Алексей Исаев
Битва за Крым 1941–1944 гг.
1.2. Черноморский флот накануне и в начале войны
Глухарев Н.Н.
Благодаря своему географическому положению Крымский полуостров являлся удобной базой для базирования военно-морского флота на Черном море. Его развитию в предвоенные годы советское правительство уделяло особое внимание.
Согласно программе развития флота, работа над которой началась во второй половине 1930-х гг., признавалось необходимым иметь на каждом театре (исключая Северный) сравнимые с силами вероятного противника флоты (превосходящие или равные им). Перспективное планирование состава флота основывалось на признании главной задачей обороны советской береговой линии и внутренних вод от возможного вторжения со стороны моря. Исходя из этого, предполагалось развивать как легкие ударные силы, так и группировки линейных кораблей. В программе, принятой в 1936 г., не было предусмотрено строительство авианосцев, запланированных по первоначальному проекту. Несмотря на то что ряд авторов видят в этом существенное упущение[91], стоит отметить, что на таких закрытых морских театрах, как Балтийское и Черное моря, авианосцы в принципе и не требовались, а в других случаях эксплуатация подобных кораблей сопрягалась с необходимостью разработки новой дорогостоящей инфраструктуры. Само господствующее положение Крыма на Черноморском театре позволяло авиации полностью контролировать морские сообщения противника во всем Причерноморье, имея базу на полуострове.
Масштабы программы строительства военного флота требовали организационных изменений в его управлении и пересмотра места флота в структуре РККА. В 1937 г., согласно постановлению ЦИК и СНК СССР, был образован Народный комиссариат Военно-морского флота, что закрепило организационную самостоятельность ВМФ в системе вооруженных сил. В следующем, 1938 г. на базе Штаба Морских сил РККА был создан Главный морской штаб.
Серьезной проблемой, негативным образом повлиявшей на осуществление масштабных преобразований на флоте, оказалось положение с кадровым составом. Репрессии 1937–1939 гг. привели к опасной кадровой нестабильности, а программа подготовки новых квалифицированных кадров за эти годы так и не была создана на должном уровне. Первые наркомы ВМФ – П.А. Смирнов (1937–1938) и М.П. Фриновский (1937–1939), – активно включившиеся в чистку флотских кадров, сами оказались репрессированными. Командный состав разных уровней в результате значительно омолодился, зачастую без учета уровня необходимой подготовки. Процент командиров, окончивших Военно-морскую академию, оказался весьма низким: на конец 1940 г. только 8,4 % штабных командиров прошли обучение в академии, тогда как 66,3 % окончили только училище, 11,3 % – гражданские вузы, а 14 % не имели высшего образования. Проблема осложнялась и общим некомплектом состава – на февраль 1941 г. он составлял 29 %[92].
Практическое строительство масштабного военно-морского флота значительно опережало теоретическую разработку военной доктрины, отвечающей на вопросы его стратегического применения. Как впоследствии отмечал Н.Г. Кузнецов, назначенный 29 апреля 1939 г. на должность народного комиссара ВМФ, «четко сформулированных задач флота не было. Как ни странно, я не мог добиться этого ни в Наркомате обороны, ни у правительства. Генеральный штаб ссылался на отсутствие у него директив правительства по этому вопросу, а лично Сталин отшучивался или высказывал весьма общие предположения» [93].
Бетонный ДОТ под 76-мм пушку на Перекопе. (NARA).
Целый ряд нерешенных проблем, таким образом, снижал боевой потенциал военно-морских сил. На недостатки кадрового обеспечения флота накладывалась незавершенность развертывания береговой обороны, перевооружения авиации ВМФ, неподготовленность обороны военно-морских баз со стороны суши, неготовность системы базирования обеспечить полное выполнение задач, поставленных перед флотом[94]. «Война застигла нас на переходном этапе, когда страна фактически лишь приступила к созданию крупного флота, – писал Н.Г. Кузнецов в своих мемуарах. – Наряду со строительством кораблей и военно-морских баз спешно разрабатывались новый Боевой устав, Наставление по ведению морских операций и другие важнейшие документы, в которых должны были найти отражение основные принципы использования Военно-Морских Сил. К сожалению, с этим делом мы не успели справиться до конца»[95].
