Алексей Исаев
Приграничное сражение 1941. Первая битва Великой Отечественной

Глава 3
Лиепая. Крепкий орешек

Сражение за город и военно-морскую базу Лиепая нельзя назвать типичным или характерным для 1941 г. Мы оставили 291-ю пехотную дивизию генерала Герцога в тот момент, когда она 22 июня 1941 г. быстро продвигалась в направлении Лиепаи. Обособленная задача захвата советской военно-морской базы быстро привела к обособлению соединения от главных сил 18-й армии. Соседний XXVI армейский корпус наступал на северо-восток, все больше удаляясь от двигавшихся строго на север частей 291-й дивизии. Для выполнения специфической задачи она была усилена батареей 210-мм мортир 637-го тяжелого артдивизиона, батареей из двух 280-мм железнодорожных орудий, дивизионом 105-мм пушек и даже бронепоездом. Дивизия генерала Герцога также получила в свое распоряжение подвижные части: 403-й велосипедный батальон и 10-й моторизованный пулеметный батальон. Ввиду «морской» направленности наступления в нем участвовали подразделения Кригсмарине: морской ударный батальон капитан-лейтенанта фон Диета, батальон («зондеркоманда») Биглера для захвата верфи и порта Лиепаи и 530-й морской артдивизион (без орудий, для выполнения пехотных задач). Иногда утверждается, что в штурме Лиепаи участвовали танки, но в действительности ни танков, ни САУ «Штурмгешюц» в распоряжении Курта Герцога не было.

Вечером 22 июня около 22.00 передовой отряд 291-й пехотной дивизии – 403-й велосипедный батальон – после боя с пограничниками занял Руцаву. Утром 23 июня еще один передовой отряд – 10-й пулеметный батальон – без боя занял станцию Приекуле в 30 км восточнее Лиепаи. За 34 часа, прошедшие с начала войны, он углубился на советскую территорию на 70 км. Быстрые прорывы немецких подвижных частей летом 1941 г. часто настолько шокировали советские части, что их принимали за воздушные десанты. Немцы не спешили делиться действительными причинами своего успеха на Западе в 1940 г. Подробности действий танковой группы Клейста не раскрывались. Однако пропаганда изо всех сил трубила об успехах воздушных десантов. Это сделало их настоящим пугалом для советских войск. Вражеские парашютисты мерещились на каждом шагу. Уже поздним вечером 22 июня по приказу командующего 27-й армией Н. Э. Берзарина в Риге создается отряд для борьбы с воздушными десантами противника в составе:

1) Рижского пехотного училища;

2) моторизованного полка 28-й танковой дивизии;

3) курсов политруков.

Когда ранним утром 23 июня последовало сообщение о вражеском «десанте» в Приэкуле «численностью до 200 человек» созданный отряд был немедленно задействован для его ликвидации.

Что же в это время происходило в Лиепае? К началу войны 67-я стрелковая дивизия генерал-майора Н. А. Дедаева, дислоцированная в районе Лиепаи, была на учениях к северу от города. Город оказался почти беззащитен. Строго говоря, задачей 67-й стрелковой дивизии являлась оборона побережья Балтийского моря, а не оборона Лиепаи с суши. Поэтому один из трех полков соединения – 114-й сп – вообще находился далеко к северу, на побережье в районе Виндавы. Здесь же, на охране побережья у Павилосты, находился один батальон из 56-го полка дивизии. Собственно, в районе Лиепае в распоряжении Дедаева находилось неполных два стрелковых полка. Два батальона 281-го полка утром 23 июня отправились под Руцаву. Итого после возвращения частей с учений непосредственно в Лиепае для ее обороны осталось три батальона и артиллерия дивизии.

Один из очевидцев событий, начальник военно-морского училища ПВО в Лиепае генерал-майор береговой службы И. А. Благовещенский, на допросе в немецком плену подтверждает именно эту оценку: три батальона из состава 56-го и 281-го стрелковых полков и 300 человек слушателей училища. Вместе с тем нельзя не отметить, что по итогам 1940 г. по боевой и политической подготовке 67-я стрелковая дивизия была на первом месте в Прибалтийском округе. Поэтому даже три батальона могли дать серьезный бой.

