Алексей Игоревич Шаханов
Привилегия выживания. Часть 1
– Ради чего нас приговорили? – медленно спросил я.
По лицу Комбата опять скользнула мимолетная ухмылка.
– Ради тех, кто может себе это позволить, – ответил он.
– Похоже, что у вас есть свой план. Что вы собираетесь делать? – спросил Смоукер.
– План есть, – подтвердил Комбат и, взглянув на часы, добавил, – и каждый должен внести свой посильный вклад. Свист, – обратился он к тому автоматчику, который нас освобождал, – они уже должны были приехать, позови сюда командиров взводов.
Автоматчик кивнул и вышел из палатки.
– Вы будете прикомандированы ко второму отделению третьего взвода, у них как раз недокомплект, – сказал Комбат, – званий формально я вас не лишаю, но с этой минуты считайте себя рядовыми до дальнейших распоряжений. Встать, смирно.
Повинуясь привычной команде, мы поднялись со стульев и выпрямились, устремив взгляд в пространство перед собой. Я вдруг почувствовал, что страх смерти, неизвестности, медленно отступает. Снова часть системы, снова винтик в большой машине, удобно и просто. Неужели жизнь совсем меня ничему не учит?
В палатку вместе с автоматчиком Свистом вошли трое, двое мужчин и женщина. Одного из них я уже видел, Комбат его Нордом называл, остальные, видимо, устраивали засаду на других маршрутах. Баллистические очки у всех троих покоились на шеях, а балаклавы были подвернуты наверх, открыв лица. Все трое казались старше Комбата.
Три взвода, как-то маловато для батальона. Но я уже догадывался о причинах. Что бы там подполковник ни пел относительно нашего дезертирства, вся эта веселая компания подчинялась высокому командованию не больше нас. И поперек приказа лезть пожелали далеко не все в батальоне.
– Товарищи офицеры, у нас пополнение, – обратился к вошедшим Комбат, – бойцы, представьтесь, имя и фамилия.
Мы назвали каждый свои.
– Скат, – продолжил Комабат, – воины поступают к тебе в распоряжение, во второе их определяй.
Самый возрастной из взводных, лет сорока, наверное, как-то неопределенно кивнул и пожал плечами одновременно, мол, как будто у меня выбор есть. Очевидно, что пополнение в рядах у него энтузиазма не вызывало.
– Личное оружие вновь прибывшим пока не полагается, любые перемещения только с сопровождающим, по одному на каждого. Информацию по окончании совещания довести до личного состава. Это всех касается. Скат, познакомь новобранцев с их командиром отделения и возвращайся, – закончил Комбат.
Скат устало смерил нас взглядом. «За мной», – мотнув головой, буркнул он и первым вышел из палатки.
Снаружи тем временем разворачивалась кипучая деятельность. Народу прибавилось, теперь здесь находилось не меньше трех десятков человек. Они освобождали территорию вокруг палатки и начали устанавливать еще две. Между стоящими в глубине зала стеллажами ездил высотный электропогрузчик, на вилах которого стояло сразу два человека. Погрузчик поднимал их на нужный уровень, и дальше они принимались вскрывать установленные на полке короба, очевидно, выискивая ценное содержимое. Еще несколько человек таскали откуда-то со двора набитые сумки и рюкзаки.
– Лычки, эмблемы, нашивки – все долой, – сказал Скат без каких–либо предисловий.
– Как к вам обращаться? – спросил Смоукер, пока мы избавлялись от знаков различия.
– Вы же слышали, Скат, вот так и обращайтесь.
Поймав наши недоуменные взгляды, он пояснил.
– Я сам не в восторге, но смысл есть, имен одинаковых много, а по фамилии… Кто вы такие, чтобы меня по фамилии звать?! А пока выговоришь «товарищ капитан», я уже состариться успею. Кстати, у самих позывные есть?
Мы назвали каждый свой. Скат на секунду задумался, потом удовлетворенно кивнул.
– Нормально, среди наших таких нет, а почему по-английски-то?