Тем не менее благодаря мероприятиям, проведенным новым наркомом, ВМФ смог в предвоенные годы существенно улучшить собственную боеспособность, в том числе на Черноморском театре. Повысилась интенсивность подготовки личного состава, чему в немалой степени способствовало в дополнение к Военно-морскому училищу береговой обороны им. ЛКСМУ (г. Николаев) создание в Севастополе Военно-морского училища им. П.С. Нахимова. Флот оснащался новыми кораблями, причем многие из них оказались удачной комбинацией отечественного и зарубежного опыта. Однако в связи с перегрузкой судостроительных предприятий сохранялось множество проблем с качеством продукции: из-за спешки многие работы выполнялись недостаточно качественно, частыми были гарантийные ремонты. По состоянию на начало войны почти треть кораблей Черноморского флота находилась в ремонте, зачастую длительном.
Организационно Черноморский флот (командующий вице-адмирал Ф.С. Октябрьский, член Военного совета дивизионный комиссар Н.М. Кулаков, начальник штаба контр-адмирал И.Д. Елисеев) имел в подчинении до ноября 1941 г. Дунайскую военную флотилию, с июля 1941 г. – Азовскую флотилию. Основные силы включали эскадру в составе 1 линейного корабля, 5 крейсеров, 15 лидеров и эсминцев. Флот имел также 44 подводные лодки, две бригады торпедных катеров, несколько дивизионов тральщиков, сторожевых и противолодочных катеров – всего более 300 кораблей и катеров различных классов. После начала войны флот получил новые корабли, сошедшие с судостроительных верфей: 2 эсминца и 8 подлодок, а также пополнение в результате мобилизации – 4 минных заградителя, 26 тральщиков, 11 канонерских лодок, 7 сторожевиков. Внушительными можно назвать и военно-воздушные силы флота, составляющие две бригады в составе пяти полков, разведполк, 10 отдельных эскадрилий – более 600 самолетов, хотя и в основном устаревших типов. До конца 1941 г. в составе ВВС ЧФ действовали уже 10 авиаполков и 13 эскадрилий, однако высокие боевые потери привели к сокращению общего количества машин к концу года до 345.
Береговая оборона флота насчитывала 26 батарей калибром 100–305 мм (всего 93 орудия), несколько противокатерных батарей 45-76-мм. ПВО военно-морских баз включала 47 батарей калибром 76 мм (168 орудий) и 3 батареи – 37 мм (18 орудий), 119 зенитных пулеметов, 81 прожектор[96].
Севастополь служил главной базой флота, располагающей всем необходимым для его размещения – судоремонтными заводами, доками, мастерскими, складами, госпиталем, причальными линиями. Здесь размещалась эскадра во главе с линкором «Парижская коммуна» (командир капитан 1-го ранга Ф.И. Кравченко). Линкор был спущен на воду еще в 1911 г., а в 1933–1938 гг. прошел серьезную модернизацию на Севастопольском судостроительном заводе, в ходе которой получил новые установку, вооружение и броню. К кораблям дореволюционной постройки относились также крейсера «Червона Украина» (1915 г., командир капитан 1-го ранга Н.Е. Басистый), «Красный Кавказ» (1916 г., командир капитан 1-го ранга Гущин), «Красный Крым» (1915 г., с 1938 г. по август 1941 г. стоял в ремонте). Отряд легких сил под командованием контр-адмирала Т.А. Новикова включал новые крейсера «Ворошилов» (капитан 1-го ранга Марков Ф.С) и «Молотов» (капитан 1-го ранга Зиновьев Ю.К.), изготовленные на заводе в Николаеве и спущенные на воду в 1937-м и 1939 г. соответственно. К эскадре относилось 3 дивизиона эсминцев, один из которых – формально, т. к. его корабли были переданы Одесской и Батумской военно-морским базам; в Севастополе оставались эсминцы «Ташкент» (лидер эскадренных миноносцев итальянского производства, спущен на воду в 1937 г.), «Быстрый», «Бодрый», «Бойкий», «Безупречный», «Беспощадный», «Москва», «Харьков», «Смышленый», «Сообразительный», при этом «Ташкент» и «Быстрый» находились на ремонте, еще три эсминца находились на заключительной стадией перед вводом в эксплуатацию («Свободный», «Способный», «Совершенный»).
