, а сами уселись на нижнюю полку. Ни сиплый, ни его подельник так и не очнулись. Сержант с уважением посматривал на меня, я же делал вид, что на моём месте так поступил бы каждый сознательный гражданин.

Сержант выдал мне и Мишке по листу бумаги и ручке. Мы понятливо всё записали. В это время второй милиционер смотался до машиниста и оттуда связался со станцией, где мы должны были сделать остановку.

Уже на станции воров принял под белые рученьки прибывший наряд. В наш вагон забежала бригада врачей, которая быстро разбудила и осмотрела спящих. К счастью, снотворного было не так много, чтобы кого-то привести к летальному исходу. Вскоре все были более-менее в порядке. Да, схватились за вещи, по которым прошлись руки воров.

Было решено не задерживать состав слишком долго, поэтому в скором порядке организована опись похищенного. Документы вернули, а вот с драгоценностями и прочим милиция сказала четкое «нет». Сказали, что «могут возвратить изъятые предметы их владельцам, как только, сведения об указанных предметах будут закреплены в материалах уголовного дела, и необходимость нахождения предметов при деле будет исчерпана». С полусонных пассажиров взято письменное обязательство написать заявление по факту кражи, когда прибудут на место назначения. Были даны заверения, что ни одна вещь не будет утеряна. Все всё получат после завершения уголовного дела.

Тем, кто пытался протестовать, предложили выйти пораньше и проследовать в качестве свидетеля в отделение милиции. Только и при этом не факт, что они вернули бы похищенные вещи. Протестующие смолкли, осознав всю тщетность бытия.

После часовой задержки поезд двинулся дальше.

На нас уже не посматривали с презрением, как на загулявшую молодежь. Нет, скорее мы стали местными «вагонными» героями. Наш стол завалили сладостями и фруктами, в качестве благодарности за задержание воров. Мы не стали говорить, что в качестве исключения нам вернули деньги, чтобы не расстраивать других пассажиров. Милиция вошла в положение…

Вскоре мы прибыли на вокзал. Нас никто не встречал, да мы никого и не ждали. Нам пожимали руки, нас благодарили выходящие и говорили, что в нашем лице будут отличные защитники отечества. Мишка поглядывал на меня, а я только усмехался в ответ. Похоже, что за пиджак он больше на меня не обижался. Да, вид пиджака был не очень, но при помощи утюга его можно привести в божеский вид.

Что же, мы доехали до Москвы. Теперь пришла пора увидеть тот город, который я оставил когда-то давным-давно, улетая в Сирию.

Как-то так получилось, что на перроне я зацепил взглядом мужчину, который читал в вагоне «Советскую культуру». Он подошел к стоящему с табличкой человеку в светлой рубашке и кивнул тому, сказав пару слов. Человек убрал табличку и протянул руку мужчине. Они оба двинулись к выходу с вокзала.

Вот только мне не понравилась табличка, которую человек опустил. На ней была написана фамилия «Козлов».

Я как-то сперва не обратил внимания на воздух. Всё в спешке, в людском потоке, смотрел под ноги и старался никого не задеть в толчее. А потом ещё и от ребят не отбиться… Всё быстро и быстро, но потом…

Когда вышли с вокзала, мне показалось, что я снова очутился в две тысячи десятом году. И всё это из-за густого смога. Нет, не смога. Жирная дымовая завеса повисла в воздухе. Солнце опять казалось медной монеткой, и жидко светило сквозь слои задымления.

Ну да, когда я очнулся, то было уже после полудня, да и в окно смотреть особо было некогда. А потом сумерки и ночь с приключениями. А вот сейчас…

Снова горят торфяники? Снова дым пошел на Москву?

– Сенька, не отставай! – скомандовал Леха. – А то заблудишься ещё.

Ну да, заблужусь… Я в Москве был уже не раз, в случае чего смогу добраться и до академии, и до любого другого места.

А вот осмотреться бы не мешало. Всё-таки это другое время. Другая страна…

Сказать по правде, когда я вышел с вокзала, то мне показалось, что я очутился на главной улице Минска – Проспекте Независимости. Всё-таки Ярославский вокзал моего времени и этот же вокзал семьдесят второго года – это суть две большие разницы.