– Да еще с детства, с онлайновых игр пошло, – ответил я, – а в армии кто слышал, как мы друг друга называем, просто запоминал, ну а потом как-то привыкли все.
– Ясно. Значит так, сейчас передадим вас командиру отделения, он вами займется.
Скат развернулся и начал выискивать глазами кого-то среди трудившихся сборщиков палаток.
– Так, а что сейчас происходит-то? Что мы делаем? – спросил Смоукер.
– Кушать сейчас будем, – не поворачивая головы, ответил Скат, – мы кушать будем, не вы, на вас пока паек не расписан. Даст бог, вечером разберемся с этим. Лесник!
От общей группы отделился один из бойцов и подошел к нам. Не особо выдающегося роста парень, но широкий, как два меня в плечах, с абсолютно неподходящим к такому телосложению жиденьким юношеским пушком вместо бороды.
– Да, кэп, чего звал? – спросил он.
– Пополнение тебе в отделение, – сказал Скат и кивнул на нас, – займи их, пусть врастают, следи, чтоб не свинтили, вооружать пока не спеши.
– Лады, не вопрос, – сказал Лесник.
Скат скрылся в палатке, а «комод» добродушно осклабился и пожал каждому из нас руку. Хватка у него была железобетонная.
– Саша, – представился он.
– А Скат сказал, что вы тут только по позывным общаетесь, – удивился Смоукер.
– Ну, в общем, да, – хмыкнул Лесник.
Оказалось, что обязаловка в этом плане ограничивалась боевой обстановкой, просто для некоторых, как Скат, было проще придерживаться какой-то одной системы.
Лесник быстро пристегнул нас к общему движению. Мы вместе с остальными собирали палатки, налаживали полевую кухню, таскали продукты и воду, в итоге, несмотря на заявление Ската, нам все же перепало немного риса с говядиной.
После обеда стало слегка теплее не только в желудке, но и на душе. Однако я отдавал себе отчет в том, что пленниками мы перестали быть разве что номинально. Даже просто поговорить со Смоукером наедине не получалось, Лесник, несмотря на внешнее добродушие, вместе с еще тремя бойцами отделения не отпускал нас ни на шаг, постоянно находясь рядом. Впрочем, сам он общался довольно охотно, чем я успешно и воспользовался.
«Карантинщики» – это слово оказалось не только обозначением конкретной группы, как я поначалу подумал, ориентируясь на слова Старого, так многие горожане именовали по сути всех военных, находившихся в черте города и в оцеплении.
Тем не менее, у Старого именно на Комбата был большой зуб. После неудачной попытки гражданских прорваться в больницу во время эвакуации, 731-й батальон формально привлекли на временной основе для усиления ее обороноспособности. На самом деле с обороноспособностью там, с учетом присутствия двух танков, было все в полном порядке, собственно, в первую очередь, поэтому штурм требовавших эвакуации горожан и провалился. Другой вопрос в том, что после него часть оживших мертвых по каким-то причинам не рванула по следам разбегавшихся с площади людей, тем самым осложнив подход к больнице и выход из нее как на своих двоих, так и на колесах. Разумеется, достать людей из закрытой машины у мертвецов шансов не было, но и выбраться из машины при таком раскладе невозможно.
Конечно, танкам ничего не стоило покрошить мертвых в мелкие ошметки, только вот тихо и избирательно это сделать они были не в состоянии. Да и сама идея – как по воробьям из пушки. Здесь-то и пригодился Комбат и компания, которым поставили фактическую задачу провести зачистку площади и близлежащих территорий.
Лесник был уверен, что этим должны были заниматься «черепа», как и любой задачей, связанной с эвакуацией, но на тот момент у «черепов» работы уже было выше крыши.
Естественно, я заинтересовался, чем должен был в таком случае заниматься 731-й. Лесник посмотрел на меня с удивлением.
– А тебе Комбат разве не сказал ничего? – спросил он.
– Да я как-то и не спрашивал.
– Ракеты мы охраняем, точнее – охраняли, теперь-то хрен его знает.
– Какие такие ракеты? – опешил я.