В Севастополе базировались и обе бригады подводных лодок. В первую (командир капитан 1-го ранга П.И. Болтунов) входили подлодки типа «Ленинец» (требовавшие капитального ремонта или стоящие на ремонте), «Декабрист» (стоящие или ожидающие ремонта), «Сталинец» (С-31, С -32, С-33 и С-34, находящаяся на испытаниях) и «Щука» (7 в строю и 5 на ремонте). Во вторую бригаду входили лодки типа ПЛ (большинство на ремонте) и два дивизиона М (8 в строю, 2 – в достройке). Бригады обслуживались плавбазами «Эльбрус» и «Львов». Главная база ЧФ ВМФ располагала также 38 боевыми и 3 учебными торпедными катерами, 9 тральщиками и другими кораблями и катерами охраны; для нужд флота в Севастополе была построена серия буксиров типа СП[97].
Несмотря на трудности с эксплуатацией и ремонтом, указанный состав флота позволял считать Черноморский флот сильнейшим на Черном море, что обеспечивало поставленную задачу достижения превосходства по отношению к силам ожидаемых противников на данном морском театре. К таковым советское военно-политическое руководство относило в первую очередь Румынию и Италию, находящихся в союзнических отношениях с Германией – наиболее опасным потенциальным противником.
В соответствии с директивой наркома ВМФ Н.Г. Кузнецова от 26 февраля 1941 г. были поставлены задачи флоту на случай войны, предусматривавшие обеспечение господства наших военно-морских сил на Черном море с целью не допустить прохода флота противника через турецкие проливы, воспрепятствовать подвозу войск и боеприпасов в черноморские порты Румынии, Турции и Болгарии. Для этого, в частности, предусматривалась блокировка побережья Румынии, уничтожение или захват румынского флота, обеспечение готовности к высадке десантов, содействие приморскому флангу советских сухопутных сил. Румынский флот не мог конкурировать с Черноморским флотом, имея в своем составе 4 эсминца, 3 миноносца, 1 подводную лодку, 2 вспомогательных крейсера, 3 канонерские лодки, 3 торпедных катера, 2 минных заградителя, 10 катеров-тральщиков и ряд вспомогательных судов. Румынская Дунайская флотилия имела 7 мониторов, 3 плавучих батареи, 13 сторожевых катеров. Флотская авиация насчитывала около 650 самолетов, преимущественно устаревших типов[98].
В литературе устоялось мнение, что до начала войны советское военное руководство недооценивало значение обороны Севастополя с суши. Как писал в мемуарах бывший комендант Береговой обороны Черноморского флота генерал-лейтенант П.А. Моргунов, перед войной «специальных войск для обороны главной базы с суши не имелось»[99]. Об этом же писал член Военного совета Черноморского флота вице-адмирал Н.М. Кулаков: «До Второй мировой войны вопрос об обороне главной базы флота с суши не возникал. Тогдашние наши представления о будущей войне исключали возможность подхода противника к Севастополю через Перекоп».[100]
По свидетельству Н.Г. Кузнецова, после начала Второй мировой войны Главный морской штаб задумался о необходимости защиты морских баз с сухопутных направлений: «Были даны указания разработать специальные инструкции "поручить инженерным отделам флотов произвести соответствующие рекогносцировки, а затем приступить к укреплению военно-морских баз с суши". Следует признать, что эти указания выполнялись не в полную силу. Тем не менее уже с середины 1940 года началось проектирование, а затем создание будущих линий сухопутной обороны баз»[101].
Учитывая широкое применение вермахтом с начала Второй мировой войны морских и воздушных десантов (в Норвегии и на Крите), для обеспечения устойчивого базирования советского флота в Севастополе, в Крыму, был развернут 9-й стрелковый корпус. Его главной задачей была организация противодесантной обороны полуострова, которая могла быть успешной только при тесном взаимодействии с морскими силами, с чем как раз и возникли определенные проблемы во время последующей обороны Крыма. Как вспоминал генерал армии П.И. Батов, поставленные корпусу перед самым началом войны в июне 1941 г. задачи не были подкреплены четким планом взаимодействия флота и армии в Крыму: «Маршал С.К. Тимошенко поставил меня в известность о том, что я назначен на должность командующего сухопутными войсками Крыма и одновременно командиром 9-го корпуса. При этом маршал ни словом не обмолвился о том, каковы должны быть взаимоотношения с Черноморским флотом, что делать в первую очередь, если придется срочно приводить Крым в готовность как театр военных действий»[102].