Я помнил большое количество магазинчиков, ларьков, прямо на территории вокзала жральню с острыми куриными крылышками. А вышел… Ну да, вот прямо как будто на Проспект Независимости – фундаментальные здания. Серая масса, проступающая из дыма. Как выплывающие из тумана корабли…

Никакой рекламы, никаких кричащих вывесок. Всё спокойно и как-то буднично серо. Хотя, я глупость ляпнул – серость возникала из-за дымовой завесы. Она скрадывала краски и размывала оттенки. Верхушка гостиницы «Ленинградская» утопала в этой завесе. Все же остальные здания были более-менее узнаваемы.

Правда, не все.

Универмага «Московский», где можно было успешно потратить излишки денег, даже не было в помине! На его месте стояли невысокие трехэтажные домишки. В них жили люди. И эти люди не подозревали, что через одиннадцать лет на этом месте возникнет здоровенное здание.

Или уже не жили?

Не зря же выставили забор и пригнали кран. Похоже, что грандиозная стройка начала свои обороты.

Построят универмаг, который через двадцать лет станет самым популярным местом для «колбасных» поездов. Тех самых, когда люди ехали за колбасой из регионов и областей. Когда деньги ещё были, но в магазинах их потратить было сложно. Зато в Москве было всё как в Греции… Выгрузились из поезда, зашли в универмаг, закупились и следующим поездом обратно…

– Сенька, чего башкой крутишь? Ты опусти голову вниз, сделай лицо кирпичом и иди с таким выражением, как будто тебе всё надоело, – сказал Леха.

– Зачем это? – спросил я.

– А чтобы сойти за москвича. Чтобы не думали, что ты из деревни какой приехал.

– А не насрать ли мне на то, что подумают другие люди, которые больше никогда меня не увидят? – резонно спросил я.

Мишка Ерин хохотнул, услышав мои слова. Серега тоже улыбнулся.

– Да ты не понимаешь! – с жаром откликнулся Леха. – Если девчонки узнают, что ты не москвич, то к тебе и отношение будет другое.

– Девчонок мы ещё не скоро увидим, – хмыкнул я в ответ. – Только если в увольнение пойдем… Но и то, не очень скоро.

– А сейчас-то нам ещё до академии добраться нужно. Может с кем и познакомимся.

– Леха, перестань. Если девушке не хочется гулять со мной таким какой я есть, то есть с настоящим и открытым, то, значит, нам с этой девушкой не по дороге, – вспомнил я наставление отца. – А притворяться ради обмана – это не наш путь.

– Какой такой «наш путь»? – непонимающе уставился Леха.

– Путь комсомольца! – бросил я в ответ. – Рано или поздно обман всплывет. Так что лучше сразу обозначить все границы и с открытым забралом броситься в атаку…

Мишка и Серега расхохотались, глядя на обескураженную рожу Лехи.

– Знаешь что, Сеня? Вот как ты шарахнулся с полки, так у тебя шарики за ролики заехали, – покачал он головой.

– Может быть. Но порой лучше сказать маленькую правду, чем громоздить невероятные этажи небоскреба лжи, – хмыкнул я в ответ. – Вот что за туман такой над Москвой-рекой?

– Какой Москвой-рекой? – непонимающе уставился на меня Леха. – До реки тут ещё шлепать и шлепать. Или ты про дым? Так это торфяники горят. У нас тоже такой туман стоит…

Мда, с аллегориями лучше помолчать. Я обратил внимание на стоящие поодаль автоматы с газированной водой. Они походили на те самые, какие были в фильме про Шурика.

Вот жеж жеванный каблук! А ведь я такие помнил!

Я застал то время, когда за одну копейку можно было купить порцию чистой воды, за три – с сиропом. Некоторые модели могли наливать только один вид газировки, в других же была возможность выбрать сироп. Самыми популярными тогда были «Груша», «Барбарис», «Тархун», «Крем-сода» и «Колокольчик». При желании можно было наливать воду не сразу, а бросить в монетоприемник еще три копейки и получить вторую порцию сиропа.

Среди мальчишек редко у кого не было пробитой гвоздиком трехкопеечной монеты с леской в дырке – чтобы при жаре не тратить деньги, которых почти никогда не было. Чтобы взять и выпить стакан холодной воды с сиропом, а потом вытянуть обратно монетку – до следующего раза.