– Те самые, большие зеленые, – хохотнул «комод».
Расспрашивать дальше я не стал. И так было понятно.
Батальон был ничем иным как спецподразделением РВСН, и вся информация о нем самом, как и о ракетах, наверняка была гостайной. Причем такой, про которую не прочитаешь на каждом третьем форуме в сети. Теперь было ясно, что имел в виду Комбат под минимизацией рисков, почему по палаточному лагерю применили именно химическое оружие.
Зачистив площадь, батальон какое-то время оставался в больнице, ожидая переброски командованием себе на смену другого подразделения. Но случиться этому было не суждено. Одна из военных частей, дислоцированная в городе, взбунтовалась. Об этом я узнал, еще когда дежурил на карантинном КПП, но не был в курсе подоплеки. Этим ребятам выпал очень хреновый жребий, они занимались охраной СЭПов и патрулированием города, то есть находились в самой гуще дерьма. Из-за этого они потеряли больше трети личного состава. Столкновения с мародерами, нападения мертвых, едущая крыша у каждого третьего в СЭПе, причем не только от нервов, буйный психоз был одним из симптомов заражения.
Командование обещало семьи военных из этой части эвакуировать в приоритетном порядке. Естественно, когда дошло до дела, нашлись более приоритетные приоритеты. Во всяком случае, Лесник так предполагал, что в принципе было довольно логично и вписывалось в общую картину.
Мятежники напали на конвой «черепов». Атака была неудачной, конвой остановить не удалось, после чего на подавление мятежа была брошена большая часть имевшихся в распоряжении командования сил, в том числе и отряд, охранявший больницу на постоянной основе, вместе со всей техникой, оставив 731-й в гордом одиночестве.
Тут-то и появилась на горизонте группа Старого. Когда на улицах пальба перешла с ружейных на артиллерийские калибры, они решили перебраться в более безопасный район, подальше от развернувшейся против мятежной военной части операции. Сначала Старый предложил Комбату помощь в охране больницы, в обмен на передачу им в распоряжение одного этажа здания и доли в получаемом снабжении. Тот, естественно, отказался, мол, коров для подоить пусть ищут в другом месте.
Через несколько дней Старый со своей бандой перехватили колонну снабжения, направлявшуюся в больницу. Еда, вода, топливо для генераторов и иные жизненно необходимые вещи доставлялись регулярно, раз в три дня. Оружие, боеприпасы, теплые вещи и оборудование приходило по запросу. Маршрут был один и тот же, кратчайший, а потому организация засады проблемы не составила. Колонна была большой и долгожданной, Комбат планировал за счет нее серьезно укрепить оборону здания, потому как операция против мятежной части затягивалась, возвращение постоянного гарнизона должно было случиться неизвестно когда.
Старый таким образом убил сразу двух зайцев, серьезно усилил свою группу, при этом 731-й оставив в довольно тяжелой ситуации. Командование не было готово отправлять новые конвои неизвестно куда, а обеспечить прикрытие конвою тяжелой техникой или закатать в асфальт Старого и компанию не входило для них в приоритетные задачи. В общем, вопрос встал ребром, и решать его надо было в кратчайшее время.
Комбат организовал проведение переговоров, на которых в итоге не появился ни один из лидеров. Он рассчитывал устранить Старого и его охрану, так сказать, отрубить змее голову, а сам Старый при этом отправил на переговоры всего несколько человек, в качестве отвлекающего маневра, и решил взять больницу штурмом. И вполне возможно, благодаря такой наглости и эффекту неожиданности, у него бы получилось, если бы на месте 731-го был кто-то еще. А так, потеряв человек сорок еще на подходе к территории, ему пришлось планы по блицкригу сворачивать.
– Как же он тогда больницу захватил? – сощурившись спросил Смоукер, который большую часть времени молчал, но явно с интересом слушал Лесника.
– А он ничего и не захватывал, – отмахнулся Лесник, – так, занял пустующее. Приказ пришел, нас в срочном порядке на аэродром перебросили.
– А здесь вы опять как оказались, тоже приказ?
