Алексей Живой
Спартанец. Племя равных
Глава пятая
Божественный луч
Корабль сильно качнуло. Налетевшая волна перекатилась через всю палубу, едва не смыв нескольких морпехов и баллисту за борт. Соленая вода обдала брызгами наварха, капитана триеры и командира морпехов, крепыша по имени Архон, заставив всех ощутить переменчивый нрав Посейдона. Корабль, шедший вдоль побережья Спарты под парусами, скрипел по всем швам. Разгулявшийся порывистый ветер то и дело резко кренил триеру на левый борт, рискуя перевернуть. Усилившееся под вечер волнение грозило перейти к ночи в настоящий шторм.
– Ищи гавань, – приказал Гисандр сквозь свист ветра капитану, оглянувшись на шедший за ним флот, который болтало по волнам так же, как и флагманскую триеру. – Хватит испытывать судьбу. Нужно пристать и вытащить корабли на берег, пока не стемнело и мы на налетели на скалы.
– Все верно, дальше тянуть нельзя. Будет сделано, господин Гисандр, – кивнул капитан и добавил с нескрываемым удивлением, огладив бороду: – Не знал, что спартанцы такие хорошие мореходы.
– Спартанцы в этом деле новички, – не купился на лесть новоиспеченный наварх, – просто мне уже приходилось несколько раз попадать в шторм. Спартанцы ничего не боятся на земле. Но не стоит рисковать их жизнями там, где властвует Посейдон.
Сказав это, он замолчал и вновь вперил свой взгляд в свинцовые волны и серый небосвод, почти смыкавшийся с ними впереди. Там, где должны были показаться Прасии. Но не раньше, чем завтра. И не раньше, чем спартанский флот будет готов нанести новый удар.
Еще с утра все выглядело безмятежным. Весь первый день плавания навстречу царю Леониду прошел без приключений. Наварх забрал с собой большую часть боеспособного флота из двенадцати триер, включая «пиратские» экипажи, оставив в Кифанте всего шесть кораблей. А также приказ – починить севшую на мель триеру. В крайнем случае снять с нее, а также со второго разбитого корабля, все ценное. Все остальные корабли наварх был вынужден оставить в удобной гавани Кифанты по двум причинам. Первой была бессмысленность использования боевых кораблей в новой операции по захвату Прасий без десантных частей, то есть морпехов. Поскольку почти пять сотен бойцов он «списал на берег». Вернее, поставил им новую боевую задачу.
После недолгих размышлений Гисандр решился разделить силы своей ударной армии. Двести верных Леониду спартиатов оставались с Эгором охранять порт Кифанты и сам город. Такого количества солдат было достаточно, чтобы держать город в повиновении и даже отбиться от неожиданного нападения не слишком больших сил противника, если они появятся. Гисандр рассчитывал, что вопрос с Прасиями решится раньше, чем возникнет такая необходимость. Хотя и не исключал этого. Все-таки в нескольких днях пути на юг находился Заракс, и дальше, за ним, Эпидавр-Лимеры. Гарнизоны этих портов, по словам Леонида, после начала вторжения могли склониться в сторону дома Еврипонтидов. И тогда нападение на Кифанту становилось вполне вероятным.
Впрочем, и там находились шпионы царя Леонида, которые вели агитацию среди солдат и населения. Так что еще оставался шанс, что гарнизоны этих городов все же перейдут на его сторону или, по крайней мере, сохранят нейтралитет. «Даже если на колебания у них уйдет пара дней, с тех пор как они узнают о начале войны, – размышлял Гисандр, сидя накануне вечером на пирсе Кифанты и глядя на суету моряков, пополнявших запасы, – мы сможем выиграть время и захватить Прасии. А потом, при необходимости, вернуться сюда по морю и выбить всех врагов Леонида из города. У них ведь нет флота, и передвигаться воины Леотихида смогут лишь посуху».