Небольшой латвийский город Лиепая (Либава) славился своим торговым портом, который не замерзал даже в самые суровые зимы. Естественно, что это свойство не могло не заинтересовать русских адмиралов. В 1890–1908 гг. для базирования кораблей Балтийского флота в 3 км севернее Либавы с помощью закупленного за границей оборудования был построен военный порт. В межвоенный период военно-морская база рухнувшей империи пришла в запустение, Латвийской Республике она была просто не нужна.

С вхождением Прибалтийских республик в состав СССР в 1940 г. база была лишь частично восстановлена в качестве военного порта. Советское командование осознавало уязвимость вынесенного почти к границе с Германией порта. Перед войной на Лиепае базировалась только 1-я бригада подводных лодок. Незадолго до начала боевых действий военный совет КБФ, заручившись поддержкой наркома ВМФ Кузнецова, вывел из Лиепае два дивизиона подводных лодок с их плавбазами «Смольный» и «Иртыш». Их перебросили в Усть-Двинск. В итоге в базе осталось 15 лодок из 23 в бригаде в целом. Из них исправными к 22 июня 1941 г. числились лодки Л-3, М-77, М-78, М-79, М-81, М-83. Еще две лодки, С-9 и М-80, имели мелкие неисправности. «Малютке» М-71 из-за коррозии корпуса было запрещено погружаться. Две субмарины заканчивали средний ремонт на заводе «Тосмаре» (С-1 и С-3), но еще не были боеготовыми. Бывшие латвийские «Ронис» и «Спидола» готовились к постановке в средний ремонт. Экс-эстонские лодки «Калев» и «Лембит» нуждались в проверке боезапаса и переоборудовании под советские стандарты. Помимо лодок, в Либаве находился отряд торпедных катеров (5 единиц) и катера охраны рейдов (4 единицы).

Мощности судоремонтного завода «Тосмаре» стали ценным приобретением для советского ВМФ. Естественно, их использовали, как говорится, «на всю катушку». Однако осознание надвигающейся опасности заставило вывести из Лиепаи в Таллин ремонтировавшийся минный заградитель «Марти». Причем неисправный корабль вытащили на буксирах. На «Тосмаре» остался в ремонте старый эсминец «Ленин». Пока война не началась, вовсе прекращать работу завода было бы чрезмерной предосторожностью. Поэтому в ночь с 21 на 22 июня в Лиепае для ремонта прибыл тральщик Т-204 «Фугас».

В 4.50 22 июня Военный совет КБФ объявил по флоту о начавшейся войне с Германией. Около 6.30 командование флота получило радиограмму от Н. К. Кузнецова начать мероприятия, предусмотренные планом прикрытия. В дозор на подступы к базе были отправлены сначала две подводные лодки, а затем к ним присоединились еще две. План также предусматривал постановку минных заграждений на подступах к Лиепае. Прибывший ночью тральщик Т-204 оказался тут как нельзя кстати. За 22 и 23 июня он шесть раз выходил в море для постановки заграждений. Всего было выставлено 206 мин образца 1912 г. До конца года на этом заграждении подорвались немецкие охотники за подлодками, сторожевик и два тральщика.

С началом войны был продолжен запущенный еще до нее процесс вывода из близкой к Германии базы боевых кораблей. Уже в первые часы войны последовал приказ начальника штаба флота о переводе лодок в Усть-Двинск. До вечера 22 июня Лиепае покинули подводные лодки «Лембит», «Калев», С-9, М-77 и М-78. Вслед за ними из базы в сопровождении всего одного пограничного катера ушел танкер «Железнодорожник», что позволило вывезти часть запасов жидкого топлива. Этот этап эвакуации прошел сравнительно благополучно, была потеряна только лодка М-78, потопленная утром 23 июня в районе Виндавы немецкой подлодкой U-144.