– Нет, когда наверху, – Лесник ткнул пальцем в потолок, – решили, что с эвакуацией не срослось, изобрели какой-то новый план, Комбат говорил, типа, массовая передислокация войск.
– Куда? – спросил я.
– Хрен его знает, на юг куда-то, где потеплее.
– То есть вы поперек приказа пошли? – спросил Смоукер.
– Ну, не все, – поморщился Лесник, – Комбат когда объявил, что нахер весь этот маразм, что он не может на людей в городе наплевать и типа остается, сначала его вроде все поддержали. Потом начштаба толкнул телегу, что типа у нас нет права на самоуправство, кто останется, тот дезертир, преступник, предатель Родины. Ну вот, половина обосралась и поскакала высокий приказ исполнять. Ну и хуй с ними, завтра вот генералам новая моча в башню шибанет, скажут всем вешаться на ближайшем столбе в интересах Родины, интересно, что они тогда запоют, дебилы.
Меня, впрочем, интересовало другое. Комбат не такой уж «законник», каким изначально показался, скорее – хитрый переговорщик. Лесник, сам того не зная, вручил мне несколько козырей для того, чтобы попытаться с подполковником договориться, но нужно было выбрать момент.
После обеда палатки складывать никто не спешил, только убрали со столов, и началась посменная чистка и смазка оружия. Несмотря на отсутствие у нас собственного, чтоб не сидели без дела, меня и Смоукера посадили за отдельный стол, вручили автоматы и пистолеты командиров взводов и Комбата лично. Те все еще совещались и уходом за своим оружием озаботиться не могли. Разумеется, стволы предусмотрительно выдали без боеприпасов и даже без магазинов, чтобы в самом крайнем случае, если нам взбредет в голову шальная мысль хватануть патрон с соседнего стола, мы успели бы сделать максимум один выстрел. Отлично понимая всю самоубийственность подобной затеи, бойцы из отделения Лесника не особо пристально за нами наблюдали, и, наконец, удалось пообщаться с глазу на глаз, первый раз за сутки.
– Из хомута в шлейку, твою ж налево, – вздохнул Смоукер.
– Мне кажется, что обстановка посимпатичнее, чем вчера вечером, – заметил я. – Кроме того, у меня есть идея насчет следующего разговора с Комбатом.
– Если ты ему хочешь начать втирать, что он тоже дезертир, то я тебе не советую.
– Так не впрямую же. Просто не вижу других вариантов кроме разговора начистоту.
– Я вижу, – сказал Смоукер, но после паузы добавил, – правда, они все слишком дохрена рискованные. Знаешь, чего я боюсь гораздо больше? Дома творится примерно такой же пиздец, даже если бы мы вчера туда рванули, было бы поздно.
– Ты этого не знаешь, – с нажимом шепнул я, – отсутствие информации – это не более чем отсутствие информации.
– Не об этом речь, – скривился Смоукер, – ну вот представь, мы вернулись домой, и что? Твои и мои все это время сидели по хатам? Бред, там на четыре квартала один продуктовый магазин, так что если они живы, то либо эвакуировались, либо сами свалили. И куда ты их в этом случае искать пойдешь?
– Ты сдался что ли? Сам же вчера говорил…
– Не сдался я. – перебил он. – Еще нет. Просто от нас слишком мало зависит. А когда зависит – принимаем неверные решения. Если бы мы не поехали в больницу, сейчас были бы на полпути к дому.
– То есть, по-твоему, надо было сестер оставить подыхать на дороге?
Смоукер вздохнул, задумался, даже шомполом перестал в стволе автомата возюкать, но так и не ответил.
Да уж, неравенство не из самых простых, даже гипотетическое. С одной стороны, собственная семья, все самые близкие люди, которые, однако, неизвестно где и живы ли вообще, а с другой – две девушки, которых он в глаза-то первый раз видит, но здесь и сейчас, и они пары суток бы не протянули, не забери мы их вчера с собой.
– Помнишь, что ты мне сказал, когда я чувака этого на КПП убил? Ну, который карандашом медика проткнуть собирался.