Вообще, за последние месяцы войны с персами недавний спартанский пехотинец, а теперь первый в истории Спарты наварх, уже привык больше полагаться на флот. Ему нравилось передвигаться на кораблях, покрывая значительные расстояния и, неожиданно для врагов, перемещаться с одного театра военных действий на другой. Но судьба Спарты решалась сейчас на суше. Именно необходимость знать, что происходит в окрестностях атакованных городов и на дорогах, ведущих в столицу, заставила наварха отправить еще три сотни гоплитов под командой Архелона пешим путем на север, в сторону Прасий. Этот отряд должен был прибыть туда не позднее чем через три дня. А если спартиаты смогут передвигаться еще и ночью, чего не могли сделать без большого риска корабли флота, то и за два. Архелон имел приказ найти армию Леонида, которая уже могла к тому времени штурмовать город с суши, а может, и с моря, и присоединиться к ней. Или же, в том случае, если штурм еще не начался и армию царя отыскать не удастся, ждать прибытия кораблей Гисандра на берегу. Вступать в бой с ходу Архелону запрещалось. Только по приказу царя или совместно с флотом наварха.
Вторая причина, которую Гисандр не озвучивал никому, выглядела не очень по-спартански, но вписывалась в его тайную стратегию. Опять же из-за отсутствия флота у врагов Леонида, шесть триер в гавани Кифанты в самом безнадежном случае можно было использовать для бегства, а официально «для переброски осажденного гарнизона в любое место побережья». В этом случае маневр можно было приравнять к ложному отступлению, которое спартанцы практиковали на суше. Но в глубине души Гисандр надеялся, что ему не придется прибегать к этому маневру. Поскольку в глазах еще не привыкших к морской войне спартанцев все это очень походило бы на бегство, а это было неприемлемо для гордых спартиатов.
– Ох уж эти мне традиции, – сплюнул наварх на мокрые доски пирса, глядя, как матросы закатывают последнюю бочку по сходням, – сколько народа из-за них полегло.
Но, решив так, Гисандр более не колебался, и двенадцать триер с рассветом вышли в море, казавшееся тогда вполне спокойным. В то же самое время, даже раньше, триста спартанцев со щитами и копьями во главе с Архелоном уже шагали по дороге на север, покидая протяженный мыс, на котором располагался первый форпост нового спартанского государства.
– Да поможет вам Аполлон, – напутствовал накануне Архелона Гисандр.
– А к вам пусть будет милостив сам Посейдон, – ответил на это его друг, – и не грозит спартанским кораблям своим трезубцем.
– Встретимся у Прасий, – успокоил его наварх, – боги на нашей стороне.
Однако к вечеру погода испортилась настолько, что Гисандр уже всерьез переживал за свой флот, который мог просто пойти на дно со всеми солдатами и баллистами раньше, чем достигнет нужного места. Слушая завывания ветра и глядя на высокие волны, грозившие разбить триеру о рифы, которыми были полны прибрежные воды, наварх уже начал сомневаться, что Посейдон будет к ним благосклонен.
– Если подходящая бухта не появится в ближайшее время, – пробормотал наварх, стоявший рядом с капитаном у скрипевшей изо всех сил мачты, с которой только что, наконец, сняли паруса, – стемнеет окончательно. И тогда мы точно увидимся с Посейдоном, но уже отправившись на корм рыбам.
Не успел Гисандр договорить, как флагманская триера миновала скалистый мыс, загибавшийся полукругом и далеко выдававшийся в море. Сразу за ним моряки увидели глубокую, защищенную от ветра бухту. Берега для Спарты выглядели не совсем привычно. Высокие, скалистые, изрезанные трещинами и мрачноватые. А в центре имелся большой разлом, в глубине которого угадывался вход во вторую, скрытую от глаз бухту. «Просто Норвегия какая-то со своими фьордами, – вспомнил пейзажи из прошлой жизни Гисандр, – но выбирать не приходится. Бухта на вид большая, места для всех кораблей хватит, а в глубине разлома даже пологие берега виднеются. И жилья никакого вокруг нет, что нам только на руку. Ведь эта ночевка уже на земле врага».