У меня такой не было. Вернее была, но отец один раз поймал на подобном жульничестве и покачал головой: «Сень, люди старались, делали, а ты пытаешься обмануть. Пусть это всего лишь мелочь, но эта мелочь идет на развитие страны. И твои три копейки могут помочь кому-то на Крайнем Севере. Ты в следующий раз лучше спроси у меня, чем заниматься такими делами!»

В ту же минуту я отвязал леску и забросил монетку внутрь автомата. Даже не взял стакан с водой и сиропом – угостил проходящую мимо старушку. Отец тогда одобрительно кивнул.

– Может, по стаканчику воды? А то так есть хочется, что даже переночевать негде, – закинул я дежурную шутку и кивнул на автоматы.

– Как-то ты непонятно шутишь, Семен, – поджал губы Леха. – Ну да ладно, спишем это на удар башкой.

– Вот если я тебе сейчас по шее дам, то тоже спишешь на удар? – нахмурился я.

– А ты попробуй, – насупился Леха.

– Эй, вы чего? – встал между нами Мишка. – Вот ещё придумали глупостями заниматься. На пустом же месте свару устраиваете.

– А чего он? – буркнул Леха.

– Ты прав, Миш, – кивнул я в ответ и протянул руку. – Скорее всего, это не выспался. Лех, извини. Нервы…

– Лечить надо нервишки-то, – Леха всё-таки пожал протянутую руку. – Ладно, пошли на водопой.

Мы подошли к автоматам. Я покопался в небольшом кошельке и вытянул копейки. Заказал себе «Крем-соду». Бурной струйкой в стакан ударила газировка с сиропом. Она была той самой, холодной и сладковатой. Какой я помнил её… Пузырьки ударили в нос, а вкусовые сосочки завыли от радости.

Когда выпил, перевернул и нажал на решетку. В стакан ударили снизу струйки воды, омывающие стенки. Приятная волна пробежала по спине.

Вот вроде бы и газета, и документы, и здания без рекламы, и даже водка… Но нет, окончательно я поверил в то, что попал в прошлое именно сейчас, выпив стакан газировки за три копейки.

– Ребята, а хотите… – чуть не сказал «прикол», вовремя одернул себя. – Шутку?

– Ну давай, – следующим к аппарату подошел Михаил.

– Когда Хрущеву в Америке показывали капиталистический быт, то показали и подобные автоматы с газировкой. Мало того, эти автоматы были ещё и умными – они могли определить пол человека и мужчине налить апельсиновый сироп, а женщине вишневый. Вот подошел тогда Никита Сергеевич, закинул монетку, а ему… газировку с вишневым сиропом. Конечно же он ох… удивился! и забросил ещё одну монетку. А автомат ему снова вишневый напиток.

– Это как так? – спросил Серега.

– А оказалось, что устройство оснащалось простым фотоэлементом, реагирующим на изменения в освещении. Когда к автомату подходила барышня в платье или юбке, свет прикрывался одеждами, и аппарат выдавал вишневый сироп. Соответственно, мужчины, одетые в узкие брюки, получали апельсиновый напиток. Никита Сергеевич же, питавший слабость к объемным рубахам и широким штанам, не был распознан как мужчина. Из-за размашистого силуэта фотоэлемент принял наряд советского лидера за женский.

– Ну да, это недоработка фотоэлементов, – сказал улыбающийся Леха. – Если ноги сузить, чтобы между ними не было просвета, то они бы приняли и обычного мужчину за женский силуэт.

Ребята заспорили о свойствах фотоэлементов. Мы двинулись в сторону метро.

Глава 6

Метро! Вот прямо метро!

Если можете представить себе метро без рекламы, то представьте! Стоит ларек «Союзпечать». Стоят турникеты с прорезями для пятикопеечных монет. Идут люди, сосредоточенные, улыбающиеся, серьезные, разные… Мужчины в основном в рубашках с коротким рукавом, но есть и в пиджаках.

Женщины в платьях в горошек, в блузках и юбках. Молодые, старые, пожилые, юные. Разные. И точно такие же, как и в моё время. Может, только скромнее одеты и не так много косметики на лицах.