– Историю помню, – ответил Смоукер, – а сказал что – не особо.
– Ты сказал, что я все правильно сделал. Я и сам понимаю это, мозгами понимаю. Но вот ни разу не легче. Мне снится иногда. Даже не он сам, его дочь с женой. Их же в город обратно отправили, не знаю, что с ними стало в итоге. И вот не хочу я об этом думать, а все равно возвращается.
– Не приписывай себе последствия чужого решения, – хмыкнул Смоукер, – ты отвечаешь за тот выбор, который есть конкретно у тебя.
– Вот именно, – усмехнулся я, довольный тем, что Смоукер сам повернул разговор в нужное русло, – так что прекращай думать, куда там наши отправились из дома. Будем делать то, что зависит конкретно от нас.
Смоукер фыркнул и, вздернув бровь, продемонстрировал мне промасленную ветошь, дескать, вот, что от нас сейчас зависит. Я только пожал плечами в ответ.
Глядя на него, я никак не мог для себя решить: он так хочет попасть домой, потому что переживает за свою семью, или это бессознательное желание вернуться назад во времени, в цепочке событий, туда, где мир надежен и устойчив, наполнен смыслом.
Впрочем, возможно, сама эта мысль есть бессознательный поиск оправдания себя. Ну то есть вот если бы сейчас выбор полностью зависел от меня, рванул бы я домой? Рванул бы, без особых колебаний. Но переживал ли я настолько сильно за свою семью? Ведь переживать надо, переживать – правильно. Или во мне просто говорит чувство вины, что все, кроме собственной жизни, ушло на тридцать третий план? Ответ был самоочевиден, не хотелось его даже в голове формулировать, не то что со Смоукером обсуждать. Тогда бы пришлось признать, что никакие жены и дочери мне не снятся, и я это сказал, только чтобы друга поддержать.
Как только мы закончили чистку и смазку оружия, «комод» придирчиво проверил нашу работу и удовлетворенно кивнул, после чего положил на стол еще два автомата.
– А это чьи? – вздохнул Смоукер.
– Ваши, – усмехнулся Лесник, – если будете себя хорошо вести, то и магазины с патронами вручим.
Вот ведь сила стереотипов, в таком виде автомат был по сути ни чем иным, как неудобной трехкилограммовой гирей, однако воодушевлению, причем, судя по лицу Смоукера, не только моему, не было предела.
Где-то через полчаса в палатке объявился Скат. Никто не вскочил и не «засмирнил», несмотря на появление офицера, похоже, к этим уставным формальностям здесь относились пофигистично.
– Ну что, соколы, готовы к подвигам? – спросил Скат, подсев за стол рядом с нами.
– Так точно, но нам вроде оружие не полагалось… – полувопросительно протянул я.
– А что, не нравится? – удивился Скат. – Могу забрать.
– Да нет, просто неожиданно как-то.
– Планы поменялись, – посерьезнев, ответил Скат, – охранять ваши морды свободных людей нет, поэтому сразу ставлю боевую задачу.
Ну конечно. Всегда есть подвох. Всегда. Меня бесило, что нас продолжает тащить по течению, не давая ни шанса сделать собственный выбор.
– Сегодня вечером машины, на которых вас везли, поедут обратно. Мы рассчитываем, что их пропустят, поэтому ворота откроются на короткое время. Занимаются этим всегда два человека. Для того чтобы ворота остались открытыми после проезда автомобилей, мы заменим этих людей на вас двоих.
Мы со Смоукером коротко переглянулись. Заменим, бля, это теперь так называется.
– Вы изобразите поломку механизма, – продолжал Скат, словно не заметив нашего замешательства, – и задержите закрытие ворот до соответствующей команды. Принцип понятен?
Не дожидаясь ответа, он встал со скамейки и хлопнул в ладоши.
– Детали будут доведены на брифинге взвода позднее. Вопросы?