Обогнув мыс, флагманская триера подала остальным сигнал «следуй за мной», которому спартанцев научили афинские моряки, и первой вошла в гавань, укрывшись от ветра. Остальные последовали за ней. Течения в бухте почти не было, и триера, давно шедшая на веслах, просто полетела вперед.
– Правь прямо к разлому. Ночевать будем там, но будь осторожен, – напомнил наварх капитану, когда они поравнялись с высокими, поросшими мелким кустарником краями расходившихся в стороны скал, – здесь, наверное, много опасных отмелей.
Опытный капитан лишь покосился на своего спартанского командира, но промолчал. Перечить спартанцам было себе дороже.
– До сих пор Посейдон щадил нас, – не выдержал он все же спустя мгновение, – надеюсь, и сейчас мы достигнем спокойной воды.
Похоже, боги услышали его слова. Бухта прямо на глазах расширялась, а затем стала изгибаться влево. Гребцы сделали еще несколько взмахов весел, и, когда море уже скрылось из вида, наварх разглядел вдалеке зыбкую дымку, висевшую над пологим пустынным берегом.
– Здесь может укрыться три таких флота, как наш, – оценил размеры бухты, скрытой от всех ветров, наварх. Подняв голову, он разглядывал верхушки скал.
– Широкая бухта, – кивнул капитан, – нам повезло найти ее в последний момент, господин Гисандр. Ведь ночь уже вступает в свои права.
За исключением прибрежной полосы, повсюду виднелись лишь отвесные скалы без каких бы то ни было признаков перевалов или проходов наверх. Ни узких, ни широких. Лишь черные птицы вились стайками в небесах. Отсюда было не выбраться, на первый взгляд. Да и вообще мокрым и замерзшим на ветру морякам это место показалось абсолютно глухим, даже пустынным. Когда справа по борту триеры вода внезапно забурлила, а потом на мгновение в зыбком сумеречном свечении из глубины показалась и исчезла чья-то огромная черная спина, наварху подумалось, что в здешних водах вполне могли водиться морские чудовища. Мало ли у Посейдона слуг. Но он быстро усмирил разыгравшееся воображение. Не к лицу спартанцам бояться каких-то чудовищ. Тем более что ни капитан, ни командир морских пехотинцев вообще не заметили этого.
«Наверное, кит, – решил Гисандр, вспоминая свое видение, – хотя к ночи должен быть отлив, если здесь мелко, откуда здесь взяться китам? Не скандинавские фьорды все-таки, где атомная подлодка может пройти незамеченной».
По мере приближения к берегу вокруг действительно стали появляться признаки мелководья, – то тут, то там из воды поднимались едва заметные скальные выступы. Лавируя между ними, триера вскоре достигла узкой прибрежной полосы, уткнувшись в каменное, но, к счастью, пологое дно. Расстояние между обнажившимися берегом и отвесными скалами, уходившими в темное небо, как раз хватало на то, чтобы люди могли втащить нос корабля на сушу и выйти на берег сами, разбив лагерь.
Едва киль триеры, заскрипев по камням, остановился, наварх первым спрыгнул на берег. Несмотря на то что прыгал он с высоты борта, его сандалии лишь слегка вдавились в песок, под которым обнаружился голый камень.
– Вытаскивайте корабль, пока не стемнело, – приказал он, осматривая пустынный берег и глядя, как остальные триеры заходят в эту уединенную бухту.
«Отличное местечко, – подумал Гисандр, делая несколько шагов по мокрому песку, который был явно нанесен сюда морскими волнами, – надо будет оборудовать здесь настоящую гавань, когда захватим всю Спарту и начнем строить флот по-настоящему. Спарта еще будет владычицей морей».