Вывод частей ВМФ из Лиепаи проходил не только по морю, но и по суше. Утром 23 июня на восток была отправлена 18-я железнодорожная батарея 180-мм орудий. Как писалось в расследовании обстоятельств потери Либавы «на пути командование батареи получало ряд провокационных слухов даже от официальных лиц (некоторые начальники станций сообщали, что впереди немцами взорваны ж.-д. мосты, на самом деле все они были не тронуты на всем пути следования батареи)». Если бы командиром батареи был склонный к панике человек, она была бы взорвана и ее искореженные орудия стали бы достопримечательностью, на фоне которой фотографируются оккупанты. Но, к счастью, этого не произошло. Пережив несколько авианалетов, в 12.00 24 июня батарея прибыла в Ригу.

На эсминце «Ленин» утром 23 июня были введены в действие два из четырех котлов, корабль самостоятельно отошел от стенки. На нем началась приемка мазута. К 23 июня на южные подступы к городу были выдвинуты части 67-й стрелковой дивизии, которые остановили наступающих немцев на рубеже реки Барта. Серьезным аргументом обороняющихся были береговые батареи Лиепаи – три 152-мм и двадцать два 130-мм орудия.

Своеобразие обстановки для 291-й пехотной дивизии заключалось в том, что она, с одной стороны, должна была штурмовать находившийся на побережье город, с другой – делать это в отрыве от основных сил 18-й армии. Соответственно, на саму Лиепаю поначалу был нацелен лишь один усиленный 505-й пехотный полк полковника Карла Ломейера. В 19.30 23 июня 505-м полком была захвачена Гробиня – узел дорог примерно в 10 км к востоку от Лиепаи. Основная масса дивизии с вечера 23 июня выходила в район Приекуле-Скуодас и занимала там оборону фронтом на север и восток.

Появление противника на подступах к Лиепае круто изменило судьбу оставшихся в базе кораблей. Из двух ремонтировавшихся «эсок» на ходу была только С-3, но она была лишена возможности погружаться. «Ронис» и «Спидола» не имели аккумуляторов. Согласно докладу командира бригады Египко, их вообще планировали использовать в качестве зарядовых станций, а не боевых лодок. М-71 имела сильную коррозию корпуса, из-за которой лодке было запрещено погружаться. Субмарина была сравнительно старой, 1934 г. постройки. На М-80 была неисправна система пополнения запасов воздуха высокого давления для всплытия.

В 22.15 берлинского времени (т. е. в 23.15 московского) 23 июня передовые подразделения 505-го полка вышли к каналу в 5 км к западу от Гробиня. До города было еще далеко, а до искусственных бассейнов военного порта немцам оставалось пройти всего около 3 км. По советским данным, уже в 23.00 порт был обстрелян немецкой артиллерией. Неудивительно, что командование базы охватила паника. Правда, позднее командующий базой капитан 1-го ранга М. С. Клевенский в ходе расследования обстоятельств оставления Лиепае отрицал, что давал приказ на подрыв кораблей. Якобы решение было принято командиром «Ленина» капитан-лейтенантом Ю. М. Афанасьевым. Против этой версии говорит то, что, помимо эсминца, были взорваны подводные лодки, которые Афанасьеву никак не подчинялись. В итоге в 23.45 23 июня были подорваны эсминец «Ленин», спустя 20 минут – лодки С-1, М-71, М-80, «Ронис» и «Спидола». Избежала подрыва лодка С-3, ее командир капитан-лейтенант Костромичев фактически нарушил приказ на подрыв. В 23.41 23 июня она вышла в море. Перед этим она приняла на борт большую часть экипажа С-1, включая командира и комиссара. Что творилось в душе моряков, когда они слышали взрывы за кормой лодки? Финальным аккордом стал подрыв в 4.20 24 июня минного склада.