– Товарищ капитан, – начал я осторожно, «Скат» как-то не шел на язык, – задача ясна, но, честно говоря, дело у вас, кажется, довольно ответственное, а боевой опыт у нас с товарищем не очень большой…
– Все получится, соколы, я в вас не сомневаюсь, – прервав меня, хмыкнул Скат и удалился.
– То есть они больницу сегодня брать собираются, – протянул Смоукер, понизив голос, когда Скат отошел на достаточное расстояние.
– Ясен хрен, – откликнулся я вполголоса, – зачем бы они так напрягались, чтобы тачки без единого выстрела захватить? Они были им без повреждений нужны.
– Так передние колеса у внедорожника все в дырках от «паутины».
– Подозреваю, что с них станется замену найти, меня больше другое волнует.
Смоукер вопросительно воззрился.
– Ты знаешь, почему именно мы? – начал я с вопроса.
– Аа, вот ты к чему про боевой опыт…
– Машины – это отвлекающий маневр, атаковать они будут через главный вход, поэтому ворота и нужны открытыми.
– Ну да, логично, – согласился Смоукер.
– Так вот, когда с воротами будет заминка, если люди Старого что-то заподозрят, мы ляжем первыми.
Смоукер только тяжело вздохнул в ответ.
Комбат все просчитал. Люди на воротах рисковали больше всего, подставляя спины под пули, так зачем рисковать своими бойцами? Мы же были идеальными кандидатами. Военные, поэтому проще отдать приказ. А самое главное – только что бывшие в плену у группы Старого, поэтому Комбат точно знал, что мы не переметнемся. Ему даже не нужно было быть уверенным в нас лично. Если из путешествия, в которое нас Старый отправил, мы вернемся живыми, он нас сам прикончит в первую очередь.
Чистка оружия закончилась, но магазинов с патронами вполне ожидаемо мы, в отличие от всех остальных, не получили. Не заслужили, видать. Впрочем, у меня стали закрадываться сомнения, что Комбат в принципе собирается рисковать адекватно нас вооружать.
Пока мы вместе с другими собирали палатки, генераторы и провиант и грузили по машинам, народу вокруг явно поубавилось. Как объяснил Лесник, второй взвод, которым руководила женщина с позывным «Тельма», уже выдвинулся. Они должны были малыми группами проверить маршруты для подхода основных сил, после чего скрытно занять огневые точки вокруг больницы для обеспечения наблюдения и прикрытия.
Через некоторое время всех повзводно собрали на брифинги. В нашем оказалось человек тридцать. В отсутствие достаточного количества стульев, а также какой-либо карты или схемы, мы просто образовали широкий круг, в центре которого Скат, раскопав где-то пару мелков, прямо на бетонном полу довольно скрупулезно изобразил больницу, площадь и окружающие здания и дороги.
Дальше он принялся объяснять каждому отделению их задачу, отдельно остановившись на нас со Смоукером, представив нас взводу, дотошно распедаливал, где мы должны находиться, куда бежать, что делать и тому подобное.
Общая задача, как я и предполагал, сводилась к атаке через главный вход. Все три отделения до начала операции должны были веером распределиться за последним рядом зданий со стороны фасада больницы по позициям, которые нам укажет второй взвод.
По наступлении темноты внедорожник и «скорая» начинают свое движение отсюда, с базы. Одновременно наш взвод перемещается на огневые позиции на краю площади. Как только автомобили выезжают на площадь с северо-запада, отвлекая тем самым внимание наблюдателя в больнице, наше, второе отделение, начинает продвигаться к воротам с юго-запада. Идея была в том, чтобы прибыть почти одновременно, с небольшим опозданием после машин.
Как только внедорожник встанет напротив ворот, и их откроют, главный вход, если внутри кто-то будет следить, ослепят фарами, наблюдатели же наверху наверняка сосредоточатся на остальной части площади. Окно будет секунд в пятнадцать не больше. За это время второе отделение должно было ликвидировать людей на воротах и вытащить тела на площадь за ближайшую машину, а мы со Смоукером должны были, предварительно скинув белые маскхалаты, выйти к воротам.
Как только автомобили доберутся до подземного гаража, и там начнется стрельба, взвод по команде в полном составе устремляется к главному входу и занимает первый этаж.