Сделав следующий шаг, Гисандр засмотрелся на отвесные скалы, хранившие моряков от чужих взглядов, и чуть не упал, поскользнувшись на чем-то мягком. Поглядев вниз, он с удивлением увидел средних размеров рыбу, трепыхавшуюся в небольшой луже. Чуть поодаль били хвостами еще несколько штук. А за ними еще. Гисандр прошелся вдоль берега и насчитал не один десяток вытянутых чешуйчатых тел, там и сям поблескивавших в тине и песке. Вся эта морская фауна еще трепыхалась, а значит, была абсолютно свежей. Попадались и довольно крупные экземпляры. Кроме рыбы тут полно было устриц, медуз и другой скользкой живности, которую отлив застал врасплох.
– А вот и свежий ужин! – повеселел наварх. – Да тут рыбы хватит накормить все команды, если не рассчитывать на пир. По спартанским меркам вполне достаточно. Сэкономим запасы. Главное, что ее можно есть, даже не разжигая костров, что сейчас очень кстати.
Сделав еще шаг, наварх наклонился, чтобы рассмотреть очередной блестящий предмет, но с удивлением заметил, что это не рыбья чешуя. В полумраке тускло блеснул какой-то отполированный самой природой полупрозрачный камешек. По форме он был похож на почти идеально круглую линзу от подзорной трубы, знакомую Гисандру по прошлой жизни.
– Интересная вещица, – пробормотал наварх и, сам не зная зачем, засунул плоский камешек за кожаный нагрудник, – возьмем с собой. Может, еще пригодится.
Пройдя до самого конца бухты, Гисандр не нашел никаких троп или проходов наверх. И посмотрев еще раз на край отвесной скалы, подумал о том, что может находиться там, наверху. Если там неприступные места, – это хорошо. А если к обрыву вела какая-то дорога или тропа, то для лучников они были как на ладони. Их могли беспрепятственно расстрелять сверху или забросать горшками с горючей смесью корабли. Судя по пройденному расстоянию, они уже были на подходах к Прасиям, а здесь вполне могли появиться разведчики неприятеля.
«Впрочем, о чем это я, – поймал себя на странной мысли наварх, уже давно живший в состоянии войны, – для жителей Прасии, как и для Кифанты еще пару дней назад, нет никакой войны и течет мирное время. Если Леонид еще не напал на них, то они пока не понимают, что живут в прошлом. А Леонид и я для них – это будущее. Суровое, но неотвратимое, с которым лучше смириться. Так что будем надеяться, что эта ночь пройдет для нас спокойно».
По дороге назад он уже едва мог различить край берега, к которому приставали одна за другой спартанские триеры. Морпехи сыпались на песок десятками, многие тут же падали, поскальзываясь на морских гадах, как и сам Гисандр некоторое время назад.
– Быстрее! Вытаскиваем корабли на сушу, пока не стемнело, – приказывал, проходя мимо, наварх спартанского флота командирам морпехов и капитанам триер. – Костров не зажигать! Выставить дозоры.
– А как же мы будем готовить пищу? – осмелился уточнить у него один из капитанов.
– Мы не будем ее готовить, – отрезал Гисандр и указал рукой на блестевшую повсюду чешую рыб в свете луны, показавшейся в это мгновение из-за облаков, – соберите в корзины рыбу и ешьте ее сырой. Тут достаточно свежих морских даров, чтобы не использовать запасы сухого мяса, что есть на кораблях.
Судя по выражению лица, капитан, происходивший не из спартанцев, не привык часто есть сырую рыбу. Но спорить со спартанским навархом, желудок которого мог выносить даже черную похлебку[21], не стал.
– Прикажете поставить палатки для воинов на берегу, господин Гисандр? – уточнил возникший из темноты прямо перед ним Архон, когда наварх поравнялся со своей триерой, нос которой уже был вытащен на песок. Гисандр посмотрел на корабль с огромным нарисованным глазом над самым тараном, словно взиравшим сейчас на окрестные скалы, до которых было не более половины стадии, вспомнил о рыбе и водорослях, разбросанных по всей прибрежной полосе.
– Нет, спать все будем на кораблях. Здешний прибой, похоже, очень силен. На берегу нас просто затопит к рассвету.