Планы Германии относительно Черного моря были изложены в тезисах к докладу, разработанному в Ставке вермахта 28 апреля 1941 г.[103] Черное море называлось «ближайшей и единственной надежной коммуникацией между европейской частью России и Англией», несмотря на осуществленный захват Греции. По мнению германского командования, Черноморский флот был менее опасным, чем Балтийский, так как первоначально не предполагалось осуществлять по Черному морю значительные перевозки. Во время проведения операции «Барбаросса» было решено оборонять береговой артиллерией порты румынского и болгарского побережья, защищая береговую линию минными заграждениями. Развернутые в Румынии войска главным ударом на северо-восток должны были вытеснить советские позиции, после чего и предполагался захват причерноморских районов, портов и военных баз. Расчет был на возможность захватить как можно больше исправных советских торговых судов и боевых кораблей для использования на Черном море в дальнейшем, учитывая отсутствие возможностей для использования в этом районе собственного флота.
Важной задачей на первое время германское командование считало блокирование основных сил Черноморского флота с помощью постановки новейших неконтактных мин силами авиации.
Единого штаба для руководства военно-морскими силами на Черном море не было создано. Весной 1941 г. в Софии приступил к работе штаб адмирала Юго-Востока, переименованный в июле в штаб военно-морской группы «Юг», возглавленный адмиралом К. Шустером, отвечавший за действия в Адриатическом, Эгейском и Черном морях. В качестве штаба по координации боевых действий в Черном море в апреле 1941 г. было создано ведомство начальника германской военно-морской миссии в Румынии (Ф. Флейшер, до 2 мая 1942 г.), должность которого 2 января 1941 г. была переименована в Адмирала на Черном море.
Вопреки распространенному мнению, угроза войны с Германией, несмотря на заключенный договор о ненападении, рассматривалась в СССР достаточно серьезно. В середине июня 1941 г. на Черном море были проведены крупные учения. Несмотря на публичное сообщение ТАСС от 14 июня, опровергавшее слухи о возможности войны с Германией, представитель Главного управления политической пропаганды ВМФ бригадный комиссар И.И. Азаров на основании указаний начальника управления И.В. Рогова объяснил личному составу крейсера «Красный Кавказ», что сообщение чисто дипломатическое, а дело военных – быть всегда начеку[104]. После окончания учения флот вернулся в Севастополь, но был оставлен в повышенной боевой готовности (оперативная готовность № 2). «В последнее время все чаще высказывается мнение о виновности, прежде всего Сталина, в том, что он чуть ли не запрещал находиться в повышенной боевой готовности, – вспоминал впоследствии Н.Г. Кузнецов. – Это не так… и не подтверждается документами. Он, конечно, требовал не провоцировать войны, но это совсем иное дело. Когда я, будучи наркомом ВМФ, в предвоенные дни докладывал ему о переводе флотов на повышенную готовность, то не встречал возражения. Не поддаваться на провокации и повышать готовность – вещи разные. Больше того, чтобы не поддаваться на провокацию, нужно быть в повышенной готовности и всему руководству находиться на своих местах, чтобы, если понадобится, отреагировать на осложнение обстановки»[105]. Однако противоречивость информации и неясность по поводу перспективы войны с Германией приводили к отсутствию каких-либо дополнительных мер по развертыванию сил флота. Во избежание возможных провокаций, морякам прямо запрещалось «проведение каких-либо других мероприятий без особого распоряжения» [106].
Первая вражеская атака для Черноморского флота не стала полностью неожиданной. Черноморский флот был приведен в оперативную готовность № 1 в связи с возможным нападением Германии в 1 час 15 минут 22 июня 1941 г. – еще за 2 часа до начала первого налета немецкой авиации. По сигналу на корабли был возвращен личный состав, начались работы по заправке кораблей топливом, город погрузился в темноту. Однако боеготовыми были далеко не все корабли – только линкор, 1 лидер эсминцев, 7 эсминцев и 16 подводных лодок[107].
Доклад о ночном налете командующего Черноморским флотом вице-адмирала Ф.С. Октябрьского наркому Н.Г. Кузнецову, переданный в свою очередь наркому С.К. Тимошенко и И.В. Сталину, стал первым докладом руководству страны о нападении Германии на СССР.
Девять немецких самолетов в 3.07 на подходе к Севастопольской бухте были обнаружены советскими силами ПВО. Самолеты начали сбрасывать донные неконтактные мины на парашютах, которые в темноте ошибочно принимали за парашютистов. Береговые зенитные батареи ответили огнем, сбив один из самолетов. Первая немецкая бомбардировка оказалась не точной, в том числе из-за эффективного затемнения города: две мины упали и взорвались на берегу.