Позднее в материалах вышеупомянутого расследования указывалось: «Таким образом, в ночь с 23 на 24 июня вследствие растерянности и паники в руководстве ЛВМБ были уничтожены без вынужденной на то обстановки все находившиеся в Либаве боевые корабли, самостоятельно распущены и ушли все обеспечивающие средства, подорван минный склад и т. д., и в базе остался только дивизион ТК в составе пяти катеров»^[90]. Экипажи кораблей усилили сухопутный фронт.

Тем временем лодка С-3 в ночной темноте медленно шла 5-узловым ходом вдоль берега. Можно только представить себе настроение экипажей, на глазах которых только что произошел подрыв кораблей. Вынырнувшие из предрассветной тьмы в 3.30 в районе маяка Ужава два корабля с незнакомыми силуэтами не обещали ничего хорошего. Это были «шнелльботы» – торпедные катера S-35 и S-60. 100-мм пушка «эски» не была надлежащим образом смонтирована и вести огонь не могла. Советские моряки отстреливались из 45-мм пушки и стрелкового оружия. Под шквалом огня 20-мм автоматов и пулеметов находившиеся на палубе и мостике были убиты или ранены. От интенсивной стрельбы автоматические пушки катеров вышли из строя. «Шнелльботы» атаковали лодку торпедами, но промахнулись. Вскоре в ход пошли ручные гранаты. Точку в этом бою поставила глубинная бомба, сброшенная у носа С-3 катером S-60. Получившая большую пробоину советская субмарина быстро затонула. Немцы подняли из воды 20 советских моряков. Оба командира лодок погибли.

По плану предполагалось взять Лиепаю уже 24 июня, поэтому наступление 505-го полка 291-й пехотной дивизии на город генерал Герцог запланировал на 2.30 ночи. Период «белых ночей» позволял действовать относительно свободно даже в ночное время. Однако немецкое ночное наступление на Лиепаю оказалось сорвано атакой с северо-запада – к городу подошел для ликвидации «воздушного десанта» 28-й мотострелковый полк подполковника Шерадезешвили. По немецким данным, атака последовала уже в 2.00 ночи 24 июня (по берлинскому времени). По данным ЖБД 27-й армии, мотополк развернулся у Дурбена (15 км от Гробина и в 25 км от Лиепаи) около 7.00 утра и перешел в наступление.

Важным преимуществом немецких войск летом 1941 г. являлась многочисленная разведывательная авиация. В интересах 291-й пехотной дивизии действовало звено 2./ (Н)21. Это позволило провести разведку с воздуха и установить местоположение советского мотополка. Строго говоря, атака на Гробиню могла последовать как с севера, от Вентспилса, так и с востока от Скрунды (где немецкой разведкой отмечались остатки 10-й стрелковой дивизии). Обзор с воздуха позволил установить виновников срыва ночной атаки. Пилоты «костылей» докладывали: «Колонна группами по 4–5 машин находится на западной окраине Хазенпот^[91]. Длина колонны – 30 км, расстояния между группами 1–2 км»^[92]. Немецкие разведчики были обстреляны, но безрезультатно.

После разведки пришел час ударной авиации. Имея если не господство, то преимущество в воздухе, немцы могли оказывать эффективную и оперативную поддержку своим войскам авиацией. Уже около полудня 24 июня мотополк был подвергнут бомбардировке с воздуха. Во второй половине дня мотополк отошел к Айзпуте, а затем к Кулдиге. Если бы на подступах к Лиепае действительно были парашютисты, их еще можно было разгромить мотополком. Однако полновесный немецкий пехотный полк с 210-мм мортирами, да еще поддержанный авиацией, был мотострелкам уже явно не по зубам.

Неприятным сюрпризом для немцев стала береговая артиллерия. Поначалу она даже была идентифицирована немцами как «28-см орудия». На самом деле ни одного ствола калибром 280 мм в городе не было. Надо сказать, что в документах Кригсмарине советская береговая артиллерия в Лиепае оценивается более реалистично. Как максимальный калибр называется 15 см (что соответствовало действительности), хотя отмечается, что их снаряды «имеют удивительную разрывную силу». Возможно завышенная оценка связана с наличием в распоряжении штурмующих 210-мм мортир, пасовать с которыми против орудий меньшего калибра было стыдно.