И запах… Тот самый запах, какой прошел сквозь года. Даже когда я последний раз спускался в метро «Комсомольская», то запах был таким же. Так пахнет в обувном магазине, где много обуви и картона. Пахло кожей и бумагой. Слегка отсыревшей бумагой, как будто давно не проветривали магазин.

А турникеты? Турникеты словно из мультика «Ну, погоди». Кстати, похожие до сих пор можно увидеть в Минске. Это выпрыгивающие заграждения особой вредности, которых хлебом не корми – дай шарахнуть по ногам проходящих.

Если зазеваешься или споткнешься, то рискуешь получить пенделя – не задерживай очередь, гражданин. Проходи и вливайся в поток. Проходи в красоту…

Нам надо было перейти на Комсомольскую. Мы двинули туда. Ребята с опаской вступили на ступеньки эскалатора. Я же человек бывалый и уже не раз катался на подобной ленте.

Станция «Комсомольская» была по-своему прекрасна. В северном торце станции – лестница, ведущая в небольшой купольный аванзал. В куполе свода, украшенного золотой смальтой, изображена красная пятиконечная звезда с расходящимися во все стороны золотыми лучами. В центре аванзала подвешена массивная многорожковая люстра.

Вот хочешь не хочешь, а всё равно будешь башкой крутить по сторонам.

Длинный и широкий коридор выводит из аванзала к эскалаторному тоннелю. Эскалаторный тоннель в свою очередь выводит в наземный вестибюль, общий для обеих станций узла. У этого вестибюля восьмиугольный объём под большим куполом. Купол украшен лепниной и фигурными барельефами трубящих горнистов. По оси купола две подвесные люстры, по всем углам – большие торшеры. Стены облицованы светло-бежевым мрамором.

Ощущение, как будто находишься в музее!

И конечно же то самое изречение Сталина: «Война, которую вы ведете, есть война освободительная, война справедливая. Пусть вдохновляет вас в этой войне мужественный образ наших великих предков – Александра Невского, Димитрия Донского, Кузьмы Минина, Димитрия Пожарского, Александра Суворова, Михаила Кутузова! Пусть осенит вас победоносное знамя великого Ленина!»

Ехать до адреса академии было не так уж далеко – всего лишь до станции Курская. Одна остановка! Да, вагоны кольцевой не те, что сейчас, но они всё равно довозят до места.

Мои ребята нервничали, посматривали на черное жерло тоннеля, из которого вот-вот должен был появиться сине-зеленый червь мытищинского производства. Подергивался даже Леха, хотя и пытался показать из себя бывалого москвича. Он то почесывался, то оглядывался, то лишний раз сверялся с табличками адресов назначения.

Я же улыбался про себя. Вспоминал, как сам в первый раз мальчишкой попал в метро и почему-то ужасно боялся, что меня засосет в место, куда убегают ступеньки. Вот оступлюсь, шнурок развяжется и всё – будет Сенька намотан на крутящие элементы.

– Ну что, когда там поезд? – нарочито спокойно спросил Сергей.

– Вот-вот должен появиться, – произнес Михаил.

– Если что, то прыгайте вперёд и занимайте места, – сказал Лёха.

– Отставить прыгать вперёд, – буркнул я. – Сначала выйдут пассажиры, а потом уже войдем мы. Иначе получится неразбериха и кто-нибудь может пострадать.

– Пострадать? – деланно удивился Леха. – Как это?

– Алексей, всё просто. Ты сунешься вперёд. Выходящий будет считать тебя нормальным, адекватным человеком и поторопится освободить место. Вы можете столкнуться и в итоге нога одного из вас попадет в щель между вагоном и перроном. Самое малое это ссадина, а вот тяжелее будет перелом. Всё понятно? – спросил я.

– Как не понять, – хмыкнул Лёха. – Расписал так, как будто сам всё видел.

– А тут и видеть-то не надо. Нужно только голову включить.

– Задавака!

– Раздолбай!

– Ребята, вы снова? – укоризненно спросил Сергей.

Я покачал головой:

– Мы так поддразниваем друг друга.

– Ну да, Сенька боится, а я его ободряю, – поддержал Леха.