Он еще раз скользнул взглядом по берегу, на котором копошились многочисленные тени, словно посланцы, вернувшиеся из царства Аида. Кто-то собирал рыбу, кто-то втаскивал триеры на берег и готовился к ночлегу. Огней не было.
– Нужно выставить лишь дозорных, чтобы следили за скалами, пока это будет возможно. И за приливом. Ночь будет ясная. А с рассветом пусть возвращаются на корабли. Передай мой приказ всем.
– Будет исполнено, – поклонился Архон, растворяясь во мраке, как бестелесный дух.
Убедившись, что до наступления полной темноты все корабли благополучно вошли в гавань и были вытащены на песок, а его приказы – выставить дозоры, не разводить костров и питаться лишь свежей рыбой – выполнены беспрекословно, Гисандр отправился спать на свою триеру. Там, на корме, рядом с одной из баллист, ему была приготовлена лежанка из заранее заготовленного тростника, прямо под открытым небом. Это было роскошное ложе для спартанского наварха, от которого он не смог отказаться. Остальные морпехи спали вповалку на мокрой палубе, укрывшись плащами. К счастью, небольшой дождь, что застал их в море, к вечеру прекратился, и все спартанцы, и моряки, измученные штормом за день, получили шанс хорошо отдохнуть и набраться сил. Больше всего повезло гребцам, которые спали на своих скамьях в трюме.
Несмотря на усталость, Гисандр, перекусивший свежей рыбой с коркой хлеба, заснул не сразу. Едва он лег на хрустящую солому и с наслаждением потянулся, давая отдых своему телу, как взошла полная луна. Она светила так ярко и была видна так отчетливо, что наварх поневоле залюбовался ночным светилом и небесным сводом, окружавшим его.
Как-то сами собой всплыли воспоминания из прошлой жизни о первых ученых-астрономах. Имена их еще никто не знал, но в будущем они должны были перевернуть представления о том мире, который еще только складывался на глазах Гисандра.
Наварх вспомнил Галилея – ему предстояло родиться только в шестнадцатом веке. Галилей собственноручно собрал первый телескоп и догадался направить свой взгляд не вдоль линии горизонта, как смотрели все люди до этого, а поднял его вверх, в бездонное небо. И то, что он там увидел, многие годы спустя еще называли наваждением, отказываясь поверить. Галилей первым увидел горы на Луне, а непрерывный Млечный Путь, так любимый греками, вскоре распался на отдельные звёзды.
«Надо будет подкинуть Темпею идею поработать со стекляшками, может придумает телескоп на тысячу лет раньше», – усмехнулся наварх, скосив глаза на врачевателя-алхимика и создателя огненных горшков, который дрых без задних ног с другой стороны баллисты. Темпей вообще плохо переносил морские путешествия. «Или хотя бы подзорную трубу мне соорудит. В море будет незаменимая вещь. Да и на суше пригодится».
Вспомнился новоиспеченному наварху Джорда́но Бру́но, итальянский монах-доминиканец, написавший множество трактатов о вселенной, не одобренных церковью. Учение Бруно о бесконечной вселенной и множестве миров стало главным обвинением против него. Бруно считал, что Бог и вселенная суть одно и то же бытие, а вселенная бесконечна в пространстве и времени. Она совершенна, так как в ней пребывает Бог. И все бы ничего, может и простили б, если бы Джордано Бруно не выступил против системы Аристотеля, предпочтя ей систему Коперника, и не заявил немыслимое, что звёзды – это далёкие солнца, а центр мира находится вовсе не на Земле. Ну, а уж сомнения относительно непорочного зачатия Девы Марии монаху вообще не могли простить.
Джордано покинул орден доминиканцев, долго скитался по Европе, изучая астрономию. Вернувшись в Италию, был арестован инквизицией, отказался отречься от своих учений, много лет провел в тюрьме, а затем был сожжён на костре как еретик.
«Крепкий мужик, – подумал Гисандр, разглядывая мерцавшие звезды, – предпочел умереть за свою идею. Настоящий спартанец».