– А если наблюдатели нас все же заметят? – спросил Смоукер, терпеливо дождавшись предложения Ската задать вопросы.
С языка снял, блин. Наблюдателям, окажись у них «ночник», достаточно будет одного взгляда в нужную сторону, чтобы спалить подход нашего отделения за километр.
– Во-первых, наблюдатель один, – терпеливо, но довольно снисходительно объяснил Скат, – во-вторых, мы знаем его позицию, в-третьих, если он вас заметит, им займется Тельма.
На словах все звучало довольно грамотно и красиво, за исключением, естественно, моего и Смоукера выхода на сцену. Это был тот случай, когда оказаться правым неприятно до тошноты. Смена людей на воротах явно была самым слабым звеном во всей цепочке действий, хотя задумка офицеров была вполне понятной. Раздергать находящихся в больнице, атаковать сразу в двух точках, причем уже находясь внутри здания, избегая лишних потерь и сея панику в стан врага.
После брифинга Лесник решил познакомить нас с отделением. Я пожимал руки, кивал, шесть раз произнес свой позывной, но из отделения никого не запомнил. Все происходящее стало фоном, настолько я сосредоточился на себе и мыслях о предстоящем.
Ожидая приказа, мы просидели часа два, наверное. Чтобы хоть как-то занять себя, досконально изучил схему, нарисованную Скатом, пытался в мельчайших подробностях вспомнить все время нахождения в больнице, откуда куда нас водили, помещения, коридоры, каждую лестницу.
Смоукер, наоборот, старался отвлечься, вместе с отделением травил тупые бородатые анекдоты и армейские байки.
Наконец появился Скат, предложил всем быстро справить нужду и перекурить, на что предоставил десять минут. Дальше построение, экипировка бронежилетами всех, кроме нашей пары, разумеется, потом облачение в белые маскхалаты. Но совсем без внимания Смоукера и меня не оставили, нагрузив здоровыми рюкзаками и медицинскими сумками. Патроны так и не выдали.
Всей толпой нас благоразумно не пустили, чтобы не привлекать лишнего внимания мертвецов, на маршрут выходили по отделениям, с интервалом в пять минут. На улице Лесник растянул нас в колонну с дистанцией шагов в десять между бойцами и повел строго посередине дороги.
Погода благоволила, снегопад стал тише, но все еще серьезно ограничивал видимость, что для атаки подходило как нельзя лучше, лишь бы не прекратился до темноты.
Добравшись до здания почти напротив больницы с обратной стороны, мы поднялись на второй этаж, где были встречены Тельмой в сопровождении одного из бойцов второго взвода. Там мы оставили рюкзаки и сумки, Лесник получил указания насчет места ожидания, где нам предстояло скоротать время до темноты.
На выходе мы наткнулись на ожившего мертвого. После этого я вынужден был внутренне признать, что оставить меня и Смоукера без патронов было очень грамотным решением, в противном случае мы бы, психанув и начав пальбу, похоронили бы всю операцию еще до ее начала. Смоукер даже вскинул автомат, забыв на нервах, что стрелять нечем.
Ребята Лесника же среагировали спокойно и эффективно, как того и требовала ситуация, – повалили мертвеца на землю, после чего «комод» собственноручно успокоил того на веки вечные ударом ножа в мозг через глазницу.
За время нашего пребывания на предстартовой позиции, мертвецы побеспокоили нас еще дважды, впрочем, абсолютно с тем же результатом.
– Все-таки не понимаю, – протянул я вполголоса, глядя на неподвижное тело в снегу неподалеку.
– Я тоже, – согласился Смоукер, – что мы им дались, могли бы друг друга спокойно жрать.
– Да не об этом речь, – поморщился я, – как они в принципе двигаются? Тело после смерти не генерирует тепло, температура ниже нуля, знаешь, что происходит в такой ситуации?
Смоукер только вопросительно вздернул бровь.
– Человек из воды состоит на три четверти, – пояснил я, – они должны были бы превратиться в ледяную статую.