В первые недели войны самолеты люфтваффе продолжили сбрасывать неконтактные мины на подходах к Севастопольской бухте и ее рейде. Потери от них не были большими, но свидетельствовали об опасности нового типа оружия, средствами борьбы с которым в СССР еще не располагали, несмотря на уже проводившиеся разработки в этом направлении до войны. Первыми жертвами стали подорвавшийся в районе Карантинной бухты Севастополя буксир СА-12 (26 человек погибли, 5 спаслись) и плавучий кран СП-2, отправленный на поднятие в бухте Песочная сбитого 22 июня немецкого самолета. Серьезные повреждения получил также эсминец «Быстрый».
Немецкая сторона приводит данные о постановке с начала войны до 4 июля 91 мины в районе Севастополя и 49 в Днепровском лимане. По советским данным, были замечены 44 сброшенные мины, 24 из которых упали на выходе из Северной бухты Севастополя[108]. Таким образом, противнику удалось выставить в необходимом районе только около четверти мин, предназначенных для сброса. Другие попадали на сушу или в море на большую глубину, где их опасность для судов и военных кораблей была минимальной.
Для противодействия немецким неконтактным минам первоначально применялось глубинное бомбометание с катеров мест, в которых фиксировался сброс мин. «Внешние посты воздушного наблюдения, оповещения и связи наблюдали за немецкими самолетами, и когда видели, куда упала мина, с той или иной стороны, то давали нам пеленг, а мы потом определяли место и шли туда, – рассказывал о способах обнаружения мин П.П. Сивенко, командир катера СК-065, участвовавшего в обороне Севастополя. – По сути, мы нарывались на мину, но мы не боялись, надеялись на то, что немцы ставили эти мины против эсминцев, транспортов и тральщиков, да и на прибор кратности рассчитывали. После прибытия в район сброса посылали водолазов, которые спускались на дно и искали этот опасный "гостинец". Надо было обойти все немецкие ловушки, после чего с помощью разноцветных проводов передать нам сообщение о расположении мины» [109].
Рисунок из документов 46-й пд с обозначением инженерных сооружений на Перекопе, преграждающих путь из Чаплинки в Перекоп (NARA).
В дальнейшем началась разработка первых электромагнитных тралов и устройств размагничивания корпусов кораблей. С целью совершенствования борьбы с неконтактными минами под руководством профессора А.П. Александрова на флоте в Севастополе работала бригада ученых. Работы по оборудованию кораблей защитой против магнитных мин – «системой ЛФТИ» начались 1 июля 1941 г. 10 сентября 1941 г. приказом командующего Черноморским флотом было поручено Техническому отделу сформировать две плавающие станции по размагничиванию надводных кораблей и подводных лодок, одну – для работы в Севастополе и другую – в Феодосии[110]. К концу октября «система ЛФТИ» была установлена более чем на 50 кораблях Черноморского флота, сведя на нет былое преимущество немцев в новом виде оружия.
Постановка мин осуществлялась и советской стороной в соответствии с приказом Главного морского штаба флотам, изданным в первый день войны. Минные заграждения силами двух крейсеров, двух минных заградителей, лидера «Харьков», эсминцев, канонерских лодок, тральщиков и катеров-тральщиков выставлялись с 23 июня по 21 июля в районах Севастополя, Одессы, Новороссийска, Туапсе, Батуми, Керченского пролива. Всего было выставлено 7300 мин и 1378 минных защитников[111].
Решение о постановке минных заграждений на подходах к портам и на коммуникациях оказалось не вполне отвечающим обстановке. Опасения возможного вторжения итальянских кораблей через Босфор и нападение на советские военно-морские базы были мало обоснованы. Румынский флот и вовсе не был способен на подобные действия. Выставление мин заграждения в большей степени соответствовало устаревшим представлениям о тактике, носило шаблонный характер. При этом часты были и ошибки, вызванные спешкой. Эсминец «Дзержинский» при постановке минного заграждения около Батуми выставил 234 мины, при этом произошло 40 самоподрывов.