По небосводу над измученным бессонницей навархом были рассыпаны миллиарды звезд. Гисандр как-то поневоле стал вспоминать их названия, придуманные греками, и даже пытаться понять, что навело их на мысль назвать два обычных ковшика разных размеров Большой и Малой Медведицей. Но так и не понял.
Тогда ему вспомнился Коперник, первым из людей осознавший, что не Земля, а Солнце было неподвижным центром Вселенной. И на этом основании просто объяснивший людям всю запутанность движения планет. Из-за Коперника ведь все и началось. «Ох, и накрыло меня», – подумал Гисандр, отгоняя воспоминания.
Впрочем, всем этим гениям еще только предстояло родиться и сделать свои открытия. Но и грекам, среди которых пребывал Гисандр, было чем гордиться. Чего стоил один только антикитерский механизм – первый в мире греческий компьютер. Тоже, впрочем, еще не возникший. До него оставалось еще примерно четыреста лет.
Этот механизм, похожий на часы и собранный из многочисленных шестеренок неизвестным мастером на Крите или в Сиракузах, показывал положение Солнца и Луны, определял затмения, а также рассчитывал даты важнейших греческих игр и празднеств. Среди которых были: олимпиады, Пифийские, Немейские даже Истмийские игры, проводившиеся на хорошо знакомом Гисандру перешейке Истм в честь самого Посейдона.
«Мне бы такой механизм, – подумал Гисандр, по привычке приспосабливая научные изобретения на военный лад, – да самого мастера. И мои баллисты вскоре стали бы посылать заряды с берегов Эврота до самых Афин, а может, и еще дальше. Мы бы персов отогнали не то что за Гелеспонт, а до самой Индии».
Еще некоторое время Гисандр смотрел в ночное небо под мерный плеск волн. Представляя, как крохотный шар Земли несется сквозь бесконечное море звезд вместе со всеми людьми, помышляющими лишь о сиюминутных делах и обидах. А потом как-то незаметно отошел в объятия Морфея.
– Господин Гисандр! – услышал он сквозь зыбкий сон голос капитана триеры, который осторожно коснулся его плеча. – Прилив начался. Что прикажете делать?
Гисандр быстро открыл глаза и сел на своей подстилке. Некоторое время он смотрел на склонившегося над ним капитана, а потом резко встал. Потянулся, взмахнул руками, сделав несколько гимнастических упражнений, чтобы размять затекшие во время сна руки и ноги. И лишь затем шагнул к борту, чтобы осмотреться.
Над бухтой висел плотный туман. Но первые лучи солнца, встававшего где-то там, за невидимым сейчас горизонтом, уже проникали и сюда. На самое дно этого природного колодца. Начинало понемногу светлеть. Но пока что наварх с трудом видел даже борт соседнего корабля, за которым передвигались неясные тени.
Тогда он перегнулся чрез борт собственной триеры и посмотрел вниз, на камни, увидев, что они уже скрылись под водой. Массивный корпус корабля начинало слегка потряхивать на волнах. Но он все еще цеплялся килем за скалистое дно, оставаясь на месте.
– Недавно начался? – спросил наварх у капитана.
Тот кивнул.
– Да, вода начала подниматься перед самым рассветом. А сейчас весь берег, где мы вчера собирали рыбу, уже почти затопило.
Гисандр посмотрел в указанном направлении. До отвесных скал было недалеко, и даже сквозь еще не рассеявшийся туман можно было заметить, что там, где он вчера вечером еще спокойно прогуливался, сейчас уже плескались волны. Правда, пока небольшие.
Из-за спины возник Архон.
– Все дозорные вернулись? – уточнил наварх.
– Да, едва вода начала подниматься, они вернулись на свои триеры, – подтвердил командир морпехов. – Мне доложили со всех кораблей.
– Хорошо, – удовлетворенно кивнул Гисандр, опершись руками о деревянный борт, – ночь прошла спокойно, никто нас не обнаружил и не напал. Подождем еще немного. Пока туман не рассеется.