Эффективность огня морской артиллерии не была случайностью. Командиры и матросы лиепайских батарей прибыли с Черноморского флота и отличались хорошей выучкой. Также батареи были хорошо замаскированы, и все попытки расправиться с ними потерпели неудачу. Немцы лишь отмечали, что пока самолет-разведчик находился в воздухе, батареи молчали, не открывая своих позиций противнику.

В ЖБД 291-й пехотной дивизии флегматично указывается: «3 Ю-88 бомбили северную батарею в составе 5 орудий. Батарея выведена с прибрежных позиций. Запрос, стало ли легче войскам. Ответ – легче не стало, поскольку попаданий в батареи достигнуто не было»^[93].

Поддержка береговой артиллерии позволила Дедаеву предпринять вылазку и контратаковать штурмующих. Ситуация благоприятствовала такой атаке – на подступах к городу был всего один усиленный немецкий пехотный полк. Советская вылазка оказалась достаточно результативной. В одном из донесений 291-й пехотной дивизии относительно действий морского ударного батальона отмечалось: «Из-за недостаточной выучки и нехватки шанцевого инструмента батальон, который изначально наступал под командованием капитан-лейтенанта фон Диета с большим моральным подъемом, понес существенные потери. Когда вскоре погиб командир и основная масса офицеров, в части началась настоящая паника, она обратилась в бегство, и остановить ее удалось только далеко в тылу»^[94].

Совместными усилиями частей 67-й стрелковой дивизии и 28-го мотострелкового полка первый штурм Лиепаи был сорван. Как отмечается в истории 291-й пехотной дивизии, «быстро стало ясно, что стремительной атакой победы не достичь. Четыре последующих дня тяжелых боев отчетливо показали, что русские являются упорными бойцами»^[95].

В разгар боев на подступах к межозерному дефиле немцами была предпринята попытка захватить город кавалерийским наскоком. В захваченный в Приекульне поезд посадили саперов, и он отправился для захвата вокзала Лиепаи. В Лиепаю о непрошеных гостях сообщил дежурный по станции Гавиз. Ответ был простым, но эффективным. Навстречу эшелону был направлен паровоз без машиниста. Произошло столкновение, локомотивы сошли с рельсов, вагоны были сильно повреждены. Немецкие пехотинцы продолжили путь пешком. Попытка взять советскую военно-морскую базу кавалерийским наскоком провалилась. Обычно этот эпизод относят к 23 июня, однако в ЖБД 291-й пехотной дивизии он датируется 24 июня.

Немецкое командование спешило быстрее расправиться с Лиепаей. Штурм города вновь было решено продолжить ночью. Первоначально предполагалось перейти в наступление в 17.00 24 июня, но задержка с доставкой боеприпасов заставила вновь понадеяться на свет «белой ночи». Планировалось атаковать город после авиаудара. Налет в итоге не состоялся, но это не сочли серьезным препятствием. По-прежнему задача ворваться в Лиепае возлагалась на 505-й полк дивизии Герцога, 506-й полк стоял в обороне на случай возобновления атаки советских мотострелков с северо-востока. Наступление началось в 1.30 ночи (берлинского времени) 25 июня. Атакующих вновь встретил шквальный огонь крепостной артиллерии. Окончательно немецкая атака остановилась на линии старых фортов морской крепости в дефиле между двумя озерами. В утреннем докладе 291-й дивизии в штаб 18-й армии констатировалось, что ночной штурм потерпел неудачу: «Из-за проблем с артиллерийскими боеприпасами наступление в настоящий момент захлебнулось. Мощная крепостная артиллерия противника сковывает все передвижения»^[96]. В ЖБД группы армий «Север» 25 июня появляется запись: «Наступление 291-й пд в районе Либавы приостановлено ввиду сильного сопротивления противника, поддерживаемого мощным огнем стационарных батарей, и намечено на 26.б»^[97].