Увлечение постановкой мин в тех районах, где вероятность атаки вражеского флота была минимальной, распыляло и истощало силы флота при потере минного запаса. Но самое главное – коленчатые фарватеры заграждений создавали значительные трудности для судоходства, часто становясь серьезными препятствиями на пути собственных кораблей, особенно для тех, экипажи которых не успели к этому подготовиться. В результате на своих минах подорвались два эсминца, торпедный и два сторожевых катера, три транспортных судна, буксир, гидрографическое судно, две паромные шхуны, два сейнера и баржа; повреждения получили эсминец и два транспорта [112].
Корабли и суда, двигаясь по узким фарватерам, были существенно ограничены в маневрировании. Зимой и весной 1942 г. по ним ежедневно в среднем проходило по 60 судов. В основных выводах по обороне Севастополя, подготовленных специальной комиссией Наркомата ВМФ к декабрю 1942 г., указывалось, что потери от мин были связаны с несоблюдением навигационного режима плавания кораблями, неудовлетворительным навигационным обеспечением и низким уровнем культуры штурманской службы, отсутствием контроля над военными лоцманами[113].
Панорамный рисунок из документов 46-й пд с изображением построенных Красной Армией препятствий (NARA).
По мнению наркома Н.Г. Кузнецова, ошибочной была не сама идея минных заграждений, а техника их постановки: «Бесспорно одно: минировать нужно продуманно. Следует помнить, что мины – угроза не только противнику, но и своим кораблям, что рано или поздно их придется тралить, что штормы срывают их, и тогда они носятся по воле волн… Неприятности, причиняемые своими минными полями, обусловливались главным образом недостатками в технике – мины всплывали, срывались с якорей и становились опасными» [114].
За 1941 г. у своих берегов и баз силами флота было выставлена 8371 мина и 1378 минных защитников (из них 675 мин в Азовском море, 150 мин в Керченском проливе, более 4 тыс. мин на подходах к Севастополю и Евпатории)[115].
В самом начале войны, помимо морской авиации, для борьбы с Румынией привлекались и боевые корабли флота. Однако в отличие от авиационных налетов результаты действий морских сил не оправдали возложенных на них ожиданий. Предприняв поставку мин у румынского побережья уже 23 июня, пострадал эсминец «Шаумян». В дальнейшем нарком ВМФ согласился с командующим Черноморским флотом не использовать лидеры и эсминцы для постановки минных заграждений, а применять их для активных боевых действий в море[116]. 26 июня в результате неудачного «набега» кораблей Черноморского флота на Констанцу был потоплен на мине лидер «Москва», а лидер «Харьков» получил серьезные повреждения.
28 июня нарком ВМФ указал, что главной задачей ЧФ в данный период является защита морских коммуникаций, и в первую очередь обеспечение перевозок жидкого топлива. Командование флота в этот период опасалось действий подводных лодок противника. В донесении наркому ВМФ 2 июля сообщалось, что на Черноморском театре у советских военно-морских баз действует 10–12 подводных лодок[117]. Однако в реальности до лета 1942 г., как выяснилось уже после войны, кроме одной румынской подлодки, иных подводных сил на театре не было представлено. Борьба с мнимой подводной угрозой отвлекала силы флота на противолодочную оборону подходов к базам, приводя к их распылению.
Собственные подводные лодки привлекались для действий на коммуникациях противника. Из-за опасения высадки вражеских десантов 13 июля нарком ВМФ поставил основной задачей оборону побережья. К середине июля в море курсировали 10–11 подлодок, в том числе три у румынского побережья, остальные – у своих берегов. В начале января 1942 г. нарком ВМФ оценил действия советских лодок на коммуникациях противника как неудовлетворительные. За полгода подводными лодками удалось потопить 7 транспортов противника, однако потери составили также 7 лодок. Главной причиной неэффективности действий подлодок при больших потерях были существенные недостатки в планировании их походов при слабом навигационном сопровождении. Основные потери произошли от попадания на донные минные заграждения, защищавшие берега Румынии и Болгарии. В октябре-декабре 1941 г. здесь погибли С-34, Щ-211, Щ-204, М-58, М-59 и М-34, подорвались и получили повреждения Щ-212, Щ-205 и Л-4. С начала 1942 г. до падения Севастополя подводными силами Черноморского флота было совершено 42 похода на коммуникации противника, произведено 8 торпедных и 6 артиллерийских атак. В результате были потоплены болгарский и румынский транспорты, уничтожено 6 малых судов нейтральных стран.