– Может, приказать солдатам спрыгнуть в воду и подтолкнуть корабль? – предложил Архон. – Быстрее отплывем.
– Не надо, – отмахнулся наварх. – Скоро вода должна подняться достаточно высоко, чтобы сдернуть корабли с места стоянки и перенести через прибрежные скалы. Раз Посейдон пощадил нас вчера, то и сегодня не оставит. Торопиться не будем. Пусть луна делает свое дело.
– Кто делает? – вытаращился на него капитан.
– Не важно, – перевел разговор на другую тему спартанский наварх, опять вспомнивший свои ночные грезы, – займись проверкой снастей. Они скоро нам понадобятся. За ночь море почти успокоилось. Как только покинем гавань, нужно будет развить большую скорость. Поставим парус. Царь давно ждет нас.
Капитан, уже привыкший иметь дело со спартанским навархом, не стал ничего уточнять. Едва заслышав металлические нотки в голосе Гисандра, он почел за благо удалиться на другой конец триеры и там начал подгонять матросов. Так было гораздо безопаснее.
Командир морпехов тоже отправился проверять своих подчиненных, выстроив их на палубе и заставив проверять амуницию. Сам же Гисандр, пользуясь затишьем, подошел к Темпею. Алхимик, лежавший на мешковине между бортом и баллистой, уже давно проснулся от громкого голоса своего хозяина, но предпочел делать вид, что спит.
– Эй, врачеватель, – наварх мягко пнул «спящего» Темпея в бок носком сандалии, – просыпайся. Разговор есть.
Темпей открыл глаза, изобразив удивление, но тут же сел, привалившись спиной к массивной балке, на которой было собрано метательное орудие.
– О чем вы хотели со мной поговорить, господин Гисандр? – пробубнил Темпей, сладко потянувшись. – В такую рань добрым людям еще следует спать.
– Тот, кто слишком много спит, рискует быть убитым во сне, – назидательно произнес Гисандр, опускаясь на мешковину рядом с Темпеем и точно так же прислоняясь спиной к балке, – нам, спартанцам, нужно уметь чутко спать. Верно, Темпей?
Алхимик вздрогнул от такого вопроса и поневоле кивнул.
– Но поговорить я пришел с тобой не о царстве Морфея, – начал он и осмотрелся вокруг, словно не хотел, чтобы их кто-нибудь увидел вместе или услышал. Казалось, поначалу он был удовлетворен результатами увиденного. Так как висевший над палубой туман делал очертания любого человека, даже стоявшего в нескольких метрах, слегка расплывчатыми. Но взглянув на солнце, скрытое от его глаз тем же туманом, слегка погрустнел.
– Скажи мне, Темпей, – медленно произнес наварх, доставая из-за пазухи небольшой, отполированный водой полупрозрачный камешек и подбрасывая его на ладони. – Ты ведь у меня смышленый малый. Снадобья знаешь. Придумал рецепт горючей смеси для горшков. А тебе не приходило в голову, что поджигать что-то можно не только с помощью огня?
– О чем вы говорите, господин Гисандр? – не понял Темпей, но его взгляд не отрывался от полупрозрачного камня, который подпрыгивал на ладони наварха, то и дело поблескивая.
Гисандр поднял голову и увидел, что туман стал быстро рассеиваться, а в его разрывах прямо над кораблем показалось молодое солнце.
– Я говорю о нем, – наварх поднял палец вверх, указав на светило, – ты ведь наверняка догадался, солнце обладает такой мощью, что сможет своими лучами разжечь огонь такой силы, о которой смертный человек может только мечтать.
– Да, я не раз видел пожары, возникавшие сами по себе, от жаркого солнца, – кивнул Темпей, все еще не понимавший, к чему клонит хозяин, – но я не умею укрощать силу солнца. Смертным это не под силу.
– Это не так уж сложно, – удивил его Гисандр, – если знать, как. Дай-ка мне свою ладонь.
Темпей с интересом протянул свою руку и разжал пальцы.