– Конечно боюсь. За одного рыжего смельчака, который лошадь на скаку не остановит, и в горящую избу не войдет. А всё почему? Потому что он не баба, – парировал я.

В это время из черного тоннеля подуло ветром. Как будто великан зевнул и начал выдувать с силой воздух. Вскоре послышался резкий гудок, от которого люди на перроне невольно сделали шаг назад.

Из жерла важно выехал зелено-синий червь с огненными глазами. Внутри полупрозрачного туловища червя находились люди. Кто-то уже стоял у дверей, готовясь выйти наружу. Червь понемногу притормаживал, словно собрался прикорнуть на время.

Вот уже перед нами остановился вагон и двери расположились почти напротив. С шорохом и легким лязганьем двери разошлись в стороны.

Леха обернулся на меня, в его глазах четко прорисовались танцующие чертята.

Он всё-таки решил дернуться вперёд!

Я не успел его перехватить, как рыжий метнулся в выходящую толпу.

Глупо! Очень глупо! И сутолоку создал, и сам…

Его вынесли наружу. Мощный парень на вид лет двадцати в белоснежной футболке, рукава которой едва не лопались от выпирающих бицепсов, легко держал Леху подмышки и нес так, как несут обмывать обосравшегося ребенка.

Люди рядом улыбнулись, глядя на эту картину. Лехины ноги болтались в воздухе, сам он покраснел, но вырываться не пытался. За могучим парнем вышла девушка в светлой блузке и темно-синей юбке. Она с легким испугом смотрела не на Леху, а на парня. Но этот испуг был вовсе не тот, когда боятся, что знакомому или родному человеку сделают больно – скорее это был испуг за то, что мощный друг сделает больно рыжему нарушителю порядка. Перестарается и потом забот не оберешься.

– Пацан, тебя правилам не учили? – парень прижал Леху к колонне. – Куда ты лезешь? Место хотел занять?

– Эй, друг, не тряси ты его так, он уже всё осознал! – окрикнул я здоровяка.

– Вы вместе? Тоже такой же наглец? – парень упер в меня взгляд.

Почти благожелательный взгляд. Таким здоровенные псы одаривают мельтешащих под ногами щенков.

– Я не наглец, – помотал я головой. – Но у нас сегодня была трудная ночь, мы только с поезда, устали, вот и мотнуло Леху вперед. Прошу понять и простить… Он не со зла…

– Да, друг, мы в самом деле уста

ли, – подал голос и Мишка. – Так получилось, он не хотел плохого.

– Я не со зла! – пискнул Леха.

– Макар, он же не со зла, – тронула парня за руку темноволосая девушка.

Я едва не икнул. На память сразу же пришло изречение Ильфа и Петрова: «Когда женщина стареет, с ней могут произойти многие неприятности: выпасть зубы, поседеть и поредеть волосы, развиться отдышка, может нагрянуть тучность, может одолеть крайняя худоба, но голос у нее не изменится. Он остается таким же, каким был у нее гимназисткой, невестой или любовницей молодого повесы».

Это был голос моей мамы. Ирины Николаевны Ериной, в девичестве Волковой…

– Не со зла? – повторил Макар, как бы раздумывая над словами Ирины. – Может и не со зла. Но надо бы проучить хулигана, чтобы потом неповадно было.

Двери вагона закрылись и металлический червь двинулся дальше, увозя пассажиров. Нам придется ждать следующий поезд.

– Мы все за него извинились, товарищ, – проговорил я. – Может хватит уже цирк устраивать? Сколько ещё извиняться-то?

– Макар, отпусти молодого человека, – попросила Ирина. – В самом деле, не устраивай сцен, а то опять в милицию попадешь.

– Извините, отпустите меня! – снова попытался дернуться Лёха, но крепкие руки прижимали к мрамору и не давали возможности вывернуться.

Бить же Лёха явно опасался – если так крепко держат, то что будет, когда могучий кулак прилетит по уху?

– Тогда эти алкаши сами виноваты были – нечего тебя обзывать, – огрызнулся Макар.

– А ты и рад… Ты же КМС по боксу, зачем ты их так? Они же заведомо слабее.

– Иришка, давай не здесь? – спросил Макар, всё ещё не отпуская Лёху.