В августе-сентябре 1941 г. Черноморский флот принимал непосредственное участие в обороне Одессы. Здесь впервые был организован оборонительный район – принципиально новая организационная форма объединения разнородных сил армии и флота. Данная схема организации обороны военно-морской базы хорошо себя зарекомендовала и была в дальнейшем применена при обороне Севастополя.
Корабли флота в период обороны Одессы получили важный опыт, так же пригодившийся при последующей борьбе за Севастополь. Корабельная артиллерия оказала существенную поддержку частям, защищающим Одессу. Однако 65 % стрельб велось по площадям, что снижало эффект от обстрела. Только с 26 по 31 августа каждый день от трех до восьми кораблей израсходовали более 3700 снарядов.
Силами флота в Одессу доставлялись конвои с пополнением, боеприпасами и продовольствием. Несмотря на действия авиации противника, удавалось совершать длительные и объемные перевозки. Так, в критический период обороны 16–20 сентября из Новороссийска на 10 транспортах и 12 боевых кораблях были доставлены 157-я стрелковая дивизия с полным вооружением и 36 рот маршевого пополнения. В целом оборона морских коммуникаций между Севастополем и Одессой велась достаточно успешно. С начала войны и до конца обороны по этому пути транспортные суда совершили 215 одиночных рейсов и 696 в составе конвоев. Для их охранения эсминцы совершили 41, тральщики – 86, сторожевые катера – 596 походов. За это время Одесса получила морем 63 759 военнослужащих, 18 181 т воинских грузов, 1314 лошадей[118].
Во время боев за Одессу был отработан первый опыт высадки крупного тактического десанта, учтенный в дальнейшем при попытках освобождения Крыма зимой 1941/42 г.
Для десантирования в район Григорьевки полка морской пехоты с целью удара во фланг и тыл группировки противника были выделены боевые корабли эскадры (2 крейсера и 4 эсминца), а в Одессе сформирован отряд высадочных средств (канонерская лодка, сторожевой корабль, 12 сторожевых катеров, 12 катеров КМ, 10 баркасов и буксир). К отправке в Одессу был подготовлен 3-й Черноморский полк капитана К.М. Кореня, закончивший формирование в Севастополе из разных флотских частей. Высадка с моря должна была сопровождаться воздушно-парашютным десантом и прикрываться с воздуха авиабригадой и авиаполком.
Посадка на корабли началась утром 21 сентября в Севастополе. «Красный Крым» принял 721 человека, «Красный Кавказ» – 996 человек, эсминцы «Безупречный» и «Бойкий» взяли на борт по 106 человек. Высадка под командованием контр-адмирала С.Г. Горшкова была осуществлена ночью 22 сентября после артиллерийской подготовки места десанта с моря. Во второй половине дня немецкая авиация нанесла серьезные повреждения эсминцам «Безупречный» и «Беспощадный». Однако замысел десантной операции в полной мере оправдался. Румынские войска, понеся большие потери и оставив советским войскам трофеи, были отброшены на 8-10 км от города, что не позволяло им вести прицельный обстрел порта, тем самым существенно укрепив положение в осажденной Одессе.
Опыт десантирования в Григорьевку показал необходимость надежного прикрытия авиацией отряда на переходе морем и в районе высадки, а также необходимость иметь для ее ускорения большее количество средств доставки десантников на берег с крупных кораблей.
Флот успешно справился с эвакуацией из Одессы войск, гражданского населения и военных грузов, когда положение в городе приобрело критический характер. Эвакуация проводилась в три этапа с 1 по 15 октября. За ее время из города было вывезено 86 тыс. бойцов, 15 тыс. гражданского населения, 3625 лошадей, 462 орудия, 11 танков, 3 бронемашины, 1152 автомашины, 163 транспорта, более 25 тыс. т различных грузов[119]. При этом вражеской авиацией был потоплен только один транспорт «Большевик», шедший без пассажиров и грузов. Успех эвакуации был обеспечен, в том числе и благодаря воздушному прикрытию советской авиации. С 29 октября по 6 ноября был эвакуирован Тендеровский боевой участок в районе Тендровской косы Днепро-Бугского лимана. Кроме мелких судов, к эвакуации были привлечены крейсера «Красный Кавказ», «Червона Украина» и три эсминца. В следующие дни флот был переориентирован на основную задачу обороны Севастополя, вокруг которого с суши сжималась дуга блокады.