– Смотри, – приказал наварх и поднял над ладонью врачевателя полупрозрачный камешек, очень похожий на лупу из его прошлой жизни.
Солнце в это время уже светило ярко. Камешек был мутноват, но Гисандру удалось поймать в него солнечный луч и направить на ладонь заинтригованного алхимика. Он держал его так до тех пор, пока не раздался сдавленный крик и Темпей не отдернул руку.
– Ой, – простонал он, убирая резко ладонь, – просите, господин Гисандр, но я больше не мог терпеть эту боль.
– Что ты почувствовал? – спокойно уточнил наварх, не обращая внимания на стоны алхимика, который тер свою покрасневшую ладонь.
– Боль и жжение, – ответил Темпей.
– Вот видишь, – просиял Гисандр, – жжение! Солнечные лучи, которые наше светило рассылает во все стороны, можно собирать в один мощный луч с помощью этой линзы. Я собрал на твоей ладони лишь несколько лучей, и ты уже почувствовал жжение.
Гисандр понизил голос, нагнулся вперед и перешел почти на шепот:
– И это еще почти непрозрачная и очень маленькая линза. А теперь представь, если она будет полностью прозрачной и шириной с бочку?
Заинтригованный Темпей молчал в предвкушении, ожидая, когда хозяин продолжит.
– Эта линза лучом прожжет твою руку и дно нашей триеры. И вообще сможет на расстоянии поджигать другие корабли!
Темпей просиял, словно перед ним раскрыли тайны вселенной.
– А что значит «линза» и «прозрачной», хозяин?
«Эх, я и забыл, что здесь еще не знают ни оптики, ни даже стекла», – расстроился Гисандр.
– Представь стенку горшка, сквозь которую можно смотреть, как сквозь обычный воздух или воду, – попытался объяснить он, вновь демонстрируя Темпею свою блеснувшую на солнце находку. – Только твердая. Вот это и значит «прозрачная». А линза – это вот такая круглая и выпуклая штука, как эта, только опять же «прозрачная».
Темпей помолчал, абсолютно сбитый с толку новыми откровениями. А потом задал вопрос, от которого у Гисандра стало на душе очень весело. Почти так же, как когда он обсуждал с Темпеем необходимость придумать зажигательные горшки для баллисты, которых еще никто в мире не делал. Они тогда были первооткрывателями, поймавшими кураж.
– Но ведь такого материала в природе не существует.
– Вот именно, друг мой, – похвалил его Гисандр, рассмеявшись, и даже хлопнул по плечу, – вот именно. Ты его и придумаешь. Держи!
И он вложил полупрозрачный камешек в ладонь мгновенно потерявшего интерес ко всему окружающему Темпея.
«Ну все, теперь не будет спать и есть, – подумал довольный собой Гисандр, вставая и поправляя кожаный доспех, – до тех пор, пока не найдет способ создать прозрачную линзу».
– Я слышал, что их выплавляют из песка, – подбросил задумавшемуся алхимику направление мысли наварх, – правда, чтобы его расплавить, жар нужен очень большой.
Он помолчал еще мгновение, но не выдержал и проговорился:
– А еще – если смотреть через нее не на солнце, чтобы не сжечь глаза, а вдоль горизонта, то можно увидеть дальние берега. Подумай еще и об этом.
Он сделал несколько шагов по направлению к мачте, у которой стоял капитан триеры, как за спиной у него раздался вопрос.
– А откуда вы все это знаете, господин Гисандр?
Наварх застыл на месте, но не задержался с ответом. В этом мире только один ответ мог устроить всех. И он поднял палец вверх, указав на небо.
– Боги открыли мне тайну, – проговорил наварх, вновь бросив быстрый взгляд по сторонам. – Но ты не должен никому говорить об этом. Иначе мы оба погибнем.
Темпей быстро замотал головой.
– Я лучше умру, но не расскажу, – выдавил он из себя, добавив уже еле слышно: – Господин Гисандр.
– Вот и отлично, – снова подбодрил его Гисандр, – умереть мы всегда успеем.