Провал первой попытки штурма заставил немцев со всей тщательностью подготовиться к штурму Лиепаи. Теперь советскую военно-морскую базу предполагалось атаковать как с востока, так и с севера. 506-й пехотный полк 291-й дивизии должен был выйти к побережью севернее Лиепаи и наступать на город по прибрежной дороге с севера. 505-й полк – повторить наступление в межозерном дефиле. Дивизии Герцога был целиком передан 637-й дивизион 210-мм мортир, а также обещана поддержка авиации. Предполагалось использовать зажигательные бомбы для выжигания маскирующего советские позиции кустарника и тяжелые фугасные авиабомбы. О силе запланированного авиаудара говорит то, что пехотинцев предполагалось перед налетом бомбардировщиков отвести на 2000 метров назад. Первоначально намеченный срок 26 июня был вскоре изменен. Начало нового наступления запланировали на 28 июня – требовались накопленные боеприпасы.

Нет никаких сомнений, что новый немецкий штурм стал бы роковым для защитников Лиепае. Силы защитников под ударами немецкой артиллерии неуклонно таяли. Во время рекогносцировки был тяжело ранен и вскоре умер генерал-майор Н. А. Дедаев. К вечеру 25 июня потенциал обороны Лиепаи был практически исчерпан. Истощение запасов боеприпасов в Лиепае не позволяло уже повторить успех отражения первого штурма 24–25 июня. У береговых батарей оставалось всего по 10 снарядов на пушку. Надежды на деблокирование также не оправдывались: мотострелковый полк и курсанты, посланные из Риги, к Лиепае так и не пробились. Удачная позиция за двумя озерами грозила стать мышеловкой. Однако в судьбу Лиепаи вновь вмешался случай.

В 15.45 26 июня из штаба 27-й армии 67-я стрелковая дивизия получила приказ, идущий вразрез со всеми предыдущими распоряжениями. Он гласил: «Не ожидая соединения с поддержкой, немедленным прорывом оставить Либаву и, подчинив себе моторизованный полк, батальоны Рижского училища и 114-й стрелковый полк, отойти на рубеж р. Лиелупе»^[98]. Почему Берзарин вдруг решил отказаться от удержания Лиепаи, очевидно – захват немцами утром 26 июня Двинска (Даугавпилса) резко изменил обстановку на фронте. Войска получили приказ на отход на рубеж Западной Двины. Чем дальше бы отошел фронт, тем труднее было бы к нему пробиться. Сложилась парадоксальная ситуация: армейцы стали готовиться к прорыву, а командование военно-морской базы никаких указаний о ее эвакуации не получало. Клевенский стал лихорадочно запрашивать командование флота – что делать? Комфлота Трибуц связался с наркомом ВМФ Кузнецовым и получил «добро» на эвакуацию. Приказ был «все, что нельзя вывезти, нужно уничтожить».

В число уничтожаемых попала лодка-«малютка» М-83. Она вернулась с позиции под Лиепаей ввиду поломки перископа и повреждения глушителя дизеля, из-за которого вода начала поступать в двигательный отсек. Поскольку база была фактически разгромлена во время паники в ночь с 23 на 24 июня, отремонтировать лодку было некому и нечем. Командир бригады Египко в написанном по горячим следам событий докладе сетовал, что командир М-83 фактически проигнорировал его приказ следовать в Усть-Двинск. Реально приказ был получен на лодке уже после рокового возвращения в Лиепае. К слову сказать, остальные лодки дозора (Л-3, М-79, М-81) благополучно избежали гибели. В итоге в 2.30 27 июня М-83 была затоплена экипажем в морском канале Лиепае.