– Я где-то читал, что вода может не замерзать при минусе, – хмыкнул он.
– Ну да, только для этого условия нужны определенные…
– А рыбы в Арктике как плавают? Там температура воды постоянно ниже нуля.
– Это не аргумент, – отмахнулся я, – они ж не мертвые плавают, кроме того, у них белок специальный в крови есть.
– Да я тебя и не убеждаю ни в чем, – пожал плечами Смоукер, – или ты реально думаешь, что мы вот сейчас научную дискуссию ведем? Разберемся за сигареткой в проблеме, об которую люди сильно поумнее нас голову сломали.
– А ты мне предлагаешь размышлять о том, как мы сегодня в очередной раз можем запросто подохнуть?
Смоукер снова пожал плечами. Но ему и самому наверняка хотелось хоть ненадолго забыть о том, в каком положении мы сейчас находимся.
– Я помню, что ты вчера говорил, – после паузы сказал он, – возможно, ты прав, и они на самом деле живые, ну, в каком-то смысле этого слова.
– Именно. Да, сердце не бьется, да, дышать им не нужно, но мозг же как-то работает? И мышцы тоже. Даже в минус.
– Может, у них свой белок есть, как у рыб.
– Какой белок, у каких рыб? – заинтересовался Лесник, подходя и подкуривая сигарету.
– Арктических, – откликнулся Смоукер. – Они не замерзают, хотя температура воды ниже нуля.
– Хера себе, серьезно? – «комод» выказал искреннее изумление. – А у меня, короче, случай был, пошли мы как-то с батей на рыбалку зимой…
В общем, дальше околонаучная дискуссия не пошла.
С наступлением сумерек наше отделение переместилось южнее, во двор, откуда через низкую арку между домов мы должны были попасть непосредственно на площадь.
Лесник достал откуда-то два набедренных подсумка и протянул каждому. Внутри оказалось по паре снаряженных магазинов.
– Начальство дало добро, – прокомментировал он неожиданный фестиваль щедрости, – сейчас уже будем начинать.
Мы с плохо скрываемой радостью принялись торочить подсумки к ремню и примыкать магазины к автоматам.
– Только учтите, – добавил Лесник, – шмальнете раньше времени, или кому-нибудь из нас в спину – руки-ноги повыдергаю.
Не только он, все отделение теперь вело себя с нами значительно осторожнее: старались не поворачиваться спиной, все время держали в поле зрения, откровенно на прицел не брали, но я видел – стреляющая рука практически все время покоилась на ствольной коробке, готовая в любой момент соскользнуть к пистолетной рукояти автомата.
Долго, впрочем, испытывать давление подозрительных взглядов не пришлось. Радист поднял руку, требуя тишины, секунд пятнадцать молчал, прижимая наушник к голове, доложил, что принял информацию, после чего сообщил, что машины выдвинулись с базы.
Лесник кивнул, построил нас в колонну по два так, что наша со Смоукером пара оказалась во втором ряду, и наскоро объяснил больше для нас двоих, разумеется, порядок движения: «Строго и сразу за тем, кто впереди, третья и четвертая пары – движемся, если есть место за укрытием. С предохранителя без команды не снимать».
Мы вышли под арку, «комод» остановился у самого края, выглянул налево за угол и замер, очевидно, ожидая появления на площади с севера внедорожника и «скорой».
Ждать пришлось всего минуты три, но за это время пульс успел прыгнуть ударов до ста двадцати в минуту и обратно. Ощущения были сродни первым прыжкам с парашютом, когда, уже поднявшись с места, развернувшись к хвосту и уткнувшись мордой в парашют впередистоящего, изредка посматривая из-за его плеча через распахнутые створки люка на далекую землю, разрываешься пополам между желанием поскорее услышать вой гребаной сирены и рвануть вперед, и таким же сильным желанием увидеть, как створки люка закрываются, всех сажают на места, а самолет разворачивается для захода на посадку. Один в один, разве что здесь тишина стояла просто чудовищная, начинало казаться, что я слишком громко дышу.