– Да уж, вы ваши семейные разборки лучше дома устраивайте, – хмыкнул я и положил руку на левое запястье Макара. – Отпусти друга, товарищ.

– А может тебя рядом повесить? – поднял бровь Макар.

– Не стоит утруждаться. Эта комедия затянулась. Наш друг совершил не такое уж тяжкое преступление, чтобы нести такое наказание. Он уже всё осознал, а сейчас… Сейчас вы просто унижаете его и втаптываете в грязь его достоинство. Это не по-комсомольски, товарищ.

Макар дернул верхней губой, потом отпустил Лёху и вздернул кулак над моей головой. Я продолжал смотреть на него открытым взглядом. Было видно, что он не ударит, а только хочет испугать. Чтобы я отпрянул и закрылся от возможного удара.

Испугать? Меня? Да уж, если бы этот молодой и ранний только знал, сколько я повидал, то давно бы извинился и смылся потихоньку.

Ну а пока что я остался стоять и даже не дернулся. Рядом встала Ирина и укоризненно взглянула на друга. С такой укоризной ещё смотрят на провинившегося щенка, который в очередной раз наделал лужу на ковер.

– Связываться с вами ещё, – хмыкнул Макар и опустил руку на волосы, как будто собрался причесаться, но излишне резко дернулся.

Ирина взяла его за предплечье и потянула прочь. Она окинула нас небесно-голубым взглядом и отвернулась. Макар же сурово сдвинул брови, после чего двинулся за ней. Его плечи были раздвинуты в стороны, спина напряжена. Он шел так важно, как будто двигалось вовсе не человеческое тело, а бронзовый памятник строителям коммунизма.

– Какая красивая девушка, – выдохнул Мишка, глядя им вслед.

Я сделал вид, что нагнулся и распрямился, протягивая к нему руку. На ладони лежал платок с вышитой голубой каемочкой.

– Тогда чего ты ждёшь? Она оборонила платок – отдай ей. Смелее, мушкетер! – хмыкнул я.

Ну не стану же я говорить, что слямзил платок из приоткрытой сумочки, пока Макар гарцевал передо мной племенным жеребцом. Если посмотрите на меня, как на провинившегося щенка, который в очередной раз наделал лужу на ковре, то не стоит – я старался для благого дела.

Мишка с сомнением посмотрел на платок, на удаляющуюся пару. Он явно колебался. И ведь ушла бы Ирина Николаевна Ерина, в девичестве Волкова, как каравелла по зеленым волнам, если бы я не воскликнул:

– Чего ты ждёшь? Она же сейчас завернет за угол и адью!

Мишка решился. Он схватил платок и побежал следом, ловко огибая подходящих прохожих. Когда догнал, то аккуратно коснулся плеча Ирины. Она изумленно обернулась. Макар недовольно уставился на Мишку. Тот что-то сказал и протянул Ирине платок. Она посмотрела на его руку, потом на сумочку, взяла платок и кивнула.

Лицо Макара покраснело, но Мишка не стал обострять положение. Он кивнул Ирине и пошел к нам.

Мы видели, что Ирина посмотрела ему вслед. Я заметил некоторый интерес в голубых глазах. После этого уже Макар потянул Ирину прочь.

Мишка шел к нам и улыбался. Когда он подошел, я спросил:

– Ну что, что сказал?

– Сказал: «Ирина, простите, вы потеряли платок. Возьмите, пожалуйста!» – пожал плечами Михаил.

– И всё? – встрял Лёха.

– А чего ещё? Она спасибо сказала и взяла. Чего ещё говорить-то?

– Представился бы, сказал, что она тебе очень понравилась… Чего ты терялся-то? – хмыкнул Лёха.

– Главное, что ты не растерялся, – покачал я головой. – Ну да нет худа без добра. Леха вынес один урок, Мишка другой.

– Какой урок я вынес? – спросил Михаил.

– Что если будешь долго колебаться и размышлять, то можешь потерять свой шанс на счастье, – подмигнул я.

– Так уж и шанс? Она меня и не запомнит, – отмахнулся Мишка.

– Запомнит-запомнит, ты уж мне поверь.

Я знал, что запомнит. Знал, потому что родители как-то раз упомянули о своём знакомстве. Правда, мама не говорила, что в то время она встречалась с другим молодым человеком.