Раненых, которых насчитывалось уже более тысячи человек, решили вывезти морем. Морем же эвакуировалось командование базы во главе с Клевенским. Госпитальное судно «Виениба» вышло из Лиепае в 5.00 утра 27 июня в сопровождении трех торпедных катеров. Около 6.00 оно было атаковано немецкими самолетами и вскоре потоплено. Вместе с ним был потоплен один катер. С «Виенибы» спаслись только 15 моряков. Еще один катер был поврежден «шнелльботами», с него сняли экипаж и катер бросили. Остальные вышедшие из базы корабли относительно благополучно добрались до Риги. Тем не менее судьба «Виенебы», С-3 и М-78 говорит о том, что прорыв «Ленина» и неисправных лодок вовсе не был гарантирован. М-83 тоже получила повреждения после срочного погружения под атакой «шнелльботов». Встреча с противником была весьма вероятной. Поэтому в прорыве из Лиепае легко могли поставить точку торпеды «шнелльботов», подводных лодок или бомбы самолетов Люфтваффе.

В 10.00 27 июня после 10—15-минутной артподготовки начался прорыв из Лиепае сухопутных частей. Прорывались они двумя колоннами по разным направлениям. Одна пробивалась вдоль побережья на север, вторая – вдоль шоссе и железной дороги на восток. Прорыв в северном направлении по шкедской дороге застал 506-й полк дивизии Герцога врасплох. В ЖБД 291-й пехотной дивизии констатировалось: «Западнее озера Тазу артиллерия, ПТО и зенитки полностью разгромлены»^[99]. Один из батальонов 506-го полка даже оказался окружен. По признанию немцев, закрыть «окно» прорыва им удалось с большим трудом.

Генерал-майор Н. А. Дедаев, командир 67-й стрелковой дивизии

Проскочившие на север отряды позднее соединились с главными силами Северо-Западного фронта в районе Риги и Крустпилса. Всего из Лиепае удалось выйти 2 тыс. человек.

Второй колонне повезло меньше. На Гробиньском шоссе 505-й полк поддерживал 10-й пулеметный батальон. Прорывающиеся советские части встретил шквал огня станковых пулеметов. Командир курсантской роты В. А. Орлов позднее вспоминал: «Выбор направления вдоль железной дороги и Гробиньского шоссе был неудачным… прорваться здесь из кольца окружения не удалось»^[100]. Следует, однако, заметить, что прорыв по Гробиньскому шоссе обеспечивался деблокирующим ударом мотострелков на внешнем фронте окружения. По немецким данным, попытки деблокирования были достаточно энергичными, в них был задействован бронепоезд, пробивавший дорогу эшелону с войсками (скорее всего, рижским курсантам).

На допросе в немецком плену генерал-майор Благовещенский описывал происходившее на Гробиньском шоссе: «Средняя дорога была забита бронемашинами, орудиями, грузовиками и обозом. Снаряд угодил в один из передних танков, взорвался и поджег еще несколько. Возник жуткий хаос, когда начал рваться боекомплект. Движущиеся части делали разрозненные попытки вырваться из сумятицы»^[101]. Вместе с тем допрашивающие отметили, что, по мнению Благовещенского, «большинству прорыв удался, однако в полном беспорядке».

Те части, которые не смогли прорваться, отступили в город и продолжили сражение на его улицах. 28 июня последовала еще одна попытка прорыва, частично удавшаяся. На этот раз защитники города прорывались на юг. Им удалось не только вырваться из кольца, но и дойти до Скуодаса. В ЖБД 291-й пехотной дивизии отмечалось: «30 русских грузовиков, очевидно, прорвавшихся из Либау на юго-запад, нарушают порядок на коммуникациях. Атакованы Ленкимай и особенно Скуодас, где убит комендант»^[102]. Причем именно в это время через Скуодас должен был пройти эшелон с боеприпасами для 291-й дивизии, для его защиты немцам пришлось срочно выдвигать бронепоезд.

Уличные бои в Лиепае продолжались до 29 июня. По состоянию на утро этого дня южная часть города (к югу от канала торгового порта) еще оставалась в руках советских войск, хотя 505-м полком Ломейера уже были захвачены плацдармы на южном берегу канала. Сопротивление защитников удалось сломить только во второй половине дня. Однако на этом история обороны Лиепае не закончилась. В городе еще оставались отдельные очаги сопротивления из числа тех, кто не смог прорваться. В частности, это были доты на побережье у верфи. В ЖБД морского командования за 29 июня отмечалось:

«…удается захватить дот, после того как в его амбразуры заливается и поджигается бензин. Но даже после этого выбежавший из горящего дота противник перешел в атаку и нанес нам потери. Это – свидетельство исключительного упорства большевиков в бою».

В июле 1941 г. было проведено расследование обстоятельств оставления базы и уничтожения ее имущества и боевых кораблей. Первым виноватым стал командир эсминца «Ленин» Афанасьев. Он был приговорен к высшей мере наказания – расстрелу. Однако на этом разбирательство не закончилось. Уже 28 июля военная прокуратура КБФ санкционировала арест капитана 1-го ранга М. С. Клевенского. 12 августа он был осужден на 8 лет исправительно-трудовых лагерей. Впрочем, вскоре он был амнистирован и направлен в действующую армию.

После войны, в период оборонческой истерии в СССР, Лиепая стала примером успешной «прочной обороны». Людей подводили к мысли: «Вот если бы все действовали, как Дедаев…» Не умаляя заслуг генерала Дедаева, следует подчеркнуть, что относительно долгое сопротивление Лиепае было предопределено несколькими факторами. Во-первых, сами условия местности с озерными дефиле благоприятствовали обороне базы. Во-вторых, успеху обороны Лиепаи в значительной степени способствовали результативные действия 28-го мотострелкового полка и рижских курсантов. Нажим со стороны Айзпуте заставлял немцев выделять часть сил для обороны фронтом на восток. Немцы же были вынуждены часть сил держать фронтом на восток и северо-восток, уменьшая численность штурмующей Лиепаю группировки.

С другой стороны, оказывается, что оборона Лиепае является недооцененным ныне локальным успехом Красной Армии. Советская книга об обороне Лиепаи «Крепость без фортов» 1966 г. перегружена политической трескотней, и не выбивается из общего ряда пропагандистских работ того периода. Многие из тех легенд давно осыпались как карточные домики. Казалось бы, за ними должна была последовать «крепость без фортов». Особенно в связи с тем, что «форты» (долговременные фортификационные сооружения) как раз в ней были.

Однако под Лиепаей противнику действительно были нанесены чувствительные потери при умеренных своих. Достаточно сказать, что немецкими трофеями в Лиепае стали всего 659 винтовок всех типов и 98 станковых и ручных пулеметов^[103]. Эти цифры позволяют примерно оценить число убитых и взятых в плен защитников города. Потери же немецкой 291-й пехотной дивизии составили 1413 человек, в том числе 445 человек убитыми и 106 пропавшими без вести^[104]. Наиболее тяжелые потери понес 505-й пехотный полк дивизии – 178 человек убитыми и 32 пропавшими без вести. Это, впрочем, не помешало полковнику Ломайеру получить по итогам штурма Лиепае Рыцарский Крест. Морской ударный батальон и батальон Биглера добавили к этой величине еще 196 человек, в том числе 53 человека убитыми и пропавшими без вести^[105]. Для сравнения: потери

45-й пехотной дивизии в ходе штурма Брестской крепости составили 364 человека убитыми и 272 пропавшими без вести. Этот результат, заметим, оказался достигнут ценой уничтожения гарнизона крепости, он практически полностью был уничтожен или взят в плен. Гарнизон Лиепае не только нанес противнику чувствительные потери, но и сумел вырваться из кольца.

Картина лишь в некоторой степени оказывается смазанной провальными действиями военно-морских сил. Тем не менее советскую легенду об обороне Лиепае можно считать в целом подтвержденной. Также эта страница войны показывает, что, будучи искусственно выведенными из обычных для лета 1941 г. условий (оборона на широком фронте) и оказавшись на равных с противником, советские части продемонстрировали неплохие бойцовские качества.